2
Чегодов вызвал по телефону такси и поехал провожать Георгиевского. Профессор жил на другой стороне Дуная, в небольшом городке Земун, в собственном доме, на слабо освещенной улице Деспота Джурджа. Нужно было решить ряд организационных вопросов в связи с открытием съезда. Но, едва усевшись в машину, Георгиевский сказал:
- А вы знаете, я носом к носу столкнулся сегодня с Марией Демьяновной! Уж не готовит ли она что?
- Вряд ли! Приезжала, наверно, в Белград нелегально в театр. Здесь танцует Карсавина! Я смотрел ее вчера. Чудо какое-то! - Для Чегодова Мария Демьяновна Дическул, бывший член исполбюро, одна из основателей - идеологов организации, с позором изгнанная из союза, а потом при его, Чегодова, участии высланная из Белграда, была прошедшим этапом, неприятным, но, видимо, необходимым. Ему хотелось перевести разговор на другую тему.
Профессор озабоченно шмыгнул носом и, щурясь, зло заметил:
- Вы все-таки скажите о ее приезде Губареву, змея-Мария на все способна. Кстати, он не придет на съезд? Вы послали ему приглашение?
- Удобно ли ему? Шеф русского отдела белградской тайной полиции на съезде террористической организации! Неплохой заголовок для любой левой газетенки. Я удивляюсь, как начальник полиции разрешил этот съезд! Это только вы могли его уломать.
- Только я! - подтвердил профессор и задумчиво продолжал: - Сначала категорически отказывал. Но когда я рассказал, что мы собираемся печатать свою газету и подлисток в Германии, и о том, что мне обещали визу и я буду просить его санкции уехать в Берлин, где надеюсь получить аудиенцию у самого Гитлера... - Он посмотрел на отделявшее их от водителя толстое стекло. - Правда, я сказал ему не совсем так.
- Ну и что?
- Когда я намекнул насчет аудиенции с фюрером, он заколебался в своем первоначальном решении и сказал: "Я подумаю и завтра-послезавтра позвоню". Полагаю, он связан с немцами.
- Сейчас все стараются с ними связаться. Только как они всем угодят? Сербам и хорватам, нам и самостийным украинцам и казакам. Еще год назад мы пели другие песни. - Чегодов знал об альянсе с японцами и поляками, был склонен предполагать, что профессор связан и с Интеллидженс сервис, и намекал на его прежние, весьма негативные суждения о нацистской Германии и об их вождях.
- Знаете что? - По тому, как Георгиевский ощерился и закивал головой, Чегодов понял, что генсек сделал какой-то неожиданный для себя вывод. - Мне хотелось бы дать вам весьма сложное и деликатное поручение. Вы понимаете, что наш съезд привлекает внимание многих разведок, поскольку мы располагаем в какой-то мере обученными кадрами, готовыми к борьбе с коммунизмом любыми средствами. И разумеется, каждая разведка пошлет на наш съезд своего наблюдателя - поглядеть на наши кадры. Не так ли?
- Не обязательно, Михаил Александрович. Полагаю, их больше интересует не наша гостиная, а кабинет и спальня.
- Не только! Всякая осведомительная служба желает охватить все области жизни, ибо, - профессор поднял палец и кому-то погрозил, - ибо она сама не что иное, как элемент этой жизни.
- Инстинкт самосохранения!
- Я имею основания предполагать, что за нами будут наблюдать и немецкие и советские разведчики.
- Как за невестами на смотринах, - фыркнул Чегодов.
- Именно! И нам нужно знать своих женихов и кое-кому дать от ворот поворот. По списку. Он далеко не полный. Да и вряд ли туда попадут интересующие нас лица. - Он шмыгнул носом и полез в карман.
Машина катила по тихим безлюдным улицам Земуна. Вот и улица Деспота Джурджа, 11. Профессор выбрался из автомобиля, протянул шоферу стодинарку и сказал:
- Вы подождите немного, а потом отвезете моего друга обратно. Олег Николаевич, пройдемтесь и закончим наш разговор. Всего разослано девятьсот пятьдесят приглашений, - продолжал он, пройдя шагов двадцать и остановившись у фонаря, - четыреста пятьдесят розового цвета дано в распоряжение членов союза, вот список, - и он протянул Чегодову несколько сложенных вчетверо листов. - Триста зеленых дано русским организациям и двести голубых - наших хозяевам - сербам. Кроме того, мы по-своему пометили билеты для каждой организации. Вот, пожалуйста! Вам придется установить около двухсот лиц, из коих добрая половина югославов, что весьма усложняет вопрос. Байдалаков вас уже инструктировал?
- Проверку лиц думаю свести к следующему: гостя в зависимости от пригласительного билета подведем к соответствующему столику, установленному в вестибюле или в фойе, чтобы пронумеровать билет. Там его встретят три-четыре члена союза, представятся, спросят, где и с кем ему удобней будет сидеть, предложат познакомиться с литературой, проводят на место и сделают исподволь все, чтобы установить его личность. А за твердыми орешками будем наблюдать.
- Байдалаков предупреждал о возможных эксцессах. Поэтому нужно вдоль стен зала, справа и слева, поставить людей, часть из них вооружить, они, кстати, займутся наблюдением за интересующими нас лицами и за тем, как будет реагировать публика на каждое выступление.
- Меня смущает одно, - почесывая затылок, начал Чегодов, - где я наберу столько народу? Понадобится человек семьдесят.
- Обойдетесь полусотней!
- А если хлынет народ в последние минуты? И снаружи нужно кого-то иметь! Камень кто швырнет, из пугача выстрелит - вот и паника.
- Мобилизуйте наших дам. Пусть усаживают делегатов! - Георгиевский посмотрел на часы, - Завтра еще поговорим, время позднее. Спокойной ночи! - И протянул руку. - А насчет паники, пусть поднимается! Худая слава по свету бежит, а добрая за печкой сидит! Гитлер на скандалах, драчках да в пивных путчах создал себе популярность!
"Ты, кажется, трусишь, генсек, поэтому и много даешь наставлений. Хованский говорил сегодня, что наш союз хотят прибрать к рукам немцы. Вот за их разведчиками надо особенно наблюдать, - думал Чегодов, стоя на тротуаре в ожидании, пока не закроется за профессором калитка. - Цели у нас с немцами, извините, разные!"
Усаживаясь в машину, которая тут же покатила по безлюдной улице, Чегодов уже раздумывал о "деле Дическул".
3
"Дело Дическул" имело свою сложную предысторию. Как известно, активная русская эмиграция в главной своей массе состояла из расформированных частей белой армии. Не теряя надежды на скорое возвращение на родину и новый поход на большевиков, воинские чины, перешедшие на положение простых беженцев, сохранили связь между собой и своим командным составом. Так возникла самая многолюдная и авторитетная организация, именуемая РОВСом - Русским общевоинским союзом, с центром в Париже.
Понимая, что советская разведка непременно зашлет в формирующиеся организации своих людей, генерал Кутепов еще в Галлиполи, в 1921 году, носился с мыслью создать из проверенных и надежных офицеров своего Первого корпуса разветвленную разведывательную и контрразведывательную сеть под названием "Внутренняя линия", чтобы прибирать к своим рукам все белоэмигрантские организации, давать им направление, выявлять большевистских агентов.
Когда на Галлиполи стало известно, что воинские части будут переведены на Балканы и спаянный железной дисциплиной кутеповский корпус может быть расформирован, возникла мысль о создании "дружеского объединения". Душой этой идеи были подпоручик Давац, капитан Орехов, полковники Савченко и Рыбинский. Кутепов их идею одобрил. Было созвано совещание, на котором присутствовало около тридцати командиров частей, тогда и возникло "Общество галлиполийцев".
Шли годы. Надежды на интервенцию, на скорый поход в Россию растаяли. Не оправдался и расчет на восстание недовольного крестьянства. Союзники, хочешь не хочешь, признали новое социалистическое государство. РОВС организует переброску террористов в Советский Союз. Героями дня становятся Савинков, Мономахов, Захарченко-Шульц... Куются заговоры.
Потребовались молодые, смелые, неискушенные люди - фанатики белой идеи!
А тем временем, словно грибы после дождя, появляются новые и новые эмигрантские организации, они выходят из-под контроля, осуждают вождей, своих бывших кумиров, предлагают свои рецепты, конечно, не без помощи инразведок. Тогда и начала действовать "Внутренняя линия" во главе с Кутеповым.
А подспудная, хитроумная борьба за души все усложняется и обостряется. Молодежь все чаще восстает против "битых отцов", выходит из-под влияния РОВСа, который требует почти воинского подчинения. Обстановка в эмигрантском мирке напряжена до предела. И вдруг генерал Кутепов таинственно исчезает.
В газетах замелькали сенсационные сообщения, домыслы, поползли слухи, вызывая в сердцах "капитанов", "корнетов", молодежи разочарование, потерю веры. Связь РОВСа с НТСНП нарушается. Поводом для этого разрыва послужила гибель посланных по каналам РОВСа в Советский Союз через границу Румынии членов НТСНП Ирошникова и Фроловского.
Листовки и подлисток "За новую Россию", предназначенные для советского читателя, по-прежнему переправляются в СССР по каналам РОВСа; по-прежнему часть собранных в "Фонд спасения родины" денег отчисляется "новопоколенцам"; не отменен еще приказ, разрешающий вступление воинских чинов в НТСНП, с тем, чтобы при первом же призыве они покинули его ряды; ротмистр Кемеровский, секретарь IV (югославского) отдела РОВСа и участник в подготовке и переброске диверсантов и террористов в СССР, все еще ходит в "женихах" у члена исполбюро НТСНП Марии Демьяновны Дическул.
Но однажды, вернувшись со службы домой, Байдалаков заметил, что кто-то рылся в его вещах и бумагах, исчезло два письма. И хотя в них ничего особо секретного не было, они все же имели отношение к взаимоотношениям НТСНП и РОВСа.
Охраняя свою "самостоятельность", руководители союза, принимая к себе членов РОВСа, зорко за ними следили. Под наблюдение были взяты несколько человек из недавно образованного при белградском отделении союза "Офицерского звена". Но этого Байдалакову казалось мало, и он обратился за советом к заведующему русским отделом белградской тайной полиции Губареву. Тот предложил назначить весьма опытного в сыскном деле агента - Георгия Сергеевича Околова начальником контрразведки НТСНП.
Прошло немного времени. В одну из суббот ротмистр Комаровский пригласил Марию Дическул на танцевальный вечер, который устраивал какой-то офицерский кружок. По окончании вечера Мария обнаружила, что в ее сумочке нет ключа от квартиры. Сумочку она оставляла на столе, когда уходила танцевать с Комаровским или сидевшим в их компании доктором Линицким.
Решив, что ключ она забыла дома или потеряла, Дическул не придала пропаже большого значения и лишь посетовала, что придется будить тетку.
На другой день, придя в клуб НТСНП, Мария вскользь, в шутливой форме рассказала о веселом офицерском вечере и о потере ключа.
Однако Байдалаков и Георгиевский, узнав о случившемся, всполошились: ведь под подозрением был доктор Линицкий, один из взятых под наблюдение офицеров! Тень падала и на самого Комаровского. Исполбюро НТСНП сообщило о случае пропажи писем и ключа белградской полиции, указав подозреваемых ими лиц.
Через неделю Околов узнал, что Дическул и ее тетушка приглашены Комаровским на премьеру в русский театр, известил о том полицию, высказав предположение о возможной выемке секретных документов большевистскими агентами, и передал изготовленные заранее ключи.
Полиция устроила в квартире засаду. Около десяти часов ничего не подозревающий Линицкий, отперев дверь, вошел с двумя товарищами в квартиру, и тут же все трое были сбиты с ног, схвачены и отправлены в наручниках в Главнячу. О Главняче - так называли главное управление тайной полиции Белграда - Линицкий наслушался предостаточно: там люди либо сознаются во всем, либо остаются калеками. Линицкий сразу же указал на Комаровского как на главного инициатора операции.
Начальник полиции, занявшийся этим делом лично, не мешкая направил своих агентов в Русский дом за Комаровским. А те, не зная сути дела, арестовали его и со свойственной им грубостью его даму, которой оказалась Мария Дическул.
Обругав агентов и извинившись перед Дическул, начальник полиции велел отвезти Марию домой. Проведя бессонную ночь, обиженная недоверием руководства союза, грубостью полиции, расстроенная вероломством жениха и не веря еще до конца всему происшедшему, она кинулась на другое же утро к Байдалакову. Но тот, зная ее бешеный нрав, предпочел не оказаться дома. Тогда она поехала к Георгиевскому в Земун. Профессор постарался убедить ее в правильности действий исполнительного бюро, в том, что Комаровский и Линицкий - это агенты Москвы, и уговаривал выступить против них главным обвинителем и свидетелем. Она заявила, что Комаровский и Линицкий поступили с ней подло, но никакие они не агенты, а просто выполняли поручение РОВСа. Она запальчиво сказала, что союз относится к РОВСу с циничной бесцеремонностью, обзывая даже в печати его руководителей выжившими из ума генералами, а в то же время пользуется его каналами для переправки в Советский Союз подпольной литературы и не брезгует его деньгами.
Дическул была остра на язык и отлично разбиралась в кухне НТСНП, поскольку занимала должность казначея при исполбюро и была посредницей между "союзом" и РОВСом.
Дело дошло до размолвки.
День был воскресный, у русской церкви устраивалось нечто вроде гулянья, тут только и было разговору, что о вчерашнем происшествии. Тон задал генерал Барбович, ругали на чем свет стоит "нацмальчиков". Сам генерал из церкви отправился к начальнику полиции, чтобы защитить своего адъютанта и его товарищей, которые стали жертвой интриганов НТСНП, этих гнусных провокаторов и врагов РОВСа.
Но уверения генерала не поколебали начальника полиции. При ночном обыске, произведенном в квартирах арестованных, были найдены письма Байдалакова и некоторые материалы, касавшиеся "Внутренней линии", которые весьма заинтересовали не только белградскую полицию, но и разведку генштаба. Бюрократическая машина была пущена.
Скандал разрастался. Вожаки НТСНП утверждали, что арестованные являются если не прямыми, то косвенными агентами НКВД, генерал Барбович клялся, что они ярые враги большевиков. Дическул взяла сторону жениха. Мнение широкой публики разделилось, но подавляющее большинство всячески осуждало затеявших этот ненужный скандал "нацмальчиков" и их вожаков-авантюристов.
Позиция, занятая Дическул, принудила исполбюро вывести ее из своего состава. Надеясь на поддержку членов НТСНП, среди которых она пользовалась известным авторитетом, она подала заявление о своем уходе. И одновременно послала в отделы и отделения союза письма с целью реабилитировать себя и подорвать авторитет испод бюро. Дическул описывала происшедшее в выгодном для себя свете.
Экзальтированная, с идеалистическими понятиями о свободе, она мечтала стать русской Шарлоттой Кордэ с тем, чтобы, убив русского Марата, добровольно отдаться в руки властей и с благородной решимостью, героиней, взойти на эшафот. Не обладая острым умом и большой наблюдательностью, она все-таки раскусила и корнета Изюмского полка Байдалакова, и профессора Георгиевского, поняла их политическую весьма извилистую линию, довольно шаткие идеологические позиции и далеко не бескорыстное служение "делу".
Будучи причастной к закрытой работе, она считала, что союз, чтобы остаться чистым и независимым, должен использовать для переброски людей и литературы в СССР только каналы РОВСа и ни в коем случае не связываться с иностранными разведками.
Между тем состоялся суд, который присудил к тюремному заключению на два года Линицкого, а его товарищей, проникших в квартиру, - на шесть месяцев. Кемеровскому было предложено немедленно покинуть пределы Югославии.
Открытый разрыв союза с РОВСом вызвал бурю во всех концах русского рассеянии. Союз лишился права пользоваться "Фондом спасения родины" и оказался в весьма стесненных обстоятельствах. Совет союза решил создать свой собственный фонд. Но это мероприятие не увенчалось успехом. Деньги поступали медленно и в мизерных количествах. К тому же отказали в постоянной субсидии и некоторые частные жертвователи. Редакция газеты оказалась накануне банкротства. Под угрозой был выпуск даже ближайшего номера. А это была уже катастрофа.
Вожаков НТСНП лихорадило. Нужны были деньги. Белградский центр, где было сосредоточено руководство организаций, стал искать связи с иностранными разведками или их генеральными штабами.
На закинутые удочки первыми клюнули японцы.
Тем временем в РОВСе разразился новый скандал. При таинственных обстоятельствах исчез после Кутепова генерал Миллер.
Об исчезновении Кутепова и Миллера возникло немало версий. Самая, пожалуй, правдоподобная сводилась к следующему. Вожаки РОВСа не хотели, да и не могли, работая в тесном контакте с Интеллидженс сервис, Сюрте-2 и прочими разведками большой и малой Антанты, близко связываться с бывшим врагом России - немецкой разведкой. А гестапо и абвер делали все возможное, чтобы посадить во главе РОВСа своего ставленника генерала Скоблина, тем более что в Болгарии Клавдий Фосс, руководитель "Внутренней линии" (разведки и контрразведки), лично готовивший и перебрасывавший диверсантов, шпионов и террористов в СССР, был их агентом.
Предысторией к исчезновению генералов являлось дело о выемке документов из архива генерального штаба Германии. Сфабрикованные по поручению Гейдриха Скоблиным (правой рукой Кутепова, а потом Миллера) и полковником Шпейделем (в то время военным агентом Германии в Париже) "с целью дискредитации известных военных деятелей враждебной страны", они были подсунуты самим Гейдрихом в сейф генштаба рейха. А вслед за тем "похищены" известным медвежатником по кличке Аристократ и переданы, верней проданы, некой иностранной разведке, которая, в свою очередь, перепродала их дальше. В этом деле принимал деятельное участие в то время восходящая звезда разведки Скорцени.
Гейдрих и Шпейдель рассчитывали, что все сойдет гладко, и ошиблись... Скоблин спасся только благодаря нерасторопности дежурного генерала. Генерал Миллер после исчезновения своего предшественника генерала Кутепова понимал, что его может постичь та же участь, и потому ходил в сопровождении охраны, а когда отправлялся на конспиративные встречи один, то оставлял записку в запечатанном конверте, этот конверт дежурный генерал обязан был вскрыть и предпринять соответствующие меры по прошествии указанного часа. Но все-таки Миллер исчез, а генерал Скоблин, ближайший сотрудник Кутепова и Миллера, благодаря растерянности дежурного генерала ускользнул из рук ровсовцев, французской полиции, правда, не успев даже предупредить жену, известную певицу Плевицкую, тут же арестованную и осужденную на пятнадцать лет тюрьмы.
Исчезновение двух белогвардейских генералов взволновало русскую эмиграцию, НТСНП ударило в барабаны. Французский отдел на открытом собрании обвинил руководство РОВСа в покровительстве агентов советской разведки, якобы возглавляющих "Внутреннюю линию".
Скандал разрастался. Возмущенные русские беженцы на все корки ругали "нацмальчиков".
Засим согласно строгому иерархическому порядку и бессмысленной субординации РОВС возглавил престарелый генерал Архангельский, который после бури все-таки пошел на соглашение с НТСНП.