С другой стороны, он понимал, как сказывается на нем отсутствие настоящего сна: чувствовал, что хуже соображает, стал напряженнее и раздражительнее.
Движение было небольшое. Он объехал площадь Звезды, двинулся вниз по Елисейским полям и поставил машину у тротуара возле "Американской аптеки". Там не спеша позавтракал и прочитал лежащую на столике "Паризьен", словно день был выходной. Быстренько позвонил Бальму предупредить, что появится ближе к обеду, и Кальдрону - поговорить о текущих делах.
- Вы точно здоровы?
- Абсолютно здоров, Венсан. Просто мне сегодня нужно немножко продышаться, а думать я и тут могу. Мобильный включен, можете связаться со мной в любой момент.
Выйдя из "Американской аптеки". Мистраль поехал в сторону букинистов на набережных, а потом наугад. Опущенные стекла заменяли ему кондиционер. Хотя день обещал быть по-прежнему очень жарким, невыносимый зной, казалось, уже отступал.
* * *
Жан-Пьер Бриаль сидел через стол от священника тюрьмы в Лианкуре. Он развалился на стуле, руки сложил на огромном пузе и сосредоточенно смотрел на служителя культа. Священник сидел прямо и с любопытством глядел на арестанта.
- Кажется, вы хотели со мной говорить. Это первый раз?
Бриаль почесал жирной пухлой рукой с грязными ногтями макушку и шею, вытер потные руки о штаны.
- Да. Только сначала я хочу вас спросить. Вы ничего не рассказываете, что мы вам говорим?
- Если на исповеди - разумеется, нет!
- А не на исповеди?
- Обычно тоже нет. Но в таком случае я предпочел бы говорить с вами о другом: как вы попали в такое место, помочь вам стать лучше…
- Не тот случай. Они мне хотят дело "пришить", а я тут ни при чем - тройное убийство, если точнее, так что…
Священник остановил его жестом руки.
- Мы не на исповеди, и я уже говорил вам, какие есть ограничения.
- Да-да, я понял. Так вот я что говорил: там на убитых, сказал следователь, находили записки со словами Сенеки. Так вот. Мне бы хотелось знать, можете ли вы мне рассказать про Сенеку. Кто такой, что написал и всякое прочее.
Озадаченный и обескураженный священник разглядывал сидящего против него неряшливого арестанта, совершенно не похожего на интеллектуала: с грязными руками, в нестираной одежде, с примитивной лексикой.
- Чтобы говорить о Сенеке, вам не нужен священник.
- Да? А с кем еще об этом говорить в такой дыре?
- Ну как же: есть библиотека, есть…
Заключенный промолчал. Священник невольно улыбнулся и подумал, что с арестантами всегда есть смысл поговорить, чтобы они заново взглянули на свою жизнь. Его немного позабавило, как передернуло Бриаля при слове "библиотека".
- Что ж, хорошо, я вам расскажу в двух словах о Сенеке, - сказал священник.
Ровно в 13.00, как всегда по пятницам, священник обедал с директором тюрьмы. Разговор катился плавно, ничего тревожного не было - жара не причина, чтобы тюрьмы набивались битком. Подали десерт и кофе.
- У меня сегодня был странный разговор с одним заключенным, - завел речь священник, отламывая ложечкой пирожное "Наполеон". - Он хотел, чтобы я рассказал ему о Сенеке.
- Это и впрямь достойно внимания. Нечасто в наших тюрьмах ведут беседы на такие темы, - с улыбкой ответил директор.
- Надо сказать, это был скорее мой монолог, но арестант, грубый с виду, слушал очень внимательно - ему было, видимо, интересно.
- А кто это? Если, конечно, не секрет.
- Конечно, нет, ведь это была не исповедь. Я говорил с Жан-Пьером Бриалем.
Дальмат аккуратно надел колпачок на желтый фломастер. Всего восемь звонков да еще кое-что. Работал он по ксерокопии, оригинал оставил в ящике стола.
Кальдрон заканчивал телефонный разговор с прокурором, когда Дальмат вошел к нему в кабинет с бумагами в руках. С непроницаемым лицом он присел к столу, дожидаясь конца разговора. Ни тени волнения, само спокойствие и невозмутимость.
- Нашел что-то в своих листочках? Вижу, вижу, весь прямо светишься от радости, - попробовал "раскусить" его Кальдрон.
- Вот что, Венсан: нет тебе никакого дела до моей радости. Бурных чувств я не проявляю и проявлять никогда не буду.
- Вроде дошло. Ну давай - что ты мне можешь предъявить?
- Детализация телефонных разговоров Димитровой кое-что показала. Она восемь раз звонила Норман и Коломар - каждой по четыре раза - и всякий раз подолгу говорила.
- Когда?
- Около двух месяцев назад.
- Ты сверял с детализациями тех двух?
- Да, все сходится. К тому же номер Димитровой есть в списке ожидающих определения.
- Так, теперь у нас есть связь между всеми тремя, только непонятно какая.
Кальдрон быстро схватил телефонную трубку и нажал на кнопку памяти, куда был занесен телефон Мистраля.
- Это не все, Венсан.
- Что еще? - Кальдрон тут же повесил трубку.
- Димитрова раз двадцать звонила на разные номера в одну деревню в Сена-и-Марне. Я определил, куда именно. Получается - всем подряд: в мэрию, в магазины, в школу, просто жителям.
- Понятно, Поль, а почему это так интересно?
- Среди адресатов звонков есть некто Одиль Бриаль. Та же фамилия, что у арестованного по делу об убийствах в Уазе. Я заглянул в личное дело из жандармерии: его мать зовут Вивиана. Должно быть, Димитрова отыскала его родственницу.
* * *
Мистраль сидел на Монмартре на ступенях церкви Сакре-Кер, что возвышается над Парижем, окруженная сотнями туристов, которые на всех языках планеты восхищались панорамой. Ловкие карманники сновали между группками отпускников и десятилетних детишек и незаметно их "ощипывали". Мистраль ел сандвич. Он нарочно посмотрел в глаза кое-кому из этих ребяток, и те поняли, кто он такой. Они переполошились, стали вычислять, нет ли в толпе еще полицейских, и на всякий случай временно оставили туристов в покое. Партия была просто отложена.
Рядом с Мистралем лежали перьевая ручка и блокнот в черной обложке. На одной странице блокнота были записаны цитаты из Сенеки, на другой - из Экклезиаста, а дальше шли колонки заметок самого Мистраля. Телефонный вибратор вывел его из задумчивости.
Разговор с Кальдроном получился недолгим:
- Еду! Венсан, пошлите людей привезти фотографа Джекки Шнейдера - с ним очень много неясного. А про Сена-и-Марне надо еще подумать: туда нельзя ехать, не зная, что ищешь.
Карманники увидели, что Мистраль встает, потихоньку пошли следом, чтобы убедиться, что он действительно уходит, и принялись за новых туристов - толпа все прибывала и прибывала. Садясь в машину, Мистраль не оборачиваясь помахал им рукой, как будто говорил: "Еще увидимся".
Ингрид Сент-Роз и Роксана Феликс прилежно крутили записи, сделанные камерами наблюдения за движением. Тысячи кадров, которые надо просмотреть, чтобы, возможно, определить "крайслер-вояджер", который наехал на мотоцикл Себастьена. Девушкам помогала группа из службы ДТП. Один из этой группы заметил машину, едущую с одной левой фарой. Стоп-кадр. Увеличение. Минивэн - возможно, подходит. Попытка прочесть номер. Невозможно. Огорчение. Команда нервничает. Просмотр кадров с другой камеры. Минивэн, вид сзади - несомненно, "крайслер-вояджер". Чтение номера - виден частично. Параметраж. Надежда.
Еще одна группа обзванивала сервис-центры "Крайслера" в Иль-де-Франсе, чтобы выяснить, продавали ли они переднюю правую фару для "вояджера" модели 2001 года. На семнадцатый звонок ответили: "да". Способ платежа? Наличными. Особые приметы? Никаких. Человек как человек, не из постоянных клиентов. Подробности о машине? Тоже нет. Кладовщик запчастей был на складе один, выходить ему не требовалось. На этом след обрывался. Общее огорчение, а затем все-таки звонки другим механикам.
Джекки Шнейдер чего-то смутно опасался. Он переводил взгляд то на Мистраля, то на Кальдрона, то на Дальмата и молодого лейтенанта, держащего руки на клавиатуре компьютера в ожидании вопросов. Стенные часы в кабинете показывали 18.40. Шнейдер побаивался шефа - того, что с покрасневшими глазами и впалыми щеками, - и еще одного, похожего на Лино Вентуру. "Длинный и унылый", как он прозвал Дальмата, только кивал на вопросы тех двух, так что с этой стороны волноваться было не о чем.
- Господин Шнейдер, мы прекрасно поняли, что ваши отношения с госпожой Димитровой были чисто профессиональными. Но вот о профессиональных-то отношениях нам теперь и хотелось бы поговорить поподробнее.
Шнейдера удручал резкий тон шефа. Полицейские явно взяли его под подозрение. Стало быть, общение становилось опасным: любую фразу могут истолковать превратно.
- Я уже говорил вон тому господину, - указал Шнейдер на Дальмата.
- Верно, но с тех пор появились новые обстоятельства, их надо бы уточнить. Вы говорили нам, что не знаете госпожу Норман и госпожу Коломар.
- Совершенно верно. Даже не слышал этих имен. Когда Лора говорила о своих сюжетах, она не всегда называла имена тех, у кого брала интервью, а мне приходилось снимать.
- Добро, зайдем с другой стороны. Над какими темами вы работали в последнее время или собирались работать сейчас?
- Последний большой сюжет мы сделали и продали на телевидение о переполненных тюрьмах. Сдали запись месяц назад, показать ее должны в сентябре.
- А что за таинственный сюжет, из-за которого вы должны были встретиться?
- Не знаю, я уже говорил вам. Лора была очень скрытная и даже суеверная. Она не открывала своих планов, пока не все готово. Надо было только понять, что она так работает, и тогда сотрудничать с ней становилось очень легко.
- Так. Еще что?
- Готовился сюжет о сорокалетних женщинах, которые пожертвовали личной жизнью ради профессий, но не медийных.
- А что за женщины? Вы их видели?
- Нет, ничего не знаю. Лора сначала заканчивала сценарий, намечала вопросы, места съемок, потом мы с ней обсуждали, как это можно сделать, и так далее.
- И что же?
- Ничего. Я только знаю, что пару раз они встречались и что те женщины живут тоже в Шестом округе. Но параллельно должен был делаться ее секретный сюжет, и она пропускала вперед его, а день съемки с теми женщинами откладывала.
- Сколько их было?
- Трое, наверное. Но в основном две - мы собирались ходить за ними дней десять. Лора смеялась, что сама могла бы стать третьей героиней репортажа.
- Когда она с ними встречалась, вы не помните?
Джекки Шнейдер заглянул в электронный ежедневник.
- Наверное, в середине июня. У меня записана встреча с Лорой для интервью с ними на 19 июня, но накануне она ее отменила.
- Ладно, очень хорошо. Вы не возражаете, если у вас возьмут образец ДНК?
- Нет, я ничего дурного за собой не знаю.
Допрос фотографа вел Венсан Кальдрон. Время от времени он посматривал на Дальмата, который только тихонько кивал. Мистраль сидел на углу стола и молча соглашался с Кальдроном.
Джекки Шнейдер ушел, а трое полицейских остались в кабинете Мистраля. Несколько пустых бутылок кока-колы и перье. Вентилятор крутился на полную мощность - жара все еще стояла, а люди ее смиренно терпели.
- По-моему, с Норман и Коломар все сходится: им под сорок, они очень разные, работа у них интересная, а семьи нет. Чем дальше продвигаемся с этим делом, тем оно темнее становится. Как они могли пересечься с убийцей? На улице возле дома? Если секретный сюжет Димитровой так или иначе его касался, зачем он душил двух других? Мы ни на миллиметр не продвинулись! - огорченно подвел итоги расследования Мистраль.
- Может, есть след через Бриаль в Сена-и-Марне. В совпадения я не верю. - Кальдрон пытался быть оптимистом.
- Это я помню. Сегодня 15 августа, пятница, вечер, завтра уик-энд. Иначе говоря, самый мертвый сезон по всей Франции. Никого не найдешь, и пытаться нечего. Я не готов к разговору с деревенскими жителями, которым звонила Димитрова, пока нет новой информации.
- На той неделе попробуем съездить? - предложил Кальдрон.
- Вероятно. Но сначала надо определить все номера в тех местах, по которым звонила Димитрова, и проверить досье на частных лиц, с которыми она связывалась. Нет смысла кидаться в эту гущу головой, не зная, кто есть кто. А главное, кто такая эта Бриаль?
- Это я выясняю.
- Поль, а банк Димитровой уже ответил нам, где была использована ее кредитная карточка?
- Пока нет. Я им звонил, чтобы поторопить. У них один ответ: "А что вы хотите, сейчас отпуска, людей не хватает…"
- Кто бы сомневался!
Глава 22
Суббота, 16, и воскресенье, 17 августа 2003 года.
Оливье Эмери проснулся в четыре часа утра. Он понимал, что накануне заведомо играл с огнем с молодыми полицейскими, и теперь думал, как быть. Только так он и жил: опасность для жизни давала ему более сильные ощущения, чем любой наркотик. А в наркотиках он тоже знал толк.
Целый час он яростно занимался гимнастикой - только через скакалку не прыгал, - чтобы хоть как-то успокоиться.
В шесть часов он высунулся из окна посмотреть, нет ли поблизости полицейских машин. С этого времени по закону могут производиться аресты. Никого.
В семь - опять никого. Он стремительно принял душ, съел, как обычно, яйца, сваренные вкрутую, выпил литр соевого молока. Нос залепил обрывками бумажного платка, чтобы не пошла кровь.
В восемь часов он решил, что пора уходить. Улица была пуста. Успокоившись, он сел в машину, хотел уехать, но передумал и почти весь день провел, наблюдая за своим подъездом.
В шесть вечера тихонько тронулся с места и поехал наугад, удивляясь, что не привлек внимания двух неопытных полицейских.
Людовик Мистраль выпил двойную дозу снотворного: он считал, что надо наверстывать потерянные часы сна. От искусственного девятичасового сна без сновидений он пробудился с чувством, что устал еще больше вчерашнего. Кларе соврал, что все наоборот, и пошел купить круассаны на завтрак. Через два часа залез в машину: "В Париж и тут же назад, я договаривался".
Мистраль прошел пешком по улице Монсе, чтобы самому понять, как выглядит место, где нашли рюкзак. Ничего особенного на улице не было: по обеим сторонам автомобили, несколько лавок, закрытых на август. Он сел опять в машину, поехал по Римской улице вдоль вокзала Сен-Лазар и свернул налево на улицу Лафайета.
Красный свет. Мистраль поставил в магнитолу диск, на котором Джон Ли Хукер играл дуэт с Майлсом Дэвисом. Зеленый свет. Мистраль проехал мимо начала Будапештской улицы в полусотне метров от места, где сидел в своей машине Оливье Эмери. Хукер и Дэвис играли "Убийцу". На те четыре минуты десять секунд, что длилась композиция, Мистраль прибавил звук.
Молодые патрульные, накануне заходившие к Оливье Эмери, в этот уик-энд дежурили, но делать им целый день было практически нечего. Машина выезжала по вызовам всего дважды: первый раз - навести порядок в баре, где повздорили пьяные посетители, другой - по тревоге в банке, где из-за сбоя в электросети сработала сигнализация.
- Как тебе понравился наш коллега с Будапештской? - спросила девушка.
- А что? Ничего особенного.
Ее напарник погрузился в игру на приставке "Сега", откуда доносились звуки душераздирающей музыки.
- Ничего тебя не зацепило?
Молодой человек ответил не сразу, а еще несколько секунд смотрел на экран, где выскакивали виртуальные цели.
- Ну как - лицо, конечно. Я думаю, когда он кого забирает, тот от страха должен вообще обмякнуть. А еще он очень здоровый на вид.
- Я не про то. Мне дома у него было не по себе. А ты как?
- Я нормально. Он же сказал, что бывает там только на неделе для ночевки. Если честно, так себе квартирка. А обстановка вообще никакая.
- А он так на меня уставился, когда я зацепилась глазом за ту штуку в газетке на двери. Что это такое, по-твоему?
- Откуда я знаю? Может, картина.
Девушку сердили ответы напарника, чересчур увлеченного своей игрушкой.
- Да ты подумай хоть чуть-чуть! Ты когда-нибудь видел картину в целый сантиметр толщиной и метр тридцать высотой на входной двери?
- Нет, - со вздохом ответил молодой человек. - Может быть, большое зеркало. У родителей было такое: посмотреться на себя перед выходом. А при чем тут это вообще? Мы пошли туда из-за соседской жалобы. Оказалось, это полицейский скачет через скакалку. Так? Ну и что он нам сказал, наш коллега? "Извините, пожалуйста, я буду скакать на улице". Сосед забрал жалобу. В чем проблема-то?
- Да не знаю я! У тебя нет знакомых в его команде?
- Нет, никого. А что?
- Просто интересно.
- Да забудь ты о нем. И шеф сказал, что дело закрыто.
Девушка-полицейский поняла, что ничего не добьется, и окончила разговор. По-честному, она и сама объясняла свой дискомфорт скорее интуицией, чем объективными фактами.
До вызова патруля девушке нечем было заняться. Она зашла в Интернет просто так, время убить. Набрала в поисковой системе одно слово, потом другое, наконец ей пришло в голову слово "зеркало". Потом, от запроса к запросу, она дошла до "спрятанного зеркала" и погрузилась в чтение статьи о шизофрении. От Интернета ее отвлек звонок постового, вызывающего дежурный патруль. Она с сожалением встала и побежала к служебной машине: в какой-то квартире обнаружили мертвого пожилого человека.