- Вообще-то хороший человек. Надежный, порядочный, умный, никогда не откажется от экстренной или сверхурочной работы, сообразительный, честный. Я был против его перехода - хотел, чтобы он оставался у меня. Но он настоял на своем, и я его понимаю: после шести-то лет на одном месте.
- А вне службы ты его знаешь?
- Разговаривали пару-тройку раз. Знаешь, как иногда бывает: работой завалят, сидишь до одиннадцати вечера, потом идешь ужинать с теми, кто сидел с тобой. Однажды так с глазу на глаз и поговорили. Дальмат женился лет десять назад. Потому и ушел из семинарии - из-за любви. Прожили вместе нормально лет шесть, а потом все пошло враздрызг. Он говорит, что хотел ребенка, а жена нет. Но одна наша сотрудница знакома с его женой - она утверждает, все наоборот. А сам он, насколько мне известно, парень тихий, налево от жены не гуляет.
- Лора Димитрова - тебе это имя о чем-то говорит?
- Конечно. Я в понедельник вышел из отпуска и узнал, что она убита. Вот ужас! Ты, что ли, ведешь это дело?
- Да, наша уголовка. Только там три убийства и все очень запутанно, я тебе потом расскажу. А каким образом ты оказался знаком с Димитровой?
- Она снимала два сюжета про нашу службу. Брала у меня большое интервью. Очень приятная женщина, профессионалка. Нас в конторе эта новость всех как громом поразила. Она здесь всем понравилась.
- И давно она была у тебя?
- Года полтора назад.
- С тех пор ты ее видел?
- Нет. Она вроде заходила к нам поболтать, но я с ней так и не увиделся. Где-то в марте было дело.
- Дальмат с ней был знаком?
- Должно быть, раз-другой пересекся, но точно я не знаю, он работал не в том отделе, про который она снимала. Ты с ним говорил о ней?
- Еще нет, случая не было.
- Ты поэтому звонишь, или я придумываю?
- Как раз поэтому. Надо было узнать, знакомы ли они и как ты на это смотришь. Спасибо, ты все рассказал.
Мистраль ехал домой, сражаясь со сном, который вдруг навалился на него всей тяжестью. Как только заканчивалась работа, усталость одолевала его. Он сделал громче радио в машине, но это ничего не дало. На светофоре на проспекте Шарля де Голля в Нейи он уснул. Его разбудили гудки соседних автомобилей. Сердце сильно билось. Он тронулся, не очень соображая, где находится и что с ним. Чтобы не заснуть еще раз, он звонил всем знакомым, какие только приходили на ум. Некоторые потом утверждали, что им казалось, будто он пьян - такую нес околесицу.
Перед Кларой Людовик, напрягшись изо всех сил, делал вид, будто что-то соображает. Та уже не заводила речь о лишнем выходном. Она понимала, что муж на пределе. Чтобы отвлечь его, Клара рассказывала, как отдыхают их дети. Мистраль за ее словами следил с трудом. У него в голове вертелись выводы Элизабет Марешаль, запись голоса убийцы, тревоги директрисы ФИП, Поль Дальмат и еще много, много ошметков дела о тройном убийстве. Только присев на кровать, он сразу уснул, даже не коснувшись головой подушки.
Мистраля несло водоворотом бессвязных снов. Кусочки из жизни, из теперешнего расследования и образ человека, который гнался за ним с ножом, танцевали в его мозгу бесконечный танец. Человека с ножом он теперь видел часто, будто его подсознание хотело, чтобы он обратил на него внимание. Вообще Мистраль видел сны все реже, потому что спал теперь чересчур короткими отрезками, но как только дверь в область его сновидений приоткрывалась, человек с ножом неизменно являлся оттуда. Иногда Мистраль сталкивался с человеком, который нес огромное зеркало: человека он не видел, только руки в перчатках, которые держали это зеркало. Мистраль видел свое отражение: изможденный, исхудавший, неузнаваемый от усталости.
Около трех часов ночи Мистраль проснулся в холодном поту. Только минуты через две он осознал, что лежит в своей постели. Клара пристально глядела на него:
- Ты кричал во сне!
- Должно быть, приснился кошмар, но я его уже забыл.
Людовик встал чего-нибудь попить и съесть банан: спать больше не хотелось. В ящике письменного стола у него лежал блокнот, куда он записывал свои сны. Сон про человека, бегущего за ним с ножом, он записал уже раз тридцать. Жена ничего не знала про этот блокнот, и Мистраль задумался, будет ли польза, если узнает. Он решил, что нет, положил блокнот обратно и сел в кресло смотреть ночные программы по телевизору. В семь утра он приготовил завтрак и дождался Клару.
Глава 29
Пятница, 22 августа 2003 года.
Оливье Эмери сидел и думал. До получки оставалось больше недели, а в кармане из сотни евро, взятых в коробке у матери, лежало только пятнадцать. Банковский счет у него бывал положительным только в первые дни месяца, дальше все обнулялось. По третьим числам Эмери, всякий раз в другом отделении, снимал на свои расходы деньги наличными. У него не было ни кредитной карты, ни чековой книжки, чтобы никто за ним не мог проследить. Несколько месяцев подряд он снимал две квартиры и теперь оказался совсем на мели. Кое-как перебивался яйцами, сваренными вкрутую, а его единственным удовольствием было пиво, которое он поглощал литрами.
Дилемма перед Эмери стояла простая. Либо не забирать премию, либо рисковать арестом. Но на пятнадцать евро долго не протянешь, тем более что лекарства жизненно необходимы. Подумав, он решил подъехать поближе к службе, позвонить, предупредить, что зайдет, и осмотреть окрестности.
Эмери влез в метро. Машиной лучше было не пользоваться: она стояла с полным баком, а это давало для бегства выигрыш в шестьсот километров.
В двенадцатом часу он потихоньку обошел квартал, где находилась его служба. Внимательно фиксировал про себя всех, кто там ходит, и пытался установить, нет ли поблизости незнакомых машин. Он включил мобильный. Его номер никто не знал, абонемента у него не было - только карточка предоплаты, и он принимал меры, чтобы номер не определялся. Засечь его все равно возможно, но намного труднее.
- Привет! Это Оливье Эмери звонит. Шеф на месте?
Дожидаясь, он осмотрелся вокруг, не вызвал ли его звонок каких-то подозрительных движений. Все спокойно.
- Оливье? Ты как, лучше?
- Да, практически нормально.
- Звонишь из-за премии?
- Ага. Вы же мне в понедельник говорили, я и звоню на всякий случай.
- Все в порядке, приходи когда хочешь: можешь сегодня, можешь в понедельник. Как тебе удобнее.
- Я зайду часов в шесть, можно?
- Можно, в секретарской всегда кто-то есть.
Эмери тотчас выключил мобильник, а через четверть часа вихрем ворвался в офис, быстренько пожал руки паре товарищей и пробежал прямо в секретарскую. Сердце билось со скоростью тысяча километров в час. Угроза могла возникнуть откуда угодно. Правую руку он держал на шее, словно поправляя воротник рубашки, но большой палец был готов в долю секунды раскрыть бритву. По тому, как он ворвался в кассу, кассирша сразу поняла, что Эмери очень торопится. Он положил конверт в карман, расписался в бухгалтерской книге за выдачу наличных и тут же вышел.
В приемной те же люди дружелюбно попытались остановить его:
- Эй, ты деньги получил - поляну накрывать не будешь?
- Некогда, ребята, некогда - давайте в понедельник. Привет!
Чуть не бегом он наконец исчез из окрестностей службы. Минут через десять вынул конверт и увидел там четыреста евро. Дотянуть до получки хватит.
Мистраль сидел в углу своего кабинета со стаканчиком кофе в руках и внимательно слушал Кальдрона. Поль Дальмат обретался поодаль в кресле, молчаливый и хмурый, как всегда.
- Сегодня ехать в деревню незачем. Из десятка человек, с которыми общалась Димитрова, на месте один, остальные в отпуске или еще где-то, не знаю. Насчет Одиль Бриаль я не проверял, чтобы она ничего не заподозрила. Если верить школьному учителю, она сейчас должна быть дома. И у меня уже есть хорошая мысль, что такое там могло затеваться.
- А именно?
- Я говорил по телефону с учителем, с ним встречалась и Димитрова. Он уже двадцать пять лет как на пенсии. Прежде чем ответить на мои вопросы, он целый час рассказывал мне про свою жизнь. Должно быть, ему редко случается поговорить, так что если кто-то попадется - держись.
- Особенно когда это полицейский, откровенный человек и говорун вроде вас, Венсан! - с иронией заметил Мистраль.
Кальдрон допил кофе и стал пересказывать свой диалог с учителем.
- Димитрова сработала классно - настоящий профи. Вышла на секретариат мэрии и разузнала, якобы для репортажа о деревенской жизни, координаты всех пенсионеров. Там были все старые учителя, служащие мэрии, торговцы и тому подобное. Так она связалась и с этим бывшим учителем.
- Нам это было проще: у нас имелись номера, по которым она звонила.
- Да, Димитрова посмертно помогла нам работать. На самом деле ее вопросы очень быстро сосредоточились на одном имени: Одиль Бриаль. Но Димитрова половине деревни уже заговорила зубы, так что ей все рассказали то, что она хотела. Учитель сообщил, что все старики пришли в деревенское кафе потолковать с ней.
- А Одиль Бриаль об этой затее знала?
- И да и нет. С одной стороны, Димитрова с ней встречалась, с другой стороны, односельчане Бриаль ничем не помогали: никто и слова не сказал, что приезжая что-то затеяла.
- Вот конспираторы! Должно быть, Димитрова старичков расшевелила, они перед ней и растаяли.
- Точно так и было. Одиль Бриаль в деревне появилась где-то в середине шестидесятых годов с двухмесячным парнишкой на руках. Мать-одиночка. Никто не знал, откуда она взялась и почему у них поселилась, так что для местных жителей это было по меньшей мере странно. Она очень скоро столкнулась с тупой и злобной неприязнью людей. Ее прозвали переселенкой, потому что она не из тех мест и не из того департамента. Она нашла работу неподалеку в городке Шато-Ландон и, само собой, не общалась с этими пентюхами, как она называла деревенских жителей.
- Понятно, что там за обстановочка.
- И это еще не все. Когда "пентюхи" поняли, что к ней ходят мужчины, причем разные, они стали к ней относиться еще хуже. Сами понимаете, какая после этого у переселенки стала репутация. Добавьте к этому ревность местных мужчин - они тоже пытали счастья, но их сразу отшивали.
- Понятно, почему они Одиль Бриаль ничего не сказали. Такая злоба всю жизнь портит. А ведь это Франция, шестидесятые годы, а не девятнадцатый век!
- Но она это не сразу поняла, и ее парнишка тоже. Когда он подрос, пошел в деревенскую школу. На самом деле расспросы Димитровой имели в виду как раз сына. До деревенской жизни с ее пошлостью ей не было дела. Мальчика звали Франсуа, и по какой-то странной фобии мать его никогда не фотографировала. Каждый раз, как приезжали делать снимок класса, все были на месте, кроме Франсуа Бриаля.
- Есть какие-то объяснения?
- Никто ничего не знает. Само собой, деревенские ребята, которых исподтишка подстрекали родители, пытались выведать у Франсуа Бриаля подноготную. К нему тоже не очень хорошо относились. Мальчик рос, мать решила забрать его из школы и записала на заочное обучение. Так он и учился на дому, к великому сожалению учителя, который считал его умным и перспективным. Но мать не давала ему ни с кем общаться, пока он совсем не вырос. Тогда он пошел по дурной дорожке: стал водиться с хулиганьем, воровал мопеды, курил наркотики - словом, стал для местных чуть не бандитом.
- И что же с Франсуа Бриалем случилось потом?
- Однажды к ним приехала "скорая помощь", потому что у парня все лицо было изрезано, в крови. Как? Почему? Загадка. Он вернулся из больницы через несколько недель и окопался дома. Иногда его видели: лицо жуткое, в шрамах, сам исхудавший, злобный. Сверстники его избегали. А потом в один прекрасный день он исчез. Вот что рассказал учитель.
- Это крайне интересно. И впрямь надо подумать, стоит ли ехать в деревню, чтобы услышать ту же самую историю от других свидетелей, обнаруженных Димитровой. У нас уже есть зацепки для разговора с Одиль Бриаль. Ну а искать субъект со шрамами на лице - это в наших обстоятельствах куда как занятно!
- Я пустил Жозе Фариа по следу Франсуа Бриаля.
- Пусть пока поработает, и в понедельник, думаю, у нас найдется пара слов для его матери. Завтра ехать туда ни к чему: если ее задерживать, то в выходные предварительные справки не наведешь. А мы должны быть уверены, что она дома.
Поль Дальмат прокашлялся и взял слово:
- Она дома. Во всяком случае, была дома в это воскресенье.
Мистраль и Кальдрон остолбенели, а Кальдрон ктому же испугался, какова будет реакция Мистраля. Дожидаться долго не пришлось. Он взорвался сразу:
- Откуда у вас такие сведения?
- Я был там в воскресенье.
Мистраль побледнел, подскочил и разом очутился прямо перед Дальматом.
- И вы нам об этом говорите только сегодня! Абсолютная безответственность! Нет, чего вы добиваетесь? Чтобы вас вышвырнули из полиции? Никогда ничего подобного не видел! С нетерпением жду вашего ответа!
Дальмат, на удивление спокойный, не вставая с места, несколько секунд подумал, прежде чем ответить.
- Ну… собственно… Я хотел убедиться, что она дома, имея в виду будущие действия.
- Абсолютно пустой ответ! Раз уж все здесь свои, я хотел бы знать, почему Димитрова пять раз звонила вам на мобильный телефон. Я ведь могу задуматься и о вашей причастности к этому убийству. Если вы позабыли, так я напомню: она убита, а вы занимаетесь этим расследованием. Слушаю вас!
Кальдрон внимательно смотрел и на Мистраля (тот стоял прямо, собранно, полный сдержанной ярости, говорил отчетливо, не повышая голос), и на Дальмата, который сидел, вжавшись в кресло, и не мог решиться дать разумный ответ.
- Я познакомился с Лорой Димитровой в СОИ два года назад практически случайно. Она делала репортаж, ошиблась этажом, а замки там электронные, у нее не было ключа. Я провел ее в тот кабинет, где у нее была встреча. Она дала мне визитную карточку, и я увидел, что у нее болгарская фамилия.
Дальмат бубнил, а Мистраль, не пошевельнувшись, слушал.
- Я знаю Болгарию. Я там бывал, когда учился в семинарии, - у нас был обмен студентов-богословов с православной церковью. Ее заинтересовала моя необычная история: семинарист стал полицейским из СОИ. Она очень смеялась.
Кальдрон тем временем на минуту вышел из кабинета, потом вернулся с тремя стаканчиками кофе. Получилась минутная передышка, немного снявшая напряжение. Мистраль слушал уже не в таком агрессивном настроении.
- Мы потом еще видались, не на службе. Сначала пили кофе, болтали минут по двадцать. Потом заметили, что у нас очень и очень много общего. Мы без конца разговаривали, нам было очень хорошо вместе.
Мистраль маленькими глоточками пил кофе и задумчиво глядел на Дальмата. Кальдрон понимал, что агрессивность шефа ушла, сменившись недоумением.
- Мы виделись два-три раза в неделю, ужинали вместе. Я с нетерпением ждал этих встреч и отдавал себе отчет, что постепенно наши отношения становятся больше чем приятельскими. Этого я себе позволить не мог. Я стал реже встречаться с ней под предлогом, что слишком много работы, а на службе попросил перевести меня в другое место. Так четыре месяца спустя я оказался у вас. Она звонила мне на мобильный, но я не отвечал.
Он помолчал, и ни Мистраль, ни Кальдрон не нарушили эту тишину.
- А когда я пришел в понедельник на работу и узнал, что она убита, мне понадобилось невероятно много времени, чтобы это дошло до меня, чтобы я убедился в этом. Поверить в такое я не мог. Когда увидел фотографии места преступления, ужаснулся. Но чем больше проходило времени, тем меньше во мне оставалось смелости все рассказать. Я как дурак убедил себя, что это останется неизвестным. Хуже всего было слышать ее предсмертные минуты и голос убийцы. Вот и все. Я готов принять наказание.
- Зачем вы ездили в деревню Одиль Бриаль?
- Потому что Лора делала оттуда репортаж. Зная ее, я понимал, что она неспроста там рыскала. Я хотел сам в этом убедиться, проникнуться тем, что видела она.
- Но почему вы ничего не сказали? Ведь это же была очень неплохая инициатива!
- Я все никак не мог заговорить о моем знакомстве с Лорой.
- Пусть так. И что вы вынесли из своей поездки?
- Ничего особенного. Деревушка вдали от больших шоссе, живет своей жизнью, старики скучают, сидя на скамейках под платанами, молодые люди скучают верхом на мопедах, а взрослые - в единственном деревенском баре. Видел я и Одиль Бриаль - она курила, прислонясь к стене своего домика.
- Какова она собой?
- Лет шестидесяти, неопрятная, выглядит гораздо старше своих лет, лицо алкоголички…
- Вы не заметили машины прямо рядом с домом или поблизости, но с номером другого департамента?
- Нет.
Мистраль сел опять за свой стол, покрутил в руках авторучку, подумал и заговорил спокойно и мирно:
- Дальмат, что вы за человек? С какой планеты свалились?
- Не понимаю вашего вопроса.
- Все очень просто, Дальмат. Есть полицейские - они встают по утрам, пашут весь день и ложатся спать. Проститутки "дают" за деньги, наркодилеры торгуют наркотой, наркоманы от нее мрут. Так устроена жизнь. Проснитесь, Дальмат, поглядите на реальный мир и забудьте о своих чувствах! Ваш прежний начальник из СОИ сказал, что вы очень приличный человек. Охотно верю. Теперь начинайте жить как сыщик из уголовки. Если будет тяжело - поговорите с Венсаном! А теперь идите работать.
Оставшись одни, Мистраль и Кальдрон еще долго говорили о человеческой душе, о возвышенных чувствах, о том, как порой неразумно ведут себя люди. Под конец Кальдрон спросил о том, что оставалось непонятно:
- По-видимому, Димитрова на этой картине центральная фигура и поплатилась за это. Но откуда тогда убийства Норман и Коломар?
Мистраль не мог ответить на этот вопрос. Затем он занялся составлением "Предварительных итогов по делу Димитровой и других" для "суслика паркетного", как выразился Бернар Бальм, и послал этот отчет по электронной почте.
По дороге домой Мистраль слушал ФИП, там передавали Кэти Мелуа. Бархатистый голос дикторши, сменивший пение, вернул мысли к расследованию. Напряженный день снова полностью опустошил его. Он плавно вел машину и все время думал о Дальмате - человеке из другого столетия.
Клара ожидала Людовика на кресле в саду. Он подошел к ней, вздохнул, сел рядом и положил руку ей на колени.
- Странно, - пробормотала она. - Я видела, как ты приехал: совсем без сил, лицо такое, что и сказать не решаюсь, но… Впечатление такое, что у тебя гора с плеч свалилась.
- Я услышал одну очень интересную историю.
- Расскажи мне.
- В другой раз. А по дороге я заказал столик в ресторане в Трокадеро. Столик в саду, оттуда видна Эйфелева башня в огнях. Там хорошо. Сейчас приму душ, переоденусь и поедем.
- А завтра я бы хотела поехать в Онфлёр.
- Хорошо, поведешь машину. И номер в гостинице закажи - мы сможем там задержаться.
- А как твое расследование? Закончилось?
- Нет, еще далеко не закончилось, хотя, по-моему, уже приобретает какие-то очертания.