– Я пошла принимать душ. Вы сидите и ждите. У вас одни вопросы.
– Да, – согласился я. – Одни вопросы.
– Не представляю, как вы придумываете все эти вопросы. Вы, должно быть, умный.
– Так и есть, – сказал я.
– Честно говоря, просто не знаю, с чего начать. Единственный вопрос, который я до сих пор задавала, это "Вы женаты?", да еще "Что вы будете делать, если я забеременею?". Но даже и тогда мне не говорили правды.
– Вся беда в вопросах. Вы лучше подумайте об ответах.
– О, я знаю все ответы.
– Тогда, должно быть, вам задали все вопросы.
– Это так, – согласилась она.
Она выскользнула из пеньюара и крошечную долю секунды, до того как исчезнуть в ванной, стояла обнаженной. Взгляд ее глаз был насмешливым и не на шутку жестоким.
До ее появления в хлопчатобумажном платье и полотняных теннисных туфлях на босу ногу прошло много времени, заполненного плеском воды и ойканьем.
– Вода очень холодная, – коротко объяснила она. Пройдя мимо меня через комнату и открыв дверь из квартиры на лестницу, она склонилась через перила. – Ты, глупая корова, вода холодная, как лед, – крикнула она в лестничный колодец.
Откуда-то снизу ответил голос старой карги:
– Я не обязана обслуживать по десять человек в каждой квартире, ты, мерзкая маленькая потаскушка.
– У меня есть то, что нужно мужчинам, не то, что у тебя, старая свинья.
– И ты не устанешь отдавать это им, – прокудахтала в ответ карга. – Чем больше, тем веселее.
– Тьфу! – прокричала Моник и, прищурив глаза и тщательно прицелившись, сплюнула в лестничный колодец.
Должно быть, карга ожидала этого, потому что я услышал торжествующее кудахтанье.
Моник обернулась ко мне.
– Как я могу быть чистой, если вода холодная? Всегда холодная?
– Анни жаловалась на воду?
– Без конца, но у нее были не те манеры, чтобы это дало результаты. Я сержусь. Если она не обеспечит меня горячей водой, я сведу ее в могилу, эту высушенную старую ведьму. В любом случае я перееду отсюда, – сказала она.
– Куда вы переезжаете? – спросил я.
– Я съезжаюсь со своим постоянным поклонником. На Монмартр. Район ужасный, но поприятнее, чем тот, где я живу сейчас, по крайней мере, я нужна этому человеку.
– Чем он зарабатывает на жизнь?
– Работает в клубах. Он – не смейтесь! – фокусник. У него есть ловкий трюк: он запускает поющую канарейку в большую клетку и делает так, что та исчезает. Выглядит фантастически. Вы знаете, как это делается?
– Нет.
– Клетка складывается. Это легко, клетка специальная. Но птица оказывается раздавленной. Потом он делает так, что птица вновь появляется, это просто другая канарейка, точно такая же. На самом деле фокус очень легкий, никто из публики не подозревает, что он каждый раз убивает птицу, чтобы проделать свой трюк.
– Но вы догадались.
– Да. Я догадалась в первый же раз, как увидела. Он подумал, что я умная, раз догадалась. Но я спросила: "Сколько стоит канарейка?". Оказывается, три франка, самое большее четыре. Это довольно умно, не так ли? Вы должны согласиться, что это умно.
– Умно, – согласился я, – но я люблю канареек больше, чем искусство фокусников.
– Глупо. – Моник рассмеялась, не веря мне. – Удивительный граф Сзелл – называет он себя.
– Так вы будете графиней?
– Это сценическое имя, глупый. – Она взяла баночку с кремом для лица. – Я просто буду еще одной глупой женщиной, которая живет с женатым мужчиной.
Она втерла крем в лицо.
– Где он? – не выдержал я. – Где этот парень, о котором вы говорили, что он сидит здесь?
Я готов был услышать в ответ, что она все придумала.
– В кафе на углу. Он там обязательно будет. Он читает американские газеты. С ним все в порядке.
– Я пойду и поговорю с ним.
– Подождите меня. – Она вытерла крем салфеткой, повернулась ко мне и улыбнулась. – Я в порядке?
– В полном порядке, – ответил я ей.
Глава 25
Кафе находилось на бульваре Мишель, в самом сердце левого берега. Снаружи на ярком солнце сидели студенты. Косматые и серьезные, они приехали из Мюнхена и Лос-Анджелеса в уверенности, что Хемингуэй и Лотрек все еще живы и в один прекрасный день где-нибудь в кафе на левом берегу они их встретят. Но все, кого они когда-либо смогут встретить, – просто молодые люди, которые выглядят точно так же, как они сами, и с этим печальным открытием они в конце концов вернутся в Баварию или в Калифорнию и станут коммерсантами или служащими. А пока они сидят в этой горячей точке культуры, где бизнесмены становятся поэтами, поэты становятся алкоголиками, алкоголики становятся философами, а философы понимают, насколько лучше быть бизнесменами.
Это был Гудзон. У меня хорошая память на лица. Я увидел его сразу же, едва мы свернули за угол. Он сидел один за столиком в кафе, перед ним лежала сложенная газета, а сам он с интересом изучал посетителей. Я окликнул его.
– Жак Персиваль, – крикнул я. – Что за сюрприз!
Американский специалист по водороду выглядел удивленным, но для любителя он сыграл свою роль довольно хорошо. Мы сели за его столик. После скандала в дискотеке у меня болела спина. Прошло много времени, пока нас обслужили, потому что в глубине кафе было полно людей, которые, вместо того чтобы есть, наперебой пытались подозвать официанта, размахивая туго свернутыми газетами. В конце концов мне удалось привлечь внимание официанта.
– Три больших кофе со сливками, – заказал я.
Пока не прибыл кофе, Гудзон не сказал ни слова.
– Как насчет юной леди? – спросил Гудзон, опуская кубики сахара в кофе с таким видом, будто был потрясен. – Могу я говорить?
– Конечно, – ответил я. – Между Моник и мной нет секретов.
Я склонился к ней и понизил голос:
– Это очень конфиденциально, Моник. – Она кивнула и выглядела очень довольной. – В Гренобле есть небольшая фирма по выпуску пластмассовых бус. Некоторые из владельцев обычных акций продали свои акции фирме, которую я и этот джентльмен более или менее контролируем. Теперь на следующем собрании держателей акций мы будем…
– Перестаньте, – взмолилась Моник. – Я не могу выдержать деловых разговоров.
– Ну, погуляйте пока, – предложил я, с понимающей улыбкой даруя ей свободу.
– Вы не могли бы купить мне сигарет? – попросила она.
Я купил у официанта две пачки и обернул вокруг стофранковую купюру. Она ушла, и при этом у нее был вид, как у собаки, раздобывшей сочную кость.
– Я здесь не по поводу фабрики бус, – сказал мужчина.
– Фабрики бус не существует, – объяснил я.
– О! – Он нервно рассмеялся. – Предполагалось, что я свяжусь с Анни Казинс.
– Она умерла.
– Я узнал это сам.
– От Моник?
– Вы Т. Девис? – неожиданно спросил он.
– В квадрате, – сказал я и передал ему свою резидентскую карточку.
Неопрятный, постоянно улыбающийся мужчина переходил от стола к столу, заводя игрушки и ставя их на столы. Он ставил их везде – до тех пор, пока дергающиеся металлические фигурки не запрыгали между ножей, салфеток и пепельниц. Гудзон взял конвульсивно дергающегося маленького скрипача.
– Для чего это?
– Для продажи, – ответил мужчина.
Гудзон кивнул и поставил игрушку на стол.
– Все для продажи, – сказал он, возвращая мне мою резидентскую карточку. – Выглядит нормально. – Он сделал паузу. – В любом случае мне нельзя вернуться в посольство, они объяснили это крайне выразительно, поэтому придется отдать себя в ваши руки. Я скажу вам всю правду.
– Продолжайте.
– Я крупный специалист в области создания водородных бомб и совсем немного осведомлен о работах по атомной программе. По инструкции я должен передать в руки мсье Дэтта некую информацию об опасностях, связанных с радиоактивными осадками, хотя понимаю, что он связан с красным китайским правительством.
– А почему вы это делаете?
– Я думал, вы знаете. Случилась неприятность. Эта бедная девушка мертва. Такая трагедия. Я однажды с нею встречался. Такая юная, подумать только! Я думал, что вам об этом известно. Единственное имя, которое мне дали, – ваше. Кроме нее, конечно. Я действую согласно приказу американского правительства…
– Почему американское правительство хочет, чтобы вы передали данные о радиоактивном заражении? – спросил я его.
Он вновь опустился на плетеный стул, который затрещал под ним, как старые артритные суставы, и пододвинул к себе пепельницу.
– Все началось с ядерных испытаний на атолле Бикини, – начал он. – Комиссию по атомной энергии – КАЭ – много критиковали в связи с опасностью, которую представляют собой радиоактивные осадки из-за их влияния на дикую природу и растения. Комиссии нужны были проверенные данные, и она провела множество систематических испытаний на местах, пытаясь доказать, что опасность не так велика, как говорят паникеры. Я вам скажу, что эти паникеры, черт их побери, были почти правы. Мерзкая бомба около двадцати пяти мегатонн создает зону смертельной радиоактивности размером примерно в пятнадцать тысяч квадратных миль. Чтобы там выжить, нужно оставаться под землей месяцами. Некоторые говорят, что год или больше.
Теперь, когда мы будем вовлечены в войну с красным Китаем, а я этого страшно боюсь, нам придется использовать радиоактивные осадки как оружие, потому что только десять процентов населения Китая живет в больших городах, имеющих больше четверти миллиона жителей. В Соединенных Штатах в больших городах проживает свыше половины общего числа людей. Китай с его рассеянным по всей территории населением можно победить только радиоактивными осадками… – Он сделал паузу. – Но победить его можно. Наши эксперты утверждают, что около полумиллиарда людей сосредоточены на одной пятой части территории Китая. Там преобладают западные ветры. Четыреста бомб убьют пятьдесят миллионов за счет теплового эффекта взрыва, сто миллионов будут серьезно ранены, хотя госпитализация им не потребуется, а триста пятьдесят миллионов погибнут от принесенных ветром радиоактивных осадков.
КАЭ приуменьшила воздействие радиоактивных осадков в своих отчетах об испытаниях – на Бикини и других местах. Теперь большое количество китайских военных-ученых используют американские отчеты для того, чтобы доказать, что Китай может выжить в ядерной войне. Мы не можем ни изъять эти отчеты, ни сказать, что они неверны, пусть даже слегка неверны. Я здесь для того, чтобы обеспечить утечку информации китайским ученым. Вся операция началась около месяца назад. Потребовалось много времени, чтобы ввести в дело Анни Казинс.
– В клинику Дэтта.
– Именно так. По первоначальному плану предполагалось представить меня Дэтту и сказать, что я американский ученый с совестью.
– Это изобретение ЦРУ, если не ошибаюсь?
– Вы думаете, это вымершая разновидность?
– Неважно, что я думаю, но это не та информация, которую легко купит Дэтт.
– Если вы начнете изменять план теперь…
– План изменился, когда была убита девушка. Это беда. Я могу помочь здесь только своим способом.
– Хорошо, – кивнул Гудзон. Некоторое время он сидел молча.
Позади меня мужчина с рюкзаком сказал:
– Флоренция. Мы терпеть не могли Флоренцию.
– Мы терпеть не могли Триест, – возразила девушка.
– Да, – подтвердил мужчина с рюкзаком. – Мой друг ненавидел Триест в прошлом году.
– Человек, с которым я поддерживаю контакт, не знает, зачем вы прибыли в Париж, – неожиданно сказал я, пытаясь прощупать Гудзона, но он воспринял это спокойно.
– Надеюсь, действительно не знает, – сказал Гудзон. – Предполагалось, что все дело будет сверхсекретным. Мне крайне не хотелось идти к вам, но здесь у меня нет других связей.
– Вы остановились в отеле "Лотти"?
– Откуда вы знаете?
– Это напечатано в вашем экземпляре "Трибьюн" большими голубыми буквами.
Он кивнул. Я сказал:
– Вы прямо сейчас поедете в отель "Министр". Не забирайте ваш багаж из "Лотти". Купите зубную щетку и все, что нужно, на обратном пути.
Я ждал, что он воспротивится, но Гудзону эта игра понравилась.
– Я свяжусь с вами, – кивнул он. – Какое имя я должен использовать?
– Пусть будет Поттер, – сказал я. Он снова кивнул. – Будьте готовы выехать сразу, как получите уведомление. И еще, Гудзон, не звоните и не пишите никаких писем; вы знаете, что я имею в виду. Потому что иначе я стану вас сильно подозревать.
– Да, – согласился он.
– Я посажу вас в такси, – сказал я, вставая, чтобы уйти.
– Будьте любезны, а то их метро сводит меня с ума.
Мы пошли с ним по улице к остановке такси. Неожиданно он нырнул в магазин оптики. Я последовал за ним.
– Спросите, не могу ли я посмотреть очки, – попросил Гудзон.
– Покажите ему, пожалуйста, несколько пар очков, – сказал я продавцу.
Оптик, выложив на прилавок целую коробку очков в черепаховой оправе, сказал:
– Ему нужно проверить зрение. Если у него нет рецепта, ему нужно проверить зрение.
– Вам нужно проверить зрение или иметь рецепт, – перевел я Гудзону.
Гудзон выбрал оправу, которая ему понравилась.
– Простые стекла, – потребовал он.
– Для чего мне держать простые стекла? – спросил оптик.
– Для чего ему держать простые стекла? – спросил я Гудзона.
– Тогда самые слабые из тех, что есть, – сказал Гудзон.
– Самые слабые из тех, что есть, – сказал я оптику.
Примерно за минуту продавец вставил стекла в оправу. Гудзон надел очки, и мы возобновили свой путь к остановке такси. Мой спутник близоруко поглядывал вокруг и чувствовал себя несколько неуверенно.
– Маскировка, – объяснил Гудзон.
– Я и сам подумал, что, это, вероятно, маскировка.
– Из меня получился бы хороший шпион, – вздохнул Гудзон. – Я часто думал об этом.
– Да, – сказал я. – Ну, вот ваше такси. Я буду поддерживать с вами связь. Расплатитесь за "Лотти" в "Министре". Я напишу имя на визитке, они там меня знают. Постарайтесь не привлекать внимания. Держитесь в стороне.
– Где такси? – спросил Гудзон.
– Если вы снимете эти чертовы очки, – сказал я, – вы сможете его увидеть.
Глава 26
Я поспешил к Марии. Когда она открыла дверь, на ней были бриджи и пуловер.
– Я собиралась уходить, – сообщила она.
– Мне нужно повидать Дэтта, – сказал я и, отодвинув ее, закрыл за нами дверь. – Где он?
Она выдавила из себя ироническую улыбку, обдумывая уничтожающий ответ. Я схватил ее за плечо, и мои пальцы впились в ее тело.
– Не обманывайте меня, Мария. Я не в том настроении. Поверьте мне, или я вас ударю.
– Не сомневаюсь.
– Вы рассказали Дэтту о налете Люазо на дом на авеню Фош. В вас нет ни верности, ни преданности ни Сюртэ, ни Люазо. Просто выдаете информацию, как будто это игрушка из ящика.
– Я думала, вы собираетесь сказать, что я выдаю ее так же, как раздаю свою сексуальную благосклонность. – Она снова улыбнулась.
– Я мог бы это сказать.
– Вы не забыли, что я сохранила и не выдала ваш секрет? Никто не знает, что вы на самом деле сказали, когда Дэтт сделал вам инъекцию.
– Никто еще не знает. Подозреваю, вы сберегли этот секрет на какой-нибудь особый случай.
Она замахнулась на меня рукой, но я был вне досягаемости. Минуту она стояла с перекошенным от ярости лицом.
– Вы неблагодарный ублюдок, – сказала она наконец, взяв себя в руки. – Вы первый настоящий ублюдок, которого я встретила.
Я кивнул.
– Нас не много вокруг. Не благодарный за что? – спросил я ее. – Не благодарный за вашу лояльность? Но был ли ваш мотив именно лояльностью?
– Может быть, вы и правы, – тихо согласилась она. – Во мне нет лояльности ни к кому. Самостоятельно живущая женщина становится ужасно жесткой. Дэтт единственный, кто это понимает. Так или иначе, мне не хотелось, чтобы Люазо его арестовал. – Она взглянула на меня. – По этой и по многим другим причинам.
– Назовите хотя бы одну.
– Дэтт – один из старейших сотрудников французской разведки. Вот вам одна причина. Если Люазо столкнется с ним, он от этого только проиграет.
– Почему вы думаете, что Дэтт работает на французскую разведку?
– Многие это знают. Люазо не верит, но это правда.
– Люазо в это не верит потому, что в нем слишком много здравого смысла. Я наводил справки о Дэтте. Он никогда не имел ничего общего ни с одним из подразделений французской разведки. Но он знает, как полезно позволять людям так думать.
Она пожала плечами.
– Я знаю, что это правда. Дэтт работает в разведке.
Я обнял ее за плечи.
– Послушайте, Мария. Ну как вы не можете понять, что он обманщик? У него нет диплома психиатра, он никогда ничего не делал для французского правительства. Все, что он делает, – это прибегает к протекции своих друзей, убеждает даже таких людей, как вы, которая работает на Сюртэ, что он занимает высокое положение во французской разведке.
– И чего вы хотите? – спросила она.
– Я хочу, чтобы вы помогли мне найти Дэтта.
– Помощи, – сказала она. – Что-то новенькое. Вы врываетесь сюда и предъявляете свои требования. Приди вы сюда просить о помощи, я могла бы вам больше посочувствовать. Чего вы хотите от Дэтта?
– Мне нужен Куан. Именно он в тот день убил в клинике девушку. Я хочу его найти.
– Это не ваше дело – его искать.
– Вы правы, это дело Люазо, но за совершенное преступление Люазо держит в тюрьме Бирда, и будет продолжать держать его там.
– Люазо не станет задерживать невинного человека. Фу, вы не знаете, как он заботится о святости закона и тому подобных вещах.
– Я британский агент, – сказал я. – Вы и сами уже знаете, так что я не говорю вам ничего нового. Бирд – тоже.
– Вы уверены?
– Нет, не уверен. В любом случае, я буду последним, кому об этом скажут. Он не из тех, с кем я могу контактировать официально. Это просто моя догадка. Думаю, Люазо получил указания задержать Бирда за убийство, с доказательствами или без них, поэтому Бирд обречен, если я не передам Куана в руки Люазо.
Мария кивнула. Я продолжал:
– Ваша мать живет во Фландрии. Дэтт имеет дом по соседству и бывает там, верно? – Мария кивнула. – Я хочу, чтобы вы отвезли американца в дом своей матери и ждали, пока я вам не позвоню.
– У нее нет телефона.
– Ну-ну, Мария. Я проверял: у вашей матери есть телефон. Кроме того, я звонил своим людям здесь, в Париже. Они привезут в дом вашей матери кое-какие бумаги, для чего им понадобится пересечь границу. Независимо от того, что я скажу, не приходите без них к Дэтту.
Мария кивнула.
– Я помогу. Я помогу вам привлечь этого ужасного Куана. Я его ненавижу.
– А Дэтт, вы и его ненавидите?
Она бросила на меня изучающий взгляд.