- Валяй, говори. Тебя теперь все равно не остановишь.
- Второе предположение, из которого мы исходим, самое важное. Это может испортить всю операцию. У нас ушла не одна неделя на обработку Поткина, он согласился пустить нас в свою квартиру.
- Да, тут мы отлично сработали.
- Беда только в том, что Поткин может передумать. Куда мы тогда денемся?
- Не передумает. У нас его семья. Будет молчать.
- Вот это очень опасное предположение.
- Но он же сломался. Он сделает все, что мы захотим.
- Предположение, - мягко заметил Роун.
- Если уж человек сломался, значит, сломался.
- Предположение.
- Он же не допустит, чтобы мы расправились с его семьей.
- Предположение. Что если ему прикажут вернуться в Москву?
- Слушай, хватит умника из себя строить.
- А я и не строю. Я просто спрашиваю, что мы будем делать, если наша чудная московская квартира окажется не такой безопасной, как нам бы хотелось?
- Ты, что, думаешь, его лучше убрать?
- Тогда уж нас точно попросят отсюда. Квартирка-то для Москвы неплохая. Как только Поткина не станет, охотники на нее найдутся. Нет, в нашем положении Поткина лучше иметь живым.
- В каком это "нашем положении"?
- Пока мы рассчитываем на квартиру Поткина.
- Твое предложение?
- Переехать.
- Переехать? - заорал вдруг Уорд. - Переехать куда? Ты отлична знаешь, как трудно в Москве с жильем.
- Совсем как в школе, - грустно заметил Роун. - Все говорят, что плохо, и никто не говорит, что хорошо.
- Кончай валять дурака. Куда мы можем переехать?
- Содом - слабое место.
- Нет.
- Можно продолжать? Выдержишь? - спросил Роун.
Уорд молчал. Роун продолжил:
- Неужели вы думаете, мы сможем держать семью Поткина год, и никто из его сотрудников ничего не заподозрит? Вы серьезно думаете, это возможно? Он может сказать, что они уехали на месяц, на полгода - это пройдет. А потом начнут задавать вопросы. Что тогда?
- Мы знали об этом с самого начала. Это риск, рассчитанный риск.
- Нет, риска не будет, если мы переедем, - ответил Роун.
Фокусник знал, что этот человек следит за ним. Он вошел следом за Фокусником в книжный магазин напротив Университета.
- Добрый день, товарищ профессор, - поздоровался с ним какой-то студент. Мужчина ответил на приветствие и начал листать книгу.
Фокусник прошел вдоль прилавка и тоже принялся просматривать книги. Вскоре профессор будто случайно подошел ближе и взял книгу рядом с Фокусником. Фокусник положил книгу, которую просматривал, и быстро прошел мимо профессора к выходу. Он мимолетно улыбнулся профессору, провел рукой по волосам и вышел из магазина.
Переходя улицу, он услышал за спиной торопливые шаги. Фокусник пошел медленнее.
23
Великий Немой
- Мы совсем нигде не бываем! - Эрика с надутым видом ходила по спальне в одной комбинации. В одной руке она держала сигарету, в другой - фужер.
- Мы были в кино всего две недели назад.
- Что такое кино? Мне хочется повеселиться, сходить куда-нибудь, сделать что-то.
- Через два месяца у меня отпуск, поедем в Ялту. Там поплаваешь, на лодке покатаешься.
- По ресторанам походим?
- Походим.
- Это потом. А сейчас что? Мне скучно. Скучно с тобой. Мне надоело сидеть взаперти, видеть только тебя.
- В тюрьме лучше было?
- Лучше. Ненавижу тебя.
- Если получится, в воскресенье сходим на скачки.
- Скачки? Скачки, кино, театр - мне это неинтересно. Я хочу танцевать, пить вино, быть среди людей. Молодых людей. Мы с Поляковым обошли все ночные клубы в Берлине, пока ты не убил его.
- В Москве таких мест нет, - резко ответил Коснов.
Эрика села на край кровати и по-кошачьи прижалась к полковнику.
- Есть, есть, - промурлыкала она.
- Откуда ты знаешь?
- Слышала.
- Это для извращенцев.
- Порочнее меня нет. - Эрика притянула Коснова к себе, провела языком по губам и положила руки на его плечи. - Ты знаешь, что я люблю, ты умеешь любить меня. Ты лучший из всех моих любовников, но ты обижаешь меня и заставляешь скучать. Своди меня туда.
- Тебя в тюрьму надо отвести, - ответил Коснов.
- Боишься, лесбиянки окажутся лучше тебя?
Коснов не сопротивлялся, когда Эрика притянула его к себе, потом она игриво оттолкнула его.
- Неужели ты не сводишь меня туда?
- Ты же знаешь, я не могу там появляться.
- Ах да, забыла! Твое положение… - Она опять придвинулась к нему. - Ладно, уж если туда никак нельзя, принеси хотя бы сигаретку, от которой так хорошо становится, помнишь, ты дал мне одну, когда мы первый раз были вместе.
Коснов резко сел. Он мог справиться с любой ситуацией. Он распоряжался чужими жизнями. Двадцать лет он контролировал свои и чужие чувства и действия. Но перед этой девушкой он был бессилен. Он ненавидел и любил ее. Невозможность подчинить ее родила ненависть, а из страха потерять ее родилась любовь. Привезя Эрику домой, он поставил под угрозу свою карьеру. Он не мог расстаться с ней. Все понимал, сознавал, что так или иначе придется от нее избавиться. Он мог бы убить ее сам, и ни одна душа в Москве об этом не узнала бы, а если бы и узнала, не опечалилась. Он часто думал об этом. Иногда ему казалось, что Эрика сама этого хочет, но убить ее Коснов не мог. Он знал, что Эрика использует его, хочет сломать, разрушить его карьеру за то, что сделал он с Поляковым. Ему было все равно, он уже не мог отказаться от нее.
- Я отведу тебя в такой клуб, - произнес Коснов.
- Сегодня вечером?
- Да.
Эрика осыпала поцелуями его лицо и шею, хотела притянуть к себе, но Коснов не двигался. Эрика продолжала дразнить его, но он оставался безучастным.
- Ты грустишь? - с улыбкой спросила она.
- Это пройдет.
- Ты рассердился на меня, да? Ты больше не любишь меня? Я всегда чувствую, когда ты не любишь меня.
Эрика отодвинулась от Коснова, оперлась на спинку кровати и подтянула колени к подбородку.
- Ты не любишь, когда я такая?
- Иногда.
- А иногда даже ненавидишь?
- Да.
- Когда я такая, тебе делается нехорошо?
Эрика приняла молчание за согласие.
- Тебе делается нехорошо, - радостно пропела она и вытянулась на кровати, лаская себя между ног. - Иди ко мне, люби меня прямо сейчас, когда тебе плохо от меня. Любовь всегда сильнее, когда от нее нехорошо. По крайней мере, наша.
- Хватит, убери руки оттуда.
Эрика продолжала лихорадочно ласкать себя.
- Я представляю сразу сотню мужчин, но только не тебя, - проговорила она с закрытыми глазами.
Коснов встал и вышел из комнаты. Спустившись на кухню, он налил себе пива. Вылил его в раковину и пошел в столовую. На столе стоял графин с водкой. Он опустошил его большими глотками. Начал искать еще. Зазвонил телефон.
Гродин сообщал, что пропавший в Воркуте грузовик так и не нашли.
- Пошлите еще людей, самолеты, - заорал в трубку Коснов, - найдите обязательно, он уже пять дней как пропал. Можете всех из Москвы забрать, только найдите.
- Это не поможет. У них снег идет, метель.
- Разумеется, метель. Вы, что, думали они будут солнца ждать?
- Сделаю все, что можно, товарищ полковник, - ответил Гродин.
- Пошлите еще людей, - повторил Коснов.
- Мы уже послали два подразделения. Они ничего не могут сделать, пока не кончится метель. Дополнительные силы не помогут. Мы даже не знаем, связан ли этот грузовик с сообщением Поткина. Может, это просто несчастный случай, он затерялся в буране.
- Двое, которые приземлились, могли использовать его как транспорт. Сейчас отрабатываем эту версию. Мне все равно, сколько агентов замерзнет - найдите грузовик, - Коснов швырнул трубку на аппарат.
Он обыскал все внизу в поисках водки, но не нашел. Надо решать с Эрикой. Он теряет рассудок. Коснов быстро поднялся наверх и открыл дверь в ее комнату. Эрики не было. Не было и ее красного платья и пальто. Он остервенело искал по всему дому, но ее нигде не было. Коснов выбежал на улицу, машины тоже не было. Коснов вернулся в дом и попытался связаться с водителем по радиотелефону. Линия была занята. Значит, Эрика отключила телефон. Он позвонил на работу и приказал отправить пять оперативных машин на поиски своей машины. Хотел позвонить в милицию, но делать этого было нельзя. Хватит и того, что его люди знают о случившемся, их нелегко будет заставить молчать.
Он метался по комнате. Нашел еще бутылку водки, выпил половину. Наконец, зазвонил телефон и ему сообщили, что машина нашлась. Водитель высадил Эрику у ресторана "Прага" на Арбатской площади. Он не удивился просьбе Эрики отвезти ее в "Прагу", поскольку часто возил ее по ресторанам одну, когда полковник был занят. Коснов сам приказал ему. Эрика попросила высадить ее на противоположной стороне площади, сказав, что хочет подышать воздухом, и он не видел, вошла ли она в ресторан.
В ресторане Коснову сказали, что Эрика не появлялась. Он вышел на улицу. Его ожидали водитель и несколько агентов. Коснов объяснил, что произошло недоразумение, все в порядке, и отпустил агентов. Водителю велел остаться.
Его совершенно не волновало, поверили ему или нет. Он должен найти Эрику. Поиски начали с боковых улиц, ресторанов, нигде официально не значащихся сборищ "золотой молодежи".
Он нашел ее ближе к полуночи. Эрика танцевала с молодым кубинским студентом в помещении для "дискуссий на общественные темы" недалеко от Университета. Ансамбля не было, играл проигрыватель. Звучала ритмичная западная музыка. Завсегдатаи хлопали в такт и кричали "Йе, йе, йе".
Эрика увидела его у двери, но, казалось, совсем не расстроилась. Только танцевать стала с еще большей страстью. Она в экстазе водила бедрами и изгибалась в ритм музыке. Локти прижала к телу, ладони - к бедрам. Когда Коснов направился к ней, она закрыла глаза, и, приоткрыв рот, призывно подразнила языком партнера, который танцевал на некотором расстоянии. Коснов остановился, никто его не замечал. Когда пластинка закончилась, Эрика подошла к нему.
- Ну? - с ослепительной улыбкой спросила она.
- Поедем домой, - нерешительно сказал Коснов. - Уже поздно, пора домой.
- Как скажешь, любимый.
- Это просто бред, - протестовал Роун, когда Уорд усадил его посередине комнаты и натянул на голову капюшон.
- Это твоя идея, - напомнил Уорд, поправляя капюшон так, чтобы прорези для глаз пришлись против них.
- Я предложил пять вариантов. Это был худший. Надо было воспользоваться телефонами.
- Посиди минуточку спокойно, как Великий Немой, и мы прорепетируем, - сказал Уорд, усаживаясь на стул напротив. Достал пистолет, снял его с предохранителя и навел на Роуна. - Код восемнадцать-три.
Он щелкнул пальцами пять раз. В ответ Роун щелкнул четыре раза.
"Девять щелчков в первой серии, остается еще девять на две оставшихся серии", - сосчитал Роун.
Уорд щелкнул пальцами дважды. Роун - тоже.
"Так, тринадцать долой, осталось шесть на последний заход", - отметил Роун.
Уорд сделал четыре щелчка, Роун добавил два.
- Как по маслу, - расцвел в улыбке Уорд, опуская пистолет.
- В жизни с подобным бредом не сталкивался.
- Георгий, все дело в процентах. Трое из пяти наших понятия не имеют, кому предназначены сообщения. Если кого-то из них возьмут, они расскажут только то, что знают, не больше.
- А если схватят меня или тебя?
- Зачем смотреть вниз, когда лезешь вверх по скале? - спросил Уорд. - Вернемся к тренировке. Пропустишь щелчок - пуля обеспечена.
- Минутку, - остановил его Роун. - Нас же шестеро в Москву должно было приехать, а ты только что сказал "трое из пяти наших".
- Я сказал?
Эрика послушно поднялась к себе. Коснов остался внизу. Он не знал, что делать, что сказать. Смотрел то на кобуру с пистолетом, то на охотничье ружье. Убить ее? Но станет ли легче? Зазвонил телефон.
- Мы нашли грузовик, - сообщил Гродин. - Кажется вы правы. В нем двое, точнее то, что от них осталось. Убрать их?
- Не надо, - тихо сказал Коснов. - Я хочу сам осмотреть их. Ничего не трогайте, закажи самолет. Я сейчас же выезжаю. Ты со мной.
- Мы не сможем приземлиться из-за пурги.
- К черту пургу.
- Что-нибудь еще, товарищ полковник?
- Да… - Коснов запнулся. - Нет! Пришлите машину за немкой. Она возвращается в тюрьму.
24
Путешествие к Карскому морю
На рассвете самолет достиг Усть-Юза. Буран стих. Они летели на север вдоль Уральского хребта мимо Воркуты к Карскому морю. Самолет приземлился в районе Байдарацкой губы у Карского моря.
- Они, наверное пришли с островов Елизаветы, - предположил Гродин по дороге в Воркуту.
- А возможно, из Гренландии, Аляски, Норвегии, Финляндии, Швеции, - хмуро продолжил Коснов.
- Если бы они шли через Скандинавию, они пришли бы по суше. Раз добрались судном, следовательно - через Баренцево море.
- Они в любом случае пришли бы сюда.
- Почему?
- Из-за железной дороги. Вдоль Баренцева моря нет железной дороги.
- А Мурманск?
- Мурманск совсем рядом с Финляндией. И если память мне не изменяет, граница с Финляндией тянется от Мурманска до самого Ленинграда. Какой смысл был добираться водой до Мурманска, чтобы сесть там на поезд? Они спокойно могли перейти границу по суше и сесть на поезд в Ленинграде. Нет, если они выбрали путь через Карское море, значит, им нужна здешняя железная дорога.
- Но зачем же тогда они украли грузовик? - спросил Гродин.
- Если бы они не планировали здесь сесть на поезд, они бы выбрали маршрут поудобнее.
- Почему они вообще решили идти через Сибирь, есть же более легкие пути.
- А если тебе надо было бы попасть в Россию, как бы ты оценил путь через Карское море? - Спросил Коснов.
- Как очень неудобный.
- Думаю, поэтому они его и выбрали. Однако сейчас это уже не важно. Ты проследил, Эрику хорошо устроили?
- Да. Ее камеру обставили мебелью, питание хорошее, не тюремное.
- Надо ей телевизор поставить, - подумал вслух Коснов.
Машина осторожно продвигалась по только что расчищенной дороге со скоростью не больше двадцати пяти километров в час. Небо прояснялось, и иногда проглядывало низкое солнце. После метели снега прибавилось, его толщина уже местами достигала полутора метров.
- Верно, что Разбойник был связан со Стердевантом? - спросил Гродин.
- Откуда ты знаешь о Стердеванте?
- Я разыскал материал о нем, когда познакомился с делом Разбойника.
- Где ты нашел их? Это закрытые материалы.
- В подмосковном архиве. Там информация о всей их организации. Они хорошо поработали.
- Да, свое дело они сделали, - довольно резко ответил Коснов.
Было одиннадцать утра. Роун стоял в совершенно затемненной спальне и наблюдал через щель, как Ханис пересек соседнюю комнату, вынул ключ и открыл верхний ящик письменного стола. Он достал пистолет, из кармана вынул обойму, вставил ее в пистолет и направился к "исповедальне". Роун зашел за одеяла, которые они с Уордом развесили накануне от самого потолка и ждал, когда войдет Ханис. Он услышал, как открылась и закрылась дверь. Еще несколько шагов, Ханис нашел стул, сел на него, нашел на ощупь фонарик. Роун увидел луч света, заметавшийся по комнате. Роун поправил капюшон и вышел из-за одеял. Фонарик освещал пустой стул. Великий Немой подошел к нему и сел. Он сложил руки на коленях и замер в ожидании. Роун знал, что пистолет уже нацелен ему в голову. Договорились на двадцать семь щелчков пятью сериями.
Ханис щелкнул пальцами три раза. Роун ответил двумя щелчками - одна серия прошла, осталось четыре. Ханис щелкнул один раз. Роун - четыре. Так, использовано еще пять щелчков. Осталось три серии. Еще три щелчка Ханиса и один - Роуна, прошли три серии. Четырнадцать щелчков прошли, осталось тринадцать. Ханис щелкнул дважды, Роун тоже. Ханис щелкнул один раз. Роун насчитал пять щелчков. Последняя серия. Роун быстро пересчитал щелчки. Пять в первой, пять во второй, а потом четыре или три? Он точно знал, что в последней серии было четыре щелчка, а перед этим три или четыре? Луч фонарика слегка дрогнул. Роун мысленно считал. Пять, пять… Стул Ханиса скрипнул. Луч медленно двигался вверх и вниз, освещая Роуна. Роун покрылся испариной. Пять, пять, четыре, четыре плюс пять. Двадцать три из двадцати семи. Осталось четыре. Роун щелкнул четыре раза. Луч был направлен на него. Роун чувствовал, что Ханис тоже считает. Раздался щелчок и Ханис вынул обойму из пистолета. "Черт бы побрал Уорда с его идеями", подумал он с облегчением.
- Вчера вечером я встретился с "Китаем", - начал Ханис в темноте. - Знакомый мадам Софи устроил встречу. Я пошел в поликлинику Университета, спустился в подвал, нашел дверь с табличкой "Для сотрудников". У кабинета сидели две простые женщины. Это было вечером около половины одиннадцатого. В регистратуре дежурил мужчина восточного типа. Скорее всего, китаец. Я мог бы догадаться. Я назвал пароль, сказав, что мой доктор посоветовал прийти в десять, а я опоздал на двадцать две минуты. Он выяснил, кто меня лечит, сказал, что не знает врача по имени "Китай". Я протянул бумажку и извинился, возможно, я неправильно произнес имя. Он поднялся и вышел, отсутствовал минут пять. Когда вернулся, велел мне пройти по коридору в третью дверь налево.
"Китай" больше похож на монаха, чем на китайца. Не желтый, а скорее очень темный, плоское лицо с широким вдавленным носом и паутинкой морщин в уголках глаз. Его возраст трудно определить. Он был в белом халате. Разговаривал мало. Но когда открывал рот, было видно, что два нижних передних зуба у него в металлических коронках, не золотых, а цвета тусклого серебра. Два нижних правых передних зуба. Он не вставал, но видно было, что рост у него не ниже метра восьмидесяти. На русском говорит без акцента.
Он уже знал, что я хотел купить кое-какие новые препараты. Я поправил его, сказал, что продаю, а не покупаю. Если он удивился, вида не показал. Я сознался, что притворился покупателем, чтобы выйти на него, на самом деле, я хотел продать. Он спросил, откуда товар. "Пришел через Турцию", ответил я. "Китай" попросил показать. Я достал героин в маленьком портсигаре. Он посмотрел, потер пальцами, понюхал, попробовал и спросил, чего я хочу. Я ответил, что хочу наладить сбыт. "Китай" спросил, сколько у меня героина. "Сколько нужно", - ответил я. Он вернул мне портсигар и сказал, что не имеет возможности сбыть большую партию. Я сказал, что люди у меня есть. Он возразил, что дело не в этом, просто в Москве не пройдет большая партия. Я очень удивился и спросил, "Что, нет клиентов?" Он объяснил, что из-за милиции. Я поинтересовался, пробовал ли он сам сбыть в Москве большую партию. Он сказал, что пробовал лет шесть-семь назад. Я спросил, почему сорвалось.