* * *
В лощине лежал снег. Много намело его за долгую полярную зиму. Конец июня - а все еще не тают снежные языки, белеют среди ярко-зеленых тундровых болот, на фоне серых причудливых валунов, оставленных здесь проползшим в незапамятные времена ледником. На южных и западных склонах каменистых гряд, цепляясь корнями за скудную, неласковую землю, коряво стоят малорослые карельские березы. Спешат подставить узкие ладошки листьев солнечным лучам. Заполярье! Июнь - еще не лето, июль - уже не лето.
Петр Курганов - заместитель политрука первой заставы - залег с винтовкой в середине цепи из сорока пограничников. Там, за снежной лощиной, - враг. Если фашисты пойдут через границу, лощины им не миновать: южнее - озеро Титовское, севернее - непроходимые болота, скальные надолбы, настоящий противотанковый рубеж, созданный самой природой. А фашисты должны пойти: через заставу лежит кратчайшая дорога на Мурманск.
Уже неделю гремели бои, немцы танковыми клиньями ломились в глубь страны. А здесь, на севере Кольского полуострова, стояла относительная тишина. Перебежчики с финской стороны предупреждали пограничников, что фашисты готовят удар в ночь на 29 июня. А вчера Петр Курганов и сержант Киселев с нарядом из трех человек обнаружили на советской территории, примерно в километре от государственной границы, четырех вооруженных автоматами нарушителей. В перестрелке троих уничтожили, одного, раненного, задержали.
Им оказался немец в звании обер-лейтенанта, штабной офицер 6-й горно-егерской дивизии. На допросе он вел себя заносчиво, не скрывал, что выполнял разведывательное задание - выявить огневые точки, прикрывающие дорогу на Мурманск.
- Чего мне скрывать, - убежденно басил немец, - когда первого июля мы уже будем в Мурманске! А вы, господа, будете нашими пленными...
- Повадился кувшин по воду ходить - там ему и голову сложить, - сказал начальник заставы старший лейтенант Дронов, когда политрук Иванцов перевел речь фашиста. - Прочитай, что у него в документах.
- Часть нам известная - горные егеря дивизии генерала Дитла. А вот это интересно. Пригласительный билет. Командование приглашает господ офицеров вермахта в мурманский ресторан "Арктика" на торжественный банкет по случаю доблестного захвата Мурманска "на третий день с начала наступления".
- Ишь ты, на банкет! Как же - "герои Нарвика и Крита". У нас тут не Крит, охолонут маленькб.
Дронов запечатал пакет и передал его Курганову:
- Срочно доставьте командиру полка, а на словах передайте, что немцы попрут скорее всего в ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое. Показания перебежчиков косвенно подтверждаются.
Оседлав единственного на заставе коня, - зимой пограничникам приходилось больше ездить на собаках и неприхотливых оленях, - Курганов поскакал в штаб 95-го стрелкового полка 14-й стрелковой дивизии, дислоцировавшегося восточнее реки Титовка в тылу у пограничников.
В 11 часов вечера, едва солнце коснулось горизонта, пограничники скрытно покинули казарму и двинулись к границе на высоту "202", заняли рубеж вдоль заснеженной лощины. Сорок человек с гранатами и стрелковым оружием - против многотысячной, вышколенной, вознесенной геббельсовской пропагандой до небес дивизии горных егерей, против пушек, минометов, авиации...
"Ночь" полярным днем - полчаса светлых сумерек - промелькнула быстро, как тень совы. Пограничники разложили в ниши гранаты, запасные диски и обоймы. "Хорошо хоть к "трехлинейкам" в мае пришло подкрепление - самозарядные винтовки Токарева и пистолеты-пулеметы Дегтярева. Ведь уже тогда на границе пахло порохом: чуть не каждый день нарушения - и на земле, и в небе", - думал Курганов, привалившись спиной к валуну. Посмотрел вперед, на заснеженную лощину, глянул вокруг. Хмурый пейзаж! Невысокие каменистые сопки с чахлой растительностью, болота, серое небо - нагоняли тоску. С особой остротой вспомнился дом, родная деревушка Лямпино посреди весело зеленеющей пармы.
Гадал ли он тогда, в детстве, что придется ему стрелять в людей? Нет, конечно. Петр мечтал стать учителем. Как большинство физически сильных людей, был он добродушен, не любил ссор. Да и с кем ссориться? Почитай вся деревня - родня, у всех фамилии - Кургановы. Есть еще, правда, Вавилин, да и тот - зять Кургановых, женился на старшей сестре Петра.
А силенок Петр набрался в деле, с четырнадцати лет пахал. В пятнадцать закончил ШКМ - школу колхозной молодежи, как звалась тогда сельская семилетка, поступил в Кудымкарское педучилище. Славная была жизнь, хоть и голодная. Стипендия - пятьдесят рублей, а килограмм хлеба стоил почти рубль, килограмм сахару - четыре пятьдесят. И еще надо одеться, обуться. Зато какое пиршество - после стипендии пойти в "настоящую" столовую, подкрепиться более существенным, чем каша да чай! Правда, официанты обслуживали учащуюся братию весьма неохотно, зато стремглав бросались на щелчок пальцами заезжих шоферов, те на "деньгу" не скупились.
В 39-м году Петра Курганова как выпускника направили на длительную педагогическую практику, а в сентябре 40-го призвали в пограничные войска. Петр не думал становиться профессиональным военным, хоть и был соблазн. Перед окончанием училища пришел к ним в общежитие офицер из военкомата, весь в скрипучих ремнях, в блестящих сапогах чистого хрома. Петру предложили поступить учиться в Свердловское пехотное училище.
Отговорил его зять, тот самый единственный в селе Вавилин. Был он уважаемым в колхозе человеком, партийцем. "В селе учитель - больше чем учитель. Так что, Петр, отслужи лучше срочную да возвращайся, учи ребятишек добру...".
Так и сделал бы Курганов, если б не фашисты, если б не война. Нет, не думал он стрелять в людей. А скольких уже нашли его пули здесь, на границе, с той поры, как служит он в Мурманском пограничном округе войск НКВД, на первой, самой северной на Кольском полуострове заставе? Свято выполнял он главный закон пограничья: быть бдительным, смело вступать в поединок с врагом, не жалеть своей крови и даже жизни ради своего народа, своей родины. Настоящий, чекистский закон. И не в людей он стрелял, а в нарушителей, в шпионов и диверсантов, не желавших сдаваться. И не в людей он будет стрелять сегодня, а в смертельных врагов, фашистов.
Курганов потянулся к винтовке, еще раз примериваясь, удобно ли будет целиться, и в этот миг страшно громыхнуло на западе, над головами пограничников с воем понеслись снаряды, мины. Фашисты ударили по заставе и по тылам, где располагался 95-й стрелковый полк. Как молот по наковальне, долбила и долбила по скалам фашистская артиллерия. Когда первый одуряющий страх, заставляющий инстинктивно прижиматься к земле, немного отпустил, Петр приподнял голову. По склону лощины спускались с той, западной стороны плотные цепи горных егерей в серо-зеленых мышиных мундирах.
Атакующие враги достигли белой кромки лощины. Пьяно горланя, - егеря укрепляли свою храбрость шнапсом, - фашисты бежали по рыхлому снегу, проваливаясь и беспорядочно строча перед собой из "шмайссеров". Перекрывая треск автоматных очередей, старший лейтенант Дронов крикнул: "Огонь!"
Каждый метр лощины был давно пристрелян пограничниками. Их встречный огонь был точен. Отчетливо, зло били винтовки, в центре рокотали ППД - знаменитые "дегтяри", с флангов косили врага два станковых пулемета - самая мощная "артиллерия" заставы. Трупы в мышиных мундирах испятнали белый снег. Оставшиеся в живых отступили. Застава выдержала первый натиск егерей.
В течение дня пограничники отбили восемь атак озверевших врагов. Патронов наши бойцы не жалели: арсенал заставы пополнялся единожды в году, да и запас продуктов привозился разом на весь год. И сделано это было недавно, полмесяца назад.
Несколько раз фашисты предпринимали артналеты на позиции пограничников, дважды вызывали авиацию, но сбить оборону так и не смогли. Здесь, среди вековых валунов, разрывы снарядов и бомб были малоэффективны, смертью грозило лишь прямое попадание. Именно от прямого попадания авиабомбы погиб старшина заставы, подвозивший товарищам боеприпасы. Бомба в щепки разнесла повозку с патронными ящиками и гранатами, осколками ранило лошадь, и она стонала буквально по-человечески, пока Дронов не приказал кому-то из бойцов добить ее.
К вечеру наблюдатели с левого фланга доложили, что фашисты взорвали скалу у озера, разровняли дорогу и в обход цепи пограничников пустили танки.
- Приказываю отходить! - скомандовал Дронов. - Взять максимально возможное количество боеприпасов и продовольствия, остальное вместе со зданием заставы сжечь!
Неохотно выполнили приказ начальника пограничники. Дронов понимал их, а потому и объяснил свои действия политруку заставы Иванцову:
- Задачу свою мы, Николай Матвеевич, выполнили. Нужно было продержаться восемь часов, а мы тут - без малого сутки. Егерей накрошили - снега в лощине не видать. А на танки идти с голыми кулаками - не резон. Так и растолкуй бойцам: отходим на укрепленные позиции девяносто пятого полка. Вместе будем воевать. У пехотинцев есть и пушки противотанковые, и гранаты...
* * *
Сто километров, отделявшие Мурманск от линии государственной границы, фашисты намеревались пройти за три дня. Почти два месяца потребовалось им, чтобы одолеть сорок километров от Титовки до реки Западная Лица. 95-й стрелковый полк и влившиеся в него пограничники отступали, заставляя врага платить большой кровью за каждый куст и камень, за каждый метр советской земли.
Уже 29 июня командование 82-го погранотряда потеряло связь с первой заставой. Ее сочли погибшей. Родственникам личного состава в конце июля послали похоронки. Пришла казенная бумага и в деревню Лямпино Коми-Пермяцкого округа родителям Петра Курганова.
И какова же была радость командования погранотряда и друзей-пограничников, когда застава - почти без потерь! - в августе форсировала Западную Лицу и вместе с подразделениями 95-го полка заняла оборону на ее восточном берегу! Получив подкрепление, на этом рубеже советские части стояли насмерть. До Мурманска - нашего заполярного незамерзающего порта - фашистам оставалось пройти еще шестьдесят километров, но они не смогли продвинуться уже ни на шаг. Здесь сложили головы многие егеря дивизии генерала Дитла, здесь похоронена ее "непобедимость". Не зря долину Лицы в годы войны окрестили Долиной Смерти, а после победного мая - Долиной Славы.
Пропали пригласительные билеты командования германского вермахта на банкет в ресторан "Арктика". Фашисты могли попасть в Мурманск только в одном качестве - в качестве пленных! Мишуковская дорога от пограничной заставы № 1, от Титовского озера до Мурманска - оказалась для горных егерей непроходимой.
* * *
Когда линия фронта на Западной Лице стабилизировалась, командование 82-го погранотряда отозвало пограничников из стрелковых частей. Из уцелевшего, крепко обстрелянного личного состава разных застав сформировали чекистский диверсионно-разведывательный отряд. Заставу старшего лейтенанта Дронова поделили на две диверсионно-разведывательные группы. В группу, которую он возглавил сам, Дронов включил и Петра Курганова как сообразительного разведчика, меткого стрелка, человека большой физической силы, да к тому же владеющего боевыми приемами рукопашной схватки.
Рейды пограничников во вражеский тыл отличались дерзостью и стремительностью: они действовали в хорошо знакомых им районах своих бывших застав, знали каждый камень, склон, ложбинку, болото.
- Дома стены помогают, а мы - дома! - не раз говаривал Дронов.
...Их группа возвращалась из глубокого рейда по фашистским тылам. В белесой мгле полярной ночи, в белых маскхалатах скользили пограничники на лыжах по белым снегам, выявляя расположение вражеских подкреплений, коммуникации противника, штабы, узлы связи. Спали прямо на снегу, подостлав ветки карельской березы, костров не разводили, питались стылыми консервами, кое-как размороженными на синеватом пламени таблеток сухого спирта; жевали каменные сухари.
- Да, с такой пищи ходить будешь, но медленно, если ветра не будет, - пытался шутить Курганов.
- Ничего, возвращаться - не в пекло лезть, - старательно передвигая лыжи, ответил Дронов. - Смотри, наша ложбина. Интересно, закопали егеря своих тут или так и замело снегом?
- Кто его знает? Попробуй, вройся в камень... Стой!
Идущие след в след по лыжне разведчики остановились.
- Чего там? Фрицы?
- Дозорный дал сигнал фонарем.
Дронов и Курганов поспешили вперед, к дозору.
- Что случилось?
- Слева, где наша застава, кто-то воет. А впереди - в метрах трехстах от нас, в низине, похоже, походные немецкие палатки.
- Проверим!
Проверить, понять непонятное, грозящее возможной опасностью, -такой же закон пограничья, как обязательная бдительность. И Дронов свернул с лыжни влево, к заставе. Вернулся он буквально через две минуты.
- И смех и грех, - сказал он, отдуваясь. - Это же наша печь на заставе воет! Узнала своих, вот и подает сигнал.
Мысленно Петр Курганов тотчас представил большую круглую печь из красного кирпича, обитую крашеным железом. Как уютно стояла она в центре родной казармы, а вокруг теснились тридцать пять солдатских коек. Как хорошо горели и потрескивали не поддающиеся топору стволы карельской березы. Вспомнился повар Василий Тельнов, прекрасно пекший хлеб, правда, в другой печи, поменьше. Тельнов погиб в августе на Западной Лице.
- Да, заставу свою сожгли; стены сгорели, а печь стоит, воет, как баба по покойнику, - не обращаясь ни к кому, сказал дозорный.
- Ничего - они нам за все наши беды заплатят. Заставим, - убежденно сказал Дронов. - Так, говоришь, впереди палатки фашистские? Может, тоже померещилось, если вой ветра в печной трубе за страшную опасность принял?
Не померещилось...
В низине, на пути пограничников, стояли большие палатки, в каждой, должно быть, пятнадцать-двадцать фашистов.
- Двенадцать палаток, - вынырнув из темноты, доложил Дронову Петр. - Спят как сурки. Без охранения.
Обычной задачей диверсионно-разведывательных групп было уничтожение живой силы и техники врага, наведение паники в его тылах, захват "языков". На этот раз группа Дронова выполняла чисто разведывательное задание, можно было обойти неприятельский гарнизон, не рисковать: благо собран необходимый материал. Но велико было искушение.
- Часовых нет. Чувствуют себя в безопасности: до линии фронта сорок километров. Ничего, мы их расшевелим, боекомплект у нас не истрачен. Окружаем и в два ноль-ноль, без "ура" и шумовых эффектов, - забрасываем гранатами.
Соотношение сил было не в пользу пограничников, но на их стороне - внезапность, дерзость, вера в свою правоту и полярная ночь...
Забросав палатки гранатами, разрядив автоматные диски в обезумевших врагов, пограничники растворились во тьме, прихватив на всякий случай "языка".
Конечно, не все операции проходили столь же успешно. В одном из дальних рейдов, в котором участвовали совместно три группы, пограничники Дронова ушли из базового лагеря в фашистском тылу громить коммуникации врага. Две другие группы, вернувшиеся с задания, измотанные и смертельно усталые, расположились на отдых. Тоже в низине, за ветром, только не в палатках, а на снегу. Приняли с устатку и для согрева "сто наркомовских граммов" - и уснули. Троих дозорных тоже сморил сон. Каратели из СС - не без помощи белофиннов - бесшумно сняли спящих дозорных, а остальных расстреляли в упор. Из сорока наших бойцов уцелел один, раненый. Он-то и рассказал, как фашисты ножами добивали раненых, уродовали лица мертвых.
Страшное зрелище предстало глазам пограничников группы Дронова, вернувшейся на базу. Отныне ни капли жалости не оставалось у бойцов к лютому зверю-врагу.
- Эх, ребята! - сдернув ушанку, только и мог сказать Дронов. Скорбно помолчав, добавил: - Забыли главный закон пограничья, утратили бдительность. Мы отомстим за вас...
Не с тех ли пор сделались неуловимые чекистские группы грозой и кошмаром оккупантов? Такой факт: когда в октябре 1941 года диверсионно-разведывательный отряд реорганизовали в 181-й погранбатальон, его командиром стал подполковник Михайлов. О бойцах батальона, оправдывая свою беспомощность, фашистское командование распространило легенду: "Пограничники Михайлова дерзки, неуловимы и беспощадны. Бороться с ними невозможно".
В Заполярье Петр Курганов сражался до ноября 1942 года. Потом его вместе со многими товарищами-пограничниками посадили в воинский эшелон и повезли на Урал. Прогромыхали за открытой дверью теплушки знакомые станции: Верещагино, Менделеево, Пермь II... До дому, казалось, рукой подать.
Однако на самом деле до дому оставалось еще больше двух лет войны, борьба с националистами всех мастей, учеба в школе контрразведки "Смерш".