- Убийца вырос в окрестностях Фейтфул-плейс, - напомнил Стивен. - Он знает номер шестнадцатый изнутри: когда он понял, что убил Рози, то здорово офигел, но вспомнил о бетонных плитах в подвале. И, по общему мнению, с номером шестнадцатым лучше всех знакомы те, кто подростком жил на Фейтфул-плейс или по соседству. Возможно, сейчас он там больше не живет - узнать, что обнаружено тело Рози, можно было разными путями, - но когда-то жил.
Впервые за всю мою карьеру я вдруг сообразил, почему ребята из убойного так любят свою работу. Когда выходишь на охоту под прикрытием, хватаешь все, что попадается в невод; и чуть ли не самое главное умение - решить, что использовать как наживку, что швырнуть обратно в море и что шандарахнуть по башке и отнести домой. А тут все иначе. Эти ребята выслеживают гнусного хищника и сосредоточиваются на нем, как на любимой женщине. Они отлавливают во тьме нужный силуэт, а все остальное, что попадается в невод, - ненужная дрянь. Это, конечно, круто и очень лично: вот я - а вот он, где-то там, и мы ждем, когда он сделает неверный шаг. В этот вечер в убогой забегаловке я впервые ощутил эту тесную связь.
- Главный вопрос не в том, как он узнал, что нашли Рози, - сказал я. - Сам же говоришь, об этом сообщили всем, кто жил когда-то в Либертис. Главный вопрос - как он после стольких лет узнал, что Кевин для него опасен. По-моему, об этом убийце мог сказать только один человек - сам Кевин. Или они поддерживали связь, или столкнулись в эти безумные выходные, или Кевин сдуру сам попытался вычислить убийцу. Если сможешь, попробуй выяснить, кому Кевин звонил в последние сорок восемь часов - по мобильному, по домашнему, кому посылал сообщения; кто звонил и писал ему. Я ведь правильно понимаю, что детектив Кеннеди запросил все распечатки?
- Конечно, запросил, только они еще не пришли.
- Если мы узнаем, с кем Кевин разговаривал в эти выходные, мы найдем нашего парня…
Я понес чемоданчик Снайперу, а Кевин взвился и сбежал, увиделись мы с ним уже в пабе. В промежутке он мог встретиться с кем угодно.
- И вот еще, - продолжил Стивен. - По-моему, это жестокий человек. Ну, то есть понятно, склонность к насилию и все такое, но я имею в виду не только эти два случая… Велика вероятность, что на него есть протокол или по крайней мере данные.
- Интересная теория. Это почему же?
- Эти убийства отличаются друг от друга. Второе - спланированное, пусть даже всего за несколько минут, а вот первое - почти наверняка случайное.
- И что? Сейчас он старше, лучше держит себя в руках, думает наперед. В первый раз он просто ошалел.
- Ну да, но к этому я и веду: он ошалел, и это с ним осталось навсегда.
Я поднял бровь - мне-то все было понятно, но хотелось послушать его доводы. Стивен нерешительно чесал ухо, подбирая слова.
- У меня две сестры, - начал он. - Одной восемнадцать, и если ее разозлить, она орет так, что всей улице слышно. Другая - ей двадцать, - если входит в раж, швыряет в стену что попало - ручки и прочую мелочь. И так было всегда, с самого раннего детства. Если младшая швырнет что-нибудь об стену, или старшая начнет визжать, или кто-то из них нападет на человека, я удивлюсь. Люди шалеют так, как привыкли.
Я выдавил в ответ одобрительную улыбку - мальчик заслужил похвалу - и собрался спросить, как он сам шалеет, но тут меня накрыло.
…Тупой стук головы Шая о стену, распахнутый рот, обмякшее тело под папашиными руками. Крик ма: "Смотри, скотина, что ты наделал, ты его чуть не убил". Хриплый папашин голос: "Будет знать". И Купер: "Нападающий схватил ее за шею и несколько раз ударил о стену…"
Что-то в моем лице напугало Стивена; наверное, я уставился страшным взглядом.
- Что случилось? - спросил он.
- Ничего, - ответил я, набрасывая куртку.
…И уверенный голос Мэтта Дейли: "Люди не меняются…"
- Отлично работаешь, детектив. Серьезно. Свяжись со мной, как только придут телефонные распечатки.
- Ладно, свяжусь. Но вы точно…
Я достал двадцатку и протянул через стол Стивену.
- Вроде как гонорар. Дай знать, как только эксперты найдут неизвестных с отпечатками на чемоданчике или если детектив Кеннеди сообщит, когда собирается закрыть расследование. И помни, детектив: все исключительно между нами.
Я ушел.
Стивен держал в руках двадцатку и смотрел мне вслед разинув рот.
16
Следующие несколько часов я снова шагал - вдоль по Смитс-роуд, мимо поворота на Фейтфул-плейс - так, вероятно, шел Кевин, когда проводил Джеки до машины в субботу вечером. Почти всю дорогу я видел задние окна верхнего этажа номера шестнадцатого, откуда Кевин совершил свой прыжок, иногда через стену виднелись даже окна первого этажа; я миновал дом и верхний конец Фейтфул-плейс, обернулся и увидел фасад целиком. Горели уличные фонари, так что мое приближение стало заметно любому, притаившемуся внутри, зато для меня окна заливал мутный оранжевый свет - не разберешь, что происходит в доме. Если бы кто-нибудь окликнул меня, ему пришлось бы орать так, что слышала бы вся улица. Кевин пошел в номер шестнадцатый не потому, что заметил что-то блестящее, а потому, что кто-то назначил моему братишке встречу.
На Портобелло я сел на скамейку у набережной канала и долго изучал отчет о вскрытии. Юный Стивен обладал талантом к составлению кратких справок: никаких сюрпризов, если не считать пары фоток, к которым, правду сказать, следовало быть готовым. Здоровье у Кевина было отменное; согласно Куперу, Кевин мог бы жить вечно, если б только держался подальше от высоких зданий. В графе "Род смерти" значилось: "Не определен". Сомневаться не приходилось: если даже Купер проявляет тактичность, значит - я по уши в дерьме.
Я двинулся обратно в Либертис и пару раз прошелся по Коппер-лейн, внимательно глядя под ноги. Примерно в половине девятого, когда все занялись ужином, или теликом, или укладывали детей спать, я перелез через стену и через задний двор Дуайеров попал во двор к Дейли.
Мне нужно было узнать - и узнать немедленно, - что произошло между моим отцом и Мэттом Дейли. Меня не прельщала мысль стучаться во все соседские двери подряд, а кроме того, если есть выбор, я обращаюсь к первоисточнику. Нора Дейли всегда питала ко мне слабость. Джеки говорила, что Нора теперь живет то ли в Бланчардстауне, то ли в каком-то другом пригороде, но нормальные семьи - не такие, как моя, - собираются вместе, если случится беда. После субботы Нора наверняка оставила мужа и ребенка присматривать друг за другом и на несколько дней застряла в родном гнездышке, у мамы и папы Дейли.
Я спрыгнул со стены во двор, гравий хрустнул под подошвами, и я замер, но никто не выглянул из дома. Постепенно глаза привыкли к темноте. В этом дворе я не бывал никогда - слишком боялся, что поймают. Дворик выглядел так, как и следовало ожидать от Мэтта Дейли: садовые прибамбасы, аккуратно постриженные кусты, на клумбах - колышки с табличками, сортир превратился в крепкий садовый сарай. В уютном тенистом уголке нашлась удобная чугунная скамейка; я протер ее посуше и уселся ждать.
В окошке первого этажа - на кухне - горел свет, на стенах виднелись аккуратные сосновые шкафчики. Примерно через полчаса вошла Нора, усталая и бледная, в мешковатом черном свитере, с волосами, собранными в небрежный пучок. Она налила стакан воды из-под крана и прислонилась к раковине. Без выражения глядя в окно, Нора помассировала шею, неожиданно крикнула что-то через плечо, быстро ополоснув стакан, поставила его на сушилку, схватила что-то из буфета и ушла.
Я продолжал сидеть как прикованный, ожидая, когда Нора Дейли решит, что пора спать. Закурить я не решался: вдруг огонек заметят. С Мэтта Дейли станется выйти на охоту на мародеров с бейсбольной битой, и все на благо общественности. Впервые за долгое время - казалось, месяцы прошли - я сидел спокойно.
Улица затихала, готовясь к ночи. Телевизор бросал дрожащие отблески на стену Дуайеров; откуда-то сочилась музыка - сладкий и страстный женский голос нес свою боль над садами. В окне номера седьмого мелькали разноцветные рождественские огоньки и пухлые Санта-Клаусы; один из нынешнего выводка подростков Салли Хирн проорал "Ненавижу!" и грохнул дверью. На верхнем этаже номера пятого яппи укладывали ребенка: гордый отец принес его из ванной в спальню, подкидывал к потолку свое сокровище в белом халатике и фыркал младенцу в животик; счастливая мать смеялась и, нагнувшись, встряхивала одеяльца. Через дорогу мои родители, вероятно, немигающе уставились в телик, и каждый по отдельности погрузился в глубокую думу: как досидеть до сна, чтобы при этом не пришлось разговаривать.
В тот вечер мир пропитался смертью. Обычно я получаю удовольствие от опасности, она идеально помогает сосредоточиться, но теперь было иначе. Земля подо мной пульсировала и сокращалась, как громадная мышца, сбрасывая нас, снова ясно показывая, кто командир, а кого в этой игре уже накрыло с головкой. Коварная дрожь в воздухе напоминала: все, во что ты веришь, доступно любому желающему, любое железное правило может измениться в мгновение ока и банкующий всегда в выигрыше. Я бы и бровью не повел, если б номер седьмой вдруг обрушился на головы Хирнов и на их Санта-Клаусов или номер пятый пропал в один миг в огненном смерче и облаке разноцветной пыли. Я подумал о Холли, которая в своей башне из слоновой кости пытается разобраться, как может существовать мир без дяди Кевина; подумал о маленьком добром Стивене в новехоньком пальто, который пытается не верить тому, что я вдалбливаю ему про его работу; подумал о своей матери, которая пошла к алтарю с отцом, носила его детей и верила, что это хорошо. Я подумал о себе и Мэнди, об Имельде и Дейли - каждый тихо сидел этой ночью в своем уголке, пытаясь разобраться, как их изменили двадцать два года без Рози.
Весной нам исполнилось по восемнадцать, и однажды субботним вечером мы сидели в "Галлигане". Там Рози и заговорила впервые про Англию. У каждого из моего поколения найдется история про "Галлиган", а у кого нет своей - заимствуют у других. Любой солидный дублинец среднего возраста с восторгом расскажет, как он сдернул оттуда, когда в три утра началась облава; или как угощал выпивкой "Ю Ту", еще когда они не были знаменитыми; или встретил будущую жену; или потерял зуб в толкотне у сцены; или так нажрался, что заснул в сортире и никто не нашел его до выходных.
Это жутковатое местечко без окон и с выкрашенными в черный цвет стенами - смесь крысиной дыры и ловушки в случае пожара - украшали трафареты с изображением Боба Марли, Че Гевары и прочих тогдашних кумиров. В баре, который работал допоздна, не было лицензии на пиво, так что приходилось выбирать из двух сортов липкого немецкого вина, причем от любого ты чувствовал себя изнеженным и незаслуженно ограбленным придурком; была там и живая музыка - своего рода лотерея: никогда не знаешь, что услышишь. Нынешние детишки к такому месту на пушечный выстрел не подойдут, а нам нравилось.
Мы с Рози пошли взглянуть на новую глэм-роковую группу с названием "Губная помада на Марсе" - Рози слышала, что неплохую, - и на всех, кто еще там будет. Мы пили лучшее немецкое белое и танцевали до упаду - я любил смотреть, как Рози танцует, как двигает бедрами, как взметаются ее волосы, и слушать, как она смеется: она никогда не танцевала с каменным лицом, как другие девчонки, она танцевала с выражением. Вечер обещал быть замечательным. Группа оказалась не "Лед Зеппелин", но у них были приличные стихи, клевый ударник и бесшабашность, как почти у всех групп в те времена - когда нечего терять, когда наплевать, что нет ни малейшего шанса подняться высоко, зато, отдав группе всю душу, перестаешь быть безработным, обреченно сидящим в своей комнатенке и получаешь капельку магии.
Бас-гитарист от усердия порвал струну и пока менял ее, мы с Рози подошли к бару - взять еще вина.
- Фигня это ваше вино, - сказала Рози бармену, обмахиваясь топиком.
- Да знаю я! Его гонят из сиропа от кашля: открываешь бутылку, оставляешь на пару недель в буфете, пусть немного выветрится, и - полный вперед.
С барменом мы ладили.
- Фиговей, чем обычно. Наверное, неудачную партию взял. Что, совсем ничего приличного нет, что ли?
- И так сойдет, нет, что ли? А хочешь, бортани своего, погоди, пока закроемся, - я предложу кое-что получше.
- Мне самому тебе врезать, или пусть твоя герла этим займется? - поинтересовался я. Подруга бармена щеголяла прической-ирокезом и бицепсами в наколках. С ней мы тоже ладили.
- Лучше ты. Она бьет сильнее. - Бармен подмигнул нам и отправился за сдачей.
- У меня новости, - сказала Рози.
Она говорила серьезно. Я сразу забыл про бармена и с перепугу начал бешено подсчитывать в уме даты.
- Да? И какие?
- В следующем месяце кто-то увольняется с конвейера на "Гиннессе". Па расхватил меня там как мог, так что работа моя - если захочу.
Я перевел дыхание.
- Ух, круто. - Сложно радоваться за кого-нибудь другого, особенно если замешан мистер Дейли, но Рози была моей девочкой. - Блестяще. Ты молодец.
- Я отказалась.
Бармен швырнул по стойке сдачу; я поймал.
- Почему?
Она пожала плечами:
- Не хочу ничего брать у отца. Я всего добьюсь сама. И в любом случае…
Группа снова врубилась с радостным оглушающим грохотом барабанов, и конец фразы я не услышал. Рози улыбнулась и показала в дальний угол зала, где обычно можно было расслышать хотя бы собственные мысли. Я взял ее за руку и повел вперед, через стайку прыгающих девчонок в перчатках без пальцев и с размалеванными глазами. Вокруг девчонок стояли замороженные парни - в надежде, что если стоять достаточно близко, то наверняка об кого-нибудь потрешься.
- Ну вроде нормальная группа, - заметила Рози, усаживаясь на подоконник заложенного окна.
- Классные ребята…
Всю неделю я прочесывал город в поисках работы, и почти везде меня поднимали на смех. В самом грязном ресторане мира открылась вакансия "младшей посудомойки", и я воспрянул духом в уверенности, что ни один нормальный туда не сунется, но менеджер охладил мой пыл, едва узнав мой домашний адрес, который недвусмысленно сообщал, что будет пропадать инвентарь. Вот уже несколько месяцев Шай не пропускал ни дня без замечания о том, что мистер Аттестат со всем своим образованием не в состоянии принести в дом зарплату. Бармен только что пустил кровь моей последней десятке. И меня устраивала любая группа, лишь бы играла погромче - мозги прочистить.
- Ну, до классных им далековато, а так нормально, хотя наполовину из-за этого… - Рози подняла бокал к потолку. Осветительные прожекторы и лампы в "Галлигане" крепились к балкам упаковочной проволокой. За свет отвечал парень по имени Шейн. И если сунуться к его пульту со стаканом в руке, можно было схлопотать.
- Из-за света? - недоуменно переспросил я.
Шейн выжал из прожекторов какое-то бегающее серебристое мерцание, и группа обрела хоть и слабый, но почти гламур. Слава Богу, хоть кто-то прилично выполнял свою работу.
- Ага. Вот Шейн классный! Это он ребят делает, создает атмосферу; убери свет и костюмы - останутся четыре парня, выставляющих себя на посмешище.
- Как и любая другая группа, - засмеялся я.
- Ну да. Наверное. - Рози взглянула на меня искоса, почти робко, поверх бокала. - Фрэнсис, знаешь что…
- Что?
Я всегда восхищался умом Рози. Если бы я мог попасть внутрь ее, я бы с радостью всю оставшуюся жизнь просто бродил и смотрел.
- Вот чем мне хотелось бы заниматься, - уверенно произнесла она.
- Светом? Для групп?
- Ага. Я же обожаю музыку. С детства мечтаю работать в этом бизнесе.
Я знал об этом, вся наша улица знала… Подумать только: Рози потратила все подаренные на конфирмацию деньги на альбомы! А вот про свет она никогда раньше не говорила.
- Петь я не умею ни хрена, и все это искусство не для меня - песни сочинять, на гитаре бацать, ничего такого. А вот это мне нравится… - Она ткнула подбородком в перекрестие лучей света.
- Почему?
- Да потому, что это делает группу лучше. Не важно, удачный у них вечер или нет, может, наберется с десяток зрителей, может, вообще никто не обратит на них внимания; что бы ни случилось, придет вот такой Шейн и сделает их лучше. А настоящий мастер своего дела может сделать их во много раз лучше - и так каждый раз. Мне это нравится.
Сияние ее глаз вознесло меня на седьмое небо. Я пригладил локоны Рози, растрепавшиеся от танцев.
- Да, это действительно здорово.
- Понимаешь, многое зависит от того, здорово ли он делает свою работу. У меня такого еще никогда не было. Всем плевать, хорошо ли я шью; главное - не напортачить. На "Гиннессе" будет то же самое. Я хочу что-то делать блестяще, по-настоящему здорово, и чтобы от меня что-то зависело.
- Хочешь, проведу тебя за кулисы в "Гайети", подергаешь рубильники, - предложил я, но Рози не засмеялась.
- Господи, только посмотри. Здесь аппаратура - дешевое дерьмо; представь, что можно сделать с настоящим оборудованием, как на больших площадках. Если работать с приличной группой, которая ездит в туры, каждые пару дней будешь работать на новой аппаратуре…
- Я не отпущу тебя в тур с бандой рок-звезд, - запротестовал я. - Кто знает, на чем еще ты будешь работать.
- Ты тоже поедешь, с техническим персоналом.
- Прекрасно. Накачаю такие мускулы, что даже "Роллинги" не посмеют сунуться к моей чувихе! - Я напряг бицепс.
- Ты согласишься?
- А мне дадут обкатывать фанаток?
- Скотина, - радостно ответила Рози. - Ни за что. Только если я начну объезжать рок-звезд. Но серьезно: согласишься? Технический персонал или что-нибудь еще?
Она спрашивала всерьез и хотела услышать ответ.
- Да, конечно. Без разговоров. Лучше и придумать нельзя: постоянно в разъездах, каждый день хорошая музычка, ни секунды скуки… Впрочем, у меня не получится.
- Почему это?
- Да ладно тебе. Сколько групп в Дублине могут платить техническому персоналу? Думаешь, вот эти могут? - Я кивнул в сторону "Помады на Марсе". Они, похоже, не могли оплатить автобус до дома, не говоря о группе поддержки. - Уверяю тебя, их техперсонал - чей-нибудь младший брат, который запихивает ударную установку в фургончик чьего-нибудь папаши.
Рози кивнула.
- Похоже, со светом то же самое: есть несколько мест, и только для людей с опытом работы. Нет никаких обучающих курсов, никакого стажерства, ничего подобного - я узнавала.
- Ничего удивительного.
- Допустим, ты захотел во что бы то ни стало в это ввязаться. Где бы ты начал?
Я пожал плечами:
- Только не здесь. В Лондоне; ну, может, в Ливерпуле. В любом случае - в Англии. Найти группу, которая хотя бы сможет тебя кормить, набраться с ними опыта, а там - пробиться наверх.
- Вот и я так думаю. - Рози отхлебнула вина и откинулась к стенке, глядя на музыкантов. Потом сказала как бы между прочим: - Ну, давай поедем в Англию.
Сначала я решил, что ослышался, и уставился на Рози. Она сидела как ни в чем не бывало.
- Ты серьезно? - недоуменно спросил я.
- Да, серьезно.
- Господи, совсем серьезно? Без балды?
- Серьезнее не бывает. А что?
Внутри меня жахнул целый склад фейерверков. Финальное соло ударника пробежало по моим костям словно серия взрывов; я ничего не видел перед собой.
- Твой па с ума сойдет, - заметил я. Больше ничего на ум не пришло.