- А другие ее посетители: женщина и мужчина в костюме? О них соседу что-нибудь известно?
- Он дал весьма расплывчатые описания.
- Зацепки есть?
- Тип в костюме мог быть адвокатом, о котором мне говорил помощник Круга. Конечно, никаких гарантий. Женщина могла быть кем угодно.
Майк некоторое время молчал, и я почти слышал, как у него в голове трутся шестеренки.
- Ты в самой квартире не был? - наконец спросил он.
- Мне пришлось бы выдавить окно и сломать решетку, а это привело бы только к геморрою с копами. Не дай Бог наследить на возможном месте преступления. Попробуй потом убеди полицию, что не подтасовал улики. Кстати о копах: как у тебя с твоими знакомыми?
- Завтра поведу парня на ленч, - ответил Майк.
- Грубо работаешь.
- Ты не видел, как он ест.
Майк повесил трубку, и я занялся йогуртом. На улице замерзала слякоть, ночное небо затягивали тучи. Сегодняшний снег оказался отвлекающим маневром, не обещанным натиском, а просто вылазкой разведгруппы. Однако у дикторов местных теленовостей головы кружились от предвкушения. Они без устали болтали о снегоочистителях и соли, пробках и отмене рейсов; больше радости им принесла бы разве что война. Буря была на руку и Дэвиду - как любая история, занимающая эфирное время и место в газетах и отвлекающая внимание публики от Уильямсбергской Русалки. А если брату очень повезет, за снегопадом последует скандальный развод какой-нибудь знаменитости.
На экране женщина с налаченными волосами указала на метеорологическую карту, белую от Мэриленда до Массачусетса и на запад до долины реки Огайо. Я включил звук. Прогноз обещал, что буря ударит по Нью-Йорку завтра во второй половине дня. Я только надеялся, что она подождет моего возвращения из Уилтона.
По словам Герберта Диринга, сильно обозленная Николь Кейд была в Торонто - застряла в аэропорту из-за еще не достигшей нас бури. Вот почему в свой второй визит я все-таки попал в дом.
- Никто не может сказать, когда расчистят взлетные полосы, - объяснил Диринг. - И кто знает, во что превратятся к тому времени наши аэропорты. Николь, пожалуй, еще несколько дней в Торонто проторчит. - Кажется, подобная перспектива Диринга ничуть не огорчала.
Он провел меня в заставленный книгами кабинет с обитыми полосатым шелком софой и креслами и небольшим кирпичным камином. За стеклянными дверцами беззвучно плясал огонь, давая свет, но не тепло. Я сел на софу, а Диринг плюхнулся в низкое кресло - как гиппопотам в опере. Он покосился на меня и нервно оглядел комнату, словно обычно его сюда не пускали, да и теперь в любой момент могут выгнать. Провел рукой по растрепанным редким волосам.
- Я думал, Никки дала вам адрес Холли.
Я кивнул:
- Дала, но я Холли так и не нашел. Я надеялся, вдруг у вас есть еще соображения.
Диринг потер подбородок тыльной стороной руки. Он сегодня брился и порезался в нескольких местах. На шее сбоку жалко лепился клочок туалетной бумаги с капелькой крови. Глаза его покраснели, а сипел он так, что я подумал, не похмелье ли это.
- Не знаю, - сказал он. - Как я вам говорил в прошлый раз, мы не общаемся.
- Но вы, вероятно, знаете каких-нибудь ее друзей. Может быть, ее парня…
Диринг покачал головой и пригладил ворс своих вельветовых брюк.
- Правда, ничего не знаем. Даже раньше, когда хоть иногда общались, понятия не имели, где Холли и с кем.
- Вот как? - Я улыбнулся. Надеюсь, поощрительно. - И когда же это было?
Диринг растерянно прищурился.
- Что?..
- Когда вы общались с Холли - несколько месяцев назад? Несколько лет назад? Как давно?
- Холли и Никки никогда не были близки, и Холли почти перестала звонить уже после первого года в колледже. А потом в город переехала и вовсе от родных оторвалась.
- Вы знали кого-нибудь из театра "Гимлет"?
Это название удивило его.
- Это ее театральная труппа? - Я кивнул. - Мы ни разу не видели этих спектаклей… мы вообще не видели Холли на сцене.
- А были знакомы с кем-нибудь из актеров?
- Один парень приезжал сюда.
- Какой парень?
- Актер из труппы. Приезжал пару раз, они забирали кое-какие ее вещи. По-моему, у него с Холли был роман.
- Парня звали Джин Вернер?
Диринг пожал плечами:
- Может быть. Не помню.
- Когда это было?
- В первый раз? Где-то пару лет назад. А еще прошлым летом.
- В прошлом году? - Он кивнул. - Вы помните, как выглядел этот парень?
Диринг задумался, затеребил манжеты фланелевой рубашки.
- Высокий, с длинными каштановыми волосами и, кажется, с бородкой. Красивый. Актеров обычно такими и представляешь.
Джин Вернер.
- Он и есть парень вашей свояченицы?
- Похоже на то.
- Вы видели его с тех пор?
- Нет, только эти два раза.
- Холли когда-нибудь приводила других парней?
В камине с треском рассыпалось бревно, и Диринг вздрогнул. Покачал головой.
- Она и сама-то почти не приезжала.
- Даже на праздники и дни рождения? - Диринг снова покачал головой. - Когда Холли была здесь последний раз?
Он снова посмотрел на меня, прищурившись, потом пожал плечами:
- Наверное, летом, с тем парнем, ну, может, еще разок после. В любом случае довольно давно. Несколько месяцев.
- Может быть, у вашей жены память получше?
При мысли, что я могу спросить Николь, Диринг всполошился.
- Летом - в последний раз… совершенно точно.
- А друзья в городе? Холли с кем-нибудь общается?
Диринг снял очки и протер их подолом рубашки.
- Понятия не имею.
- Кто-нибудь из колледжа?
Диринг неопределенно пожал плечами:
- Увы.
Я кивнул.
- И Холли не ездит в Брукфилд навестить отца?
Диринг побледнел.
- Нет, - сказал он.
- Почему вы так уверены? - спросил я. Он уставился на меня. - Допустим, Холли заглянула к отцу - вам-то ведь никто об этом не сообщит?
Диринг покачал головой:
- Она бы не заглянула. Ей нечего ему сказать.
Еще одно полено рассыпалось в камине, мы с Дирингом смотрели, как разлетаются пепел и угли.
- Почему Холли не общается с родными? Что с ней произошло? - спросил я немного погодя.
Диринг снова окинул комнату настороженным взглядом, словно кто-то - может быть, Никки - мог появиться в дверях. Большим и указательным пальцами вцепился в запачканный подбородок.
- Самая в общем-то обычная история, - тихо сказал он. - Родители много ссорились, и девочки разделились: Никки за папу, Холли за маму… а потом мама умерла. Холли как раз пошла в старшие классы. Это трудное время для ребенка, и Холли с тех пор всегда была сердита - на Фредерика, на Никки, даже на маму. Сколько я ее знал, она злилась чуть ли не на весь свет.
Диринг снова уставился на угасающий огонь. Пошел снег.
Глава 16
Буря начиналась медленно, без ветра, и хотя дороги были забиты людьми, спешившими по домам или совершавшими последние отчаянные вылазки в супермаркеты, я добрался до города без приключений и вернул прокатную машину в целости и сохранности. Дома я выслушал на автоответчике сообщение Клэр: "Приду позже. Снегоступы и тому подобное", - потом налил себе воды и открыл ноутбук.
В прошлой жизни, когда я просто пытался найти Холли Кейд, Джин Вернер так и не перезвонил мне. В конце концов, нужного результата я сумел добиться и без его помощи, а давить мне не требовалось. Но то было тогда. Теперь же я знал, Вернер и Холли виделись не далее как прошлым летом и неопределенное описание драчливого приятеля Холли, данное Хорхе Арруа: "Белый, темноволосый, лет тридцати… высокий", - звучало уже менее неопределенно. Я листал свои заметки, пока не нашел номер телефона и адрес Вернера.
В трубке зазвучал низкий дикторский голос, но это был автоответчик, видимо, снова заработавший. Я оставил еще одно сообщение. Посмотрел адрес: Западная Сто восьмая улица. Выглянул в окно на затягивающийся белой пеленой город и подумал: "Какого черта!" Надел джинсы, водолазку, ботинки и парку. Оставил Клэр записку и направился к дверям.
Когда я вышел на улицу, снег усилился. Не успел я пройти квартал, волосы у меня побелели, а в подземку на Четырнадцатой улице я спускался уже весь обледеневший. Когда я вышел из подземки - на углу Хэт-стрит и Сентрал-парк-уэст, - дул ветер и зажигались фонари. Я направился на юго-запад.
Квартал Вернера состоял из контрастов: несколько с любовью восстановленных дорогих особняков и несколько особняков обветшавших и заколоченных; уродливый жилой муниципальный комплекс семидесятых годов и еще более уродливый дом престарелых, построенный в восьмидесятые, плюс кирпичные доходные дома. На одном конце улицы находилось кафе, а на другом - пиццерия. Дом Вернера стоял посередине - четырехэтажный старый особняк, не заколоченный, но и не отреставрированный. Весь в полосках сажи, парадная дверь из армированного стекла и металлических прутьев. Домофон установлен снаружи, в нише.
На каждом этаже располагалось по три квартиры; Вернер жил в 2В. Я нажал на кнопку, но ответа не получил. Позвонил соседям - то же самое. Чуть отошел от дома и посмотрел вверх. Ни в одном из видимых мне окон свет не горел. Между домом Вернера и соседним был узкий проход, а примерно футах в двадцати в ту сторону я заметил боковую дверь под лампочкой сигнализации. Однако проход перегораживали высокие металлические ворота, которые никто бы не подумал пытаться удержать открытыми при помощи бумажного стаканчика. Я вытащил сотовый и снова позвонил Вернеру. Снова автоответчик. Я сунул телефон в карман и пошел в пиццерию.
Внутри, справа от входа, стояло с полдюжины столиков - все пустые, а слева тянулась барная стойка. Парень за стойкой раскатывал тесто, слушая музыку из радиоприемника, и едва поднял глаза, когда я вошел. Я заказал пиццу и "пепси", он сунул большой кусок пиццы в печь и налил в высокий стакан газировки со льдом. Я забрал стакан, сел за столик у окна и стал ждать пиццу, поглядывая сквозь снег на вход в дом Вернера.
Я изо всех сил тянул с пиццей и газировкой, но за все время, что я ел, в дом зашла только невысокая полная женщина в длинном пуховике и с вьющимися волосами, выбивающимися из-под белой вязаной шапочки. Она исчезла за дверью раньше, чем я успел сдвинуться с места. Через минуту на верхнем этаже зажегся свет. Я выбрасывал грязные салфетки, когда появился второй человек. В красной парке, высокий и, насколько можно было разглядеть за усыпавшим голову снегом, темноволосый. Он поставил на тротуар два пакета с продуктами и начал рыться в кармане. Я выскочил из пиццерии, на ходу застегивая куртку.
- Джин, - окликнул я, переходя улицу. Он не оглянулся. - Эй, Джин, - повторил я, подойдя ближе.
Он вытащил из кармана тяжелую связку ключей и наклонился за сумками. С любопытством посмотрел на меня:
- А?
Если только Вернер уже после фотографий Терри Грира не приобрел неправильный прикус и постугревые рубцы, это был не он.
- Простите, - сказал я. - Обознался. Я должен был встретиться с Джином, но он еще не пришел. С Джином Вернером… знаете такого?
На лице мужчины отразилась неприязнь.
- Знаю, кто это.
- Я должен был встретиться с ним полчаса назад. Вы его не видели?
- Последнее время - нет, - ответил мужчина. Он вставил ключ в замок и распахнул наружную дверь. Я шагнул следом и остановился в проеме. Он толкнул дверь локтем. Я подставил ногу, не давая ей закрыться.
- Вы не возражаете, если я подожду в подъезде? А то на улице холодно.
Он покачал головой:
- Нельзя. Не по правилам. Простите, дружище. - Он прислонился к двери.
Играть в "кто кого перетолкает" смысла не было, и я убрал ногу.
- Не помните, когда видели его в последний раз? - крикнул я в захлопывающуюся дверь.
Мужчина пожал плечами и покачал головой.
- Простите, - повторил он. Занес сумки в лифт и наблюдая за мной сквозь стекло - ждал, пока я уйду.
Было уже совсем темно, снег повалил еще сильнее. Ветер тоже усилился, кружил между домами и гонял снежные воронки. Острые коготки ледяного воздуха лезли за ворот и в рукава. В пиццерии погас свет, в кафе уже опустили решетки. Я направился на восток, к подземке.
Его я заметил, не дойдя и до конца квартала: он вышел из тени дома престарелых и потащился следом. Это называется "хвост"! Только что в барабан не бил. Вдобавок я сразу узнал его по серой парке и байкерским ботинкам, а еще по широким плечам и широкому лицу с мелкими чертами: Пупс, новый парень Холли.
Вряд ли он пас меня по дороге на Сто восьмую улицу - я не мог бы не заметить его. Значит, он подцепил меня у дома Вернера. А это, в свою очередь, значит, что он следил за ним. Надо будет спросить почему. Я остановился на углу Сто восьмой и Сентрал-парк-уэст и сделал вид, что смотрю на часы. Пупс спрятался за фургоном. Ну совсем несерьезно.
Транспорта на Сентрал-парк-уэст почти не было: несколько такси ползли на юг, время от времени вспыхивая стоп-сигналами, на Сто шестой улице стоял грузовик "Федерал экспресс", бог знает что доставивший в такую метель, автобус номер 10 громыхал в сторону центра, другой тащился ему навстречу. Центральный парк через дорогу являл собой совершенно неподвижный пейзаж: голые деревья, дорожки, фонари и каменные стены - серые, шероховатые, растворяющиеся в снежной круговерти. Я перебежал улицу перед автобусом. Я уже был в парке, а водитель все еще сигналил.
Дорожка оказалась скользкой, я покатился вниз, но сумел затормозить на развилке. Остановился убедиться, что Пупс меня не упустил. Нет, он стоял у входа, в свете фонаря клубился шедший от него пар. Я шагнул под фонарь, чтобы показаться ему, потом пошел по дорожке на юг. Тропинка, петляя, поднималась на холм, от летящего снега ее укрывали выступающие камни и полог ветвей. Я шагнул в щель между двумя большими валунами и стал ждать.
Пупса я услышал - сорванное дыхание и скользящие ботинки - раньше, чем увидел, а потом на свет выплыл обширный кусок серого нейлона, похожий на борт грузового корабля. Я дал Пупсу пройти еще футов пятьдесят и вышел на тропинку.
- Холодно ждать-то, - сказал я.
Пупс развернулся и с обескураживающей ловкостью встал в боевую стойку.
- Какого черта тебе надо?
- Думаю, того же, что и тебе: Джина Вернера. Ты его не встречал?
- Я встречаю только тебя, и мне это уже начинает, блин, надоедать.
- Холли тебе уже тоже надоела? Так вот что с ней случилось?
При упоминании этого имени Пупс напрягся и шагнул ко мне… и остановился как вкопанный, когда из-за спины у него вылетел самоед. Пес тащил за собой на красном нейлоновом поводке хорошо укутанную женщину, но при виде Пупса застыл и злобно зарычал.
Пупс посмотрел на собаку, на женщину, потом снова на меня. Казалось, он сам сейчас зарычит. Однако он бросил только:
- К черту, - повернулся, пробежал по тропинке мимо женщины и исчез за углом. Самоед гавкнул и щелкнул зубами, но Пупс даже не оглянулся. Женщина начала наматывать поводок, подтягивая собаку к себе, и ее губы сложились в абсолютно правильную букву "О", когда я проскочил мимо.
Далеко я не убежал. Пупс рванул, как спринтер, изо всех сил работая локтями, и на новой развилке резко повернул налево. Я кинулся за ним и на следующем повороте уже почти достиг своей цели, но попал на широкий ледяной полумесяц. Ботинки взлетели, ноги, как в мультиках, еще бежали в воздухе, и я тяжело рухнул, приложившись задом, локтями и затылком.
Сквозь шум в ушах я услышал, как затихают вдали шаги Пупса, и подумал, что надо бы подняться и пойти следом. Однако ноги словно стали полыми, в голову как песок набился - сил хватало только на то, чтобы лежать на земле. На лицо падал снег, ветер срывал с губ дыхание.
Глава 17
Утром перед зеркалом в ванной я провел инвентаризацию. Хуже всего был багровый кровоподтек на левом бедре, за ним шли царапины и синяки на локтях и шишка на затылке. Я с трудом, прихрамывая, добрался до кухни, но в конце пути меня ждали кофе и записка от Клэр: "Вернусь позже. Кофе свежий". Я провел пальцами по аккуратным складкам пластыря и марли на локте.
Вчера вечером в подземке люди изо всех сил не обращали внимания на мою мокрую и грязную одежду и вообще старались не смотреть в мою сторону. Клэр была менее деликатна.
- Боже мой, что с тобой случилось? - Она уронила книгу и села на софе, когда я ввалился в дверь.
- Поскользнулся. - Я сбросил куртку, опустился в кресло и поморщился. Клэр закусила губу. Я начал неловко дергать за шнурки, она отвела мои руки и сама меня разула.
- Разве в таких случаях не полагается говорить что-то вроде: "Видела бы ты другого парня"?
Я вытянул ногу и снова поморщился.
- Я и есть другой парень.
Клэр покачала головой:
- Мне далеко до Флоренс Найтингейл. - Впрочем, медсестрой она оказалось очень хорошей - заботливой и удивительно нежной.
Я налил кофе и уставился в покрытое изморозью окно. Ветер стих, но мелкий снег продолжал сыпаться без остановки. В новостях сказали, что это затишье перед второй - еще худшей - бурей, которая должна разразиться вечером. Ведущие зачитывали длинные списки всего, что закрыто и, очевидно, останется закрытым еще некоторое время, а репортеры на местах направляли камеры на непроезжие дороги и ошеломленных и несчастных людей в аэропортах. Я посмотрел вниз - на Шестнадцатую улицу. Из машин на ней остались только припаркованные на обочинах и похороненные до весны, а из людей - только неясные серые тени, с трудом пробирающиеся по середине занесенной снегом дороги. Мне стало интересно, по каким делам ушла Клэр.
В душе мне удалось расслабиться, а три чашки кофе расшевелили мозги, хотя все равно так и не помогли привести Пупса к общему знаменателю. Новый приятель Холли. У которого есть ключ от ее квартиры. И который ищет что-то или кого-то… может быть, Джина Вернера. У него дурной характер. И уже дважды разговоры с ним заканчивались для меня синяками. Я снова подумал о грубых зеленых наколках и добавил к жалкой кучке фактов некоторые догадки: вероятно, Пупс недавно освободился из заключения. Я все еще складывал нули, когда зазвонил телефон.
Это был Майк Метц, каким-то чудом добравшийся до работы. Я рассказал ему о вялом разговоре с Гербертом Дирингом в Уилтоне и о более энергичной встрече с Пупсом.
Некоторое время Майк молчал.
- Было бы неплохо узнать его имя, - наконец произнес он, - и уточнить, действительно ли он сидел и если сидел, то за что. А еще было бы неплохо узнать, где он был неделю назад, приблизительно во вторник. Последнее и к Вернеру относится.
- Почему неделю назад, во вторник?
- По мнению патологоанатома, именно тогда Русалка попала в воду. Так, во всяком случае, сказал парень, которого я кормил ленчем. Они считают, что девушка провела в воде пять дней.
- Время смерти установили?
- Говорю же - примерно вторник. Более точных данных пока нет.
- А причина?
- Выстрел в лицо. Четыре раза.
Я глубоко вздохнул.
- Не сказать, чтобы типичное самоубийство.
- Да уж.
- Но это объясняет, почему нет фотографий.
- Угу.
Я прикинул сроки. От поездки в Лондон Дэвиду не было никакого толку, и я подумал, есть ли ему что сказать о вторнике. Я не получал удовольствия от расспросов.