Джен хорошо знала, с какими проблемами сталкиваются душевнобольные, не принимающие необходимых лекарств. К сожалению, даже слишком хорошо. Принимаешь их, и чувствуешь себя хорошо. Не принимаешь, и причиняешь боль себе и тем, кого любишь.
После того как Джен и Уокера опросили полицейские, они зашли в кабинет директора. Та отказалась выдвигать обвинения, пояснив, что душевнобольные не должны бояться приходить сюда. И хотя раненый волонтер также решил не выдвигать обвинений, у офицеров не оставалось выбора, кроме как арестовать Арни за вооруженное нападение и увести его с собой. Покинув приют, они отправили его в тюрьму временного содержания для душевнобольных.
Мисс Дозье проводила пожарных до выхода.
– Спасибо вам большое. – Она пожала руки Уокеру и Джен, затем обвела глазами остальных. – Всем вам. Не знаю, что бы я без вас делала. Меня бы он туда не впустил.
– Не за что, – ответили все.
По дороге в часть Джен казалось, будто она ступает по толстому ватному полу. В воздухе стояла духота. Все краски потускнели, а звуки казались приглушенными. И в то же время по венам ее пульсировал адреналин, вызывая еле заметную дрожь.
Вернувшись в пожарную часть, Джен стала думать об Уокере и о том, как он действовал. Спокойно, уравновешенно… И одна мысль вновь и вновь приходила ей на ум. Он рисковал жизнью, помогая склонному к насилию бездомному человеку.
К тому моменту Уокер еще не знал, что мужчина склонен к насилию по причине болезни, а не из хулиганских побуждений. Арни напал с ножом на волонтера и пытался ранить его. Он опасен, вне зависимости от причины.
С какой стати Уокер помогал бы такому человеку, если он убийца-мститель? Спасать одного бездомного, вооруженного ножом, чтобы позже убить другого? Не совсем логично. Он не колеблясь хотел войти туда один – мысль, от которой ей до сих пор становилось не по себе.
Он мог пострадать. Мог быть убит. Осознание этого заново подстегнуло унявшийся было адреналин. Джен поняла, что теряет контроль над собой.
Она старалась держать себя в руках, пройдя за остальными в кухню, и встав поодаль от всей группы, окружившей обеденный стол. Кое-кто продолжал расспрашивать Уокера о поведении пациента, интересуясь, был ли мужчина накачан наркотиками или он действительно душевнобольной.
Почему все просто не могли заткнуться? Джен пришлось жить с душевнобольным, и она прекрасно знала все симптомы, такие, как переменчивость настроения и расстройство личности.
Она чувствовала себя так, словно в нее глубоко всадили острый нож. Стены будто давили на нее, она не могла больше сдерживаться и слепо повернулась к двери. Ей нужно уйти отсюда.
Глава 8
Только что Джен находилась в кухне, вместе со всеми, и вдруг ушла. Уокер почувствовал, что она вышла, и, обернувшись, получил тому подтверждение.
Она вела себя странно с того момента, как они закончили с Арни, и Уокер полагал, что это результат оттока адреналина после критической ситуации, что нередко случалось после спасения людей. Теперь он так не думал.
Выйдя следом за ней, он покинул здание и осмотрел освещенную уличными фонарями территорию, он обвел взглядом лужайку перед приютом, затем улицу… Нигде ее не увидев, решил проверить стоянку позади здания. Свет фонаря на телефонном столбе отбрасывал достаточно света, так что дорогу он видел.
Уокер чувствовал невероятный прилив энергии, как и всякий раз после спасения жизней или тушения пожаров, но постепенно адреналиновый допинг сходил на нет. Он свернул за угол и, сойдя с тротуара, пошел вдоль выходящих на запад парковочных мест. Его потертые ботинки тихо ступали по асфальту. Молочно-белый свет заливал маленькую стоянку, и он увидел Джен, недвижно стоящую, прислоняясь к дверце своего джипа, спиной к нему. При виде ее напряжение спало окончательно.
Уокер пошел в ее направлении, остановившись лишь в нескольких футах от нее. Его внедорожник стоял рядом с ее машиной, а с другой стороны от нее стоял "вайпер" Шепа. Свет скользил по ее коже, давая причудливый дивный отблеск. Уокер думал, что Джен услышит его шаги, но она не обернулась, и он спросил:
– Ты в порядке?
Она подпрыгнула, ухватившись за дверь и сразу же открыв ее:
– Просто вышла кое-что забрать.
Джен порылась в салоне и что-то оттуда взяла. Ему показалось или она в самом деле била себя по щеке? Выпрямившись, она потрясла белым полиэтиленовым пакетом:
– Мои мыло и шампунь.
Уокер подумал, что именно одно из двух этих средств издает тот чудесный цветочный запах, который так его дразнит всякий раз, стоит ему лишь приблизиться к ней.
И Джен не хотела смотреть на него. Он приблизился, положив ладонь на открытую дверь ее машины:
– Лоусон, ты в порядке?
– Конечно. – В голосе ее звучали нотки ложной бравады. – О чем это ты?
– Нервничаешь из-за того, что парень метил в нас ножом?
– Немного. – Она повернулась к нему, слабо улыбнувшись, но в глаза ему не глядя. – Но все хорошо.
– Все не хорошо. – Он шагнул вперед и встал рядом, чувствуя тепло ее тела и напряжение, которое волнами пульсирует в ней.
Джен содрогнулась:
– Нам не пора вернуться?
– Можем не торопиться. – Он вгляделся в ее лицо и, когда она наконец подняла на него взгляд, нахмурился, увидев в ее глазах смятение.
В бледном свете ему показалось, что он видит на ее щеке влажную борозду. Он поднял руку и вытер ее большим пальцем.
– Ты плакала?
Нет.
Она ответила так быстро, что он сразу распознал ложь. Он опустил руку:
– В чем дело, Джен?
– Я же сказала, я…
– Тебя что-то гложет. Это из-за последнего вызова? – Одну руку он положил на открытую дверь, вторую на крышу, закрыв ей путь к отступлению. – Скажи мне, из-за чего ты расстроена?
Джен пожала плечами:
– Задание оказалось напряженным. Понадобилось прийти в себя.
Он, может, и поверил бы ей, если бы не затравленный взгляд и то, как она впилась в свой пакет. Да какого черта?!
– Это же не все. Но что тогда?
– Он тебя чуть не ранил! – Слова эти вырвались непроизвольно. – А что, если бы я не вошла в подсобку вместе с тобой? Ты понимаешь, как сильно рисковал?
Звучало так, будто…
– Ты на меня злишься? – спросил он, не веря своим ушам.
– Нет… да… нет! – На мгновение она прикрыла глаза. Я не злюсь.
Она боялась за него, понял Уокер. Он за нее тоже боялся. Потому и не хотел, чтобы приближалась к неадекватному пациенту или общалась с ним. Но подобные ситуации являлись частью их работы.
– Кто-то должен был осмотреть парня.
– Полиция была в пути.
– Мы должны были знать, насколько сильное у Арни кровотечение. Ждать мы не могли.
– Каковы правила? Двое вошли, двое вышли. Плохо, Маклейн. Очень плохо!
– Там было не пламя, Лоусон. И процедура не пожарная.
– Мне плевать. Тебя обязан был кто-то прикрыть.
– Кое-кто и прикрыл, – возразил Уокер.
– Тот человек был опасен. Безумен! – Ее голос сорвался. – Страшно подумать, что он мог сделать.
Уокер лишь теперь понял, какой страх она испытывала на протяжении всех тех минут, что они помогали пациенту с ножом. Он убрал руку с крыши джипа, взял ее за подбородок, приподнял лицо и заглянул прямо в глаза:
– Он тебя расстроил.
– Не то чтобы лично он. – Слезы, навернувшиеся ей на глаза, заставили Уокера отступить. – Я… Я знала такого человека.
– Душевнобольного?
– Да. – Она издала нервный смешок, закрыв глаза ладонью. Я не ожидала, что такое произойдет. Это вызвало много воспоминаний.
– Очевидно, не слишком приятных.
– Нет. И они застали меня врасплох.
Уокер опустил руку на ее талию. Он ждал.
– Мой жених, Марк, страдал биполярным расстройством.
Уокер побледнел. Большим пальцем он тихонько чертил маленькие круги выше линии ее талии.
– Должно быть, тебе было трудно.
– В последний год его обучения стали проявляться симптомы. Он сделался нетерпелив, несдержан и часто злился. Поначалу мы винили стресс и загруженность работой, но состояние его ухудшалось. Настроение становилось все менее предсказуемым. И все более опасным. Он мог быть славным и милым, а минуту спустя выйти из себя, кидаться вещами и бить… все вокруг.
– И тебя? – Уокер прижал ладонь к ее талии. – Тебя он бил?
– Нет. Он никогда никого не трогал. Только стены, двери, однажды разбил зеркало. – Она судорожно вздохнула. – Мы с его родными в конце концов убедили его пойти к врачу. Он согласился, потому что сам видел: что-то с ним не так.
– И тогда ему поставили диагноз. – Свободной рукой Уокер забрал у Джен из рук пакет и поставил его на землю.
Она кивнула.
– Доктор быстро подобрал комбинацию лекарств, которые помогали, но Марк сказал, что чувствует себя как зомби. Он не мог концентрироваться, часто начинал говорить и не завершал предложение. И не мог… Мы не могли… – Она отвернулась. – Не могли заниматься сексом. Начав прием лекарств, он перестал испытывать половое влечение, а если и испытывал, что случалось крайне редко, сделать ничего не мог.
– Господи. – Должно быть, парень чувствовал полное бессилие. А это могло лишь усугубить ситуацию. И он перестал принимать лекарства.
– Да. Когда он впервые сообщил об этом мне и своим родным, все так расстроились, что он пообещал возобновить прием таблеток. И ненадолго возобновил. – Голос ее стал задумчивым. – Принимая лекарства, он менялся на глазах. Мрачный, ушедший в себя… Мы ходили на консультации, но вся ситуация не могла не сказаться на нас.
Она оставила глубокий след, и Уокер это видел.
– Он во всем обвинял себя. В своей болезни, в том, что плохо справлялся с работой, и в том, что только на мне держатся наши отношения. Я так не считала, но так считал он. Он не чувствовал в себе жизненных сил и не мог заниматься сексом, а потому снова перестал принимать лекарства. Иногда он пропадал по нескольку дней, затем появлялся, грязный и изможденный. Иногда он даже не помнил, где был. И еще… – Она поперхнулась. – Он думал, что я пытаюсь причинить ему вред.
Неудивительно, что на вызове Джен так переволновалась.
Уокер вдруг осознал, что в какой-то момент положил вторую ладонь ей на талию. Мягким движением он притянул ее к себе:
– Должно быть, это было ужасно.
Она кивнула. Ее ладони покоились на его бицепсах, прощупывая их сквозь рукава рубашки.
– Так что же случилось? Я знаю, ты так и не вышла замуж.
Я не могла жить, не зная, где он и жив ли. И не выносила мысли, что он подозревает, будто я хочу ему навредить. Создавалось впечатление, будто он меня не знает. – Она глубоко вздохнула, и Уокер почувствовал, как шелохнулась ее грудь. – Его семья обвинила меня в том, что он перестал принимать таблетки. Говорили, будто я давила на него из-за отсутствия личной жизни. Что он перестал принимать таблетки потому, что я обвиняла его в неспособности заниматься любовью.
Чушь.
– Они обвиняли меня, потому что боялись и испытывали боль.
– Это не причина все валить на тебя. – Он испытал злость, понимая, какие страдания эти люди причинили Джен. Как будто она не прошла через ад, чувствуя себя предательницей по отношению к этому мужчине.
– Я оставалась с ним еще некоторое время, даже после того, как поняла, что человека, в которого я когда-то влюбилась, больше нет. Нас с ним больше нет. В конце концов я поняла, что больше не выдержу, и ушла от него.
– И ты по-прежнему чувствуешь вину, хотя прекрасно знаешь, что больше ничего сделать не могла.
Она закусила нижнюю губу и кивнула:
– Иногда.
Он слишком хорошо знал, как в душу закрадывается вина. Сам он чувствовал ее не потому, что не сумел спасти ребенка и Холли. Но он испытывал интерес к другой женщине, а потому казался себе предателем. До встречи с Джен у него не возникало подобных проблем.
Она тихо стояла перед ним, и ее ароматные волосы приятно щекотали его подбородок. Слыша ее дыхание, он понял, что ее пульс учащается. И не важно, что сейчас было самое неподходящее время для того, чтобы испытывать сексуальное возбуждение. В таком положении она не могла не ощутить того, что с ним происходит, и все же не двигалась.
Поцеловать ее, казалось бы, так просто. Она нуждалась совсем не в этом, но все же он не мог сдержаться, и губы его скользнули по ее лбу.
Она тихонько отстранилась. Во взгляде ее читалась уязвимость, и это выражение сразу же пробудило в нем инстинкты защитника.
Я не хотела предаваться воспоминаниям. Думала, что все уже позади, но сегодняшняя ситуация застала меня врасплох.
– С прошлым такое бывает. – Он чувствовал, что Джен, так же как и он, не любила бередить старые раны. – Я рад, что ты рассказала мне.
– Я часто думала, как бы у нас все сложилось, если бы Марк не заболел. Или если бы я осталась с ним дольше. Но это было настоящей пыткой. А мне хотелось двигаться дальше.
– Пришло такое время. – И его собственное время тоже пришло, подумал Уокер. С тех пор как он встретил Джен, хорошие воспоминания пришли на смену плохим. Он нежно провел ладонью по ее спине. – Ты все сделала правильно.
– Чаще всего я так и думаю.
– Ты по-прежнему влюблена в него?
– Не влюблена, – сказала она. – Я люблю его, а скорее любила то, что мы вместе собой представляли. В этом есть смысл?
– Да.
Она подняла глаза. Беззащитные и невинные.
– Ты все еще любишь жену?
Любит ли? Он подумал об их свадебном альбоме, лежавшем на столике в гостиной так, что он мог в любой момент просмотреть его. В прошлом он делал так каждый свободный вечер.
И тут его осенило. Он не просматривал альбом с того вечера, как поцеловал Джен.
– Я люблю ее как часть своей прошлой жизни. Есть смысл в этом!
– Да, – мягко ответила Джен. Она улыбнулась, глядя ему в лицо, и Уокер сжал ее крепче.
Глаза ее загорелись. Напряжение между ними росло с каждой секундой. Жажда поцелуя нахлынула на него, подобно огромной волне. Он не поцелует ее сам, но если этого пожелает она, он возражать не станет.
На протяжении бесконечно долгой секунды Уокер думал, что может быть… Но момент был упущен.
Джен положила ладонь ему на грудь:
– Я так рада, что Арни тебя не ранил.
Нотки сострадания в ее голосе тронули его до глубины души, пробравшись в те темные пустые закоулки, в которых стало светлее с того дня, как он впервые ее увидел. Уокер грубовато ответил:
– Я тоже, что он не ранил тебя.
– Выходит, ты не хотел бы променять меня на другого напарника?
– А что, есть кандидаты? – пошутил он.
– Эй! – Джен тихонько его толкнула.
– Думаю, я дам тебе еще один шанс.
– Спасибо тебе огромное, – протянула Джен.
Уокер усмехнулся. В тусклом свете глаза ее блестели. Она была великолепна.
Его поразило то, как долго она оставалась со своим женихом. Ситуация, похоже, была невероятно трудной и походила на долгую, мучительную агонию постепенно угасающего человека. Уокер хотя бы знал, что Холли и ребенок умерли и это конец.
Уокер вглядывался в тонкие черты Джен. Он не только желал ее; она ему нравилась. Он восхищался ею – это тоже факт. Нечто большое и горячее рвалось из его груди.
Она заметила это по его лицу и отступила на шаг:
– Спасибо, что позволил поплакать у себя на плече.
– Нет проблем.
Джен могла плакать на нем в любое время. На плече, на груди – на любой части тела. Уокер отошел, чтобы она могла закрыть дверь джипа.
Он поднял ее пакет, и они вместе отправились в здание. То, что он чувствовал по отношению к ней, было глубже интереса и заботы о коллеге, намного глубже. Он думал, что, может, и ее чувства меняются. Он не знал, пыталась ли Джен бороться с ними, и не был уверен, стоит ли это делать ему.
На следующий день, во время тренировки с огнестрельным оружием в отряде особого назначения, Джен по-прежнему размышляла о том, каким отзывчивым оказался Уокер прошлым вечером. Хоть он и задал ей несколько вопросов, в основном позволил ей говорить о Марке.
Но позже, до конца их смены, Уокер держался отстраненно, так, что она по-настоящему удивилась, когда он предложил ей вместе поехать на стрельбы. Не желая упускать возможность понаблюдать за ним, она сказала "да". Поездка была приятной, но почти все время Уокер молчал.
Прошлым вечером она поделилась с ним самым сокровенным, тем, что даже с друзьями обсуждала редко, не говоря уж о подозреваемом. Многие собеседники чувствовали себя неуютно, если речь заходила о психических расстройствах.
На миг ее даже охватила паранойя, и она подумала, не ведет ли он себя так, потому что подозревает ее в шпионаже, ведь она лгала ему всего несколько минут назад. Как только они дошли до здания тренировочного центра, Джен притворно спохватилась, что оставила в его машине батарейки для плеера.
Вернувшись к джипу Уокера, она обыскала его. Как и ранее в шкафчике, она не нашла ни единой мелочи, которая могла бы связать его с убийствами мстителя. И в этот раз она испытала куда больше облегчения, нежели разочарования.
Пару часов команда практиковалась в быстрой стрельбе и стрельбе в процессе движения. Инман объявил перерыв, и все пошли к фургону, припаркованному у сетчатого забора, окружавшего стрельбище.
Первой подойдя к машине, Джен открыла заднюю дверцу. Большой сине-белый кулер, наполненный льдом, стоял между двумя расположенными вдоль стены скамьями. Прочная железная перегородка, похожая на стенку для инструментов, отделяла водительское и переднее пассажирское сиденье от остального салона. Вспомогательные инструменты, рамы для выбивания дверей и кусачки по металлу висели здесь наряду с оружием и патронами, несколькими наборами пластиковых наручников, было также и кое-какое медицинское и электронное оснащение.
Инман потянулся к кулеру, случайно уронив шлем с края сиденья.
Джен подхватила шлем, когда тот покатился к ней:
– Поймала.
– Спасибо.
Инман передал бутылки с холодной водой всем членам команды, стоявшим и беседовавшим небольшими группами.
Джен стала поднимать шлем, когда вдруг обратила внимание на фотографию за его подкладкой. На выцветшем помятом снимке была изображена белокурая девочка, на вид двенадцати-тринадцати лет.
– Моя сестра, – сказал Инман, увидев, что она глядит на снимок.
– Миленькая. – Джен вернула шлем на место. Пожарные часто носили в шлемах фотографии близких. Очень долго, уже оставив Марка, Джен носила в своем шлеме его фотографию. – Еще молодая.
– На фотографии ей двенадцать.
– Она живет поблизости?
– Нет. Она скончалась вскоре после того, как сделали снимок.
– Простите.
Сделав большой глоток воды, он посмотрел вдаль:
– Это было очень давно.
Джен знала, что проходящее время не помогает меньше тосковать по близким.
Несколько минут спустя он снова собрал всех в группу, велев установить новые мишени. Джен и остальные заряжали винтовки, пока Инман крепил бумажные мишени к неравномерно расставленным по полигону столбам.
– Практикуем стрельбу с заложниками. Я хочу, чтобы вы разделились на команды по три человека.