В ответ на это Шемпион лишь замотал головой, всем своим видом показывая, что ничего не помнит и не хочет вспоминать. Для него, видимо, было не так просто поверить, что я тогда был настолько впечатлительным, что не забыл этого эпизода и по сей день. Ведь для него я был тогда всего лишь исполнительным подчиненным, эдаким "расходным материалом". Похоже, что таким я и остался в его сознании. Я же изучал своего боевого командира с той слепой верой, с той неуемной жаждой, с которой дети изучают своих родителей.
- Короче, ты берешься за это дело или нет?
- Берусь! Если оно потянет на миллион. Когда я могу начинать?
- Прямо сейчас, - спокойно ответил Шемпион. Затем он кивком головы показал на парусиновый чемодан, стоящий около его ног. - Это как раз для тебя. Смени костюм, рубашку, белье… В боковом карманчике найдешь электрическую бритву.
- И все это я должен буду сделать под твоим недремлющим оком?
- Поторапливайся! - скомандовал Шемпион, не обращая внимания на мой сарказм. В этот момент до наших ушей долетел надрывный гудок локомотива, и состав на полной скорости влетел в непроглядную темень туннеля. Прошла минута или две, пока мы снова не оказались под серым нависшим небом.
- В Саутгемптоне я, конечно же, получу фальшивый паспорт, накладную бороду и лодку. Я правильно рассуждаю?
- Вполне возможно, - думая о чем-то своем, проговорил Шемпион. Потом, взглянув на меня, добавил: - Единственное, чего у тебя, Чарли, не будет, так это прощальных поцелуев, талонов на дополнительное питание, заранее известных пунктов назначения, а самое главное - пути назад.
- И газеты тоже, наверное, покупать нельзя? - ехидно поинтересовался я, пытаясь тем самым напомнить ему тот случай, когда однажды ночью на железнодорожном вокзале в Ницце, еще в 1941 году, Пине под видом распродажи газет с рук удалось пройти через полицейские кордоны и предупредить нас об опасности.
- Да, да. И тем более никаких газет! - в некотором раздражении буркнул Шемпион.
Я примерил предложенную мне одежду. Все оказалось как нельзя впору. Мне подумалось, что если Шлегель, несмотря на все мои категорические протесты, все же сидит сейчас у меня на хвосте, то найти ему меня на перроне Саутгемптона будет совсем не так просто. Похоже на то, что мне придется провалиться сквозь землю на манер того, как это делают черти и демоны в кукольных спектаклях. Что ж, именно так я себе это и представлял… На переодевание у меня ушло не более пяти минут.
Затем я устроился поудобнее в своем мягком кресле и принялся наводить порядок на лице, сбривая колючую щетину. За окном, испещренным капельками дождя, едва виднелся бушующий океан зеленых пастбищ. Чуть позже мимо нас проплыл, как старенький, пыхтящий дымовой трубой пароход, Винчестер. Да-а! В Саутгемптоне для меня обратного пути уже точно не будет…
- Будешь? - спросил Шемпион, в очередной раз предлагая пачку сигарет.
Я кивнул головой и взял одну. Он дал мне прикурить от своей зажигалки и закурил сам.
- Этот, ну бородатый, что был с тобой… Он, кстати, один из моих людей, - сказал Шемпион после некоторого молчания.
- Я догадался об этом.
- Догадался? - с крайним удивлением переспросил Шемпион. - Как это, интересно знать?
- От настоящего бродяги так никогда не пахнет.
- Говорил же я ему! Нет, он, как видно, каждый день мылся… Идиот! - воскликнул Шемпион, скрипнув зубами.
- Не расстраивайся! И на старуху бывает проруха.
Шемпион состроил натянутую улыбку и одобрительно похлопал меня по плечу.
Глава 13
Когда твой коллега, постарше и поумнее, подобно Шемпиону, признается, что его перехитрили, то надо спасать свою шкуру. Шемпион, как и все британские агенты, схваченные нацистами, предстал перед судом после войны и выслушал показания своих бывших тюремщиков: как и что он выдал.
Не многие прошли очные ставки безболезненно. У большинства остались шрамы на шкуре, т. е. в досье, и уж совсем горстку приняли обратно на службу. Шемпион был исключением.
- Полагаю, игра твоя, - сказал он мне сейчас и нерешительно потряс красным королем в воздухе. - Разве что ты рассчитываешь, что у меня есть какой-то умелый ход?
- Да, это мат, - согласился я - слабенький игрок, но все же выиграл две из трех.
Шемпион смахнул фигурки с намагниченного поля.
- Во всяком случае мы близко к цели.
- Аэропорт Найса разрешает посадку, - сказал второй пилот.
Я посмотрел в иллюминатор. Земля внизу была темной, поблескивала редкими огоньками. На летном поле нас должен ждать дорогой лимузин с шофером в ливрее. Для Шемпиона не существовало нефтяного кризиса.
- У тебя наверняка есть вопросы ко мне, - напомнил Шемпион. - Ты никогда не был доверчивым типом.
- Да, - ответил я. - Есть такое. Зачем ты все-таки двинул вперед ферзя? Дважды делал раньше, и все бесполезно. Ты ведь должен был просчитать, что случится дальше.
Лимузин ждал нас. В запретном месте: полицейский это уже заметил и отметил. Темнокожий шофер в ливрее держал на руках мальчишку, когда увидел нас. Гигантская фигура шофера превратила мальчика совсем в грудного ребенка. Однако мальчонка только казался младенцем, одет с иголочки, в дорогое и модное, как могут одеваться только французы за немалые деньги.
- Как он вел себя? - спросил Шемпион.
Водитель ласково провел ладонью по волосам паренька.
- Как ты себя вел, Билли?
Парнишка только прижался сильнее, уткнувшись лицом в плечо водителя.
Воздух был теплый, а работники аэропорта двигались с такой грацией, словно их привезли из Европы.
Я понюхал воздух. Пахло близким цветочным базаром через дорогу, океаном, оливами, нефтью и деньгами.
- Чертов кровавый мир, - сказал Шемпион горько. - Если человек вынужден похищать собственного ребенка!
- И его друзей, - добавил я.
Шемпион взял сына у водителя и усадил на заднее сиденье. Билли проснулся на миг, улыбнулся и снова закрыл глаза. Шемпион бережно подвинул сына, освободив место для нас. Он ничего не сказал водителю, но тот без расспросов вырулил на оживленную автостраду. Мощный рев мотора превратился в визг, какой издает скоростной истребитель.
- Ты же обещал привезти маму, - сказал ребенок. Голос был сонный, глухой. Шемпион смолчал. Ребенок повторил: - Ты же обещал привезти…
- Это неправда, Билли, - ответил Шемпион мягко. - Сразу не получится. Я тебе это объяснял.
Мальчик молчал очень долго. Когда он заговорил снова, мне показалось, что он предпочитал просто спорить, чем молчать:
- Ты обещал…
Мне показалось на миг, что Шемпион готов ударить сына. Однако его рука метнулась к нему, чтобы обнять и прижать к своей груди.
- Билли! Мне нужно, чтобы ты помогал своему папе, а не дрался с ним.
Когда мы добрались до Канн, ребенок уже спал. Дом, к которому мы подъехали, был гигантской мансардой, окруженной остатками давно заброшенной деревни. Не мансарда - целый дворец, который пережил три войны, уцелел, теперь снова смотрит на мир серыми стенами.
Электрический свет чуть померк, когда мы переступили порог. Электричество вырабатывалось домашним генератором; как я понял, тот работал с перебоями. Входные двери были отделаны старым дубом, широкие ступени вели наверх в галерею.
Я быстро взглянул на балкон, там никого, но мне еще не приходилось входить в подобные дома без чувства, что за мной скрыто наблюдают.
- Чувствуй себя как дома, - пригласил Шемпион с оттенком иронии.
Слуга появился из комнаты, которая, как узнал позже, была студией Шемпиона. Это был Мебарки, алжирский секретарь Шемпиона. Ему было около пятидесяти, глаза близко посажены к переносице, белые волосы плотно прижаты к черепу. Он прикрыл дверь за собой и стоял в дверном проеме как часовой.
Шемпион нес сына, все еще спящего. Мое внимание привлекла появившаяся девушка. Ей было чуть больше двадцати, одета свободно, как одеваются слуги, которые не носят униформы. На бедрах и груди блестели крупные кнопки, а тело было настолько хорошо слеплено, что я сразу заинтересовался этими кнопками.
- Что-нибудь было? - спросил Шемпион беловолосого.
- Два телефакса. Банки и подтверждение.
- В золоте?
- Да.
- Неплохо. Жаль только, что им приходится учиться трудным путем.
- Я закажу ланч. - Мебарки обратил холодный взгляд на меня. Там не было приглашения.
Он ушел, а Шемпион повел меня по лестнице вверх, затем по длинному коридору к моей комнате.
- Там телефон в твоей комнате. Набирай двойку, если хочешь позвонить мне, единицу - если в студию, десять - это кухня. Тебе подадут кофе и сэндвичи, если захочешь.
- Барская жизнь, Стив.
- Доброй ночи, Чарли. Спи спокойно.
Мой комнатушка оказалась апартаментами. Спальня с двумя роскошными кроватями, гостиная, прихожая и кабинет с огромным выбором вин и коктейлей. С балкона можно было обозревать сотни акров ухоженной зелени. Была и роскошная библиотека, книги как будто кто-то заранее и очень тщательно отобрал на мой вкус.
Я позвонил на кухню и заказал чай и сэндвичи.
- Чай с молоком, - добавил я.
Ответила мне женщина на превосходном английском:
- Есть и холодные цыплята. Здесь арабы, они не едят цыплят.
- Я спущусь в кухню, - предложил я.
- Нет, я принесу наверх, - сказала она торопливо. - Сыр или цыпленка?
- Цыпленка.
- Ждите, несу.
Я стоял на балконе, когда прибыла девушка с подносом в руках. Я наблюдал, как она грациозно опустила поднос на столик возле постели. Она распустила волосы - роскошно-золотые, они падали на плечи в очаровательном беспорядке.
Она была высокая, гибкая, с высокими скулами, восхитительным ртом и голубыми глазами. Она чувствовала, что я наблюдаю, потому что внезапно вскинула глаза и улыбнулась, будто прочла мои тайные мысли.
- Вы англичанин? - говорила она на поганющем языке, но ведь я был уже очень далеко от дома.
Я кивнул.
- Первый англичанин, которого я увидела.
- Их немало в Найсе.
- Мне не дают машину, - сказала она. - Увы, я однажды покалечила здешний "фиат". А ехать с пересадками на автобусе… Я попыталась один раз, этого мне хватило надолго.
- А взять такси?
- С моим жалованьем? Вы шутите!
Она улыбнулась мне так, как умеют только очень красивые девушки. Зазывные полуоткрытые губы, чуть влажные, как сладкий и свежий крем.
Я улыбнулся в ответ. Она прошла ко мне на балкон.
- Прекрасная погода для этого времени года.
Еще до того как она обняла меня, я ощутил ее чарующее тепло и запах хороших духов.
- Мне кажется… ты мне очень нравишься. Да, очень…
- Почему?
Она засмеялась.
- Какой ты невозмутимый!
Она игриво куснула меня за мочку уха, я не реагировал, наконец она ответила со вздохом:
- Я так одинока.
- Гм… Ну, не сегодня. У меня трещит голова.
Она хмыкнула, прижалась ко мне крепче.
- Почему бы тебе не выпить чаю? Вдруг да кровь разогреется…
- Хорошая мысль, - ответил я.
Взяв ее нежно за тонкие руки, неторопливо освободился от объятий, прошел к столику возле постели.
Это было зрелище! Серебряная посуда, весенние цветы в вазочке, снежно-белые салфетки. Сервировано было для двоих. Я сел на край постели и налил обе чашки чаю и в обе добавил молока.
Я услышал шелест шелка за спиной. Обернулся с чашкой и блюдцем - она была уже без одежды, если не считать ожерелья и сережек.
- Ох, - сказала она вкрадчиво. - Я хотела удивить…
Она юркнула под одеяло, и раздался звук раздираемых простыней, плотно слипшихся.
- Ой, простыни холодные!
- Тебе дать цыпленка?
Она потрясла головой. Сейчас она выглядела ребенком и, подобно ребенку, быстро перешла к грусти.
- Ты сердишься?
- Нет.
- Будь нежен со мной, - попросила она. - Если хочешь, чтобы я ушла, я уйду, но будь нежен.
Я протянул ей чашку на блюдце.
- Добавить сахар?
- Ты вылитый англичанин, - сказала она. - Сам этого не хочешь, но иначе не можешь. Нет, без сахара.
- Это Шемпион тебе подал такую идею? - спросил я медленно.
Теперь я смотрел ей в глаза, чтобы видеть, как она отвечает.
- Нет, но я сказала ему, что сперва сама посмотрю на тебя. Меня зовут Топаз. Это такой желтый сапфир.
Да, ей было чуть больше двадцати, речь ее была безукоризненна, а взгляд спокойный и уверенный. Сорок лет назад подобные девушки ехали в Голливуд, теперь их можно найти там, где есть дорогие яхты, горнолыжные курорты или спортивные автомобили. И мужчины, которые платят за все.
- Он платит тебе?
- Нет, дорогой. Это я делаю просто за любовь.
Она хмыкнула, как будто это была величайшая шутка на свете. Теперь она цедила чай медленно, а когда поставила чашку, попросила:
- Обними меня. На минутку.
Я повиновался.
- Я боюсь, - прошептала она. - Я говорю серьезно теперь. В самом деле боюсь.
- Чего?
- Чертовы арабы прибывают дюжинами, затем исчезают!
- Ну-ну…
- Я не дурачусь. Они прибывают в машинах по ночам, а наутро от них уже нет и следа.
- Да?
- Я серьезно, - сказала она сердито. - А следы на коврах, шум в ночи? Я задумываюсь, стоило ли ехать сюда даже за большие деньги.
- Зачем ты рассказываешь мне?
- Не знаю. Наверное, потому, что ты англичанин.
- Но Шемпион тоже англичанин, не так ли?
Она наморщила лобик в глубокой задумчивости. Либо она была величайшей актрисой, либо на самом деле говорила от чистого сердца. Я начал посматривать на то место, где находилось ее сердце, с возрастающим интересом.
- Не настоящий англичанин, - сказала она наконец. - Он с ними шутит на арабском. Это не совсем по-английски, верно?
- Ты права.
Ее руки полезли ко мне глубже.
- Ты носишь белье? Я впервые встречаю человека, который носит белье.
- Ну, я всегда могу его снять.
- Тогда снимай же!
Возможно, она говорила от чистого сердца, но я так же хорошо знал и Шемпиона, чтобы не сбрасывать со счетов идею, что она все-таки величайшая актриса в мире.
Была ли она домохозяйка, подружка Шемпиона, нянька Билли или умелая шпионка, которая обыщет меня во сне, а то и перережет горло?
Я сказал легко:
- Я только сегодня перестал верить в Санта-Клауса, перевоплощение душ и любовь с первого взгляда.
- А кто, по-твоему, я? Или ты хочешь, чтобы я ушла?
- Ладно, оставим в покое Санта-Клауса.
Глава 14
Шоссе номер 562, ведущее от Граса, после Драгиньяна сразу теряет всю свою привлекательность и живописность. Но с его крутых поворотов в хорошую погоду можно увидеть голубую гладь Средиземного моря или в крайнем случае прекрасную новую автостраду, которая от Канн поворачивает резко от моря в глубь страны и пробегает мимо Экса и Авиньона. И если у вас классный автомобиль и вы постоянно жмете на акселератор, то это чудо-шоссе приведет вас в Париж менее чем за пять часов.
Но к северу от этой извивающейся как змея дороги располагается пустынная, унылая местность, покрытая тощими кустарниками и скалами - владения вооруженных сил Франции с начала нашего столетия. Там нет автодорог. И местные жители даже скажут вам, что в этом направлении вообще не проехать, при этом сами они спокойно рулят туда, на север. Полицейские в непромокаемых плащах и вооруженные солдаты, которые суетятся у заграждений "запретной зоны", всегда запросто пропускают серые рифленые фургончики бакалейщиков, мясников и булочников через кордон, если в тот момент не используются артиллерийские стрельбища.
Черный "мерседес" Шемпиона хорошо был известен часовым. У Шемпиона был пропуск, как у всех местных обитателей, так как особняк Тиксов и прилегающие каменоломни располагались неподалеку от "запретной зоны", а самый короткий путь туда вел через заграждения военных.
Наш шофер предъявил пропуск сержанту жандармерии. Прежде чем вернуть документы, сержант наклонился к машине и внимательно оглядел нас всех троих. Стекло с тихим жужжанием поднялось, и наша машина проследовала в "зону военных полигонов". Затем под грохот гравия по днищу машины мы миновали перекресток подъездных путей и вскоре оказались на бетонированном покрытии, уложенном военными, чтобы выдержать вес танков АМХ 50, которые здесь (как говорили французы - в Ателье) проходили боевые испытания.
Даже в солнечную, ясную погоду место это выглядит мрачновато. Как и все подобного рода военные заведения, оно являет собой образец десятилетий запущенности и хаотических затрат одновременно. Здания на северо-западном конце были построены во время войны немцами. Это целый комплекс, обнесенный стеной, со сторожевыми вышками и траншеями. Огневой городок, сооруженный армией США в 1946 году, располагал кинотеатром и плавательным бассейном, которые использовались до сих пор, но наиболее значимым наследием американцев являлся стройный ряд артиллерийских позиций, где закреплялись крупнокалиберные орудия во время испытательных стрельб на полигоне.
"Сердце" Ателье находится в южной части плоскогорья. Оно носит название Валми-комплекс. Построен он был в 1890 году, и над входом высечено из камня слово - Валми - символ величайшей победы французской артиллерии. На вид это чрезвычайно любопытное сооружение: спроектированное, вероятно, каким-то архитектором, который наконец-то смог воплотить мечту всей своей жизни в фигурном бетоне - почти каждая стена здесь представляет собой своеобразный изгиб. Оно возвышается среди каменных бараков и металлических ангаров для танков, как декорация к какому-то старому голливудскому мюзиклу. И, глядя на него, совсем не трудно представить себе танцоров, исполняющих веселые выкрутасы вдоль изогнутых балконов, отплясывающих чечетку на "носу корабля", выглядывающих с улыбками из круглых, как иллюминаторы, окон.
- Остановись-ка на минутку, - велел Шемпион шоферу.
- Но здесь запрещено останавливаться, - не поворачивая головы, ответил тот.
- Выйди, подними капот, посмотри свечи, ну что-нибудь в этом роде, - нетерпеливо махнул рукой Шемпион и повернулся ко мне. - Ничего местечко, не так ли?! Это исследовательский центр, - продолжил он с многозначительной ухмылкой.
Я нажал на кнопку, чтобы опустить боковое стекло. Гонимые ветром облака скользили едва не задевая верхние этажи сооружения, путаясь в его антеннах, что создавало почти полную иллюзию корабля, летящего на всех парах.
- Серьезно?
- Ракеты… артиллерийские системы для ядерных боеприпасов, разные идеи в этой области… и одна из самых лучших на Западе команда ученых, занимающихся мерами электронного противодействия.
- А что тебя здесь интересует?
- Ты хочешь сказать, что НАС интересует.
- Ну да.
Руки Шемпиона, затянутые в перчатки, были сплетены вместе. Я заметил, как он машинально пощипывал искалеченные пальцы, как будто нащупывал отсутствующие кончики. В голове у меня почему-то промелькнула мысль, а не причиняло ли это ему боли.
- Я никогда не стану передавать что-либо этим проклятым русским, Чарли.
Я промолчал.