Это заявление исторгло из всех собравшихся нечто вроде "Чё?..", на что мисс Говард и доктор тут же отреагировали, выложив нам краткое изложение своих размышлений у "Метрополитэна".
- То есть вы утверждаете, что некая часть в ней идентифицирует себя с женщиной, способной разрушать? - спросил Маркус.
- А почему нет? - просто ответила мисс Говард. - Разве сами вы, Маркус, ни разу в жизни не чувствовали себя мужчиной, одержимым деструктивными помыслами?
- Ну, разумеется, хотя…
Даже не обернувшись, я мог представить, как мисс Говард разочарованно покачивает головой; я только надеялся, что она не схватится за "дерринджер".
- Хотя вы были мальчиком, - уронила она с горечью. Маркус ничего не ответил - от него и не требовалось. - Из этого следует, что у девочек просто не может быть деструктивных или злобных помыслов, - продолжала мисс Говард, - и они даже не мечтают о силе осуществить их. Так, что ли?
- Ну… - протянул Маркус с некоторой робостью, - в таком ключе это действительно звучит глупо.
- Да, - отозвалась мисс Говард, - в самом деле.
- И вообще - да, - добавил доктор. - Приношу свои извинения, детектив-сержант. Но как мне и говорила Сара, полюбуйтесь на парадоксальность примеров, предлагаемых девочкам при взрослении: с одной стороны, их учат, что сама природа их пола мирна и заботлива. Им не оставлено ни единой отдушины для выпуска таких чувств, как раздражение и агрессия. Однако они - такие же люди, и, как точно заметила Сара, глупо верить, что им незнакомы гнев, ненависть, враждебность. Напротив, познавая их, они также слышат различные истории из косвенных источников - это могут быть мифы, исторические факты, легенды - о жестоких богинях и распутных королевах, чья творческая или безраздельная власть позволяет им потакать собственной ярости, мстительности и деструктивности. Какой урок вы из всего этого извлечете?
Разговор прервался, а затем Люциус очень тихо сказал:
- Кулак железный в бархатной перчатке…
- Детектив-сержант, - добродушно изумился доктор. - Не верю своим ушам - вы на грани поэзии. Великолепный образ, воистину - неужели ваш?
- О… Нет, я… - засмущался Люциус. - Мне кажется, я это где-то слышал…
- Но подходит изумительно, - продолжал доктор. - Смертоносный гнев, сокрытый вуалью, которая как можно ближе соответствует представлению нашего общества об идеальном или, по крайней мере, приемлемом женском поведении.
- Очень мило, - нетерпеливо перебил его мистер Мур. - Однако вопрос остается без ответа: почему, коли в вас копится весь этот сокрытый гнев, вы решаете пойти и кого-нибудь родить, или стать повитухой, или похитить чужое дитя, чтобы заботиться о нем, как о своем собственном? Как-то не вижу я в этом никакого гнева.
- Мы и не утверждаем, что он там есть, Джон, - ответила ему мисс Говард. - Не на этой стадии. Забота о малыше суть проявление первой половины ее личности - той, что приемлема, той, что отвечает извечному постулату о том, что женщине уготовано быть кормилицей, иначе она не исполняет своего предназначения. И вот именно здесь и происходит перенесение эго.
- Ладно, - притопнул ногой мистер Мур, отчего коляска содрогнулась. - Только где тут, к бесам, должна вылезти вся эта муть со "злой богиней"?
- Позвольте мне привести вам еще один пример, Джон, - сказал доктор. - Представьте, что вы сами - такая женщина. Возможно, у вас были собственные дети, однако их не стало - болезнь ли унесла их, несчастный случай, или же виной тому стала череда несчастий по вашей вине или же нет, - но в результате вас охватывает уверенность, что у вас отобрали самое важное в этой жизни, в этом обществе. Вам осталось лишь ощущение собственной абсолютной никчемности. Так что вы ищете другие способы заботиться о малышах. И становитесь сестрой милосердия при родильном доме. Но что-то происходит - такое, что начинает угрожать вашей вновь обретенной первобытной функции. То, что приводит вас в такое бешенство, что вы начинаете ощущать себя, выражаясь словами Маркуса, вправе воплотиться в гневную первобытную богиню, равно дарующую жизнь и так же оную отнимающую.
- И что это за "что-то"? - нервно поинтересовался мистер Мур, почувствовав, что теперь уж ответ должен быть близок.
Мы добрались до 23-й улицы и миновали старое обветшалое здание "Гранд-Опера" на северо-западном углу. Со стороны Восьмой авеню к стене была присобачена гигантская уродливая вывеска из электрических ламп, коими значился нынешний гвоздь сезона: ВОДЕВИЛЬ.
До меня донесся голос доктора:
- Ах, старая "Гранд"… - Интонация у него вышла такая, что я не разобрал, помянул ли он с любовью лучшие годы ее или просто подтрунивает над мистером Муром. - Какие изумительные представления здесь раньше давали…
- Крайцлер! - не выдержав, вскипел мистер Мур. - Что это за "что-то"?
Голос доктора оставался тих:
- Сара?
- Здесь может быть только одна причина, - отозвалась она. - Дети сопротивляются. Во всяком случае, с ее точки зрения. Она пытается окружить их заботой, а они ее не принимают. Плачут. Заболевают. Отвергают ее внимание вне зависимости от усилий, которые она в них вкладывает. И она считает, что это вина детей. Никак не иначе. Потому что в противном случае…
- Потому что в противном случае, - наконец подхватил мистер Мур, - ей придется признать, что она лишена дара материнства. - И он тихо присвистнул. - Бог ты мой… вы имеете в виду, что эта женщина посвятила всю свою жизнь тому, на что не способна?
- Учитывая воспитание, ею со всей вероятностью полученное, - ответил доктор, - был ли у нее выбор? В случае неудачи она вынуждена пробовать снова, еще усерднее, с другими детьми.
- Интересно, Джон, - резко добавила мисс Говард, - в полной ли мере представляешь ты себе, как тяжко, как невыносимо быть женщиной и признавать, что у тебя нет таланта к материнству, в этом обществе? В любом обществе? Как большинство женщин способны признаться в этом даже себе? Разумеется, можно заявить, что ты не желаешь быть матерью, - но публично признать, что ты не можешь?
Мистер Мур на минуту задумался; и когда заговорил вновь, изъяснялся он довольно неуклюже:
- Но… то есть, я хочу сказать… почему она не может? Что… что с нею не так?
Я был уверен, что расслышал в этот миг щелчок взводимого курка "дерринджера"; но мисс Говард всего лишь прищелкнула языком. Вынужденный обернуться, я увидел, как все пораженно взирают на мистера Мура.
- Порою ты действительно бываешь невыносим, Джон, - бросила мисс Говард. - Какая дивная осведомленность: "Что с нею не так?" Да я просто обязана… - Она сжала было кулак, но доктор удержал ее руку.
- Если, Мур, - сказал он, - спрашивая "что с нею не так?", на самом деле вы хотели узнать, что за контекст мог породить такую женщину, то это и есть загадка, ожидающая нашего разрешения. И приписывание женщине вины или злонамеренности никак этому не поможет. Запомните - мы должны, как и в прошлом нашем следствии, пытаться взглянуть на происходящее ее глазами, понять и пережить то же, что и она.
- О, - вырвалось у мистера Мура несколько, что называется, покаянно. - Да. Конечно.
- Мы уже на 14-й улице, - возвестил Люциус, - всего в паре кварталов от Бетьюн.
Повернув на 14-й к западу и Гринвич-стрит, мы поехали мимо запертых складов района мясобоен, где кровавая вонь за много лет настолько впиталась в каждый булыжник мостовой, в каждое здание, что чувствовалась даже приятным и прохладным воскресным полуднем: не слишком добрый знак, учитывая что ожидало нас впереди. За перекрестком с Гринвич, в южной части Горацио-стрит строения, окружавшие нас, вновь сменились жилыми домами, некоторые - трех, а то и четырех этажей в высоту, другие, постарше, довольствовались двумя, но мансардные окна были чуть ли не с сами здания величиной. Кварталы тут были обсажены деревьями разных возрастов и размеров, и некоторые ветви нависали над проезжей частью, их концы обломаны проезжавшими экипажами и повозками.
Здесь мы принялись обсуждать стратегию, коей нам следовало бы придерживаться, достигнув дома № 39 по Бетьюн-стрит. Первым делом, по предложению доктора, я остановил Фредерика, соскочил и поднял верх коляски. Ввиду того, что стучаться в дверь дома Хантеров предстояло лишь части нашего отряда - иначе это выглядело бы довольно смехотворно, - оставшимся следовало по возможности не показываться никому на глаза. В коляске должны были остаться я и Сайрус, плюс кто-то третий; и, как мы выяснили, двинувшись дальше, похоже, единственным логичным выбором была мисс Говард. Все согласились, что возглавить отряд должны детектив-сержанты, а сопровождать их будет доктор: если Хантер и ее муж все еще проживают в доме № 39 и окажутся дома, Люциусу и Маркусу предпочтительнее держаться жесткой линии закона - при условии, что девочка Линаресов где-то в доме и ее сравнительно легко отыскать. А на случай, если вдруг понадобится медицинская помощь, доктор не замедлит ее оказать.
Если же выйдет так, что Хантеры проживают по этому адресу, но дома мы их не застанем, опять-таки Айзексонам будет удобно допросить соседей насчет того, когда супруги могут вернуться, а оставшиеся в коляске проследят за окрестностями, дабы не пропустить их появления. И, наконец, если Хантеры все-таки съехали, Люциус и Маркус нагонят страху на новых жильцов своими бляхами и выпытают, куда девались прежние.
Поскольку четверым в коляске было никак не укрыться, к доктору и детектив-сержантам был отряжен и мистер Мур. Мисс Говард, заслышав, что в делегацию ее не берут, сперва надулась, однако доктор объяснил ей, что, учитывая наши предположения касательно сестры Хантер, присутствие другой женщины может только добавить лишних палок в колеса. А особенно - если помнить, чего та натерпелась от других сестер в "Родильном доме". Возразить на это мисс Говард было нечего, так что она смирилась. В утешение я сообщил ей, что намерен остановить коляску прямо у парадного крыльца: так даже из-под прикрытия мы все сможем наблюдать за развитием событий, когда и если Хантер выйдет навстречу остальным.
Как ни крути, вся операция выглядела проще некуда; и когда мы повернули с Гринвич на Бетьюн, где нашим взорам вновь открылись воды Гудзона, я даже задумался, так ли уж был необходим наш философский диспут по пути сюда. Выходило, что детектив-сержантам просто надо войти в дом, забрать ребенка, если девочка окажется внутри, и спокойно вернуть ее матери. Войти и выйти, короче.
Вот это, как вскорости я обнаружил, и было тем, что алиенисты называют "делюзией".
Глава 16
Номер 39 по Бетьюн-стрит оказался трехэтажной конструкцией из красного кирпича, украшенной несколькими оконными ящиками, наполненными тем, что отчаянно пыталось походить на цветы. Зрелищу следовало тут же навести меня на мысль: июнь выдался сырым и прохладным, однако ему предшествовали и теплые погожие деньки, так что у растений в ящиках не было никакого повода для столь жалкого вида - разве что, конечно, кто-то просто не имел представления, как за ними ухаживать. Впрочем, как бы там ни было, я подкатил коляску к парадному, что было с южной стороны улицы, и остановился аккурат за парой-тройкой ступенек, ведших ко входной двери. Мистер Мур и Маркус соскочили со своих насестов, давая выйти доктору и Люциусу. Затем мы с Сайрусом заняли их места внутри и вместе с мисс Говард принялись сосредоточенно вглядываться сквозь маленькую стеклянную пластину, вшитую в заднюю часть развернутой крыши. Детектив-сержанты, оказавшись на тротуаре, застегнули сюртуки на все пуговицы, приготовили полицейские бляхи и, постаравшись придать себе как можно более деловой вид, направились к двери, а доктор с мистером Муром последовали за ними.
Когда все четверо собрались у входа, Маркус шагнул вперед и резко постучал.
- Начинается… - шепнула мисс Говард.
Прошло несколько минут. Маркус постучал вновь. Мы расслышали чей-то резкий крик с верхнего этажа: такой скрежещущий и жалобный, что я бы сказал, издать его мог человек, разменявший шестой десяток. Голос смолк. Маркус постучал опять.
Неожиданно дверь резко распахнулась, и в проем шагнула хорошо сложенная женская фигура в красном узорчатом платье и сером фартуке, завязанном на шее и талии. Красное, доходя до шеи, сменялось черным кружевом воротничка, над которым мы увидели прекрасно знакомое лицо.
То была женщина с наброска мисс Бо; женщина, о прошлом которой нам уже было известно достаточно; то была некто иная, как сестра милосердия Элспет Хантер собственной персоной.
- Святый боже, - шепотом выдохнул Сайрус прямо над моим ухом. Я на миг обернулся и увидал на лице его беспокойное изумление. - Неужто все действительно так просто?..
На небольшом крыльце, от которого нас отделял какой-то десяток футов, пронзительно-золотистые глаза сестры милосердия Хантер метались от лица к лицу представших перед нею мужчин, и за взглядом их явственно угадывалась напряженная работа ума, пытающегося одновременно решить целый ряд вопросов. Она принялась вытирать о фартук влажные руки, и когда уже я ожидал, что она как-то выкажет тревогу и потрясение, она улыбнулась - мягко, плавно, и крайне, крайне жеманно.
- Та-ак… - произнесла она замысловатым тоном, полностью отвечавшим лицу. Руки ее поднялись вверх, где поправили густые и красивые каштановые волосы. - Я стала вдруг весьма популярной. Могу ли я чем-то помочь вам… джентльмены? - Выговор ее оказался неожиданным: ни следа новоанглийской тянучести, однако в нем звучал намек на сельское происхождение.
Маркус выступил вперед:
- Добрый день. Прав ли я, предполагая, что вы миссис Элспет Хантер?
- Да, - неторопливо ответила она, пытливо окидывая Маркуса взглядом с ног до головы и кривя губы. - Вы предполагаете верно, мистер…
Он продемонстрировал бляху.
- Детектив-сержант Маркус Айзексон. Полицейское управление Нью-Йорка.
Женщина даже не моргнула; если она действительно та, кого мы искали, в хладнокровии она не уступила бы ни одному из пройдох, встречавшихся мне в годы моей преступной карьеры.
- Понимаю, - ответила она, не теряя прежней кокетливой улыбки. - А это ваши войска, детектив-сержант?
Она обратила улыбку Люциусу, сделав ее еще шире. Будто знала, что с Люциусом от флирта приключаются корчи, что, собственно, и произошло.
- Я, э-э… - Он показал бляху. - Детектив-сержант Люциус Айзексон. Также представляю Полицейское управление Нью-Йорка.
- Неужто братья? - произнесла сестра Хантер, и золотистые глаза ее так и заплясали от одного к другому. - Какая прелесть… И вам позволяют работать вместе! Однако я такого не ожидала: мне казалось, вся нью-йоркская полиция носит фамилию Махоуни и такие роскошные усы торчком.
Айзексоны заулыбались - их можно было завоевать подобной шуточкой.
Сестра Хантер перевела взгляд за спины детектив-сержантов на мистера Мура и доктора, и игривости в ее тоне ощутимо поубавилось.
- А эти джентльмены? - спросила она. - Они ведь никак не могут быть полицейскими.
- Разумеется, - ответил ей Маркус. - Они… помогают нам в следствии. Мистер Джон Скайлер Мур и доктор Ласло Крайцлер.
Лицо ее вытянулось, похоже, с искренним трепетом и смирением, и сестра Хантер устремила свой солнечный взор прямо в черные глаза доктора Крайцлера.
- Я… у меня нет слов… - Казалось, ей действительно тяжело говорить. - Разумеется, я знакома с вашими работами, доктор. Понимаете, раньше я была сестрой милосердия в "Родильном доме", это чуть дальше по улице от вашего…
- Да, я знаю, - холодно ответил доктор, раздраженный тем, что беседа затягивается.
- Надеюсь, вы не будете ставить мне это в вину, - продолжала сестра Хантер. - Я знаю, что думает доктор Маркоу… я и сама прочла несколько ваших монографий, и мне они показались чрезвычайно интересными.
В ответ доктор отвесил лишь короткий поклон - скорее даже легкий кивок; но даже если и было ясно, что он прекрасно понимает: женщина пытается что-то затронуть в нем, - не менее ясным было и то, что затронуть ей в нем это удалось.
Когда она повернулась к мистеру Муру, лицо ее несколько секунд оставалось неподвижным, но затем она явила еще один кокетливый взгляд, через мгновение переросший в томный:
- А мистер Мур?..
Тот улыбнулся ей в ответ и выложил все карты, как простой любитель, коим в действительности не был:
- "Нью-Йорк Таймс", - произнес он, протягивая руку.
Мисс Говард при виде такого изумленно фыркнула.
- Будь я проклята, - прошептала она. - Четыре из четырех… она хитра, не то слово.
- Что у нее за выговор? - тихо спросил я. - Не догоняю… точно не Новая Англия, но и на местную манеру не похоже…
- Нет-нет, - шепнула в ответ мисс Говард, с улыбкой качнув головой. - Это северный акцент… так говорят у меня на родине, разве что, может, еще немного севернее. Да, такой выговор я слыхала и раньше.
Тем временем доктор, стоявший на ступеньках, откашлялся:
- Думаю, детектив-сержант, - начал он, - лучше бы нам быстрее перейти к делу.
- Ах да, - встрепенулся Маркус. - Именно. Миссис Хантер, у нас есть основания предполагать, что…
- Прошу вас, - ответила она, улыбаясь ему все так же обворожительно. И, поведя рукой в глубину дома, продолжила: - Что бы это ни было, уверена, всем нам будет куда приятнее обсудить это за чаем.
Словно отражения в двух зеркалах, четверо мужчин на крыльце и трое нас в коляске переглянулись между собой в ошеломлении. Мы столько всего напридумывали, чтобы попасть внутрь и выяснить, нет ли там малышки Линаресов, что столь открытое приглашение было как удар под дых.
- Что? - прошептала мисс Говард, когда к ней вернулся дар речи.
- За чаем? - произнес Сайрус в таком же замешательстве.
- Надеюсь, им достанет благоразумия не пить его, - вот все, что получилось сказать у меня.
Сестра Хантер замерла в проеме, дожидаясь ответа; наконец Люциусу удалось выговорить что-то вроде:
- Мэм, не знаю, действительно ли вы понимаете сущность…
- Детектив-сержант, - ответила она ему тоном, с одной стороны заботливо-материнским, но в то же время - не лишенным прежней игривости. - Мне, как, я подозреваю, вам известно, за последние годы выпало достаточно бед, чтобы не гадать относительно сущности вашего дела - она никак не может оказаться радостной. Я просто предлагаю разрешить его настолько цивильно, насколько это возможно. Всего-то.
Люциус очумело взглянул на доктора, который с каменным лицом оценивал происходящее. Затем доктор пожал плечами и кивнул детектив-сержантам, словно говоря: "Ну если ей так хочется облегчить нам задачу…"
- О боже, - прошелестела мисс Говард. - Они действительно заходят.
Четверо наших друзей один за другим начали растворяться внутри; последним заходил доктор. Когда он переступал порог, сестра Хантер коснулась его плеча, обратившись к нему с прежним неподдельным благоговением в голосе:
- Э-э, гм… доктор?
Он обернулся, а женщина в этот момент внезапно глянула прямо на нас в коляске; не просто в нашу сторону, нет - прямо на нас.