Глава 36
Меня разбудили в девять тридцать. Это была la patronne.
– Пора принять ванну и поесть, – сказала она. – Мой муж предпочитает выезжать рано, поскольку может заглянуть полицейский, чтобы что-нибудь выпить. Было бы лучше, если б к тому времени вас здесь не оказалось.
Думаю, она заметила, что я смотрю в сторону соседней комнаты.
– Ваш коллега проснулся, – сообщила она. – Ванная в конце коридора. Я там положила мыло, и в это время у нас много горячей воды.
– Спасибо, – сказал я. Она вышла, ничего не ответив.
Во время еды мы почти все время молчали. На столе стояли тарелки с копченой ветчиной, форелью meuniere и открытый пирог с рисовой кашей. Фламандец, сидя за столом напротив нас, уминал хлеб и выпил рюмку красного вина, чтобы составить нам компанию.
– Сегодня вас сопровождаю я.
– Хорошо, – сказал я. Куан кивнул.
– Вы не возражаете? – спросил меня фламандец. Он не хотел показать Куану, что я здесь старший, поэтому сделал вид, что это как бы договоренность между друзьями.
– Меня устраивает, – ответил я.
– Меня тоже, – поддержал Куан.
– Я принес для вас пару шарфов и два толстых шерстяных свитера. Мы встречаемся с его офицером поддержки прямо на набережной. Вероятно, придется плыть на моей лодке.
– Только не мне, – возразил я. – Я сразу возвращаюсь назад.
– Нет, – сказал фламандец. – В плане операции ясно сказано. – Он потер лицо, наверное, для того, чтобы получше вспомнить. – Вы поступаете под начало его офицера поддержки – майора Чена, точно так же, как он в данный момент получает указания от меня.
Куан безучастно смотрел на нас. Фламандец продолжал:
– Вы им можете понадобиться, если они наткнутся на береговую охрану, или рыболовецкий патруль, или на что-то неожиданное. Все эти предосторожности необходимы только в пределах территориальных вод. Вскоре вы узнаете от офицера поддержки, что от вас требуется.
– Это все равно, что пойти в рефрижератор проверить, гаснет ли свет, – сказал я.
– Они обязаны были что-нибудь придумать, – заверил фламандец. – Лондон должен… – Он осекся и вновь потер лицо.
– Ничего, – сказал я. – Он знает, что мы представляем Лондон.
– Кажется, Лондон считает, что все в порядке.
– Это меня очень успокаивает. – Я улыбнулся.
Мужчина фыркнул.
– Да, – сказал он, – да.
И опять принялся тереть свое лицо до тех пор, пока на глазах не выступили слезы.
– Ну, думаю, что теперь я буду отстранен, – сказал он.
– Боюсь, что так, – согласился я. – Это будет последнее дело, которое вы делаете для нас.
Он кивнул.
– Мне не хватает денег. – Голос его был печален. – Именно тогда, когда с их помощью мы столько могли бы сделать.
Глава 37
Мария продолжала думать о смерти Жана-Поля, выбившей ее из равновесия. Теперь она чувствовала себя как человек, несущий тяжелый чемодан.
– Какая ужасная утрата, – громко произнесла она.
Еще со времен глубокого детства у нее сохранилась привычка разговаривать вслух. Ее смущало, когда люди, случайно оказавшиеся поблизости, слышали, как она сама с собой обсуждала вслух свои детские нужды и желания. Мать никогда не ругала ее за это, говоря, что важно не то, что она сама с собой разговаривает, а то, что именно она говорит.
Мария пыталась мысленно посмотреть со стороны на стоящую перед ней проблему.
– Странно, – заключила она, – вся моя жизнь была чем-то вроде пантомимы, но вести нагруженную машину "скорой помощи" по северной Франции – это больше, чем она могла вообразить. Машину, нагруженную восьмьюстами досье и сексуальными фильмами. Она чуть не рассмеялась.
Дорога была извилистой, и колеса то и дело проскальзывали. Мария выровняла машину, но одна из коробок упала, увлекая за собой другую. Мария, дотянувшись, подняла их и покрепче сдвинула стоящие одна на другой металлические коробки, сложенные на аккуратно заправленной койке и тихонько позвякивающие.
Обычно вождение машины доставляло ей удовольствие, но гнать этот старенький фургончик по плохим дорогам северной Франции не доставляло большого удовольствия. Следует избегать больших дорог, потому что, как она понимала, почти инстинктивно, они патрулируются. Она знала, что дорожный патруль выполнит приказание Люазо перехватить досье и фильмы Дэтта, Марию, Куана, англичанина или все перечисленное в любом сочетании. Ее пальцы в третий раз нащупали приборную доску. Она включила стеклоочистители, выругалась, выключила их, нащупала дроссель, затем зажигалку. Где-то должен быть выключатель, который уберет этот проклятый оранжевый свет, из-за которого наваленные друг на друга ящики, коробки и жестянки отражались в ветровом стекле. Ехать с таким отражением было опасно, но останавливаться не хотелось. Времени на остановку вполне бы хватило, но она решила не останавливаться до тех пор, пока не покончит со всем этим делом. Тогда, наконец, она сможет остановиться и отдохнуть, тогда, вероятно, она сможет вновь соединиться с Люазо. Она покачала головой, не вполне уверенная в том, что хочет вновь соединиться с Люазо. Хорошо было думать о нем отвлеченно, вот так, как сейчас. Мысли о нем ассоциируются с грязными тарелками, дырками в носках. О нем думалось только как о печальном и одиноком. Но если смотреть правде в глаза, он не был ни печальным, ни одиноким. Он был сдержанным, безжалостным и удручающе самодовольным. Это было неестественно, но так же неестественно быть полицейским.
Мария вспомнила, как в первый раз встретила Люазо. В деревне в Перигоре. На ней было жуткое розовое хлопчатобумажное платье, которое ей продала подруга. Она вернулась туда много лет спустя. "Ты надеешься, что его призрак будет сопровождать тебя туда и что некое колдовство подействует на него и он вернется к тебе и вы будете сходить с ума от любви, вы оба, как некогда прежде. Но когда ты добралась туда, ты оказалась там чужой. Люди, официанты, музыка, танцы – все они были новыми, и никто тебя не помнил".
Проклятая тяжелая машина. Тормоза и рулевое управление грубые, как у грузовика. За машиной плохо ухаживали, думала она, шины были лысыми. Когда Мария въезжала в крохотные деревушки, шины скользили по камням мостовой, а сами деревушки, старые и серые, ничем не привлекали внимания, только в одной или в двух горела ярко раскрашенная реклама пива и friture. В одной из деревень ей бросились в глаза яркие вспышки сварки – это деревенский кузнец заработался допоздна. Сзади Мария услышала настойчивые сигналы обгоняющей машины. Она взяла правее, и мимо проревел синий "лендровер", посигналив фарами и благодарно прогудев. На крыше у него вспыхивал синий огонь, освещающий призрачным светом темный ландшафт, и исчез. Мария сбавила скорость. Она не ожидала на этой дороге никаких полицейских патрулей и неожиданно почувствовала, как бьется сердце. Ее сигареты лежали в глубоком мягком кармане замшевого пальто, но, когда она вытащила пачку, сигареты высыпались на колени. Успев ухватить одну, она сунула ее в рот. Теперь она ехала медленно, уделяя дороге только часть своего внимания. Пламя зажигалки вспыхивало и дрожало, но, когда она его отрегулировала, гораздо более сильное пламя вспыхнуло на горизонте. Вспышек последовало шесть или семь, напомнив ей пламя вечного огня на могиле неизвестного солдата. Поверхность дороги казалась черной и блестела, как глубокое озеро, но это не могла быть вода, потому что дождя не было уже неделю. Она представила, что вода затопит машину, если не остановиться, но не остановилась. Передние колеса разбрызгивали воду. Мария представила, что черная вода смыкается над нею, и вздрогнула. Начинался приступ клаустрофобии. Она опустила окно и отшатнулась, почувствовав запах vin rouge. Сквозь вспышки пламени виднелись горящие лампы и цепочка фар. Еще дальше вокруг небольшого здания толпились люди.
Здание стояло поперек дороги. Сначала она подумала, что это был домик поста таможенного контроля, но потом увидела: это вовсе не здание, это огромная цистерна, опрокинутая на бок и развернутая поперек дороги. Вино лилось через пробоины. Передняя часть машины зависла над канавой. Огни вспыхивали за расколотым стеклом, когда мужчины пытались извлечь водителя.
Она снизила скорость. Полицейский, энергично кивая, знаком велел ей съехать на обочину.
– Вы приехали вовремя, – сказал полицейский. – Здесь четверо мертвых и один раненый. Он жалуется, но, я думаю, он только поцарапан.
К ним спешил другой полицейский.
– Подгоните вашу машину задом к опрокинутой, и мы внесем пострадавшего вовнутрь.
Сначала Мария собиралась сразу уехать, но потом ей удалось немного успокоиться. Она затянулась сигаретой.
– Сейчас придет другая машина "скорой помощи", – сказала она, сообразив, что они вызвали машину и вот-вот появится настоящая "скорая".
– Зачем? – спросил полицейский. – Сколько пострадавших они назвали по телефону?
– Шесть, – солгала Мария.
– Нет, – сказал полицейский. – Только один раненый и четверо мертвых. Ранен водитель легкового автомобиля, четверо в автоцистерне умерли мгновенно: двое водителей и двое путешествовавших на попутных машинах.
Вдоль дороги полицейские выставили обувь, радиоприемник, карты, одежду и полотняную сумку, причем все выстроили строго по прямой.
Мария вышла из машины.
– Разрешите мне взглянуть на пассажиров, – попросила она.
– Они мертвы, – сказал полицейский. – Я знаю, что они мертвы, поверьте мне.
– Дайте мне взглянуть, – снова попросила Мария, бросая взгляд на темную дорогу и опасаясь, что покажутся огни "скорой помощи".
Полицейский прошел к куче в центре дороги. Там из-под брезента, который полиция возит специально для таких случаев, торчали четыре пары ног. Он поднял край брезента. Мария взглянула, готовая увидеть помятые останки англичанина и Куана, но погибшими оказались молодые люди, бородатые, в хлопчатобумажных костюмах. На одном из лиц застыла усмешка. Она в сердцах бросила сигарету.
– Я же говорил, – сказал полицейский, – они мертвы.
– Раненого я оставлю для, следующей машины, – заявила Мария.
– Чтобы я ехал с четырьмя трупами? Ни за что! – возмутился полицейский. – Вы его возьмете.
Красное вино все еще текло на дорогу. Послушался звук разрываемого металла, когда гидравлические домкраты разорвали кабину, чтобы освободить тело водителя.
– Послушайте, – в отчаянии сказала Мария. – У меня ночная смена. Я не смогу уйти, если не зарегистрирую пострадавших. Другая машина "скорой помощи" будет не против.
– Ты, милашка! – рявкнул полицейский. – Ты вообще не понимаешь, что делаешь!
– Пожалуйста. – Мария изобразила, что у нее дрожат веки.
– Нет, не могу, дорогая, в самом деле не могу, – сказал полицейский. – Вы возьмете с собой одного раненого. На мертвых я, так и быть, не настаиваю, раз вы говорите, что придет еще одна машина. Я подожду. Но только не с пострадавшим. – Он протянул ей маленький сверток. – Его личные вещи. Здесь его паспорт, не потеряйте.
– Нет, я не говорю по-французски, – громко произнес голос по-английски. – И отпустите меня, я дойду сам, спасибо.
Полицейский, который пытался нести парня, отпустил его и смотрел, как тот забирается в "скорую помощь" через заднюю дверь. Другой полицейский, вошедший туда первым, убрал металлические коробки с койки.
– Полно хлама, – сказал он, беря коробку с фильмом и рассматривая ее.
– Это больничные учетные карточки, – объяснила ему Мария. – Пациенты переданы в другие заведения. Документы отсняты на пленку, и утром я передам их в другие больницы.
Английский турист – высокий парень в черной шерстяной рубашке и розовых полотняных брюках – вытянулся на койке во всю длину.
– Вот это работа! – признательно вздохнул он.
Полицейский тщательно закрыл за собой заднюю дверь. Мария слышала, как он говорил: "Оставим мертвых там, где они есть, их заберет вторая "скорая", а сами займемся дорожными пробками. Чего только не случилось сегодня ночью! Несчастный случай, дорожные пробки, поиск контрабанды, и в конце концов нас еще попросят задержаться на пару часов сверхурочно".
– Пусть "скорая помощь" отправляется, – распорядился второй полицейский. – Ни к чему, чтобы она сообщила, что мы покинули место происшествия до прибытия второй машины.
– Ленивая ведьма, – буркнул первый полицейский. И, стукнув кулаком по крыше машины, крикнул: – Ну, давай, отправляйся!
Мария повернулась на сиденье в поисках выключателя внутреннего света. Найдя его, она выключила оранжевую лампу. Полицейский бросил злобный взгляд в окно.
– Смотри, не перетрудись, – проворчал он.
– Полицейский, – сказала Мария с таким видом, будто выругалась, и полицейского передернуло. Он, удивленный глубиной ее ненависти, заговорил тихо и сердито:
– Вечно неприятности с вами, работниками больниц. Вы думаете, будто вы единственные из живущих нормальные люди.
Мария, не найдя, что ответить, молча рванула машину с места. Позади нее раздался голос англичанина.
– Извините, что доставляю вам хлопоты. – Он говорил по-английски, надеясь, что его поймут по тону голоса.
– Все в порядке, – сказала Мария.
– Вы говорите по-английски! – обрадовался мужчина. – Просто замечательно!
– Ваша нога вас беспокоит? – Она постаралась, чтобы ее вопрос прозвучал как можно более профессионально.
– Ничего страшного. Я повредил ее, когда бежал по дороге к телефону. В самом деле забавно: те четверо мертвы, а я даже не поцарапан, если не считать растяжения в колене, когда бежал по дороге.
– А ваша машина?
– С ней покончено. Дешевая была машина, "форд-Англия". Картер ударил по задней оси, когда я видел ее в последний раз. С ней все. Водитель грузовика не виноват, бедняга. Но это и не моя вина, разве что я ехал слишком быстро. Я всегда езжу слишком быстро, все говорят. Но от судьбы не уйдешь. Он стоял прямо посреди дороги – так бывает при крутом повороте. Я его не виню. Надеюсь, он тоже не очень меня винит.
Мария не ответила. Ей хотелось, чтобы он уснул, и тогда она сможет обдумать ситуацию.
– Вы не могли бы закрыть окно? – попросил он.
Она немного прикрыла окно, но не до конца: возобновился приступ клаустрофобии. Мария потолкала локтем оконную ручку, надеясь, что парень не заметит.
– Вы были несколько резки с полицейским, – сказал он. И, когда Мария утвердительно хмыкнула, спросил: – Почему? Вы не любите полицейских?
– Я вышла замуж за полицейского.
– Вот как, – кивнул мальчик, обдумывая ее слова. – А я никогда не был женат. Я жил с девушкой пару лет… – Он осекся.
– Что случилось? – спросила Мария.
На самом деле ее это не интересовало. Ее беспокоило то, что происходило на дороге впереди них. Сколько раз будет сегодня ночью перегорожена дорога? Насколько тщательно они будут проверять документы и груз?
– Она бросила меня, – сказал парень.
– Бросила?
– Отказала мне. А как у вас?
– Мне кажется, я сама себя бросила, – сказала Мария.
– И вы стали водителем "скорой помощи", – заключил парень с юношеским простодушием.
– Да, – сказала Мария и громко рассмеялась.
– С вами все в порядке? – обеспокоенно спросил молодой человек.
– Со мной все в порядке, – кивнула Мария. – Но ближайшая приличная больница находится за границей, в Бельгии. Когда мы будем пересекать границу, вы ложитесь на спину и стоните, делая вид, что сильно пострадали. Понимаете?
– А, если они закрыли границы? – спросил парень.
– Предоставьте все мне, – ответила Мария.
Она срезала путь, свернув на узкую улочку, поблагодарив Бога за то, что было сухо. В этой части света грунтовая дорога становится непроезжей после получасового дождя.
– Вы, определенно, знаете здесь все дороги, – сказал парень. – Вы живете поблизости?
– Моя мать все еще живет поблизости.
– А ваш отец?
– Да, он тоже здесь живет. – Мария засмеялась.
– С вами все в порядке? – снова спросил парень.
– Вы пострадавший, – напомнила Мария. – Прилягте и усните.
– Извините, что беспокою вас, – смутился тот.
"Извините, что дышу", – подумала Мария. Англичане всегда склонны извиняться.
Глава 38
В больших отелях летний сезон уже почти закончился. Некоторые ставни были закрыты, и официанты распространяли приглашения на работу на зимних курортах. Дорога вилась мимо гольф-клуба и военного госпиталя. Огромные белые дюны, сияющие в лунном свете, как алебастровые дворцы, надвигались на серые доты вермахта. Между границей песка и бетонными кубами сидели с открытыми ртами козодои, охотившиеся за мошками и другими насекомыми. Теперь красное сияние Остенда стало ближе, и желтые трамваи позвякивали, двигаясь по автостраде и по мосту у королевского яхт-клуба, где белые яхты с аккуратно скрученными и привязанными парусами спали, нахохлившись, как чайки, на серой воде.
– Извините, – сказал я. – Я думал, они приедут раньше.
– Полицейские привыкли стоять на посту, – ответил Люазо.
Он двинулся назад по камням и битому стеклу, по разнородному мусору и старым кабелям, осторожно переступая через ржавые железнодорожные рельсы. Убедившись, что Люазо скрылся из виду, я пошел назад вдоль набережной. Внизу тихо шелестело море, звук его напоминал возню множества змей в ванне. С моря доносился треск снастей четырех старых рыболовецких судов. Я прошел к Куану.
– Он опаздывает, – сказал я.
Куан не ответил. За его спиной, дальше, у набережной, огромный шагающий кран переносил груз на грузовое судно. Прожекторы на кране освещали береговую линию. Не заметил ли крановщик Люазо и не испугался ли его?
Прошло пятнадцать минут после встречи. По инструкции полагалось ждать только четыре минуты, затем уйти и вернуться сюда снова через двадцать четыре часа, но я продолжал ждать.
Инструкции составлялись прилежными людьми в чистых рубашках и в теплых офисах. Я остался. Казалось, Куан чувствовал, как бежит время, и, можно даже сказать, наслаждался ожиданием. Он стоял терпеливо, не топал ногами, не согревал руки дыханием, не курил. Когда я подошел к нему, он не стал вопросительно поднимать бровь, не сделал замечания относительно холода и даже не поглядел на часы. Он смотрел на воду, и только на мгновение оторвался, чтобы взглянуть на меня, но, убедившись, что я не собираюсь снова заговорить, вновь принял прежнюю позу.
– Мы дадим ему еще десять минут, – сказал я.
Куан поднял на меня глаза, я повернулся и пошел назад вдоль набережной.
Желтые фары слишком поспешно свернули с главной дороги, и тут же раздался треск. Заднее крыло зацепило одну из бочек из-под масла, которые были сложены штабелями у дороги. Огни приближались, включенные на всю мощь. Фары ярко осветили Куана, и между ним и проволочным забором, окружавшим кучу песка, оставалась всего пара футов. Куан перепрыгнул дорожку перед носом автомобиля, задев полой пальто по фаре, моментально заслонив ее свет.