Кресло было внесено в небольшую мастерскую, расположенную тут же, на складе. К нему подошли трое рабочих. Засверкали синие огоньки электросварки. В нос ударил едкий запах горящего металла.
Пока рабочие колдовали над креслом, хозяин фирмы угостил Олега и Демирчяна кофе. На небольшой веранде, с которой открывался дивный вид на протекавшую через город реку Арно и на Тоскано-Эмилианские Апеннины, они лениво переговаривались о погоде и о ходе итальянского чемпионата по футболу.
Наконец хозяину сообщили, что работа над креслом закончена. Олег и Гайзаг поспешили в мастерскую.
Когда Демирчян в первый раз посмотрел на кресло, ему показалось, что внешне оно совсем не изменилось. Лишь внимательно приглядевшись, он заметил, что оно стало еще более массивным. Ножки утолщились. Аккумулятор стал больше в полтора раза.
- В кресло вмонтированы четыре реактивных двигателя для вертикального подъема и два - для перемещения в горизонтальном направлении, - погладил мягкое сиденье Олег. - А в правый подлокотник вделана пила с алмазным диском. Ею я разрежу пуленепробиваемое стекло витрины. Ну как?
Гайзаг пожал плечами. Похищение камней и драгоценностей Медичи было делом этого русского. Его мнение по этому поводу все равно ничего не значило.
Олег заплатил хозяину фирмы обусловленную сумму, передав довольно толстую пачку засаленных десятитысячных купюр. Рабочие погрузили в фургон переоборудованное кресло, и Гайзаг направил машину к центру города.
- Не спеши, - похлопал его по плечу Олег. - Времени у нас еще много. Сейчас надо найти приличный ресторан и вкусно пообедать.
Часы Демирчяна показывали десять минут первого. Солнце приближалось к зениту.
США (Вашингтон)
Когда двери захлопнулись, в конюшне остались лишь Робсон с Лукрецией, Джо и Боб. Доминиканец любил превращать конюшню в место для деловых встреч, переговоров и разработки особо тонких операций. Никто не подозревал, что по желанию Робсона некоторые стойла в мгновение ока перевоплощались в элегантные будуары, гостиные или спальни, обставленные в стиле деда, сына и внука - Людовиков XIV, XV и XVI. Это обеспечивало безопасность и конфиденциальность свиданиям, придавая им особую пикантность.
Еще раз убедившись, что посторонних в конюшне нет и что никто не сможет проникнуть сюда, Робсон дал знак Джо и Бобу открыть контейнер с картинами.
Замки дверцы контейнера оказались с шифром. Это вызвало некоторую заминку. Джо понадобилось время, чтобы раздобыть газорезку. Когда они стали резать железную обшивку контейнера, выяснилось, что она гораздо толще, чем думали Джо и Боб. Джо выключил газорезку и подошел к Робсону.
- Шеф, на вскрытие уйдет не меньше получаса. Вряд ли вам имеет смысл томиться здесь, пока мы будем открывать его…
- Хорошо, позовешь меня за две-три минуты, - решил Робсон.
Он обнял Лукрецию и вошел в одно из стойл. Нащупав в стене замаскированную ореховой плашкой кнопку, нажал на нее.
Стойло стало на глазах преображаться. Коновязь и кормушки со свежим овсом и зерном внезапно опустились ниже уровня пола. Туда же ушли и обшитые буком и дубом стены. На их месте возникли новые - обитые старинными обоями. Вместо простого дощатого потолка появился совсем другой - роскошный, с выразительными кессонами и великолепной хрустальной люстрой посередине.
Затем в стойле сменился пол. Он стал паркетным. Наборный паркет имел рисунок в виде звезды, лучи которой расходились к углам… стойла?.. комнаты? Под стать полу была и мебель: секретер, стулья, канапе, диван и три кресла в излюбленном Робсоном стиле "рококо".
Робсон уселся в глубокое кресло, блаженно вытянув ноги.
- Эта конюшня словно по мановению волшебной палочки превращается в сказочный замок! Самая лучшая твоя выдумка, - с чувством произнесла Лукреция.
Робсон подошел к буфету, достал бутылку шампанского, привычным жестом откупорил ее:
- Как ты относишься к "Луи Редерер"? Я хотел внести струю некоторого разнообразия после "Дом Периньон"…
- Точно так же, как и ко всему остальному, что исходит от тебя: с радостью!
Увлеченные разговором, Робсон и Лукреция не заметили, как пролетели полчаса. Когда Джо позвал их, обоим показалось, что прошло совсем мало времени.
Доминиканец уже подходил к почти распечатанному контейнеру, когда в кармане его пиджака ожил телефон внутренней радиосвязи. Робсон недовольно поднес динамик к уху. Он строго-настрого приказал не беспокоить его в течение ближайших полутора часов.
- Сообщение подождет! - огрызнулся Робсон. - И больше меня не беспокой. Понятно?!
В момент, когда он кончил говорить, Джо и Боб открывали заднюю дверцу контейнера. От пламени газорезки она набухла и деформировалась. Боевикам пришлось воспользоваться стальными ломами, чтобы заставить ее повернуться на огромных мощных петлях.
Когда дверь наконец распахнулась, Джо направил в глубь контейнера приготовленный заблаговременно электрический фонарь.
Контейнер был вызывающе, насмешливо пуст.
Робсон подскочил к Джо и железной хваткой стиснул ему горло.
- Где картины, сучий сын? Отвечай, а не то я скручу тебе шею!
В эту секунду из контейнера, пошатываясь, вышел… мужчина. Он недоуменно переводил взгляд с посиневшего Джо на Робсона и Лукрецию, обшарил глазами помещение, в котором очутился.
Это был Мануэль Эскобар.
Убедившись, что полицейскими, во всяком случае, здесь не пахнет, он подскочил к Бобу и стиснул его в объятиях, решив, что он здесь - самый главный.
Ошарашенный появлением незнакомца, Робсон разжал пальцы, Джо, хрипя, повалился на пол. Даже не взглянув на него, доминиканец подошел к Эскобару и в полном недоумении спросил:
- Кто вы?
Колумбиец с не меньшим недоумением уставился на Робсона. О чем он болтает, этот мулат? Разве ему не шепнули при погрузке на борт военного самолета США, летевшего спецрейсом Меделин - Майами, что его люди обязательно попытаются спасти его? Тогда какого черта этот мулат разыгрывает из себя незнайку?
- Как вас зовут? - посуровев, спросил Робсон.
У него не было времени разбираться с этим неизвестным, почему-то оказавшимся в контейнере вместо луврских полотен. Если он хочет молчать - это его личное дело. Проблему с молчунами доминиканец решал быстро и бесповоротно - стрелял их, как бешеных собак, из револьвера.
По выражению его лица незнакомец догадался, что изумление Робсона неподдельно и что, кажется, миндальничать с ним не собираются. Исполненный достоинства, колумбиец произнес:
- Я Пабло Эскобар! Глава одной из ветвей меделинского картеля…
- Пабло Эскобара ЦРУ несколько дней назад похитило прямо из закрытого публичного дома для суперпривилегированных и богатых в Меделине, - шепнула на ухо Робсону, сверкая глазами, Лукреция.
- К сожалению, это правда, - вздохнул Эскобар. - Погрузив в Меделине на свой истребитель, американцы отвезли меня в Майами. Там посадили в этот железный ящик. А сейчас, надо полагать, я нахожусь где-то вблизи от Вашингтона? - пытливо посмотрел он на Робсона.
Доминиканец проигнорировал вопрос Эскобара. Вытащив из кармана радиотелефон, приказал секретарю доставить ему письмо Дика Кобурга. - Мне кажется, вы не ожидали, что в этом контейнере окажусь я, - облизнув губы, догадался колумбиец. - Как бы то ни было, я в любом случае щедро вознагражу вас, моих спасителей…
И снова его реплику Робсон оставил без внимания. Он подошел к Джо, по-прежнему лежавшему на полу. Тот не хотел подниматься, боясь, что, как только он сделает это, хозяин опять примется душить его.
Робсон задумчиво ткнул Джо в бок носком лакированного ботинка:
- Ты даешь голову на отсечение, что не прикасался к картинам?
Джо рванул воротник рубашки и рубанул себя по шее ребром ладони:
- Клянусь!
В этот момент секретарь, преодолев сложную систему запоров и решеток, обеспечивавших недоступность Робсона, вручил доминиканцу конверт с письмом от Кобурга. Гангстер нетерпеливо надорвал его и впился глазами в текст.
Дочитав до конца, он неожиданно рассмеялся.
Лукреция переводила недоуменный взгляд с письма на лицо Робсона, ничего не понимая. А доминиканец просто корчился от смеха, как будто кто-то изнутри щекотал ему внутренности.
Наконец он прекратил смеяться, отдышался и объяснил:
- Кобург пишет, что произошла случайность. В аэропорт Даллеса одновременно приехали за грузом люди из Департамента транспорта и из ЦРУ. Транспортникам требовались картины из Лувра, а цэрэушникам - этот гражданин Колумбии, - он кивнул в сторону Эскобара. - Очевидно, парни из Лэнгли предчувствовали, что его попытаются отбить. Поэтому они предложили агентам Департамента транспорта поменяться трейлерами. Так Эскобар оказался в нашем трейлере - с надписью "Марокканские апельсины", а луврские картины - в трейлере, подготовленном для перевозки Эскобара в Лэнгли. На нем была надпись "Эквадорские бананы". Ехал он маршрутом, копию которого продал нам Дик, но, естественно, наши люди не обратили на него внимания.
- Но, стало быть, люди Эскобара захватили трейлер с картинами? - воскликнула Лукреция. - В таком случае мы можем совершить обмен! Отдадим их главаря, а взамен потребуем картины.
- К сожалению, это невозможно. - Сказал Робсон. - Как сообщает Кобург, люди, нападавшие на трейлер с картинами, перебиты все до одного. Картины из Лувра сейчас находятся в Национальной портретной галерее.
Италия (Флоренция)
- Великолепный обед, не правда ли, - непринужденно похлопал по плечу Демирчяна Олег. - Всегда слушайся старого Олега, особенно когда дело касается гастрономии.
Армянин нервно взглянул на часы. Два часа дня. А музей закрывается в четыре. Сегодня - пятница, и дорога уже сейчас загружена автомобилями заканчивающих рабочий день людей. До крови закусив губу, Гайзаг решительно бросил тяжелый "форд" в гущу "фиатов" и подвижных "альфа-ромео". Возмущенные водители отозвались пронзительными гудками клаксонов, но Демирчян не обращал на них внимания. Не набравшись наглости, лучше вообще не ездить по итальянским дорогам.
Наконец, они добрались до "Лузитании". Олег приказал Гайзагу взять спортивную сумку, в которую он сложил остатки оборудования, и отнести в их номер. Армянин недовольно покосился на него, протестующе раздув ноздри. Он вынужден подчиняться Олегу, ничего не поделаешь. Даже если Смирнов прикажет ему превратиться на время в своего слугу…
"Ну, русский, если ты задумал еще какой-нибудь фортель, я пристрелю тебя, как и обещал! - размышлял Демирчян, сверля широкую спину Олега ненавидящим взглядом. - Попробуй сделать хоть одну попытку к бегству! Тогда ты поймешь, что, когда надо, я могу быть решительным!"
Олег, казалось, не замечал чувств, красноречиво написанных на лице Гайзага. По привычке беззаботно насвистывая, он толкнул дверь номера и направился в ванную комнату, на ходу бросив Демирчяну:
- Распакуй все оборудование, пока я буду мыть руки!
Чертыхаясь про себя, Демирчян разложил на полу банки с эфиром, механический распылитель жидкости, побросал еще какие-то железки.
Благоухая мылом и одеколоном, Олег вышел из ванной. Он сел на корточки и принялся возиться с металлическими и пластмассовыми деталями, соединяя их в одно целое.
"Черт его знает, что он выкинет с помощью этих штук!" - боязливо подумал Гайзаг и вызвал по телефону Кеворка. Тот незамедлительно пришел в номер и, сев в глубокое кресло, стал пристально наблюдать за действиями Смирнова.
А Олег спокойно насвистывал себе под нос. Под его руками вырастала замысловатая конструкция. Он перелил эфир в пластмассовый резервуар, прикрепленный к раструбу распылителя, и вставил в розетку вилку с проводом.
Брезгливо рассматривая запачканные машинным маслом и смазкой, применяемой в Италии для консервирования металлических деталей, пальцы, Олег проговорил:
- Я пойду вымою руки. Но вы не трогайте здесь ничего! А то может взорваться…
Когда за Олегом захлопнулась дверь ванной и оттуда послышался шум воды, Гайзаг немедленно бросился на колени перед сооруженной Смирновым конструкцией и стал пытливо рассматривать ее. К нему присоединился и Кеворк.
- Не нравится мне все это, - прошептал Демирчян.
Кеворк не сказал ничего. Он слабо разбирался в технике и не мог вынести собственного суждения.
Гайзаг жалел, что не запасся лупой. Сейчас она бы ему здорово пригодилась.
Пустив воду, Олег подскочил к двери ванной, прижался к ней ухом и прислушался.
Выждав несколько секунд, он высвободил наручные часы из-под скрывавшего их рукава рубашки и нажал левую верхнюю кнопку.
Переданный им сигнал включил в номере механический распылитель. В считанные минуты помещение наполнилось эфиром.
Расчет Олега на то, что мучимые любопытством армяне окажутся у раструба распылителя, оказался верным. Поэтому не понадобилось много эфира, чтобы заставить стоявших на коленях Гайзага и Кеворка повалиться на пол без сознания.
Олег смочил водой полотенце и, плотно прижимая его к носу, выглянул из ванной. Заметив, что Гайзаг и Кеворк лежат на полу без всяких признаков жизни, выскочил из номера.
Глотнув в гостиничном коридоре свежего воздуха, Олег бросился к лифтам. Спустившись на первый этаж, подошел к телефону-автомату.
На этот раз соединение с Брюсом Локкартом произошло мгновенно. Олег не стал тратить время на объяснение, "куда он как сквозь землю провалился в течение всех этих дней", и сразу же ввел Локкарта в курс дела. Потом он попросил:
- Брюс, преступником я становиться не хочу. Придумай что-нибудь, чтобы я и прихоть Акопяна выполнил, и своего чистого имени противоправным действием не замарал.
- Чтобы сделать это, мне придется для начала суметь усесться между двух стульев, - мрачно пошутил Брюс, но обещал "что-нибудь придумать".
Смирнов с легким сердцем положил трубку. Он привык к тому, что Локкарт держит свои обещания.
Пощупав карман пиджака, Олег обнаружил, что у него осталась еще довольно толстая пачка из тех денег, что вручил ему Гайзаг.
Он зашел в ресторан отеля и заказал "Мартель". За рюмкой "Мартеля" последовала "Хеннесси", за ней такая же порция "Камю". Когда Гайзаг и Кеворк с вытаращенными глазами ворвались в ресторан "Лузитании", Олег был уже навеселе.
- Вы сильно припозднились! - недовольно взглянул он на часы. - До закрытия музея всего двадцать пять минут. Если опоздаем, вам не поздоровится. Других попыток я делать уже не буду!
Кеворк и Гайзаг ошеломленно переглядывались. Ответить Олегу было нечего. Если Акопян узнает, почему было сорвано его задание, он оторвет им голову. "И ничего не докажешь", - уныло подумал Гайзаг, бросаясь к "форду".
Олег неторопливо шел к машине, наслаждаясь страхом и унижением агентов Акопяна. Он уселся на переднее сиденье. Гайзаг рванул машину. Но не успели они проехать и трехсот метров, как Смирнов приказал остановиться.
"Форд" затормозил у табачного киоска. Гайзаг в отчаянии заколотил кулаками по рулевому колесу, наблюдая за тем, как Смирнов неторопливо приглядывается к выставленным в киоске пачкам, советуется с продавцом. В конце концов он так и не купил сигарет. Олег нарочито размеренным шагом возвращался к машине, Гайзаг проклинал тот час, когда Акопян приказал ему участвовать в этой операции.
- Не оказалось тех сигарет, к которым я привык! - вздохнул Олег. - Попытаем счастья в другом киоске.
- Послушай, - взорвался Демирчян, - музей закроется через несколько минут! Нельзя ли обойтись без сигарет?!
Смирнов холодно взглянул на Гайзага и надменно промолчал. Перед поворотом на улицу, на которой располагался музей, он увидел большую лавку, в которой, кроме табака, продавались лотерейные билеты, сладости, конфеты, прохладительные напитки, и велел остановиться.
Гайзаг лишь обреченно переглянулся с Кеворком и заглушил мотор. Если бы это было в его власти, он бы с удовольствием разорвал Олега на части своими собственными руками.
Через несколько минут Олег вышел из лавки со стаканчиком клубничного мороженого. Гайзаг нервно сглотнул слюну. Вот-вот музей закроется!
Едва Олег уселся на свое сиденье, как Демирчян дал полный газ. Смирнов удивленно посмотрел на армянина:
- Разве я приказывал тебе трогаться?
- Но мы опоздаем!!!
- Послушай, друг! - еле сдерживая себя, проговорил Олег, - эта операция поручена мне. Мне, а не тебе! Понятно? Если я еще услышу хотя бы слово возражения или протеста, я немедленно свяжусь с твоим шефом и расскажу ему, как ты сорвал операцию. Ты этого хочешь?
Гайзаг против своей воли жалко замотал головой. Гнев Акопяна был ему хорошо знаком.
Швейцария (Аппенцелль)
Проснувшись после обеда, Марта вошла в гостиную и с удивлением увидела богато сервированный стол, бутылки с коньяком, вином и виски.
В эту минуту с подсвечником в руке в гостиную вошла мать. В другой она держала три белые высокие свечи. Поймав вопросительный взгляд дочери, рассмеялась:
- Сегодня у нас гость! Пожалуйста, поставь света.
- Кто?
- Мужчина, - кокетливо повела плечами Гертруда Циммерман.
Марта, покачав головой, присмотрелась к матери. На ней была белая шелковая юбка и черная блузка с красным бантом. Пока Марта сладко спала, мать успела не только приготовить стол, но и наведаться к своему парикмахеру на Ландесгемайндеплатц. Ее палевые волосы легким ореолом вились вокруг высокого лба.
"А ведь она просто здорово выглядит! - неожиданно подумала Марта. - Не свататься ли придут к ней сегодня?"
Подумав об этом, Марта сначала нашла свою мысль дикой. Но потом поняла, что это не так. "В нашем Аппенцелле полно вдовцов, еще крепких и относительно здоровых мужчин в возрасте шестидесяти - шестидесяти пяти лет, которым снова хочется обрести уют и жену-хлопотунью, - размышляла она. - Да и сама мать, похоже, не против мужчины в доме. Почему бы и нет!"
Вставив света, Марта положила рядом спички и уселась с детективом в руках. Но ее мысли были далеки от захватывающего сюжета. Усилием воли Марта возвращала свое внимание к началу страницы, но строчки снова расплывались, как в тумане, и из него выплывало лицо будущего жениха матери. Он почему-то представлялся Марте высоким, толстым и добродушным, чуточку неуклюжим и неповоротливым, как все сильные добрые люди.
Сгорая от любопытства, Марта заглянула на кухню. Мать сосредоточенно следила за показаниями датчиков микроволновой печи, в которой подрумянивался гусь с яблоками. Она мельком взглянула на дочь. Момент был ответственный. За гусем надо было следить так же, как за молоком, когда оно кипятится на плите: упустишь мгновение - и весь труд может пойти насмарку.
Дождавшись, когда мать, надев специальные кулинарные рукавицы, готовилась вытащить горячее блюдо с гусем, Марта выпалила:
- Как его зовут?
- Кого?
Мать явно прятала лицо. И это нельзя было объяснить тем, что она занята гусем!
- Мужчину, который пожалует к нам на ужин.
- Мне хотелось, чтобы это было для тебя сюрпризом, - пробормотала Гертруда Циммерман. - Подожди немного. Не надо настаивать, а то сюрприза не получится!