- А вы знаете, - продолжал Стауниц, - это ведь из биографии Савинкова… Он мне сам рассказывал: был смертником, сидел в Севастопольской военной тюрьме, ждал повешения, а его в тысяча девятьсот шестом году некто Никитенко, отставной флотский лейтенант, вывез из Севастополя на одномачтовом боте и через три дня доставил в Румынию, в Сулину… Года не прошло - Никитенко повесили, готовил якобы покушение на царя, великого князя Николая Николаевича и Столыпина. Выдал Никитенко провокатор, казак из конвоя царя, охранник. И Савинков хоть бы доброе слово сказал о Никитенко, который его избавил от петли. Человек для него - спичка: понадобился - взял, потом сломал и бросил…
- А с вами вот не мог он этого сделать, - сказал Якушев.
- Не на дурака напал.
- Я иногда о нем думала… Мы могли бы использовать Савинкова, а потом, конечно, повесить. Что это у вас, Стауниц?
- Коньячок. "Мартель". Заграничный подарочек.
- И вы молчали? - встрепенулся Якушев. - Такая прелесть! - Потом осёкся, вспомнив, что Старов предупреждал: "Не пейте с ними. Вдруг потеряете над собой контроль". - Пожалуй, не стану пить сегодня. Вчера ночью сердце пошаливало.
- А мы с вами выпьем, Мария Владиславовна. У вас сердце не шалит?
- Ой, не зарекайтесь, - и Якушев погрозил им, усмехаясь. - Ну, пожелаю вам счастья… Но помните: "Сколько счастья, сколько муки ты, любовь, несёшь с собой". Так поётся в цыганском романсе.
- А вы не тревожьтесь, - сухо сказала Захарченко, - мне не до любви.
Якушев ушёл. По дороге на станцию он размышлял о том, как поедет в Париж с Марией Захарченко для свидания с Кутеповым. Разумеется, Мария ничего не знала о решении, состоявшемся в доме на Лубянской площади.
Для поездки в Париж предполагалось подготовить "окно" на границе Финляндии. Организация "окна" требовала серьёзных хлопот. Вообще эта поездка, целью которой было прощупать почву в эмигрантских кругах в Париже и в Общевоинском союзе Кутепова, была очень сложной.
Якушева немного беспокоила возникающая близость Стауница и Марии Захарченко. Это была не просто болтовня за коньячком. Не такая дама Захарченко, чтобы болтать о пустяках.
Он сказал при встрече Стауницу:
- Эдуард Оттович! Вы, надеюсь, понимаете, что с "племянниками" надо держать ухо востро. У нас, у "внутренних", свои интересы, мы не для них таскаем каштаны из огня. Вы меня понимаете?
- Александр Александрович! Я не мальчик. Можете рассчитывать на меня. А заколотить с ней дружбу полезно для нас обоих. Все, что я выведаю, будете знать и вы.
- Союз до гроба? - Якушев протянул руку Стауницу.
И все-таки на душе было тревожно.
51
Беспокоил "охотнорядец" - Дядя Вася. Для этого человека убийство было сущим пустяком. О нем знали, что он уцелел после разгрома банд Антонова на Тамбовщине. В Москве связан с людьми, которых разыскивал уголовный розыск. Дядю Васю приметила Мария Захарченко и вела с ним таинственные беседы. Якушев говорил ей: "Осторожнее с этим субъектом".
- Ещё чего… Не таких видела.
- Он по уши в крови.
- Таких и надо. У него рука не дрогнет.
Нужно было избавиться от Дяди Васи. Он имел свои связи, и надо было их нащупать. Дядю Васю поддерживали кавалергард Струйский и барон Нольде.
Зубов рассказал, что однажды, подвыпив, Дядя Вася предлагал:
- Каво хошь из банковских уберу. И деньги возьму.
- Это же налёт?
- Ну налёт. Все денег ищете, а они под носом.
- Без штаба решать нельзя.
- Возьмём деньги - штаб спасибо скажет. Да и нам перепадёт.
- А Фёдоров против…
- Барин. Чистоплюй.
Старов тоже подумывал, как избавиться от антоновца, не всполошив МОЦР. Этот субъект был опасен не менее, чем Захарченко и её супруг. Но они находились под наблюдением Стауница, а Дядя Вася мог действовать самостоятельно.
Как-то Якушеву по делам службы пришлось несколько часов провести на совещании в НКПС. Дома, когда пришёл, сказали, что его разыскивал по телефону Козлов (то есть Старов). Этот человек не стал бы звонить по незначительному делу. Якушев позвонил Старову.
- Прочти "Вечернюю Москву", сообщение на четвёртой полосе, - сказал Старов.
В заметке "Дерзкое ограбление отделения Госбанка" рассказывалось о раненом милиционере, убийстве одного грабителя и бегстве другого.
В ту же минуту позвонил Стауниц:
- Читали?
- Вы этого ожидали?
- Нет. Предполагал, что готовится другое.
- Ждите меня в складе. Еду.
В складе на Болоте его ожидали Ртищев, Зубов и Стауниц.
- Эту скотину готовили на другое дело… - бормотал растерянный Ртищев. - Мы согласились на теракт.
- Кто это "мы"? Штаб МОЦР ничего не знал. Впрочем, я чувствовал, догадывался. Это все стерва Захарченко. Знаете ли вы, что поставлена под удар вся организация? Милиция, угрозыск, ГПУ - все на ногах. Где этот сукин сын?
- Здесь, - уныло сказал Ртищев, - в подвале.
- Не нашёл другого места спрятаться! Позвать.
Дядя Вася вылез из подвала. Он был смущён, но держался нагло:
- Это что, суд?
- Да. Суд… Это ты в антоновских бандах мог своевольничать!.. Молчать! Мы строим новое царство чистыми руками, а ты что делаешь? Тебе категорически запретили "экс"! Мало того, что нарушил приказ, так ты ещё и прячешься здесь! Понимаешь, что ты делаешь?
- Как же все это получилось? - хмуро спросил Стауниц.
Дядя Вася развёл руками:
- Как? Все было как надо. Я все высмотрел, две недели ходил, весь район у меня тут, - он постучал грязным пальцем по ладони. - Все разведал: когда деньги с Неглинной привозят, один мильтон сопровождает. Дружка я нашёл для подмоги. Родьку. Обучил его, как и что…
Он постепенно увлёкся рассказом и, схватив карандаш, чертил на бумаге, покрывавшей стол, что-то вроде плана:
- Кассирша, значит, деньги приняла, мне из окна все видно, милиционер, усатый такой, из солдат должно быть, ушёл. Родьку, значит, я поставил около дверей, вхожу в банк, людей - никого. Через загородку - к кассирше, наставляю шпалер, хватаю три пачки и к дверям. Слышу - выстрел, другой. Что такое? Я ведь приказал Родьке: "Не стреляй". А что получилось? Милиционер не ушёл, он за углом был, выбегает баба и как заорёт: "Караул! Банк грабят!" Милиционер - назад, к банку. Родька в него стрельнул, а он в Родьку. Вижу Родьку, он неживой лежит, я стрельнул в милиционера, и через улицу, в проходной двор, проходным - на другую улицу и за угол; на моё счастье - трамвай на полном ходу. Я - на подножку, проехал улицу и до остановки спрыгнул, потом стал петлять…
- Но почему же сюда? - брезгливо спросил Ртищев.
- А сюда вот почему: живу я у Родькиной бабы, он ей проболтался. Подайся я туда, пойдут расспросы: "Где Родька?" А что я ей скажу!
- И надумал идти сюда, идиот!
Дядя Вася искоса посмотрел на Якушева.
- Тебе запретили "экс"? Запретили. Да и денег взято немного. Сколько?
- Все мои… А Родька - дурак. Хвастал: "Что мне "экс", я в Саратове, в Харькове…" Как мильтон его ловко срезал… Теперь небось потрошат в мертвецкой.
- Дурак ты, - сказал Зубов, - не убит твой Родька, легко ранен.
- Врёшь. В газете сказано: "убит".
- Я справлялся, ошибка в газете. Легко ранен грабитель. Сидит в Гнездиковском. Сам Вуль ведёт следствие. Все разболтает твой Родька. И гулять тебе на свободе осталось два дня, а то и меньше.
Дядя Вася пошатнулся:
- Правда? Родные… Ведь это - стенка.
Все молчали. Слышно было хриплое дыхание Дяди Васи.
"Затравленный зверь", - думал Якушев.
- Он, этот Родька, что-нибудь про МОЦР знает?
- Ни-ни…
- Врёшь небось? Надо тебя куда-нибудь спровадить… Но куда?
- Пусть пока сидит здесь. Утром что-нибудь придумаем.
На экстренном совещании в штабе МОЦР Якушев кричал на Ртищева:
- С кем вы связываетесь? С бандитом. Это - зверь, притом опасный. Захарченко его готовила на теракт, вы об этом знали? Знали! А что из этого вышло? И все это делалось у меня за спиной!
Ртищев и Струйский только вздыхали. Тут же было решено, что отныне ни одна акция МОЦР не будет проведена без ведома штаба и лично Потапова.
Стауниц доложил, что ночью вывез Дядю Васю на вокзал и отправил на Кавказ, к одному контрабандисту, чтобы тот переправил его в Турцию.
Больше о Дяде Васе не было слуха. Впрочем, как-то раз говорили, что он убит при попытке перейти границу.
В действительности конец его был несколько иным. До Батума он добрался благополучно. Ещё в Москве сбрил бороду (усы оставил) и стал похож на переодетого городового. В вагоне полёживал на верхней полке, завязав щеку, вздыхал, жалуясь на зубную боль. На станциях не выходил и ел всухомятку, питаясь тем, что успел купить в Москве, на вокзале.
В Батуме было тепло, сеял мелкий дождик. Ещё на Болоте Стауниц сунул Дяде Васе чьё-то краденое удостоверение, и теперь он стал Станиславом Адольфовичем Стебницким. Имя было мудрёное, притом владельцу удостоверения было двадцать шесть лет, а Дяде Васе - сорок. В батумскую гостиницу он не пошёл, а разыскал некоего Юсуфа - владельца фруктовой лавки, невдалеке от набережной. Дядя Вася так и не понял, кто такой Юсуф: не то перс, не то турок. По словам Стауница, Юсуф был главой контрабандистов, их шефом. Кроме шёлковых чулок ценой в одну турецкую лиру, бритвенных лезвий и фальшивых духов Коти Юсуф переправлял через границу и некоторых господ, не имевших паспорта и визы.
Дядя Вася спросил Юсуфа, не найдётся ли у него светло-зелёный костюм, Юсуф, не поднимая глаз, щёлкая костяшками счётов, сказал: "Можно". Потом встал, подтянул брюки, оправил на себе розовую жилетку и мигнул Дяде Васе. Они ушли за перегородку. От сладкого запаха мандаринов, груш и винограда у Дяди Васи слегка кружилась голова.
Начался торг. Речь шла о плате за переход границы и об обмене червонцев.
- Почём будешь менять?
- По курсу, - твёрдо сказал Дядя Вася.
- На что будешь менять?
- На золото.
Юсуф достал из кармана жилетки золотой империал, подкинул и, оттопырив кармашек жилетки, ловко поймал.
Дяде Васе хотелось спать. Кроме того, его мучил голод. Решено было перенести деловой разговор в шашлычную, на набережную. В шашлычной жужжали мухи, пахло винными парами и жареным бараньим салом.
Хватив стаканчик чачи, Дядя Вася засипел от удовольствия.
- С золотом везде пройдёшь, дорогой, не жалей червонцы, червонцы там не ходят, везде золотые десятки - тут Юсуф умильно усмехнулся. - Турки - народ бедный, покажи десятку - все отдаст, только много показывать нельзя, скажут - красный, отберут в караколе. Будешь рад, что живой остался. - Он отломил кусок чурека и вытер жирные губы.
Дядя Вася жадно пил и ел, слушал внимательно. Юсуф говорил тихо, с оглядкой.
В шашлычной был только один гость, в углу у дверей. Положив голову на папаху, он спал, навалившись на стол, похоже было, что захмелел. Дядя Вася тоже захмелел. Чача была крепче самогона-первача. В открытую настежь дверь видно было светло-голубое море, ветерок шевелил острые листья пальм на набережной.
- Говоришь, от Батума до Артвина семьдесят вёрст - пустое дело, а пройди! Горы… - Юсуф поднял голову и зачмокал губами. - Дорога? Сам увидишь. Два года назад хорошо было - лёгкая граница была, кто хотел - ходил. Тут тебе и дашнаки, и меньшевики, и мусаватисты… Теперь стало трудно, очень трудно. Борчха, город есть такой турецкий: бывало, днём все спят, ночью - двести лавок открыто, контрабанду грузят, вьюки на лошадь, на осла - и в Батум…
- Ты говоришь - турки. А я ведь по-турецки не могу.
- Зачем турецкий? Квартсхана есть турецкий деревня, там Сименса завод, медь плавят. Живут одни русские и те, кто раньше жил до большевистского дела, до революции, и потом из Берлина, Парижа другие русские наехали…
- Через горы, значит?
- Через горы, гора высокая, Хуло называется…
Дядя Вася задумался. Гор он не знал и боялся. То ли дело лес!
- Поскорее бы… - сказал он вслух. Звериным чутьём угадывал опасность, но от чачи и шашлыка клонило ко сну. Решено было деньги обменять вечером, перед тем как двинуться в путь.
- Не волнуйся, дорогой. У нас все честно, как в банке.
Напоминание о банке обеспокоило Дядю Васю, он оглянулся - все было по-прежнему: шашлычник, дремлющий за стойкой, и все тот же пьяница. Теперь он храпел.
- Номер сниму в гостинице, - совсем отяжелев, пробормотал Дядя Вася. - У меня, брат, документ, я не кто-нибудь, не шпана.
- А что ж… Плати, дорогой, и пойдём, я тебя доведу, снимешь себе номер и спи, темно будет - я приду. Тут близко.
Дядя Вася не любил показывать деньги, а тут на него что-то нашло - он достал пачку червонцев, с треском распечатал и бросил на стол билет в три червонца. Шашлычник отсчитал сдачу, поклонился и проводил гостей. Как только гости ушли, спавший за столиком поднял голову и твёрдо сказал шашлычнику:
- Покажи червонцы!
- А что?
- Покажи, говорю.
- А ты кто?
- Не знаешь?
Шашлычник молча положил перед ним билет в три червонца.
Человек повертел в руках новенькую бумажку.
- Фальшак?
Человек отрицательно покачал головой. Достал карандаш и бумажку, списал номер, серию и кинулся к дверям, бросив на ходу:
- Пока держи. Никому не сдавай! Слышишь!
Между тем Дядя Вася кинул на стол в конторе гостиницы удостоверение, заплатил за номер и, небрежно сказав: "Сдачу потом", поднялся на второй этаж. Номер оказался большим, с двуспальной кроватью. Было душно, и пахло крепким гостиничным запахом.
Скинув пиджак, Дядя Вася подумал и снял сапоги. Голова гудела от чачи. Распахнул окно. Внизу был двор, и какая-то девушка, развешивая мокрое бельё, пела протяжную, непонятную и грустную песню. Дядя Вася достал из заднего кармана браунинг, положил его под подушку и пошёл к дверям. Запер номер, хотя замок ему не понравился, одно название что замок. Очень хотелось спать. Бросился на кровать, пружины жалостно запели. Засыпая, подумал, что напрасно здесь тратил деньги, взятые в банке. Новые, прямо с Неглинной. Лучше бы все тут же, в Батуме, обменять на десятки… Голова закружилась, и он заснул, не обычным своим, привычно чутким сном, а точно чем-то оглушённый…
Проснулся оттого, что трясли за плечи. С трудом открыл глаза. Два человека в военной форме стояли у кровати, один держал наготове его браунинг.
- Выспался? - сказал он. - Вставай. Хватит тебе спать.
Дядя Вася посмотрел на него и теперь все понял; понял, что ему пришёл конец.
52
Поездка Якушева и Захарченко в Париж была намечена на начало июля 1925 года. Участие Марии Владиславовны в этом путешествии значительно осложняло задание, полученное Якушевым. Он имел долгую беседу с Артузовым. Беседа была отчасти похожа на лекцию.
- Ваша задача - войти в доверие к генералу Кутепову, характер его вы знаете. Заместитель Кутепова - генерал Миллер - известен по своему пребыванию на Севере, в правительстве Чайковского. Там Миллер прославился своими зверствами в "лагерях смерти". Эти генералы возглавляют РОВС - Российский общевоинский союз. Мы располагаем данными, что РОВС имеет своих представителей в ряде стран. Начальник первого отдела генерал Шатилов - во Франции, начальник второго отдела фон Лампе - в Германии, начальник третьего отдела генерал Абрамов, начальник четвёртого отдела генерал Барбович, начальник подотдела генерал Закржевский - в Праге, полковник Брандт - в Польше, генерал Добровольский - в Финляндии. Даже в Персии и на Дальнем Востоке есть представители РОВС. У Кутепова далеко идущие планы. В Париже организованы Высшие академические курсы. Во главе их генерал Головин. Перед слушателями поставлены задачи: не только повысить общие воинские знания, но и детально изучить вопросы организации разведывательных и контрразведывательных групп, так называемых "внутренних линий". Об этом вы должны знать, но делать вид, что вам ничего не известно. Они ведь вам не сообщают о своей деятельности?
- Нет, не сообщают.
- Они подбирают и готовят группы из двух-трех офицеров для посылки в Советский Союз с разведывательными и террористическими заданиями. К каждому выразившему желание идти на "подвиг" прикреплён особый инструктор-воспитатель, который изучает характер своего воспитанника и готовит его к работе на советской территории. В программу подготовки входит: чтение нашей литературы, газет и журналов, изучение сокращённых названий советских учреждений, структуры центральных и местных органов советской власти, партийных и профсоюзных организаций. Ну конечно, изучаются местность, пути сообщения, конспиративная техника, системы шифров; затем тренировка в ходьбе на дальние расстояния, ориентировка по компасу и по звёздам, приготовление взрывчатых веществ, стрельба по движущимся целям, диверсионные действия. Переброска через границу производится с помощью штабов сопредельных стран. Они выдают фальшивые паспорта и пропуска в свою погранзону, наконец, деньги… Все это для нас не ново, но сейчас ожидаются более активные действия организаций РОВС.
Артузов остановился и, подумав немного, продолжал:
- Вы должны иметь в виду и следующее: на группы "внутренних линий" Кутепов возложил борьбу с проникновением в РОВС враждебной агентуры. Существование "Треста", надо признать, затянулось. Если раньше отдельные лица, главным образом по личным мотивам, утверждали, что "Трест" - мистификация, то теперь, после провалов в Ленинграде, у них есть больше оснований говорить об этом. Вы знаете, что Врангель и раньше относился к вам с предубеждением, но Кутепов как будто доверяет "Тресту", что отчасти объясняется его соперничеством с Врангелем. Кроме того, большую роль играют и письма "племянников", их восхищение деятельностью "Треста". Но от вас все-таки ждут не дождутся активных действий, то есть восстаний, попыток переворота. Сколько же можно ждать? В конце концов они разочаруются в "Тресте" и сами возьмутся за дело. Однако время ликвидации "Треста" ещё не настало.
- Я думаю, что наши акции ещё не упали.
- Надеюсь. С вами едет спутница. Рекомендую соблюдать особую осторожность. Надо рассматривать ситуацию с самой невыгодной для нас точки зрения. Допустим, что Захарченко разгадала истинное лицо "Треста" и, оказавшись за границей, немедленно разоблачит нас?
- Она порывается действовать, но все же слушается нас.
- Не кажется ли вам, что эта дама проявляет слишком много внимания к Стауницу?
- Но зато он более других знает о её истинных намерениях. И докладывает мне. Если говорить о романтической стороне…
- Есть ли у вас оружие, Александр Александрович, и умеете ли вы им пользоваться?
- Относительно.
Артузов покачал головой:
- А Захарченко довольно метко стреляет, даже призы брала… Итак, доброго вам пути и, как говорится, ни пуха ни пера. Действуйте с присущей вам смелостью. - Он крепко пожал руку Якушеву.
Через несколько дней Якушев и Захарченко перешли границу.