Мы подъезжаем к шлагбауму, закрывающему въезд в огороженный жилой комплекс. У охранника в кармане форменного комбинезона сидит Крыса; ее розовый нос высовывается над названием "Часовой". Из зоолюдей получаются хорошие охранники; их особенно много в самом крупном охранном агентстве "Часовой". Видимо, из практических соображений там относятся к зоолюдям непредвзято.
Песик ощетинивается; когда охранник наклоняется, чтобы заглянуть в салон, он подпрыгивает, бешено рычит и разражается лаем. Крыса моргает, топорща усики, но не двигается.
- Сидеть, малыш! Извини, Пьер. Ты ведь знаешь, какой он возбудимый…
- Меня зовут Жуан, мистер Мазибуко. Но я не в обиде.
- Боже! Прости, прости меня, пожалуйста! Как я мог забыть такого красавчика! Обещаю, теперь я запомню, как тебя зовут! - Он окидывает охранника оценивающим взглядом. - Ты петь, случайно, не умеешь?
- Марк! - резко и хрипло окликает его Марабу с заднего сиденья.
- Нет, конечно нет… Как глупо с моей стороны! Не важно, Фелипе. То есть Жуан… Все равно. Пожалуйста, передай мистеру Хьюрону, что мы приехали. Если, конечно, ты ничего не имеешь против своей работы, милый.
- Слушаю, сэр!
Охранник с безучастным видом отступает на шаг назад от машины, что-то говорит в рацию и поднимает шлагбаум. "Мерседес" въезжает внутрь. Что-то в его движениях и отрывистой манере говорить подсказывает мне: перед нами бывший военный. У нас в Африке так бывает часто. Много войн. Много бывших солдат остается не у дел…
Машина едет дальше - чуть быстрее, чем требуется. С грохотом пролетает по "лежачему полицейскому" под шлагбаумом, и вот мы уже в самом сердце огороженного буржуазного пригородного поселка. Здесь растут дубы, палисандровые деревья и вязы. Когда-то нам все уши прожужжали о том, что здесь самые большие леса в мире, высаженные рукой человека.
Здешние газоны аккуратнее, чем стрижка кое-где у порнозвезды. Поселок окружен десятиметровым бетонным забором; поверху забора тянется колючая проволока, по которой пущен ток. За этими стенами может случиться все, что угодно, а вы ничего и не узнаете. Может, для того их и возводили.
- Хьюрон… Оди Хьюрон? Его зовут как известного музыкального делягу?
- Продюсера, - поправляет меня Марабу.
- Помню, помню… Покойная Лили Нобомву работала на него?
- Трагическая потеря.
- Его, кажется, называли нашим Говардом Хьюзом?
- Он - человек с положением. - Марабу элегантно передергивает плечами. Птица через секунду копирует ее жест, словно крылатый сиамский близнец.
Мы поворачиваем в тупик, проезжаем мимо открытого участка, заросшего травой, - такой стоит не меньше пяти миллионов, - и останавливаемся перед довольно низким забором из песчаника, увитого плющом - настоящим плющом. За металлическими коваными воротами виден ухоженный газон, а за ним - особняк работы сэра Герберта Бейкера, знаменитого английского архитектора. Судя по всему, особняк построен в самом начале двадцатого века. За домом высится невысокий холм, или коппие. На фоне лужаек холм, поросший лесом, выделяется, как волосатая бородавка на безупречно холеном лице.
- Что мне надо найти? - спрашиваю я.
- Не что, а кого, - поправляет Марабу.
- Так кого же?
- Ах, милочка! "Терпенье - добродетель. Добродетель - дар"… - отвечает Марабу. Старый стишок в ее исполнении звучит немного странно.
Мальтиец досадливо морщится. Должно быть, они с Марабу привыкли пикироваться, как брат и сестра или супруги, прожившие вместе много лет. Во всяком случае, Марабу умолкает. Мальтиец говорит:
- Он славный, милочка. Тебе понравится.
- Главное - чтобы не пришлось искать собачонку, - говорю я.
- Гарантирую - никаких собачонок! - Мальтиец нажимает кнопку на пульте; железные ворота со скрипом открываются, и мы въезжаем в поместье.
Мы подъезжаем к дому сбоку и останавливаемся у пристройки - гаража на четыре машины. Гараж очень приземистый и уродливый; он вступает в явный диссонанс с творением сэра Герберта Бейкера. Одна из дверей открыта; за ней виден ухоженный темно-синий "даймлер" с деревянными панелями. Хьюрон явно любит передвигаться со всеми удобствами… Странно, о нем известно, что в последнее время он вообще никуда не ездит. Какой-то здоровяк в изящной шоферской кепочке моет колеса. При нашем приближении здоровяк встает и жестом показывает Мальтийцу, чтобы тот поставил свой "мерседес" слева. Потом берет ведро и удаляется в гараж, расплескивая за собой мыльную воду.
- Какой приветливый малый!
- По должности он вовсе не обязан быть приветливым, - отвечает Марабу. Она открывает заднюю дверцу и выскальзывает из машины, прижимая лысую голову Аиста к груди, чтобы он не ударился о дверцу.
Мальтиец не спешит вылезать; он барабанит большими пальцами по рулевому колесу.
- Идите-ка вы вперед. А я спрошу у Джона, не согласится ли он навести марафет на "мерседес", пока тут крутится с ведром.
- Его зовут Джеймс! - раздраженно поправляет его Марабу.
- Да все равно… Я вас догоню!
- Вход там! - Марабу ведет меня за угол, на дорожку.
Мы подходим к дому. Вблизи особняк кажется каким-то заброшенным. Между камнями проросли осот и одуванчики. У меня почему-то портится настроение. И лужайки здесь неухоженные, пожелтевшие. В жухлой траве гуляет одинокий ибис - ищет насекомых. Вдали, за дырявой сеткой, я вижу старый теннисный корт с потрескавшимся бетонным покрытием. Обвисшая сетка напоминает пивной животик бывшего спортсмена. В воздухе витает колдовской запах брунфельсии, которую называют еще "вчера-сегодня-завтра". Ее лиловые и белые цветки повсюду… Ленивец что-то недовольно клекочет. Я знаю, ему тоже не по себе. Он, как и я, чувствует себя заброшенным.
Из чистой вредности я пристаю к Марабу:
- И все-таки, чем конкретно вы занимаетесь? Что именно поставляете? Ценные кадры для крупных компаний? Антиквариат? Ведете переговоры по освобождению заложников?
- Все, что хотите… наша деятельность немного похожа на вашу, мисс Декабрь. - Аист издает гортанный клекот, отчего бородка на шее раскачивается.
- Ну хорошо… Назовите три ваших последних дела!
- Мы придерживаемся в своей работе принципа неразглашения и действуем крайне тактично… Надеюсь и вы тоже!
- Если хорошо платят - почему бы и нет, - соглашаюсь я. - Но может, хотя бы намекнете?
- Мы оказываем нашим клиентам разносторонние услуги. В том числе и услуги по сопровождению. Так, с некоторыми музыкантами мистера Хьюрона мы ездили в концертный тур. А недавно сопровождали одного подопечного на важные переговоры в Берлин…
- Такие услуги оказывают отделы по связям с общественностью в звукозаписывающих компаниях, а вы, кажется, уверяли, что занимаетесь какими-то поставками.
- До этого мы контрабандой ввезли из Испании партию распятий семнадцатого века в контейнере с керамической плиткой.
- Правда?!
- Возможно. А может быть, я нарочно вас обманываю, чтобы заинтриговать. Как вы проверите?
Мы подходим к тяжелой деревянной двери с витражным слуховым окошком. Марабу нажимает кнопку звонка. Мы слышим, как внутри дома эхом отдается звон колокольчика. Через секунду дверь распахивается. На пороге стоит коротко стриженная блондинка в ярко-красном брючном костюме. Кажется, она рада нас видеть; улыбается, как будто ей глотку щекочет солнечный луч.
- Ух ты, класс! Вы так рано - супер! Оди сейчас кое-что закончит и выйдет.
- Кармен - одна из протеже мистера Хьюрона, - поясняет Марабу, видя недоуменное выражение моего лица.
- Ах да-а-а, извините, - спохватывается Кармен, одаряя меня белоснежной улыбкой. - Вы кто - пресса?
- Уже нет.
Она тут же теряет ко мне интерес, хотя улыбка становится лишь чуть-чуть суше.
- Входите, входите же! Если хотите, пойдемте в патио, я принесу вам чаю.
Она идет вперед, цокая высоченными шпильками. Туфли на ней красные, лакированные.
В сравнении с шикарной юной красоткой дом кажется несколько старомодным. Выцветшие персидские ковры на деревянном полу приглушают цокот каблучков Кармен. На мой вкус, мебели в доме многовато; повсюду какие-то тяжелые диваны тикового дерева и массивные потолочные балки. Ленивец крепче прижимается ко мне. Я смутно чувствую неприятный запах, как будто где-то что-то протухло, и наконец соображаю: так пахнет застоявшаяся вода в вазе из-под цветов.
По пути я заглядываю в столовую, где под громадной люстрой стоит стол из кладрастиса на двенадцать персон; люстра напоминает свадебный торт, перевернутый вверх тормашками. В лучах солнца медленно летают пылинки, которым удалось преодолеть заслон плюща и пуленепробиваемых стекол. Кто-то разбросал на столе изюм в шоколаде - видимо, давно, потому что с виду он совсем окаменевший.
- Мистер Хьюрон только что переехал сюда?
- О нет! Он здесь уже сто лет живет! - отвечает Кармен. - Понимаю, о чем вы подумали. Типа - не очень рок-н-ролльно.
- Знаете, именно так я и подумала.
- Знаю-знаю. Когда я первый раз пришла на прослушивание, меня это тоже напрягало. А потом Оди объяснил, что у него такая философия. Главное - музыка, а не…
- Не… что?
- Не имидж. Не глянец. Не гламур. Никаких внешних стимуляторов!
Коридор увешан памятными табличками и наградами, золотыми дисками, платиновыми дисками, сертификатами Южноафриканской музыкальной премии, Эм-ти-ви и "Кора"; названия и имена, которые я вижу на сертификатах, знакомы даже дикарям в музыкальном отношении вроде меня: "Джамп Фиш", "Детектив Вулф", "Ассегай", "Келекетла", "Моро", Закес Цукуду, Лили Нобомву, "и-Юси", Нокс. Премии датированы 1981, 1986, 1989, 1990, 1992, 1995, 1998 годами. А после 1998 года - перерыв в несколько лет. И снова: 2003, 2004, 2005, 2008.
- Почему такой перерыв?
- В тот период времени у мистера Хьюрона были другие интересы, - отвечает Марабу.
- А еще он болел, - подхватывает Кармен. - Но вы не волнуйтесь, сейчас он… типа почти совсем выздоровел.
Мы проходим кабинет, уставленный видеоаппаратурой. По стенам стеллажи; на полках я вижу папки и всякие странные безделушки. А потом коридор резко обрывается; мы входим в еще одну гостиную с застекленными дверями, которые ведут на освещенный солнцем дворик с бассейном. Я вижу гамак, а рядом с ним - слегка поцарапанный серебряный кофейный столик. Вокруг столика толпятся низкие диванчики и пуфы, обитые шоколадного цвета кожей. Из двух высоких и узких динамиков, которые обалденно передают низкие частоты, льется бархатистый ритм-н-блюз.
- Пришли, - говорит Кармен, распахивая застекленные двери. Наскоро стряхивает листья с подушек на тяжелых металлических креслах, стоящих вокруг металлического же стола у шпалеры, увитой виноградом.
Отсюда открывается очень живописный вид на холм, густо поросший травой и алоэ. Напротив, у самого его подножия, я замечаю низкое здание со стеклянными раздвижными дверями, очень похожее на бункер. Определенно его проектировал не Герберт Бейкер!
- Там творятся чудеса! - Кармен, словно заправский гид, машет рукой в сторону бункера. - Звукозаписывающая студия "Моджа"! Если попросите как следует, Оди, может быть, и сводит вас на экскурсию… Я сейчас! - Она мило подмигивает и, цокая каблуками, скрывается в полумраке дома.
Бассейн - огромный, старомодный квадрат с мозаичным плиточным дном. Посередине - фонтан: две девы льют в бассейн воду из кувшинов. Но плитка обколота, лазурь поблекла до глаукомного мутно-синего цвета. И вода очень неприятная на вид. Она зеленого цвета; почти вся поверхность усыпана гниющими листьями. Каменные девы покрыты мхом и лишайником. Мох заполз в складки их платьев и в сгибы локтей, покрыл головы; они похожи на помешанных на сохранении молодости теток в косметических масках…
Я стряхиваю Ленивца на стол. Он растягивается на животе и точит длинные когти о железные завитки. Марабу садится в шезлонг и тут же подается вперед - видимо, чтобы не давить на Аиста, привязанного ремнями к ее спине.
- Вы его когда-нибудь снимаете?
- Не его, а ее. Только когда сплю.
- Что с ее лапами?
- Поссорилась с другим животным. Ей больше досталось. Если вам интересно, они не подрались.
- Интересно… Странно, что такое не случается на каждом шагу. Хищники и травоядные волей-неволей вынуждены общаться. Может, нам лучше их разделять?
Марабу неопределенно хмыкает; она явно думает о чем-то другом.
- О чем была книга? - спрашиваю я, чтобы поддержать беседу.
Птица резко вскидывает лысую голову и направляет клюв в мою сторону.
- Какая книга? - Марабу рассеянна, в отличие от Птицы.
- Которую вы потеряли. - Я стараюсь сосредоточиться, но образы почему-то утратили четкость. Я больше не вижу надписи на пистолете и не могу подробно рассмотреть перчатки; а книга с таким же успехом могла бы оказаться и старым кирпичом. Говорю по памяти: - Обложка оторвана. Страницы раздулись и покоробились от сырости. Что-то насчет дерева…
- Значит, вот в чем ваш дар - видеть потерянные вещи?! - изумленно спрашивает Марабу. - Как полезно! Не знаю, как называлась книга. Одна девочка, помню, читала нам ее вслух в контейнере.
- В контейнере?
- Нас везли морем. Напихали туда, как сардин в банку. - Марабу гладит свою Аистиху по шее; Птица жмурится от удовольствия. - Многие сардинки поумирали. Я начала другую жизнь.
- Если хотите, я напрягусь и увижу название… Тогда вы сможете купить себе такую же.
- А вдруг она мне сейчас уже не понравится? Не все, знаете ли, обязательно находить…
- Надеюсь, вы не о моей девочке! - Из дома эффектно появляется сам мистер Хьюрон - если это, конечно, он.
Он похож на волынку, причем лишний вес у него скапливается спереди, растягивая дырявую футболку с легендарного концерта "Депеш Мод" в Пасадене в 1987 году. На макушке у него плешь, оставшиеся волосы собраны в жидкий конский хвост. Тем, кто обладает реальной властью, плевать на собственную внешность и на то, какое впечатление они производят на окружающих. Вот урок для Вуйо и ему подобных.
- Извини, Амира, что заставил вас ждать. Чудесно выглядишь! Ботокс тебе помогает? Может, тебе стоит попробовать и птичку подлечить. А вы… должно быть, новая горничная? - продолжает он, хватая мою руку в обе свои лапищи, похожие на перчатки Микки-Мауса. - Шучу, шучу! - подмигивает он. - Почти…
Издав приглушенный стон, Ленивец сваливается со стола ко мне на колени. Мы с ним видим одно и то же. Над головой знаменитого продюсера покачивается уродливая черная субстанция из потерянных вещей. Субстанция похожа на осьминога с обрубленными щупальцами. Несколько дюжин обрубков едва заметно извиваются.
Ничего хуже я в жизни не видела… Да, есть способы обрезать нити, которые связывают тебя с твоими потерями. На такое способен хороший колдун - сангома. Но потом нити вырастают снова, толще и грубее, чем раньше. На фоне черной субстанции кожа Хьюрона кажется особенно бледной, одутловатой. Скулы туго обтянуты кожей, глаза запали.
- Что с вашим зверем? - спрашивает Хьюрон, падая в кресло и засовывая палец в дыру на футболке.
- Он просто стесняется незнакомых людей, - отвечаю я, поглаживая Ленивца по голове, чтобы успокоить.
- Амира и Марк ввели вас в курс дела?
Мне приходится делать над собой усилие, чтобы видеть лицо Хьюрона, а не извивающиеся черные обрубки вокруг его головы. Я сосредоточенно разглядываю его полные чувственные губы, кривой нос, очевидно сломанный на стадионе или в драке…
- Мистер Хьюрон, прежде чем я решу, стану я вам помогать или нет, мне бы хотелось выяснить, о чем идет речь.
- Пожалуйста, зовите меня Оди. Оди - сокращенно от Одиссей.
- Хорошо, Оди!
Цокая каблуками, появляется Кармен; в руках она несет красный пластмассовый поднос, который как будто сделали из того же материала, что и ее туфли. Она кладет на стол дощечку с зажимом и ставит чайник с чем-то вонючим.
- Не волнуйтесь, безалкогольное. - Хьюрон наливает чашку и с ухмылкой протягивает мне.
- Вижу, вы хорошо подготовились!
- Да. Я знаю о вашей дурной привычке. Но дело не только в вас. У нас на студии "Моджа" своя политика. Никакого алкоголя. Никаких наркотиков. Никаких заклинаний.
- Никаких стимуляторов! - Я киваю и осторожно отпиваю маленький глоток. Вкус у пойла такой же мерзопакостный, как и запах.
- Бучу и горчичное семя. Отвар отлично выводит из организма всякую дрянь!
- Чудесно! - Я с улыбкой кладу в чашку пять ложек сахара. От сахара пойло становится лишь чуть более терпимым. Неужели трудно было заварить нормальный чай? - Мистер Хьюрон, не уверена, что вообще смогу вам помочь.
- Зовите меня Оди. В самом деле? - Он придвигает ко мне конверт. - Вскройте его!
Я вскрываю; Ленивец на миг выгибает шею. В конверте тугая пачка новеньких, хрустящих сторандовых банкнотов. Я кладу конверт обратно на стол.
- Что это?
- Две штуки - только за то, что вы меня выслушаете. Если вам понравится то, что я скажу, и если вы возьметесь за работу, считайте эту сумму авансом. Если не согласитесь - берите деньги, только никому не пересказывайте того, что услышите от меня. Вы понимаете? Расстанемся друзьями.
- Все это мне кажется очень серьезным. Вы уверены, что вам нужна именно я?
- Так считают Марк и Амира.
- На всякий случай давайте уточним, а то вдруг я чего-то не понимаю. Вы в курсе, что я не умею петь?
- Как будто отсутствие голоса и слуха способны помешать красивой девушке записать диск! Автонастройка - отличная вещь! - Хьюрон смеется, но глаза у него холодные. - Нет-нет, уверяю вас, я пригласил вас, узнав о… других ваших талантах. - Он пристально смотрит на меня.
Я беру конверт и засовываю в сумку, не обращая внимания на Ленивца, который царапает мне плечо. Вокруг головы Хьюрона извиваются черные обрубки.
- Ну ладно, хорошо. Вы, несомненно, знакомы с "Соком" - "и-Юси". - В ответ на мой недоуменный взгляд он в досаде машет рукой. - Да с близнецами же! Мальчик и девочка, Сонг и С’бу!
Название группы кажется мне смутно знакомым. Может быть, я видела их в баре у Макази, а может, на обложке какого-то музыкального журнала… Да-да. Мальчик и девочка - близнецы. Красивые. Здоровые.
Хьюрон в досаде выдыхает:
- В общем, я попрошу вас навести справки.
- С ними что-то случилось?
- Официально - нет. Абсолютно ничего. Все просто замечательно. Сейчас "и-Юси" не показываются на публике, потому что записывают в студии новый альбом. Он выходит через три недели. Запланирован большой прием.
- А неофициально?
- Сонгвеза пропала.
- Сбежала? Похитили?
- Все возможно. По словам ее приемной матери, она четыре дня не ночевала дома.
- Для нее это не обычно?