- Да, но и повстанцы платили им той же монетой, Джон, - вмешался Маркус. - Зверские убийства пленных солдат - и гражданского населения, если то не соглашалось "бороться за правое дело".
- Маркус прав, Мур, - нетерпеливо бросил доктор. - Это восстание не имело никакого отношения ни к свободе, ни к демократии. Оно - ради власти. У одной стороны она есть, другой ее хочется. Вот и все.
- Верно, - пожав плечами, согласился мистер Мур.
- А мы, выходит, желаем учредить своего рода Американскую Империю, - добавил Люциус.
- Да. И да поможет нам бог. - Доктор вернулся к своему креслу, взял со стола письмо мистера Рузвельта и еще раз его проглядел. Сел, сгибая его пополам, и отложил, брезгливо фыркнув. - Но… довольно об этом, - сказал он, проведя рукой по лицу. - Хорошо… полагаю, вы все же расскажете мне, что вас сюда привело?
- Что привело нас? - Произнося это, мистер Мур выглядел воплощением оскорбленной невинности - такой спектакль сделал бы честь любой звезде варьете с Бауэри. - А что должно было нас сюда привести? Беспокойство. Моральная поддержка. Что ж еще?
- И только? - подозрительно спросил доктор.
- Нет. Не только. - Мистер Мур обернулся к роялю. - Сайрус, как ты считаешь, нельзя ли нам насладиться чем-то менее погребальным? Я уверен, все мы здесь глубоко сочувствуем Отелло, задушившему по ошибке свою милую супругу, однако на фоне удивительных красот, являемых Природой за окном, мне кажется, стоит позабыть о таких настроениях. Ты, случаем, не знаешь чего-нибудь менее… ну, что ли… менее нудного, а? В конце концов, друзья и коллеги, лето на дворе!
Сайрус ответил тем, что плавно перешел на "Белое" - песенку, популярную годах в сороковых, - в точности угодив мистеру Муру. Тот мгновенно заулыбался доктору, посмотревшему на него с некоторым беспокойством.
- Бывают моменты, - сказал он, - когда я действительно сомневаюсь в вашей вменяемости, Мур.
- Ох, ну ладно вам, Крайцлер! - отозвался тот. - Говорю же вам, все будет хорошо. В подтверждение чего мы принесли вам живое свидетельство того, что вещи вновь обращаются к своему привычному ходу. - И мистер Мур слегка кивнул, показывая на Маркуса и Люциуса.
- Детектив-сержанты? - тихо спросил доктор, глядя на них. - Но вы-то ко всему этому какое имеете отношение?
Маркус укоризненно глянул на мистера Мура и произнес, вручая ему пустой стакан:
- Это было поистине изящно, Джон. Лучше б тебе заняться напитками.
- С превеликим удовольствием! - вскричал мистер Мур и, приплясывая, удалился к батарее бутылок на тележке.
Доктор перестал ожидать здравого смысла от представителя прессы и снова обернулся к Айзексонам:
- Джентльмены? Неужто у мистера Мура и вправду так сдали нервы, коль он привел вас сюда, руководствуясь неким воображаемым поводом?
- О, это был вовсе не Джон, - живо ответил Маркус.
- Можете благодарить капитана О'Брайена, - добавил Люциус. - Если, конечно, "благодарность" в данном случае - уместное слово.
- Главу Сыскного бюро? - удивился доктор Крайцлер. - И за что же мне следует его благодарить?
- За то, что следующие шестьдесят дней, боюсь, вам предстоит частенько видеться с нами обоими, - ответил Маркус. - Вы в курсе, доктор, что суд постановил начать полицейское расследование событий, имевших место в вашей клинике?
То, что последовало дальше, щелкнуло у меня в голове сразу, как, я уверен, и в голове доктора; тем не менее он произнес всего лишь:
- Да?
- Что ж, - продолжил за своего брата Люциус. - Вот мы и здесь.
- Что? - В голосе доктора одновременно прозвучали смятение и облегчение. - Вы двое? Но разве О'Брайен не знает…
- Что мы - ваши друзья? - спросил Маркус. - Разумеется, знает. И сие обстоятельство особенно его забавляет. Видите ли… хм-м… С чего бы начать, даже не знаю.
Поскольку дальнейшее объяснение детектив-сержантами того, что произошло в тот день в Полицейском управлении, как обычно, пересыпалось дрязгами насчет того, кто за что отвечает, я с таким же успехом могу здесь изложить самую суть.
Все началось с того обрубка, который Сайрус и я видели на берегу у "Кьюнардовского" пирса прошлой ночью. (Ну, то есть, на самом деле все это началось, когда Айзексоны впервые оказались в полиции - учитывая их прогрессивные методы и особенности поведения в сочетании с национальностью, немудрено, что их чуть ли не сразу все невзлюбили. Но в том, что касается нынешнего дела, поводом послужило действительно тело.) Всем присутствовавшим там, от простого патрульного до капитана Хогана, а впоследствии - и капитана О'Брайена из Сыскного бюро, было понятно, что дело пахнет сенсацией. Какое же лето в Нью-Йорке обходится без громкого и загадочного убийства, а это убийство имело все шансы оказаться таковым, начиная с вероятности того, что недостающие фрагменты тела скоро начнут всплывать в разных концах города (что они и сделали). Обрубок уже попал на страницы газет и, несомненно, еще какое-то время не должен был с них пропадать, причем значительная доля внимания доставалась людям, ведущим следствие. Но разыграть все следовало безупречно: фараоны представили все так, словно убийство было куда круче вареных яиц, с тем, чтобы увенчать себя заслуженными лаврами, когда придет время.
Айзексонов отправили на место преступления посреди ночи, когда сам капитан О'Брайен почивал и никому еще в голову не приходило, что ждет их на пирсе; иначе бы наших братьев и на пушечный выстрел не подпустили к набережной. О'Брайен удавился бы, но ни за что не отдал Дело Лета паре детективов, не упускавших возможности лишний раз упрекнуть его в том, что его методы устарели до смешного. Однако Айзексоны сами подвели черту под своей возможной работой над этим делом, написав свой первоначальный отчет в том же духе, в каком мы ночью у реки слышали Люциуса: все указывало на преступление страсти, совершенное кем-то близко знавшим жертву и ее особые приметы, коль он так тщательно потрудился ее от них избавить, - тем, кто, иными словами, хотел сокрыть личность убитого, тем самым отведя подозрения от себя. Но для шишек из Сыскного бюро такого объяснения было недостаточно. Им больше была по душе идея сбрендившего анатома или студента-медика, торгующего частями тел, - что-нибудь запредельно жуткое, способное нагнать ужаса на почтенную публику, обожавшую подобные истории. Потому-то они той ночью и начали плести газетчикам всякое. И хотя все улики говорили о прямо противоположном, Сыскное бюро это, как всегда, не сильно тревожило. Ведь настоящему следствию никогда не сравниться с вымышленным, которое можно использовать к своей выгоде.
В общем, прикатилось утро понедельника, капитан О'Брайен увидал отчет Айзексонов и решил самолично выдоить все стоящее из "загадки безголового трупа" - а для этого ему было необходимо задвинуть братьев как можно дальше. Так вышло, что на тот момент как раз требовалось назначить двух детективов для расследования обстоятельств самоубийства маленького Поли Макферсона в Крайцлеровском детском институте; и он с немалым ирландским злорадством объявил Айзексонам, что те не только отстраняются от "безголового" дела, но и переводятся на дело Макферсона. Он знал, что братья водят дружбу с Крайцлером, но, как и большинство фараонов, О'Брайен терпеть не мог доктора, и его только забавляла возможность еще более усложнить и без того тяжелое положение. Если дела у него пойдут плохо и Айзексонам придется упечь товарища за решетку, - что ж, выйдет совсем потешно; а если и не выйдет, О'Брайен в любом случае выигрывает, убирая братьев от более важного "безголового" дела.
- Так что, - закончил Маркус, - вот мы и здесь. Мне очень жаль, доктор. Мы приложим все усилия, чтобы наша работа ни в коей мере вас не… гм… не стеснила.
- В самом деле, - нервно вставил Люциус.
Доктор мигом их успокоил:
- Пусть вам не кажется это странным, джентльмены. Вряд ли вы что-то могли бы здесь изменить. Подобный ход был предсказуем, уверяю вас. И нам следует воспользоваться подаренной возможностью. - В голосе его на миг прозвучала легкая печаль. - Я измучился сам и измучил свой персонал, стараясь докопаться до причины, побудившей мальчика свести счеты с жизнью. - боюсь, тщетно. Сейчас я уверен как никогда, что в стенах Института объяснения произошедшему вам не найти, хотя, разумеется, это решать вам. Тем не менее, я надеюсь, вам известно, что нет на свете двух других людей, кроме вас, коим я бы доверился более, чем себе.
- Благодарю вас, сэр, - пробормотал Люциус.
- Да, - сказал Маркус. - Хотя, боюсь, мы здорово досадим вам с этой нашей возней.
- Глупости, - возразил доктор Крайцлер, и по тону его я почувствовал, как первоначальное облегчение, кое он испытывал все это время, уступает место своего рода счастью.
Я глянул на мистера Мура с мисс Говард и обнаружил, что те довольно улыбаются: им явно понравилось, что дела приняли такой оборот, и нетрудно было догадаться, почему. Новое задание Айзексонов не только повышало шансы на то, что доктор возьмется за дело сеньоры Линарес, но и мы могли пользоваться талантами детектив-сержантов хоть двадцать четыре часа в сутки. Еще бы тут было нечему радоваться.
- Как бы там ни было, все это - много шума из ничего, - произнес мистер Мур, вторично обнося коктейлями присутствующих. - В "Таймс" вообще считают, что все это дело скоро неминуемо лопнет, как мыльный пузырь.
- Неужто? - пробормотал доктор - не сказать, чтобы очень убежденно.
- Точно вам говорю.
Мистер Мур приблизился к креслу доктора, и в этот момент мое внимание привлекло то, как он наклонился, подавая Ласло коктейль: из внутреннего кармана его сюртука выскользнула пачка бумаг и нечто вроде письма.
- Вот, черт, - ругнулся мистер Мур с таким видом, который показался бы в высшей степени натуральным, не знай я, ради чего мы здесь все собрались: уговорить доктора взяться задело сеньоры Линарес. - Ласло, - продолжил мистер Мур, указывая на оброненные бумаги и передавая стакан Люциусу, - не будете любезны?..
Доктор склонился к полу, поднял рассыпавшиеся документы и, скользнув по ним взглядом, принялся сбивать их обратно в стопку. Внезапно внимание его что-то привлекло:
То была фотография маленькой Аны Линарес.
Как я и предполагал, пройдоха мистер Мур знал, что делал: взгляд доктора не отрывался от портрета. Внимательно рассматривая его, он улыбнулся.
- Какое очаровательное дитя, - тихо произнес он. - Кого-то из ваших друзей, Джон?
- Гм-м? - невинно поинтересовался мистер Мур.
- Нет, она слишком, слишком хороша, чтобы приходиться вам родственницей, - продолжил доктор, на что остальные хихикнули - и это был их первый просчет, ведь снимка доктор им не показал. А ежели им была известна улыбающаяся детская мордашка, стало быть, что-то здесь нечисто. Доктор внимательно оглядел каждого.
- Ну, раз такое дело… - произнес он тихо, и продолжил, обращаясь лишь к мистеру Муру. - Кто она?
- Ах, право, Ласло, - отвечал журналист Крайцлеру, забирая у него пачку писем и сложенных документов. - В сущности, никто. Не обращайте внимания.
Пока продолжались эти танцы, я заметил, что Люциус подцепил вечерний выпуск "Таймс" и нервно едва не облепил ею лицо, хотя очевидно было, что он не способен разобрать там ни слова.
- То есть как это - "никто", Джон? - подался доктор к мистеру Муру. - Вы что же, носите с собой фотографические снимки анонимных детей?
- Нет. То есть… так, доктор, вам и правда решительно не о чем здесь беспокоиться.
- Я-то не беспокоюсь, - возразил доктор. - С чего это мне надлежит беспокоиться?
- Вот именно, - согласился мистер Мур. - Не с чего.
Доктор уставился на него:
- А вот вы, похоже, чем-то обеспокоены, нет?
Мистер Мур поспешно отхлебнул коктейля и воздел руку:
- Ласло, прошу вас - у вас и так голова забита. Давайте просто оставим эту тему.
- Джон, - сказал доктор с искренней заботой в голосе, поднимаясь из кресла, - если у вас какие-то неприятности…
Он умолк, едва мисс Говард коснулась его руки.
- Не нужно давить на Джона, доктор, - сказала она. - Дело в том, что небольшим вопросом этим занимаюсь я. А Джон просто немного мне помогает, вот и все. Это я дала ему фотографию.
Доктор выпрямился и повернулся к мисс Говард - уже не столько озабоченный, сколько заинтригованный:
- Ах вот что! Дело, Сара?
- Да, - последовал простой ответ.
Я видел, доктор по-прежнему недоволен, что друзья от него что-то скрывают, и следующая его реплика прозвучала резче:
- Детектив-сержант, - обратился он ко вконец издергавшемуся Люциусу. - Полагаю, вам будет неизмеримо удобнее читать газету, если вы ее перевернете правильной стороной.
- Ой! - ответил Люциус, с бумажным шелестом исправляя оплошность под тихий вздох Маркуса. - Да, я… полагаю, вы правы, доктор.
Последовала очередная пауза.
- Я так понимаю, - прервал томительное молчание доктор, - вы двое тоже помогаете мисс Говард с ее делом.
- Да вообще-то нет, - тяжко отозвался Маркус. - Не очень, то есть. Хотя штука… некоторым образом любопытная.
- На самом деле, доктор, - сказала мисс Говард, - нам бы не помешал ваш совет. Неофициально, разумеется. Если, конечно, вас это не затруднит.
- Конечно, - отозвался доктор, и по тону его я понял, что он, похоже, обрисовал для себя контуры происходящего в его гостиной и, возможно, не прочь сделать первые несколько шагов навстречу и неким образом вовлечься самому.
Почуяв, что наживка проглочена, мистер Мур тут же просветлел и посмотрел на часы.
- Что ж! Почему бы нам в таком случае не обсудить все детали за ужином? Я заказал столик у "Мукена", Крайцлер, и вы приглашены.
- Гм, я… - Вообще-то доктор последнее время повадился отклонять подобного рода приглашения; однако в тот вечер он был слишком заинтригован. - Буду счастлив.
- Отлично, - обрадовался мистер Мур. - А Сайрус будет счастлив нас подвезти - не так ли, Сайрус?
- Так точно, сэр, - бодро отозвался Сайрус.
Мистер Мур развернулся к лестнице:
- Стиви!
- Уже иду! - воскликнул я, стремглав скатываясь по ступенькам в гостиную.
- Будь так любезен, заложи нам ландо - распорядился мистер Мур. - Сайрус, будь добр, помоги доктору провести вечер в городе.
Сайрус кивнул, я же помчался по лестнице к выходу - готовить Гвендолин и Фредерика к поездке.
К тому времени, когда я подал ландо к парадному, вся компания уже стояла снаружи. Я передал поводья Сайрусу, остальные погрузились в салон, а доктор напомнил, что мне надлежит с пользой провести остаток вечера и не засиживаться допоздна.
Когда они отъезжали, я мог только от души посмеяться над этим его предложением.
Глава 8
Предчувствия, снедавшие меня весь день, к вечеру совсем разгулялись. Я спустился на кухню и сообщил миссис Лешко, что она может уйти сегодня пораньше: я сам займусь стаканами и прочим из гостиной. Экономка наградила меня широченным оскалом и чуть не открутила мне щеки в знак благодарности, после чего собрала манатки и убралась восвояси. Я вернулся в гостиную, привел в порядок тележку с коктейлями и захватил стаканы с собой, чтобы внизу их вымыть. Следующие несколько часов прошли наверху за историей Древнего Рима и половиной пачки сигарет, прерывавшихся время от времени походом к нашему новому леднику с намерением чего-нибудь заточить, периодическими приступами нервной ходьбы по комнате и долгими раздумьями над тем, согласится ли доктор помочь в поисках маленькой Аны Линарес.
Доктор вернулся в дом на 17-й улице около полуночи, когда развез всю компанию по домам. По нашим меркам, это было довольно рано, однако последние недели доктор вообще не баловал себя развлечениями, и я рассудил, что в любом случае знак это добрый. В дом он вошел один - Сайрус остался позаботиться о лошадях в соседнем каретном сарае, - и я, заслышав шаги доктора, поспешил вниз в гостиную; я знал, что он не преминет опрокинуть там вечерний стаканчик. Не забыв предосторожности ради облачиться в пижаму и халат, я медленно спустился по лестнице, на ходу запустив раз-другой пятерню в волосы и приведя их в сообразный пижаме вид. В заключение я изобразил как можно большую заспанность, при входе в гостиную подкрепив легенду убедительным зевком - там я, как и ожидал, обнаружил доктора в кресле с рюмкой коньяка: доктор вновь изучал письмо мистера Рузвельта.
Когда я вошел, он поднял на меня взгляд:
- Стиви? Ты что здесь делаешь? Уже поздно.
- Всего-то полночь, - ответил я, подходя к окну. - Впрочем, я успел задремать…
Доктор хмыкнул:
- Прекрасная попытка, Стиви. Но отчасти напрасная.
Я ничего не ответил, только пожал плечами и усмехнулся. Доктор отставил рюмку, встал, подошел к соседнему окну, мгновение помолчал. Затем тихо произнес:
- Ты ведь понимаешь, Стиви, чего они от меня добиваются?
Вопрос, казалось, совершенно неожиданный, но я, наверное, был готов, а потому отвечал без колебаний:
- Угу. Очень даже понимаю.
- И давно ли тебе известно?
- Мисс Говард рассказала нам об этом вчера ночью.
Доктор кивнул, на лице его лишь на миг мелькнула улыбка, но он продолжал смотреть в окно.
- Я не уверен, что смогу ей помочь.
Я снова пожал плечами:
- Ну, мне кажется, это ваше решение. То есть, я к тому, что я вас понимаю - после всего, что было…
- Да, - ответил он не оборачиваясь. - Последний раз мы чуть было тебя не потеряли…
Вот это откровение. Я-то был уверен, что когда дошло до обсуждения дела Линарес, мысли его были заняты единственно Мэри Палмер, при этом напрочь позабыв о том, как близко я сам тогда был к тому, чтобы поздороваться с Костлявой, - той ночью, которая для Мэри стала последней; а ведь и Сайрусу тогда крепко досталось, о чем я сейчас быстро и напомнил доктору.
- Сайрус - взрослый человек, - отозвался тот. - Если он говорит мне, что готов принять риск, связанный с этим делом, это его решение. Господь свидетель, дело Бичема должно было дать ему… представление… - Доктор умолк, устало вздохнул и медленно, со свистом выдохнул. - Ты же - дело совсем другое…
Я поразмыслил.
- Никогда не думал… То есть, мне казалось, вы думаете о…
- Знаю, - ответил доктор. - Было бы странно, если бы тебе показалось нечто иное. Жизнь твоя, Стиви, не баловала тебя поводами для осознания собственной важности. Но это так. Мэри тоже многое для меня значила и, полагаю, нет нужды рассказывать тебе об этом. Но она… ее уже нет…
Больше он ничего не смог заставить себя произнести о ней - и больше никогда мне о ней не говорил.
- Все равно как-то неестественно все это, - вырвалось у меня, прежде чем я успел сообразить, что говорю. - Без нее здесь как-то…
- Нет. И боле никогда не будет. - Доктор извлек часы и принялся поигрывать ими довольно странным для него образом: словно не мог подобрать нужных слов, чтобы выразить свои мысли. - Я… не думаю, что когда-нибудь соберусь завести ребенка, Стиви. Я имею в виду - своего ребенка. Но если бы у меня и был сын - я бы хотел, чтобы он был таким же отважным, как ты. Во всех смыслах, - добавил он, пряча часы. - Я не могу допустить, чтобы мои действия снова поставили тебя под угрозу.