3
Шла всенощная, прочитали четвертое евангелие, пропели "Разбойника благоразумного". Стоя в опьяняющем полумраке церкви, одурманенный дымом ладана и чадом восковых свечей, которые зажигали во время чтения каждого евангелия, завороженный блеском огромных бриллиантов, изумрудов, кроваво-красных рубинов и небесно-голубых сапфиров, которыми были усыпаны митры митрополита и епископа, смотря на оранжевое мерцание лампад и слушая повесть о развернувшейся двадцать веков тому назад трагедии, Алексей думал: "Так вот она, сила церкви, и это еще православной, с ее алчными и дикими бородачами попами, у которых только и забота - жрать, пить да рожать детей; с ее маленькими тесными церквушками, вечно пьяными дьячками и вороватыми церковными старостами. А что говорить о католической, этой хитрейшей из церквей..." Его мысль оборвал устремленный на него пристальный взгляд. Алексей истово перекрестился, сделал поклон и через плечо увидел Ирен Скачкову. Она, видимо, только что вошла и, прислонившись к двери, кого-то искала глазами. Увидав Павского, который стоял все это время у колонны не шелохнувшись, как солдат на часах, Ирен удовлетворенно кивнула головой и неторопливо пошла к выходу.
Алексей посмотрел на стоявшего впереди Скачкова. Он явно нервничал, нетерпеливо, как норовистая лошадь, переминался с ноги на ногу и опасливо поглядывал на Павского.
- Исполаети деспота! - рокотал низкой октавой протодьякон.
- Вонмем! - отозвался дребезжащим старческим голосом митрополит, поднимая руку для крестного знамения, чтобы благословить стоящего перед ним с раскрытым евангелием протодьякона. И, закрыв глаза, пел:
- Во время оно...
Скачков, пригнув голову, на цыпочках пошел из зала. И почти сразу же за ним Алексей...
Минут десять спустя, в той же очередности, сначала Скачков, потом Хованский заняли свои места в церкви. Никто на их уход и приход не обратил внимания, служба продолжалась. Павский по-прежнему стоял истуканом, выпятив грудь и задрав голову.
Всенощная наконец закончилась. Кадеты с горящими свечами "вольным шагом" направились в казармы. Дул ветерок и гасил свечи, хотя они несли их осторожно в ладонях, надеясь донести до казарм, чтобы начертить копотью на стене крест.
Алексей, так и не увидев Чегодова, вышел из душной церкви во двор, окруженный стенами, фортами и зданиями, с плацем и упиравшимся в лазарет садом.
Луна еще не взошла. У крепостных ворот на фоне белой стены чернели силуэты людей. "Подойду! - решил Алексей. - Может, Кучеров или Хранич. Завтра Первое мая. Послезавтра пасха..."
- Алексей Алексеевич! К нашему шалашу! - ласково встретил его генерал Гатуа.
Он стоял в окружении трех с иголочки одетых офицеров. В одном из них Алексей сразу же узнал высокого и как доска плоского полковника Павского.
Рядом плотный, грудастый и весь какой-то квадратный офицер в морской форме, капитан Берендс. Его Алексей уже видел в квартире Гатуа. Чуть подальше войсковой старшина Мальцев. Лицо его, обрамленное черной бородкой а-ля Николай II, казалось красивым, но улыбка была неприятной, даже отталкивающей.
- Честь имею! - протягивая Хованскому большую узкую руку с цепкими длинными пальцами, холодно процедил Павский. - Мы уже знакомы.
- Рад встрече, капитан! - сказал Мальцев.
- Здравствуйте! Честь имею! Какая теплая ночь. А днем и солнца не вижу, так занят, вздохнуть некогда. Налаживаю гидростанцию. Свет хочу поскорее дать.
- Иван Иванович тоже будет сеять свет в души наших юных кадетиков, - сказал Берендс и вдруг повернулся к подходящей паре: - О, госпожа Скачкова! Господин Скачков!
- Добрый вечер, Людвиг Оскарович, добрый вечер, Александр Георгиевич, - проворковала Ирен Скачкова, протягивая для поцелуя руку.
Алексей уже отлично понимал, что Скачковы охотятся за документами Кучерова. Теперь главное - опередить их: договориться с Кучеровым и сфотографировать эти документы. Но знакомство с генералом еще не давало Алексею убежденности, что он сумеет близко сойтись с Петром Михайловичем и убедить его расстаться с секретными списками.
Тем временем Павский щелкнул шпорами, поцеловал в глубоком поклоне руку Ирен, с шумом всосал, словно обжигаясь, в себя воздух, всхлипнул и проблеял:
- Увы, цивилизация безжалостна, и не за горами то время, когда по ночам уже не будут петь соловьи...
- Все идет своим чередом. Но сеять свет можно и в темноте, а темноту среди света! Хе-хе! - заметил Берендс.
- Мадам, господа, желаю доброй ночи! - произнес Павский и направился навстречу появившейся на садовой дорожке какой-то женщине в белом платье.
- Новый вздыхатель Грации! - зло бросила ему вдогонку Ирен, но достаточно тихо, чтобы он не услышал. - Представляю себе эту Грацию, когда ей пойдет пятый десяток!
Маленький, на вид щуплый, но ловкий и сильный есаул Скачков дернул супругу за рукав, и, как заметил Алексей, глаза капельмейстера духового оркестра сверкнули злобой.
"Эта пара не очень-то ладит! - подумал Хованский. - Сразу видно, они не супруги, а партнеры..."
- Грация работает секретарем у директора и у начальника хозяйственной части корпуса генерала Кучерова, - вдруг сказал хитровато Берендс. - Гликерия - значит сладкая! А сегодня страстной четверг, великий пост! Посему...
"Странные намеки. - Алексей старался не пропустить ни единой реплики, которые бросали офицеры, для него каждая мелочь имела значение. - Значит, Павский встречается с секретаршей генерала Кучерова".
- После всенощной прошу ко мне на разговенье! - сказал хлебосол Гатуа и стал прощаться.
- Разрешите, Александр Георгиевич, вас проводить, - попросил Алексей и стал прощаться.
- Канечно, мой дарагой! - прохрипел Гатуа и, попрощавшись с Мальцевым и Скачковым, взял Алексея под руку.
Они молча направились к плацу, пересекли его и вошли в ворота верхней части крепости.
- Нэ понимаю этих людей, - тихо, словно про себя, произнес Гатуа. - Бежать от них надо подальше, а я... ха... ха... ха! Хачу на них ближе па-сма-треть!
- Неужели только посмотреть?
- Вас интересует история кадетского корпуса? Его люди, жизнь? Вы знакомы с Аркадием Поповым? Ведь об его отце, Иване Попове, можно роман написать! Петр Михайлович много мне о нем говорил. - И Гатуа принялся пересказывать, что говорил о своем друге и полковом вахмистре Иване Попове генерал Кучеров.
Было уже около двух часов ночи, когда Алексей, проводив Гатуа до дому и решив не идти к себе на электростанцию, вернулся к тому зданию, рядом с которым находились церковь, офицерское собрание и квартиры для корпусного персонала. Он поднялся по лестнице на третий этаж и подошел к двери отведенного ему номера. Он занимал просторную комнату с двумя взятыми в решетку окнами, откуда открывался вид на горы, на шоссе Билеча-Требинье и реку. Еще проходя по узкому темному коридору, идущему полукругом, он заметил в № 3 и № 4 внизу под дверью узкую полоску света.
"Значит, Кучеров дома", - с каким-то облегчением подумал Алексей. Генерал занимал два номера. В пятом и шестом номерах жили Скачковы, в седьмом - Павский и в восьмом - он сам, № 9 и № 10 - пустовали. Все эти десять номеров располагались полукругом. Напротив были подсобные помещения: ванные, душевые, уборные, прачечные и еще какие-то службы. Осветив электрическим фонарем дверь и заметив, что язычок на замочной скважине повернут вверх, он заподозрил неладное. "Были гости! Неужто Скачкова побывала и у меня?" Во время службы, выйдя из церкви вслед за Скачковым, Хованский поднялся по лестнице сюда, на третий этаж, и спрятался в прачечной, он видел, как есаул подошел к двери комнаты Павского и в этот момент оттуда выскочила Ирен и взволнованно прошептала: "Как ты меня испугал! Он еще в церкви? - Муж что-то ей ответил. - Сейчас я запру дверь. И пойдем поскорей, не надо было тебе уходить, вечно торопишься!" - И они пошли обратно. У самой прачечной Ирен снова прошептала: "Знаешь, что в письме, которое он сегодня получил? Приезжает Врангель. На той неделе. Полковника просят не принимать решительных мер до его прибытия". Они зашли за угол, и Алексей больше ничего не слышал.
Теперь, войдя в свою комнату, Алексей убедился окончательно, что "гости" были. Но кто? Он до мельчайших подробностей вспомнил свой вчерашний разговор с Кучеровым. Знакомство с его названым сыном Аркадием Поповым. Нет, игры с их стороны не было! "Но кто тогда? Войсковой старшина Мальцев, который, подобно старому Гатуа, тоже хочет "паближе пасматреть" на людей?.. Павский?"
В окно светила большая луна, казалось, она побелила уходящую вдаль ленту шоссе и посеребрила водную гладь Требишницы. Звезды висели лампадами в синем прозрачном небе. Кругом стояла немая тишина.
Согласно плану, разработанному вместе с Иваном Абросимовичем, Алексей должен был предоставить возможность Скачковым выкрасть документы, разумеется, после того, как их сфотографирует. И тут внезапно возник Павский. "Он неумен, но, конечно, опытен и хватка есть, его недооценивать нельзя. Павский еще загадка. Впрочем, и сам Кучеров еще непонятен. Крепкий орешек, его, пожалуй, и Врангелю не раскусить. Думать, думать надо! Но спокойно, не торопясь!"
Размышляя о своих новых знакомых, Алексей вдруг уловил щелканье замка и скрип отворяющейся соседней двери. "Пришел Павский", - подумал он.
С шумом распахнулось соседнее окно.
- Как у вас душно! - раздался женский голос. - А сосед ваш, наверно, застрял у Гатуа. Темно... Я так испугалась, думала, он...
- Да тише вы, - зашипел Павский.
"У Павского в гостях секретарша Кучерова! - догадался Хованский. - Не эта ли парочка погостила у меня в комнате?"
Грация понизила голос до полушепота, но все-таки фразы долетали до Хованского.
- ...красивый и благородный офицер, - шептала она. - Мне он нравится...
Потом они отошли от окна, и Алексей больше ничего не слышал.
Прошло несколько минут, и опять возник раздраженный голосок Грации:
- Оставьте! Не трогайте меня! Если я работаю на "Внутреннюю линию", то это еще не значит, что я должна стать вашей любовницей! Завтра я поеду в Требинье и постараюсь выполнить обещание. И на этом мы с вами покончим! Дайте ключ!
- Тсс! Глупенькая! - прошипел Павский. - Я не хотел вас обидеть.
Потом хлопнула дверь и по коридору застучали каблучки.
Алексей с облегчением отметил: "Значит, у меня была обычная проверка "благонадежности" сотрудниками "Внутренней линии". Ключ? Вероятнее всего, от сейфа. От чьего сейфа? А если Кучеров прячет свои документы в сейфе? Какая неосторожность! А эти субъекты из "Внутренней линии", видимо, имеют особое задание. А вдруг сам Врангель собирается продать англичанам эти документы? Что ж, пусть Интеллидженс сервис лишний раз обожжется и наконец усвоит, что эти купцы торгуют гнилым товаром!"
Алексей знал, что "Внутренняя линия" была создана генералом Кутеповым в 1921 году в еще не расформированном "железном" корпусе, дислоцированном близ Константинополя, на Галлиполи, она имела далекую цель - проникать во все будущие белоэмигрантские организации левого и правого толка, прибирать их к своим рукам и, принимая во внимание деятельность советской разведки, выявлять большевистских агентов. "Не очень-то вы сильны, имея таких агентов, как Павский и Грация, - подумал Алексей. - Что ж, Алексей, сегодня тебе здорово повезло!"
4
В субботу, после обеда, Алексей отправился в город. По улицам расхаживали жандармы. За расставленными у кафан столиками сидели завсегдатаи, и громко и горячо обсуждали утренний разгон демонстрации, и недобрыми глазами провожали очередной патруль. А время от времени ему вслед несся дружный крик нескольких голосов:
- У-а-а!
Вдруг его окликнул знакомый голос:
- Алексей Хованский, идите к нам!
Хранич сидел в компании трактирщика из караван-сарая Драгутина и сторожа на гидростанции Йовы.
Алексей пожал всем руки и уселся за столик. Хранич постучал по столу старинным серебряным перстнем, надетым на средний палец, и попросил подошедшего кельнера принести еще вина и чистый стакан.
Пока Йова разливал вино, Хранич раскурил погасшую трубку и, выпустив клуб дыма, тихо сказал:
- Дорогой товарищ, мы встречаемся с вами в четвертый раз, но Драгутин, Йова и я полюбили вас как родного. А почему? Потому что вы настоящий русский! Брат рус! Мы только о вас вспоминали, а вы тут как тут!
Трактирщик и сторож дружно закивали головами. Алексей улыбнулся, поднял стакан и сказал:
- Вот давайте за дружбу и выпьем!
Трое товарищей подняли стаканы и чокнулись, глядя ему прямо в глаза, и взгляды их, казалось, говорили: "Не бойся нас, мы свои люди, не выдадим!" Алексею невольно пришли на ум слова Абросимовича: "Ты найдешь в Югославии друзей и поддержку среди рабочих и крестьян".
- Сидим мы тут, дорогой Алекса, и вспоминаем тысяча девятьсот девятнадцатый год, - попыхивая трубкой, начал Хранич. - О забастовке рабочих Белграда, Загреба, Любляны, Зеницы и Мостара в феврале девятнадцатого! - Он ударил кулаком по столу. - Они требовали признать Советскую Россию и Советскую Венгрию! Вот так-то! И Первый Объединительный съезд Социалистической рабочей партии Югославии, и партия коммунистов требовали того же! Представители рабочих получили на выборах двадцать восьмого ноября двадцатого года пятьдесят девять мандатов... И если бы правительство не издало декрет, запрещающий агитационную деятельность коммунистической партии, профсоюзов и Союза коммунистической молодежи, то было бы еще не это!
- А со знаменитой и пресловутой "Обзнаной" вы незнакомы? - обратился кафанщик Драгутин к Хованскому. - И закон о "Защите государства" надо вам знать. Результат этого закона - сорок тысяч коммунистов и профсоюзных деятелей, посаженных в тюрьмы.
- Я в Югославии недавно, о многом не знаю... Сорок тысяч коммунистов, кончивших в тюрьмах свои университеты, - целая армия! - заметил Алексей. - Я слышал о покушении на принца-регента и об убийстве министра внутренних дел Драшковича.
- Это Видовданские дела, - засмеялся Хранич. - Но коммунистическая партия к этим актам прямого отношения не имела. Инициатор покушения, Алия Альягич, был членом партии, но в двадцать первом году вступил в террористическую организацию "Красная правда". Эти молодые люди считали индивидуальный террор единственным средством, которое может заставить правительство отказаться от "обзнаны". Они избрали свой исполнительный комитет во главе с Рудольфом Гецигония. Он после убийства Драшковича бежал за границу. Одни члены группы были арестованы до акта, другие - после. И организация перестала существовать. Зато правительство, воспользовавшись случаем, провело закон о защите безопасности и порядка в государстве, по которому коммунистическая партия объявлялась вне закона, коммунистов-активистов осуждали на пожизненное заключение и даже на смертную казнь. Вот так-то!
- А знаете ли, кто состряпал этот документ? - вдруг спросил Йова. - Русские эмигранты!
- Быть не может! - вырвалось у Хованского. "Завели они этот разговор неспроста!" - подумал он.
Чика Васо поглядел на товарищей. Те кивнули головами.
- Вы, русские, везде суете свой нос... Конечно, люди вы разные. Есть, скажем, Гатуа, Кучеров, кадеты Попов, Чегодов, Бережной. Эти нам нравятся. А есть другие...
Алексей поднял брови.
- Мы, Алекса, хотим вас предупредить. Рассказывай, Йова! - обратился чика Васо к сторожу.
Йова отхлебнул не торопясь из стакана и, глядя в глаза Александру, начал:
- Вчера ночью это было. Прихожу домой. Часа в три...
- Расклеивал по городу листовки! - не выдержал чика Васо.
Кафанщик Драгутин укоризненно покачал головой и заметил:
- Зачем вмешивать человека в наши дела?!
- Так вот, поздно уже было. Подхожу к электростанции. Глядь, кто-то стоит у вашей двери с фонариком. Вижу, что не вы. Пошире человек и чуть пониже. "Ну, думаю, сейчас тебе, каналья, покажу!" Крадусь, смотрю и глазам не верю: это Мальцев! Нам о нем жандарм Крста рассказывал, он осведомитель полиции. Подвесил к груди электрический фонарик, в руках связка ключей. Подбирает, значит... "Ну, думаю, влеплю тебе в зад заряд дроби!" - и тихонько подымаю ружье. А он, сука, должно, услышал и удрал. Знайте, никаких секретов, товарищ Алекса, у нас в доме держать нельзя, никаких!
- Да и нет у меня ничего такого, что могло заинтересовать полицию. Не понимаю, какого черта им нужно? - сказал Хованский, но подумал: "Действует "Внутренняя линия"! Грация с Павским - в корпусе, а Мальцев на электростанции". - Спасибо, что предупредили.
- Если что нужно, скажите, дорогой Алекса, по мере сил поможем. И насчет полиции постараемся выяснить, - сказал Хранич и стукнул наконечником трости о тротуар.
- Помощь мне, пожалуй, понадобится, но другого характера. Жалко мне кадет, хочется открыть им глаза на все, что происходит в мире.
- Святое дело! - воодушевил Хранич. - Давно пора! Но как их заинтересовать? Они воспитываются в строгости.
- Надо им кое-что подсказать. А с вашей помощью многое можно сделать, - начал Алексей.
Просидели они добрый час.