– Я в любом случае последую за вами, – ободряюще сказал связной. – Сегодня чудесное утро для прогулки.
– Ладно, – ответил я, испытывая ощущение, что, если бы шел дождь, он остался бы в кафе. Я смазал лицо лосьоном и спустился вниз к мсье Дэтту. На огромной куче игрушечных денег он оставил чаевые официанту: один франк.
Все еще стояло лето. Тротуары были горячими, улицы пыльными, и транспортная полиция щеголяла в белых кителях и в темных очках. Всюду толпились туристы, причем двух видов: или бородатые, с бумажными пакетами и в выгоревших джинсах, или в соломенных шляпах, с фотокамерами и в хлопчатобумажных жакетах. Они сидели на лавочках и громко разговаривали. "Итак, он объяснил, что сотня новых франков заменяет десять тысяч старых франков, – говорил один. – И я ему ответил, что теперь, понимаю, почему французы сделали революцию". Другой турист возразил: "Но вы же не говорите на этом языке". Первый мужчина ответил: "Мне не нужно говорить на этом языке для того, чтобы понять, что имеет в виду официант".
Когда мы прошли, я оглянулся, чтобы взглянуть на них, и успел увидеть связного, вышагивающего примерно в тридцать ярдах позади нас.
– Понадобится еще пять лет, чтобы завершить мою работу, – сказал Дэтт. – Человеческий ум и человеческое тело – замечательные механизмы, но иногда они плохо соответствуют друг другу.
– Очень интересно. – Дэтта было легко поощрить.
– В настоящее время мои исследования связаны с регистрацией боли, или, точнее, волнения, вызванного кем-нибудь, утверждающим, что он испытывает неожиданную физическую боль. Вы, вероятно, помните стоны, записанные на магнитофон. Такой звук вызывает замечательные изменения в мозге человека, если его использовать в подходящей ситуации.
– Подходящей ситуацией является та камера пыток, как будто нарочно созданная для киносъемок, куда меня засунули после инъекций?
– Именно так, – кивнул Дэтт. – Вы правильно поняли. Даже если люди понимают, что это запись, и даже если мы говорим им, что девушка – актриса, даже в этом случае волнение, которое они испытывают, ослабевает не очень заметно. Занятно, правда?
– Очень, – согласился я.
Дома авеню Фош дрожал в утреннем мареве. Листья на деревьях перед домом плавно двигались, как будто стремились сохранить солнечный жар. Дверь открыл дворецкий, и мы вошли в холл. Мрамор был холодным, и изгиб лестницы сверкал в тех местах, где солнечные лучи попадали на дорогой ковер. Высоко вверху люстры едва слышно позвякивали от сквозняка, которым тянуло от открытой двери.
Единственным отчетливым звуком был стон девушки. Я узнал магнитофонную запись, которую упоминал Дэтт. На мгновение стоны стали громче, когда где-то на втором этаже открылась и закрылась дверь, расположенная недалеко от верхней площадки.
– Кто там наверху? – спросил Дэтт, передавая дворецкому зонтик и шляпу.
– Мсье Куан-тьен, – ответил дворецкий.
– Обаятельный парень, – сказал Дэтт. – Мажордом китайского посольства в Париже.
Где-то в доме на фортепьяно играли Листа, или, возможно, это была запись.
Я посмотрел в сторону второго этажа. Стоны продолжались, но звук их гасила дверь, которая теперь была закрыта. Неожиданно, двигаясь бесшумно, как фигура во сне, вдоль балкона второго этажа пробежала молодая девушка и двинулась вниз по лестнице, спотыкаясь и цепляясь за перила. Рот ее был открыт в беззвучном стоне, какой бывает только в кошмарах, на обнаженном теле выступали свежие пятна крови. Должно быть, ее ударили ножом двадцать или тридцать раз, и ручейки вытекающей крови образовали сложный узор, похожий на красное кружево. Я вспомнил стихотворение, которое читал мсье Куан-тьен: "Если это не полностью белая роза, она должна быть краснее цвета крови".
Никто не пошевелился, пока Дэтт не попытался схватить ее, но он действовал так медленно, что она без малейших усилий увернулась и выбежала в дверь. Теперь я узнал ее лицо. Это была Анни, модель, которую рисовал Бирд.
– Догоните ее. – Дэтт привел в действие свой штат со спокойной точностью капитана лайнера, держащего курс. – Быстро наверх, обезоружьте Куан-тьена, вымойте нож и спрячьте. Возьмите его под стражу, потом позвоните представителю по связи с прессой из китайского посольства. Не говорите ему ничего, просто скажите, что он должен оставаться в своем офисе, пока я не позвоню ему, чтобы организовать встречу. Альбер, свяжитесь по моему личному телефону с министром внутренних дел и скажите, что нам здесь нужно несколько полицейских из РКБ. Я не хочу, чтобы муниципальная полиция совала нос в это дело. Жюль, возьмите мой портфель и ящик с лекарствами и приготовьте аппарат для переливания крови. Я пойду взгляну на девушку. – Дэтт повернулся, чтобы уйти, но остановился и тихо сказал: – И Бирд, немедленно доставьте сюда Бирда. Пошлите за ним машину.
Он поспешил вслед за лакеями и дворецким, которые побежали через лужайку за истекающей кровью девушкой. Она оглянулась через плечо, и близость преследователей добавила ей сил. Ухватившись за будку поста у ворот, она качнулась в сторону горячего пыльного тротуара. Ее сердце качало кровь, и та вырывалась наружу блестящими пузырями, которые надувались и лопались, растекаясь вертикальными струйками.
– Смотрите! – услышал я восклицания прохожих.
Кто-то крикнул: "Хелло, дорогая", и раздался восхищенный свист. Должно быть, это было последнее, что услышала девушка, замертво падая на горячий и пыльный парижский тротуар под деревьями на авеню Фош. Усатая старая карга, несшая два baguettes, подошла, шаркая поношенными домашними тапочками. Она пробилась сквозь толпу зевак и низко склонилась над головой девушки.
– Не беспокойся, дорогая, я медсестра, – прокаркала старуха. – Все твои раны небольшие и поверхностные. – Она покрепче засунула батоны под мышку и подергала за нижнюю часть своего корсета. – Только поверхностные, – снова сказала она, – поэтому не из-за чего суетиться. – И очень медленно повернувшись, побрела по улице, что-то бормоча про себя.
К тому времени, когда я добрался до тела, вокруг девушки было человек десять – двенадцать. Прибыл дворецкий и набросил на нее автомобильный плед. Один из стоящих рядом произнес: "Tant pis", а другой сказал, что jolie pepee хорошо забаррикадировалась. Его друг засмеялся.
В Париже полиция всегда поблизости, вот и теперь они прибыли быстро. Сине-белый рифленый вагончик высыпал полицейских, как игрок рассыпает веером карты. Еще до того, как вагончик остановился, полицейские уже пробивались через толпу, спрашивая документы, задерживая некоторых, отсылая прочь других. Лакеи завернули тело девушки в плед, подняли обмякший сверток и двинулись к воротам дома.
– Положите ее в фургон, – приказал Дэтт.
– Несите тело в дом, – велел один из полицейских.
Двое мужчин, несших тело, остановились в нерешительности.
– В фургон, – повторил Дэтт.
– У меня есть указания комиссара полиции, – настаивал полицейский. – Мы только что связались с ним по радио. – Он кивнул на фургон.
Дэтт был в ярости. Он ударил полицейского по плечу и, брызгая слюной, свистящим шепотом заорал на него.
– Вы, дурак, разве вы не понимаете, что привлекаете внимание?! Это политическое дело, министр внутренних дел в курсе. Кладите тело в фургон. Радио подтвердит мои указания. – Гнев Дэтта произвел впечатление на полицейского. Дэтт указал на меня. – Вот один из офицеров, работающих с главным инспектором Люазо из Сюртэ. Этого для вас достаточно?
– Очень хорошо, – пожал плечами полицейский. Он кивнул двум своим людям, те затолкали тело в полицейский фургон и закрыли дверь.
– Могут прибыть журналисты, – сказал Дэтт полицейскому. – Оставьте здесь пост из двух человек и убедитесь, что они знают десятую статью.
– Да, – покорно кивнул полицейский.
– Каким путем вы поедете? – спросил я водителя.
– Тело полагается отвезти в судебно-медицинский институт, – ответил он.
– Довезите меня до авеню Мариньи, – попросил я, – мне надо вернуться к себе в офис.
Старший из полицейского наряда был уже так запуган яростными приказаниями Дэтта, что не стал спорить и согласился, чтобы я поехал в фургоне. На углу авеню Мариньи я вышел. Мне требовалась большая порция бренди.
Глава 15
Я ждал, что связной из посольства свяжется со мной в тот же день, но он не появился до следующего утра, а появившись, положил портфель с документами на шкаф и плюхнулся в мое любимое кресло.
Он начал с ответа на вопрос, которого я ему не задавал:
– Это бордель. Он называет его клиникой, но это больше похоже на бордель.
– Спасибо за помощь.
– Не раздражайтесь. Ведь вы бы не хотели, чтобы я вам советовал, что сообщать в ваших отчетах?
– Это правда, – согласился я.
– Конечно, правда. Настоящий бордель, который посещает много народу из посольств. Не только наши люди, но и американцы и другие.
Я сказал:
– Поправьте меня, если я ошибусь. Один из сотрудников нашего посольства получает от Дэтта какие-то гадкие картинки? Или что-то в этом духе?
Курьер уставился на меня.
– Мне не разрешено говорить о таких вещах.
– Не городите чепухи, – сказал я. – Вчера они убили девушку.
– В момент страсти, – пояснил курьер. – Это было частью сексуального акта с отклонениями.
– Меня не интересует, было ли убийство трюком, рассчитанным на публику, – сказал я. – Она мертва, и мне нужно как можно больше информации, чтобы избежать неприятностей. И не ради моей собственной шкуры, я хочу избежать неприятностей для нашего департамента.
Связной ничего не ответил, но, по-моему, готов был уступить.
Я пригрозил:
– Если мне снова придется отправиться в этот дом – и всего лишь затем, чтобы раздобыть несколько фотографий сотрудников посольства, то, если я вернусь, я спущу с вас шкуру.
– Дайте еще немного кофе, – попросил связной, и я понял, что он решил рассказать мне все, что знал.
Я вскипятил чайник и сварил пинту крепкого черного кофе.
– Куан-тьен, – сказал курьер, – мужчина, который заколол девушку, – вы знаете, кто он такой?
– Дэтт сказал, что он мажордом в китайском посольстве.
– Это лишь прикрытие. Его действительно зовут Куан-тьен, но он один из пяти руководителей китайской атомной программы.
– Он чертовски хорошо говорит по-французски.
– Конечно, он говорит хорошо. Он проходил подготовку в лаборатории Кюри здесь, в Париже. Так же, как и его шеф, Цинь Сан Чинг, который возглавляет институт атомной энергии в Пекине.
– Похоже, вы неплохо осведомлены, – сказал я.
– Ровно год назад я занимался анализом данных.
– Расскажите мне еще об этом человеке, который смешивает секс и отточенные лезвия.
Он пододвинул к себе кофе, задумчиво его помешивая, и начал.
– Четыре года назад в процессе полетов U2 засекли расположенный на четырнадцати акрах газовый завод, который получал энергию от гидроэлектростанции на Желтой реке неподалеку от Ланчжоу. Эксперты предсказали, что китайцы будут делать свои бомбы так же, как их делают русские и французы, так же, как их делаем мы: получая плутоний в атомных реакторах. Но китайцы сделали не так. Наши люди были близко. Я видел фотографии, сделанные с очень близкого расстояния. Этот завод доказывает, что их ставка была на водород, и они на всех парах шли вперед, работая по своей водородной программе исследований. Сконцентрировавшись на легких элементах вообще и продвигая разработку мегатонной бомбы вместо килотонной, через восемь или десять лет, если водородные исследования окупятся, они будут ведущей ядерной державой. Этот Куан-тьен – их лучший специалист по водороду. Понимаете, что я имею в виду?
Подлив себе еще кофе, я обдумывал услышанное. Курьер достал свой портфель и копался в нем.
– Вчера, покинув клинику, вы уехали в полицейском фургоне?
– Да.
– Хм. Я так и думал, что вы вполне могли в нем уехать. Ловкий трюк. Ну, а я некоторое время поболтался вокруг, а потом, поняв, что вы уехали, вернулся сюда. Я надеялся, что вы тоже вернетесь.
– Зашел выпить, – сказал я. – На часок перевел свои мозги в нейтральное положение.
– И очень неудачно, – посетовал связной. – Потому что, пока вы отсутствовали, у вас был посетитель. Он спросил о вас у стойки, потом около часа поболтался вокруг, но, поскольку вы не появились, вернулся на такси вернулся в отель "Лотти".
– Как он выглядел?
Связной улыбнулся своей безрадостной улыбкой и извлек несколько глянцевых фотографий восемь на десять, где был изображен мужчина, пьющий кофе на послеполуденном солнце. Фотографии не отличались хорошим качеством, но все-таки позволяли рассмотреть человека около пятидесяти лет, одетого в легкий костюм и фетровую шляпу с узкими полями. Галстук перехватывала булавка с небольшой монограммой, которую нельзя было разобрать, запонки были большими и нарядными. Глаза человека прикрывали большие солнцезащитные очки, которые на одной из фотографий он, как будто из вежливости, снял. Держа чашку с кофе, он высоко поднимал мизинец и поджимал губы.
– Прямо в десятку! – восхитился я. – Хорошая идея – подождать, когда он снимет очки. Но вы могли бы использовать людей из Д и Р.
– Это просто грубые отпечатки, – объяснил курьер. – Негативы плохо откадрированы, но они хорошего качества.
– Вы настоящий секретный агент! – восхищенно сказал я. – Как вам удалось? Выстрелили ему в лодыжку или с помощью своего зуба послали сигнал в штаб и отыграли все на ручных часах?
Он снова порылся в фотографиях, потом бросил на стол экземпляр "Экспресс". В газете был снимок американского посла, приветствующего группу американских бизнесменов в аэропорту Орли. Связной бросил на меня быстрый взгляд.
– Пятьдесят процентов людей из этой группы американцев работают или работали на комиссию по атомной энергии. Большая часть остальных – эксперты в области атомной энергии или в родственных областях. Бертрам: занимался ядерной физикой в Массачусетском технологическом институте. Бестбридж: занимается лучевой болезнью с 1961 года. Вальдо: эксперименты с радиоактивными осадками и работа в госпитале в Хиросиме. Гудзон: водородные исследования, теперь он работает на американскую армию.
Он отметил ногтем лицо Гудзона. Это был человек с фотографии.
– Хорошо, – сказал я. – Что вы пытаетесь доказать?
– Ничего, просто ввожу вас в курс дела. Ведь вы этого хотели, не так ли?
– Да, – согласился я. – Спасибо.
– Я просто сопоставляю экспертов по водороду из Пекина с экспертами по водороду из Пентагона. Мне интересно, почему и те, и другие в одном и том же городе в одно и то же время пересекаются с вами. Это заставляет меня нервничать. – Он залпом выпил остаток кофе.
– Вам не следует пить так много крепкого черного кофе, – посоветовал я. – Вы не сможете уснуть ночью.
Связной собрал фотографии и экземпляр "Экспресс".
– У меня есть своя система, чтобы заснуть, – хмыкнул он. – Я читаю составленные мною отчеты.
– Следите за резидентами, неожиданно делающими выводы, – сказал я.
– Это не снотворное. – И добавил, вставая: – Самое важное я отложил напоследок.
– Разве? – спросил я и подумал о том, что может быть важнее Китайской Народной Республики, готовящейся к ядерной войне.
– Девушка была нашей.
– Какая девушка была чьей?
– Убитая девушка работала на нас, на наш отдел.
– Временно?
– Нет, постоянно, по официальному контракту. Такова судьба.
– Бедный ребенок, – вздохнул я. – Она вытягивала информацию у Куан-тьена?
– Ее информация не шла через посольство. Они там ничего о ней не знают.
– Но вы знаете?
– Да.
– Вы ведете двойную игру.
– Как и вы.
– Не совсем. Я работаю на Лондон, и работа, которую я делаю для посольства, – обыкновенная любезность. Я могу от нее отказаться, если захочу. Чего хочет от меня Лондон в отношении этой девушки?
– У нее есть квартира на левом берегу. Надо просто просмотреть ее личные бумаги и вещи. Вы знаете, как такие дела делаются. Это общий план, – сказал он, протягивая мне бумагу, но, возможно, вы что-нибудь найдете. Вот ее ключи – у нашего департамента есть дубликаты на крайний случай: маленький – от почтового ящика, большие – от входной двери и от квартиры.
– Вы сумасшедший. Через тридцать минут после ее смерти полиция, вероятно, там все перерыла.
– Конечно, полицейские там были, дом у меня под наблюдением. Вот почему я немного подождал, прежде чем сказать вам. Лондон совершенно уверен, что никто – ни Люазо, ни Дэтт – не знает, что девушка работала на нас. Вероятно, они провели обычный обыск.
– Если девушка была постоянным сотрудником, она ничего не оставила на виду, – сказал я.
– Конечно, не должна бы оставить, но все же могут найтись одна-две маленькие вещицы, способные всех нас смутить…
Он оглядел мрачные обои моей комнаты и толкнул древнюю кровать. Та затрещала.
– Даже самые осторожные работники подвержены искушению иметь кое-что под рукой.
– Это противоречит инструкциям.
– Безопасность стоит выше инструкций, – возразил он.
Я пожал плечами, неохотно соглашаясь.
– Ну, вот и хорошо, – сказал он. – Теперь вы понимаете, почему они хотят, чтобы вы пошли. Идите и обследуйте все вокруг так, как будто это ваша комната и это вы только что были убиты. Вы могли бы найти кое-что там, где больше никто не нашел бы. Есть страховка примерно в тридцать тысяч новых франков, если вы найдете кого-нибудь, кому, по вашему мнению, следовало бы ее получить. – Он записал адрес на клочке бумаги и положил его на стол. – Я буду поддерживать с вами связь, – сказал связной. – Спасибо за кофе, он очень хороший.
– Если я начну подавать растворимый кофе, – улыбнулся я, – возможно, у меня будет чуточку меньше работы.
Глава 16
Погибшую девушку звали Анни Казинс. Ей было двадцать четыре года, и она жила в новом многоэтажном доме недалеко от бульвара Мишель, в тесной комнатке с низкими потолками. То, что агенты описали, как квартиру-студию, оказалось крошечной однокомнатной квартирой, ванная и туалет напоминали большие шкафы. Большая часть денег, отпущенных на строительство этого здания, была потрачена на отделку вестибюля, щедро украшенного стеклянной плиткой, мрамором и зеркалами в рамках под бронзу, в которых каждый казался себе загорелым и немного не в фокусе.