Между деревьями летали птицы-носороги. Буйволы жевали жвачку и тупо смотрели по сторонам. Эмма молчала. Даже когда я показал на кучки переваренной травы и сказал:
- Слоновий помет.
В комплексе для туристов "Мололобе" пахло большими деньгами. Бунгало и шале под тростниковыми крышами были разбросаны вдоль берега реки Мололобе. Мощеные дорожки, скрытое освещение, наигранное радушие персонала в оливковой форме. Мы попали в Африку для богатых американских туристов - экологичная пятизвездочная роскошь и одновременно оазис цивилизации посреди джунглей. Следуя указателям, я доехал до административного корпуса. Мы вышли. Нас сразу окутала волна жара. Но внутри, в самом здании, оказалось на удивление прохладно. Мы прошли по коридору и приблизились к стойке. Слева находился интернет-зал, который владельцы комплекса игриво назвали "Буш-телеграф". Дорогой антикварный магазинчик справа назывался "Торговая фактория". За стойкой стояла хорошенькая блондинка. На ее оливковой блузке была приколота табличка: "Сьюзен, сотрудница службы гостеприимства".
- Здравствуйте, я Сьюзен. Добро пожаловать в "Мололобе"! - Она широко улыбнулась. Свое имя она произнесла подчеркнуто по-английски: Сьюзен, а не "Сюсан", как оно прозвучало бы на ее родном африкаансе.
- Здравствуйте. Я Эмма Леру, а это мистер Леммер, - так же дружелюбно ответила Эмма.
- Вам номер с двумя спальнями? - тактично спросила блондинка.
- Совершенно верно.
- Тогда мы поселим вас в бунгало "Орел-скоморох", - сказала она, словно оказывала нам величайшую услугу. - Прямо напротив водопоя!
- Это будет чудесно, - ответила Эмма, и я удивился: почему она не говорит с блондинкой на африкаансе.
- Пожалуйста, дайте мне кредитную карточку. - Блондинка посмотрела на меня. Когда же она увидела, что сумочку открывает Эмма, то во взгляде ее промелькнул нескрываемый интерес.
Бунгало под названием "Орел-скоморох" было роскошным, но Эмма просто кивнула, как будто жилье более или менее соответствовало ее ожиданиям. Чернокожий портье ("Бенджамин, младший сотрудник службы гостеприимства") внес наши вещи. Эмма сунула ему зеленую банкноту и сказала:
- Очень хорошо, поставьте вон туда.
Он объяснил нам, как пользоваться кондиционером и мини-баром. Когда он ушел, Эмма сказала:
- Можно я буду спать здесь? - Она показала на спальню слева от гостиной. Там стояла двуспальная кровать.
- Хорошо.
Я внес свои вещи в другую комнату, справа, где стояли две односпальные кровати с таким же кремовым бельем, как и в спальне Эммы. Затем я обследовал местность. Деревянные рамы окон в принципе открывались, но их держали закрытыми из-за шипящего кондиционера. Из обеих спален и гостиной с барной стойкой посередине можно было выйти на веранду. Двери раздвижные - плохо. Запирающий механизм несложный; можно открыть перочинным ножичком. Я раздвинул двери и вышел на веранду. Там был полированный каменный пол, стояли два дивана и стулья, обитые страусовой кожей; две подзорных трубы смотрели в сторону водопоя. Сейчас на водопое никого не было, если не считать стайки голубей, которые безостановочно пили. Я обошел бунгало со всех сторон. Три метра газона и джунгли. Все создано для уединения. Отсюда не видно других апартаментов, названных в честь разных видов орлов. Плохо с точки зрения безопасности.
Но теоретически злоумышленникам, которые захотят напасть на Эмму, придется проехать дальше главных ворот, перелезть двухметровый забор и пройти пешком семь километров по местности, где водятся львы и слоны. Можно сказать, беспокоиться не о чем.
Я вернулся внутрь; прохлада освежала. Дверь комнаты Эммы была закрыта; я услышал шум воды. На короткий миг я представил себе ее под душем, а потом отправился искать холодную воду в моей собственной ванной.
7
В сумерках мы дошли до ресторана под названием "Осоед". Здесь все помещения, как я заметил, назывались в честь различных видов хищных птиц. Мне показалось, что Эмма чем-то подавлена. Вчера в Херманусе за ужином она почти не подавала голоса. Может, она жаворонок, а может, на нее так действует жара.
Когда мы уселись за столик, на котором горела свеча, она сказала:
- Наверное, вы очень голодны, Леммер.
- Против еды я бы не возражал.
Официант принес нам меню и винную карту.
- Иногда, - сказала она, передавая мне винную карту, - я забываю о еде. Если хотите, выпейте вина.
- Нет, спасибо.
Она долго и без всякого энтузиазма изучала меню.
- Мне только салат, греческий, - обратилась она к официанту. Я заказал бутылку минеральной воды, которая здесь стоила как малолитражка, и филе из говяжьей вырезки под перечным соусом с картофельным пюре. Мы огляделись. В зале сидели и другие посетители - в основном иностранцы средних лет группками по два-четыре человека. Эмма вынула белую льняную салфетку из кольца под слоновую кость. Потом принялась вертеть кольцо в руке, разглядывая вырезанный на нем тонкий лиственный орнамент.
- Извините меня за мою несдержанность, - сказала она вдруг, вскидывая голову. - Когда я увидела антилоп импала…
Я вспомнил миг, когда она закрыла рот ладонью.
Она снова опустила голову и принялась вертеть в руке кольцо от салфетки.
- У нас была ферма-заказник в Уотерберге. Мой отец… - Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, стараясь сохранить спокойствие - видимо, за словами крылось слишком много эмоций. - Ферма небольшая, всего три тысячи гектаров, просто кусок земли, где паслись антилопы. Мы приезжали туда по выходным. Папа говорил, что купил ферму в основном для нас, детей, чтобы мы не росли совсем уж городскими. Чтобы знали, как трава растет. Когда мы приезжали на ферму, Якобуса днями не бывало дома. Он и спал под открытым небом, и гулял - можно сказать, жил там… Там у него всегда было двое или трое друзей, но под вечер, на закате, он всегда приходил и брал меня с собой. Тогда мне, наверное, было лет девять-десять, а он только что закончил школу. Но он не стеснялся гулять с младшей сестренкой. Он знал, где можно найти антилоп. Все их стада. Спрашивал меня: "Сестренка, кого ты сегодня хочешь увидеть?" Потом рассказывал мне об антилопах. Какие у них повадки, что они делают. И о птицах. Мне пришлось выучить все их названия. Мне было забавно, но я всегда чувствовала себя немножко виноватой, потому что я была не такая, как он. Похоже, он оживал, только когда был на ферме. А мне не всегда хотелось туда ехать, не каждые выходные, не каждые каникулы..
Эмма снова замолчала и молчала до тех пор, пока нам не принесли еду. Я с жадностью накинулся на мясо. Она поковырялась вилкой в салате и отодвинула тарелку.
- Отец… так и не смирился с тем, что Якобуса не нашли. Может быть, ему было бы легче, если бы… нашли тело. Хотя бы что-то… - Она взяла с колен салфетку и прижала ее к губам. - Ферму он продал. Когда больше не осталось надежды. Он никогда не говорил с нами о случившемся; просто однажды пришел домой и сказал, что ферма продана… это был первый раз… сегодня я увидела антилопу в первый раз с тех пор… как погиб Якобус.
Я ничего не ответил. На мою способность сочувствовать нельзя полагаться. Я сидел как истукан, сознавая, что мне дарована особая привилегия. Просто я оказался единственным доступным слушателем.
Эмма снова взяла кольцо от салфетки.
- Я… Вчера ночью я думала, что, наверное, совершила большую ошибку, может быть, мне просто так хочется сохранить какую-то память о Якобусе, что я не способна относиться к произошедшему бесстрастно. Как я могу быть уверена в том, что у меня не разыгралась фантазия? Я скучаю по ним, Леммер. Мне их всех очень недостает - брата, мамы, папы. Всем нужна семья. Возможно, и сюда я приехала в поиске семьи? На самом ли деле человек, которого показывали по телевизору, похож на Якобуса? Я ни в чем не уверена. Но ведь не только… Был еще телефонный звонок… Если вы спросите, что точно говорил тот человек, что конкретно я услышала? В такие минуты понимаешь, для чего тебе нужен отец. Его можно спросить: "Папа, так правильно? Так можно поступать?"
Моя тарелка опустела. Я облегченно положил нож и вилку. Теперь мне не придется чувствовать себя виноватым из-за того, что я наслаждаюсь вкусной едой в то время, как она борется с захлестнувшими ее чувствами. Но и ответить на ее вопрос я тоже не мог. Поэтому сказал:
- Ваш отец…
Ей нужно было хотя бы небольшое ободрение.
Она накрыла кольцо рукой, погруженная в собственные мысли. Наконец, подняла на меня глаза:
- Он был сыном кочегара.
Официант забрал мою тарелку. Эмма отодвинула свою от себя:
- Извините, салат очень вкусный. Просто у меня нет аппетита.
- Ничего страшного, мадам. Хотите что-нибудь на десерт?
- Леммер, выбирайте.
- Нет, спасибо, я уже сыт.
- Кофе? Ликер?
Мы отказались. Я надеялся, что Эмма уже готова уйти. Она положила кольцо от салфетки на то место, где раньше стояла ее тарелка, и поставила локти на стол.
- Кажется, все уже забыли, в какой бедности выросли многие африканеры. Моя бабушка разводила овощи на заднем дворе, а дед держал кур прямо между железнодорожными путями. Это было запрещено, но на их участке другого места не было. В Блумфонтейне были такие маленькие домики железнодорожников…
Итак, она углубилась в семейную историю. Еще одна повесть на тему "из грязи в князи". Йоханнес Петрус Леру. Я подозревал, что она пересказывает знакомую историю, которую она слышала много раз еще в детстве. Так ей было легче затронуть тему погибших родственников и плавно перейти из прошлого к настоящему и к расследованию.
Ее отец был вторым из пятерых детей в большой семье, которая с трудом жила на зарплату кочегара. В пятнадцать лет у ребенка из такой семьи не оставалось выбора, ему приходилось идти работать. Первый год Йохан трудился разнорабочим в огромном депо в блумфонтейнском Ист-Энде, куда от скромного родительского домика можно было добраться пешком по шпалам. В конце недели он получал конверт со скудным жалованьем и относил его матери. Каждый вечер он стирал единственную рабочую рубашку и вешал ее сушиться перед угольной печкой. В шестнадцать он начал учиться на слесаря-сборщика и токаря; обе профессии его очень интересовали.
И тут, как раз вовремя, случилось маленькое чудо. Йохан Леру и его наставники постепенно поняли, что он прекрасно разбирается в моторах и прочих деталях паровозов. К тому времени, как он сдал экзамен на слесаря-сборщика, о нем уже ходила слава. Его усовершенствования и изобретения в области механики экономили железнодорожному начальству кучу денег. Однажды летним утром 1956 года в цех вошли два бизнесмена-африканера из Ботавилля. С трудом перекрывая грохот, визг и шум, они прокричали, что ищут парнишку по фамилии Леру, который так хорошо разбирается в механизмах. Они выпускают сельскохозяйственное оборудование для фермеров, разводящих кукурузу в северной части Свободного государства, и им нужны его таланты, чтобы закончить разработку отечественного комбайна, который должен заменить дорогие машины, ввозимые из Америки и Великобритании.
Дедушка-кочегар был против. Государство - надежный работодатель, страховка от экономической депрессии, войны и бедности. Частным же сектором ведали тогда англичане, евреи и иностранцы, которые, по мнению дедушки, так и норовили околпачить бура. В общем, рискованное предприятие.
- Папа, - сказал сын, - я могу разрабатывать детали самостоятельно. Я сам умею делать чертежи, вытачивать болванки и собирать машины из деталей. В железнодорожной компании у меня такой возможности нет.
В конце месяца он уехал на поезде в маленький городок на реке Вале, где боги приготовились улыбнуться ему.
Он целиком и полностью оправдал надежды новых хозяев - работал усердно, истово, проявлял изобретательность и смекалку. Его идеи оказались новаторскими, продукция пользовалась успехом, и его репутация становилась все известнее. Прошло меньше года, и он познакомился с Сарой.
Данный пункт стал поворотным в истории семьи Леру, как во многих семейных легендах, которых за прошедшие годы мне пришлось выслушать немало. Но в голосе Эммы я услышал изумление. Она по-прежнему дивилась тому, как распорядилась судьба, рок, скрестив дороги ее будущих родителей и определив таким образом ее генетический код.
Небольшая промзона Ботавилля расположена в северной части городка, по ту сторону железнодорожных путей. Чтобы добраться до своих меблированных комнат в центре города, Йохану Леру надо было перейти по пешеходному мосту над станцией и спуститься на платформу. Потный, грязный, с жестяной коробкой для обеда, брел он однажды вечером знакомым путем. По пути он пытливо вглядывался в освещенные окна переполненной станционной чайной. И увидел сидящую там симпатичную молодую женщину. Он так и застыл на месте. Сцена была волшебная: маленькая девушка в широкополой шляпе и белоснежной блузке нежными ручками подносила чашку с чаем к алым губкам. Он долго стоял на полутемной платформе и наблюдал за ней. Сердце у него разрывалось. Он сразу понял, что она создана для него, но его грязный, весь в пятнах, комбинезон вряд ли произведет на девушку хорошее впечатление. Не мог он и рисковать идти домой переодеться; к тому времени, как он вернется, она, наверное, уже сядет в поезд и уедет.
Наконец, он открыл дверь чайной и протолкался к ее столику.
- Я Йохан Леру, - сказал он. - Я выгляжу гораздо лучше после того, как приму ванну.
Она подняла глаза и, к чести ее будь сказано, увидела в нем не грязного работягу, а человека - разглядела его ласковую улыбку и умные глаза, горящие жаждой жизни.
- Я Сара де Вет, - девушка, не колеблясь, протянула ему руку, - а мой поезд запаздывает.
Йохан предложил угостить ее чаем. Она помедлила лишь крошечную долю секунды, скажет она потом детям, как человек, который качается на краю пропасти. Она совершенно точно понимала, что ее "да" или "нет" означают развилку на ее жизненном пути.
- Да, пожалуйста. Я с удовольствием, - ответила она.
За час до того, как протяжный свисток поезда позвал ее в дорогу, они рассказали друг другу про себя и сделали первые шаги на пути любви. Она была старшей из двух дочерей единственного адвоката в Брандфорте; в тот день она ехала в Йоханнесбург, где устроилась машинисткой в шахтоуправление. Она закончила секретарские курсы при колледже в Блумфонтейне и очень волновалась, предвкушая приключения, ждущие ее в большом городе. Йохан написал ей свой адрес на обороте счета из чайной (теперь пожелтевший, едва читаемый кусок истории, который Эмма хранила в старой семейной Библии) и попросил ее написать, если, конечно, она захочет.
Она захотела. Сначала они месяца три просто переписывались; затем у них случился роман на расстоянии. Раз в месяц он приезжал к ней на выходные; каждую неделю он получал от нее длинное письмо и отвечал на него. Время от времени - просто для того, чтобы услышать ее голос, - он звонил ей из Ботавилля, хотя слышно было плохо из-за помех.
Прошел год, и порог его цеха переступили люди из компании "Сасол". Шел 1958 год. Их завод работал уже три года, но вот конвейеры постоянно заедало. Они искали подрядчика, который мог бы наладить оборудование, и услышали, что Йохан Леру - настоящий мастер в своем деле.
По контракту, который он заключил, ему должны были выплатить столько, что он мог бы открыть собственное дело в Вандербейл-Парк, но денег все равно было недостаточно для того, чтобы просить ее руки. Пришлось ждать до 1962 года, когда он расплатился со всеми долгами. Но за те четыре года они виделись по меньшей мере каждую неделю, а по телефону беседовали ежедневно.
В 1963 году они поженились в Брандфорте и вместе основали компанию "Леру инжиниринг уоркс". Он работал в цеху, а она занималась административной работой и вела бухгалтерию. Через три года родился Якобус Даниэль Леру, и Сара стала матерью и домохозяйкой. К 1968 году они созрели для второго ребенка, но растущая слава Йохана Леру совершила еще одну революцию в их жизни. На сей раз к дверям цеха подъехал длинный черный седан; из него вышли трое белых в черных костюмах и шляпах. Они были из только что созданной корпорации по производству вооружений - предшественницы знаменитого "Армскора", появившегося в 1977 году. До того как Йохану Леру рассказали об артиллерийских установках и бронетранспортерах, которые ему предстояло разработать и построить, он должен был подписать договор о неразглашении. Так как они предварительно уже навели о нем справки и выяснили, что он - хороший африканер, то предложили его фирме контракт на разработку моторов.
У этого события было два последствия. Во-первых, Йохан и Сара Леру разбогатели. Не за одну ночь и не безмерно, ведь государство - хозяин строгий, и большие деньги даются с потом и кровью. Но за почти тридцатилетний период "Леру инжиниринг" превратилась в целую империю с тремя громадными цехами и отдельным зданием в Йоханнесбурге, где проводились научно-исследовательские изыскания. Там же размещалась дирекция.
Вторым последствием было то, что им пришлось отложить рождение второго ребенка до 1972 года. Именно тогда появилась на свет Эмма Леру. Шестого апреля, в один день с прежним Днем республики.
- Потом они переселились в Йоханнесбург, чтобы отцу не надо было много ездить.
Я-то подозревал другое: богачам стало тесновато в серости Вандербейл-Парк, где жили представители среднего класса. В те дни домом для разбогатевших африканеров считался Линден.
- Вот там я и выросла. - Она, словно извиняясь, взмахнула рукой, как будто говоря: "Ничего не поделаешь, судьба". Мне показалось, прежняя подавленность ушла, как будто семейная история каким-то образом окрылила ее. Она чуточку застенчиво улыбнулась и посмотрела на часы. - Завтра нам рано вставать.
Мы вышли. Несмотря на поздний час, на улице было жарко и влажно, как в инкубаторе. Далеко на западе сверкали зарницы. Пока мы шли по ярко освещенным дорожкам назад, в свое бунгало, я думал над ее историей. Интересно, задумывалась ли она когда-нибудь об источнике своего богатства, положенного в основу апартеида и международных санкций? В наши дни неудобно признаваться в таком прошлом. Может быть, сознание собственной вины заставляет ее так подчеркивать бедность своих предков? Было ли происхождение ее богатства причиной того, что она сделала карьеру, а не просто жила на доход с капитала?
Когда мы зашли в бунгало, я попросил ее запереть дверь ее спальни изнутри - как вскоре выяснилось, я дал ей плохой совет.
В кармане у меня завибрировал мобильник. Я знал, что пришла эсэмэска от Жанетт с обычным, каждодневным вопросом: "Все в порядке?" Я вынул телефон и быстро набил всегдашний ответ: "Все в порядке". Потом, перед тем как лечь спать, еще раз обошел дом. Дверь своей спальни я оставил открытой. Я лежал в темноте и ждал, когда же придет сон. Уже не в первый раз я размышлял над преимуществами тех, кто может рассказать достойную семейную историю.