- Если это ты…
- Нет, не я.
Дверь распахнулась, зазвенел колокольчик, и Хоффман оглянулся через плечо. Люди начали расходиться; Уолтон оказался в первой волне, он уже застегивал куртку, чтобы защититься от холодного ветра. Бертран понял, что происходит, и сделал незаметный знак официанткам, чтобы они перестали разносить шампанское. Вечеринка потеряла смысл, и никто не хотел остаться последним. Две женщины подошли к Габриэль и поблагодарили ее, и ей пришлось сделать вид, что их поздравления были искренними.
- Я бы и сама что-нибудь купила, - сказала одна из них, - но у меня не было ни единого шанса.
- Это поразительно.
- Никогда не видела ничего подобного.
- Вы ведь сделаете что-нибудь еще, дорогая?
- Я обещаю.
- Ради бога, скажите ей, что это не я, - обратился Хоффман к Бертрану, когда все ушли.
- Я не могу сказать, кто это сделал, потому что и сам не знаю. Все предельно просто. - Бертран развел руки в стороны. Он явно наслаждался происходящим: тайна, деньги, необходимость соблюдать конфиденциальность; его тело надувалось под дорогим черным шелком. - Мой банк только что прислал сообщение по электронной почте, в котором говорится о переводе денег на покупку экспонатов выставки. Должен признать, что меня поразила сумма. Но после того как я взял калькулятор и сложил стоимость всех экспонатов, то обнаружил, что она составляет сто девяносто две тысячи франков. Именно столько переведено на счет галереи.
- Электронный перевод? - уточнил Хоффман.
- Именно так.
- Я хочу, чтобы вы их вернули, - сказала Габриэль. - Мне не нравится, когда к моим работам так относятся.
Большой нигериец в национальных одеждах - тяжелая вязаная черная с желтым тога и шляпа в тон - взмахнул розовыми ладонями в сторону Габриэль. Это был еще один из протеже Бертрана, Ннека Особа, который специализировался на производстве племенных масок из обломков западной индустриальной цивилизации в знак протеста против империализма.
- Прощай, Габриэль! - закричал он. - Хорошая работа.
- Прощай! - крикнула она в ответ, с трудом выдавив улыбку. - Спасибо, что пришел.
Дверь снова мелодично звякнула. Бертран улыбнулся.
- Дорогая Габриэль, мне кажется, вы не понимаете. Совершена законная сделка. На аукционе, как только молоток опускается, лот считается проданным. Аналогично в галерее. Когда экспонат куплен, его уже нет. Если вы не хотите продавать, не выставляйте свои работы.
- Я заплачу вам вдвойне, - в отчаянии сказал Александр. - Вы получаете комиссию в пятьдесят процентов; считайте, что вы только что заработали сто тысяч франков - верно? Готов перевести на ваш счет двести тысяч, чтобы вы вернули работы Габриэль.
- Алекс, прекрати, - вмешалась жена.
- Это невозможно.
- Хорошо, я еще раз удвою сумму. Четыреста тысяч.
Бертран раскачивался в своих легких обтягивающих туфлях, этика и жадность вели неравный бой на просторах его лица.
- Ну я не знаю, что сказать…
- Перестань! - закричала Габриэль. - Перестань немедленно, Алекс. Вы оба. Я не в силах вас слушать.
- Габи…
Но она увернулась от протянутых рук мужа и метнулась к двери, расталкивая последних гостей. Хоффман устремился за ней, стараясь не отставать. У него возникло ощущение, что он попал в кошмар, так успешно Габриэль ускользала от него. В какой-то момент кончики его пальцев коснулись ее спины. Он выскочил на улицу, но только после дюжины шагов сумел схватить жену за локоть. Потянул ее к себе, и они остановились в дверном проеме.
- Послушай, Габи…
- Нет. - Она отмахнулась свободной рукой.
- Послушай. - Он тряхнул ее, и женщина перестала вырываться. Хоффман был сильным человеком, и ему не пришлось прикладывать заметных усилий. - Успокойся, пожалуйста. Спасибо. А теперь выслушай меня. Происходит нечто очень странное. Я уверен: тот человек, который купил все твои творения, прислал мне книгу Дарвина. Кто-то пытается воздействовать на мой разум.
- Перестань, Алекс. Не начинай снова. Это ты все купил - я знаю.
Она снова попыталась вырваться.
- Нет, послушай. - Хоффман снова тряхнул Габриэль, почувствовав, что страх делает его агрессивным, и попытался успокоиться. - Клянусь, это сделал не я. Дарвин приобретен аналогичным образом - перевод наличных через Интернет. Я могу поспорить: если сейчас мы вернемся к господину Бертрану и он назовет счет человека, купившего твои творения, то они совпадут. Ты должна знать: несмотря на то, что на нем стоит мое имя, он мне не принадлежит. Я ничего о нем не знаю. Однако я доберусь до тех, кто за этим стоит, обещаю тебе. Ну вот, я сказал все, что хотел.
Александр отпустил жену.
Она молча смотрела на него, массируя локоть, а потом беззвучно заплакала. Хоффман понял, что сделал ей больно.
- Извини, - сказал он.
Она сглотнула и посмотрела на небо. Наконец, ей удалось успокоиться.
- Ты ведь так и не понял, насколько важной была для меня эта выставка?
- Конечно, я понимаю…
- А теперь все разрушено. И это твоя вина.
- Перестань, как ты можешь такое говорить?
- Но так и есть, потому что либо ты все купил, как безумный альфа-самец, который считает, что делает мне одолжение, либо это сделал другой человек, пытающийся воздействовать на твой разум. В любом случае - все дело в тебе, снова.
- Неправда.
- Ладно, так кто же этот таинственный покупатель? Ко мне он не имеет отношения. У тебя должны быть какие-то идеи. Твой конкурент? Или клиент? Может, ЦРУ?
- Не говори глупости.
- Или Хьюго? Очередная идиотская шутка в стиле младших школьников?
- Это не Хьюго. Я совершенно уверен.
- О нет, конечно, нет, твой драгоценный Хьюго не мог ничего такого сделать! - Габриэль больше не плакала. - В кого ты превратился, Алекс? Леклер хотел знать, почему ты ушел из ЦЕРНа, были ли тому причиной деньги. И я сказала ему, что нет. Но сейчас мне кажется, что ты уже и сам не слышишь, что говоришь. Двести тысяч франков… Четыреста тысяч франков… Шестьдесят миллионов долларов за дом, который нам не нужен…
- Насколько я помню, ты не жаловалась, когда мы его купили. Ты сказала, что тебе нравится мастерская.
- Да, но только для того, чтобы не расстраивать тебя. Неужели ты думаешь, мне там нравится? Такое впечатление, что мы живем в проклятом Богом посольстве. - Тут ей в голову пришла новая мысль. - Кстати, сколько у тебя сейчас денег?
- Прекрати, Габриэль.
- Нет, скажи мне, я хочу знать. Сколько?
- Я не представляю. Тут все зависит от того, как считать.
- Ну так попытайся. Назови мне цифры.
- В долларах? Приблизительно? На самом деле я точно не знаю. Миллиард. Миллиард и две десятых.
- Миллиард долларов? Приблизительно? - Она была так удивлена, что потеряла дар речи. - Знаешь, что я тебе скажу? Все кончено. Для меня теперь имеет значение только одно - убраться подальше из этого проклятого города, где всех интересуют только деньги. - Она отвернулась.
- Что кончено?
Хоффман снова схватил ее за руку, но теперь уже неуверенно, на этот раз она резко повернулась и влепила ему пощечину. Удар получился легким, почти невесомым, но Хоффман сразу ее отпустил. Такое произошло между ними в первый раз.
- Никогда больше, никогда, не смей так меня хватать! - прорычала Габриэль.
В следующее мгновение она уже уходила прочь. Дошла до перекрестка, быстро свернула за угол и скрылась из вида, оставив его стоять одного с прижатой к щеке рукой. Хоффман еще не мог осознать всю глубину постигшего его несчастья.
Леклер наблюдал за происходящим с удобного сиденья своей машины. Представление разворачивалось перед ним, как в кинотеатре для автомобилистов. Он видел, как Хоффман медленно повернулся и зашагал обратно в галерею. Один из двух телохранителей, стоявших у входа со скрещенными на груди руками, перекинулся с ним несколькими словами, и Хоффман сделал усталый жест - вероятно, попросил его, чтобы тот последовал за его женой. Телохранитель повиновался. Потом вошел в галерею со своим напарником. Леклер мог легко отслеживать происходящее внутри: окно было большим, а галерея почти полностью опустела. Хоффман подошел к владельцу, господину Бертрану, и принялся его в чем-то упрекать. Затем вытащил мобильник и замахал им перед лицом Бертрана. Тот поднял руки и оттолкнул Хоффмана, но тот схватил владельца галереи за отвороты пиджака и толкнул к стене.
- Боже мой, что теперь? - пробормотал Леклер.
Он видел, что Бертран пытается освободиться, но Хоффман снова его толкнул, теперь уже сильнее. Леклер выругался, распахнул дверцу машины и выбрался наружу. У него затекли колени, и он поморщился, торопливо шагая через дорогу к галерее, размышляя о жестокости своей судьбы: ему приходилось заниматься такими вещами, когда до шестидесяти осталось всего несколько лет.
К тому моменту, когда Леклер вошел внутрь, телохранитель уже успел встать между Хоффманом и владельцем галереи. Бертран разглаживал пиджак и выкрикивал оскорбления в адрес Александра, который отвечал ему тем же.
- Джентльмены, джентльмены, - сказал Леклер, - вам следует успокоиться. - Он показал свой значок телохранителю, который посмотрел на него и слегка закатил глаза. - Мистер Хоффман, вам не следует так себя вести. После всего, что вы сегодня перенесли, мне совсем не хочется вас арестовывать, но, если потребуется, я так и поступлю. Что здесь происходит?
- Моя жена очень огорчена, и все из-за того, что этот человек вел себя как последний идиот…
- Да, так и есть, - вмешался Бертран, - как последний идиот. Я продал все ее работы в первый же день выставки, а теперь ее муж меня преследует.
- Я хочу только одного, - заявил Хоффман, и у Леклера возникло ощущение, что он на грани истерики, - узнать номер счета покупателя.
- А я сказал ему, что об этом не может быть и речи. Конфиденциальная информация.
Леклер повернулся к Александру.
- Почему это так для вас важно?
- Кто-то, - заговорил Хоффман, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно, - пытается меня уничтожить. Я сумел обнаружить счет, с которого оплачена книга, присланная мне вчера. Кто-то хочет меня напугать, и у меня есть номер счета в моем мобильном телефоне. Я считаю, что банковский счет, якобы принадлежащий мне, использовали, чтобы саботировать выставку моей жены.
- Саботировать, - презрительно бросил Бертран. - Мы называем это продажами.
- Но речь шла не о разных продажах, ведь так? Все куплено одним лицом. Такое когда-либо случалось прежде?
Бертран презрительно махнул рукой.
Леклер посмотрел на него и вздохнул.
- Пожалуйста, покажите мне номер счета, господин Бертран.
- Я не могу. Да и зачем?
- В противном случае, я арестую вас за то, что вы мешаете уголовному расследованию.
- Вы не осмелитесь.
Леклер молча смотрел на него. Да, он был уже совсем немолод, но с Ги Бертранами этого мира мог разобраться даже во сне.
- Ладно, он у меня в офисе, - наконец, пробормотал хозяин галереи.
- Доктор, ваш мобильник.
Хоффман показал ему монитор.
- Это сообщение, которое я получил из книжного магазина, в нем указан номер счета.
Леклер взял телефон.
- Пожалуйста, оставайтесь здесь. - Он последовал за Бертраном в его маленький кабинет.
Там было полно старых каталогов, рамок и инструментов; пахло странной смесью кофе и клея. На поцарапанном письменном столе стоял компьютер. Рядом с ним лежала груда писем и счетов. Бертран взял мышь и сделал пару щелчков.
- Вот письмо от моего банка. - Он встал с мрачным видом, уступая стул. - Должен сказать, что я не принял всерьез ваши угрозы меня арестовать. Просто решил с вами сотрудничать, как и всякий достойный гражданин Швейцарии.
- Ваше сотрудничество оценено, - сказал Леклер. - Благодарю вас. - Он сел за компьютер, поднял мобильник и принялся сравнивать номера счетов. Одинаковый набор цифр и букв. И имя владельца счета А. Дж. Хоффман. Леклер вытащил записную книжку и переписал в нее номер счета. - И вы больше не получали никаких сообщений?
- Нет.
Вернувшись в галерею, инспектор протянул мобильник Александру.
- Вы правы, номера сходятся. Однако я должен признать, что так и не понял, как это связано с нападением на вас.
- Все связано, - заявил Хоффман. - Я пытался вам об этом сказать еще утром. В моем бизнесе вы бы не продержались и пяти минут. Вы бы даже не сумели войти в дверь. Проклятье, зачем вы задавали вопросы обо мне в ЦЕРНе? Вам следовало искать того парня, а не изучать мою жизнь.
Черты его лица заострились, глаза покраснели, словно Александр их все время тер. Он не брился уже сутки и выглядел как человек, скрывающийся от правосудия.
- Я передам номер счета в наш финансовый отдел и попрошу их во всем разобраться, - мягко сказал Леклер. - В Швейцарии умеют неплохо распознавать фальшивые банковские счета. Я сразу сообщу вам, если нам удастся что-нибудь узнать. А сейчас я самым настоятельным образом советую вам вернуться домой, сходить к своему врачу и поспать.
"И помириться с женой", - хотел добавить Леклер, но почувствовал, что это будет лишним.
Глава 10
…инстинкт каждого вида хорош для него, но никогда, насколько нам известно, не приносил пользы другим.
Чарлз Дарвин.
Происхождение видов (1859)
Александр попытался позвонить жене с заднего сиденья "Мерседеса", но услышал лишь голосовую почту, и от знакомого живого голоса перехватило дыхание.
"Привет, это Габи, только не вздумайте повесить трубку, не оставив мне сообщения".
У него возникло жуткое предчувствие, что она ушла навсегда. Даже если они помирятся, личности, с которой он имел дело до сегодняшнего дня, более не существует. Казалось, он слушает запись голоса недавно умершего человека.
Раздался гудок. После долгой паузы - Хоффман знал, что она будет выглядеть неуместной, - он сказал:
- Позвони мне, ладно? Мы должны поговорить. - Он не знал, что еще сказать. - Ну ладно, вот и все, пока.
Он отключился и некоторое время смотрел на мобильник, взвешивая его в ладони, уговаривая зазвонить, размышляя, что еще мог бы сказать и существует ли другой способ с ней связаться. Затем повернулся к своему телохранителю.
- Ваш коллега сейчас с моей женой, вы можете это узнать?
Паккар, не сводя взгляда с дороги, заговорил через плечо.
- Нет, месье. Когда он свернул за угол, она исчезла.
Хоффман застонал.
- Есть ли хоть один человек в этом проклятом городе, который способен делать свою работу хорошо?
Он откинулся на спинку сиденья, сложил руки на груди и стал смотреть в окно. Одно Александр знал совершенно точно: он не покупал экспонатов Габриэль. У него не было такой возможности. Однако ему будет совсем непросто ее в этом убедить. Он снова услышал ее голос: "Миллиард долларов? Приблизительно? Знаешь, что я тебе скажу? Все кончено".
За синевато-коричневыми водами Роны Хоффман видел здания финансового округа - "Бэ-Эн-Пэ Париба", "Голдман Сакс", "Барклиз прайвит уэлс". Округ занимал весь северный берег широкой реки и часть острова посередине. Женева контролировала триллион долларов вкладов, из которых "Хоффман инвестмент текнолоджиз" имели всего лишь один процент; а из этого процента его личные средства составляли менее одной десятой. Если взглянуть на все с такой точки зрения, почему миллиард вызвал у Габриэль возмущение? Доллары, евро, франки - единицы измерения успеха или неудачи его эксперимента, только в ЦЕРНе он привык к электрон-вольтам, наносекундам или микроджоулям.
Однако Александр должен был признать, что между ними существовала большая разница; проблема, к которой он не подступился и не решил. Нельзя ничего купить при помощи наносекунды или микроджоуля, в то время как деньги являлись ядовитым отходом его исследований. Иногда ему казалось, что они отравляют его дюйм за дюймом - так радиация убила Марию Кюри.
Поначалу Хоффман не обращал внимания на свое богатство, вкладывая деньги в компанию или на депозиты. Но мысль о том, что он станет таким же эксцентриком, как Этьен Мюсар, превратившийся в мизантропа из-за постоянного давления собственного успеха, приводила его в негодование. Вот почему в последнее время он начал копировать Квери и тратить свои деньги. Это привело к покупке слишком вычурного особняка в Колоньи, заполненного дорогими коллекциями книг и антиквариата, в которых он не нуждался и которые требовали сложной системы охраны. Нечто, напоминающее усыпальницу фараона, где он должен жить. В дальнейшем собирался передать его кому-то в дар - Габриэль бы его одобрила, - но даже филантропия способна развращать: растратить сотни миллионов долларов - это работа, требующая полной занятости. Изредка у него возникала фантазия, что все его огромные доходы обращаются в бумажные деньги и уничтожаются круглые сутки - так при переработке нефти сжигается избыток газа, - и сине-желтое пламя освещает ночное небо Женевы.
"Мерседес" выехал на мост через реку.
Хоффману совсем не нравилось думать о том, что жена бродит по улицам одна. Его тревожила ее импульсивность. Если она сердилась, то была способна на все. Габриэль могла исчезнуть на несколько дней, улететь в Англию к матери, ведь голова у нее сейчас забита всякой чепухой.
"Знаешь что? Забудь. Все кончено".
Что она хотела сказать? Что кончено? Выставка? Ее карьера художника? Их разговор? Брак? Хоффмана вновь охватила паника. Жизнь без нее подобна вакууму - ему не выжить. Он прижался лбом к холодному стеклу, и на несколько головокружительных мгновений представил, глядя в темную мутную воду, как погружается в пустоту, словно пассажир, выброшенный сквозь пробоину в фюзеляже терпящего в милях над землей катастрофу самолета.
Они свернули на набережную. Город, присевший на корточки вокруг темного озера, казался низким и мрачным, высеченным из серого камня. Здесь отсутствовало изобилие стекла и бетона Манхэттена или Лондона: их небоскребы вздымаются к небесам и падают, растут и угасают, появляются и исчезают, - но лукавая Женева с опущенной головой будет существовать вечно. Отель "Бо Риваж", удобно расположенный в центре широкого, засаженного деревьями бульвара, воплощал эти ценности в кирпиче и камне. Ничего волнующего не происходило здесь с 1898 года, когда итальянский анархист убил ударом ножа императрицу Австрии, покинувшую отель после ланча. Хоффмана поразил сам факт ее убийства: она не знала о своем ранении, пока с нее не сняли корсет, но к тому времени внутреннее кровотечение сделало ее положение безнадежным. В Женеве даже убийства получались неброскими.