- Как она могла уехать? Она стояла там, знаете, выйдя из машины, и разговаривала с Кором.
- А потом появился Горго и открыл огонь. Ну а теперь скажите: когда это произошло, где находился Хардкор?
- Он подошел ко мне.
- Он подошел к вам, оставив миссис Эдгар у ее машины? Верно?
- Да, сэр, - отвечает она.
На подставке уже висит схема части улицы, на которой Монтегю с помощью иксов и игреков изобразил положение тел. Это доказательство обвинения № 3. Хоби сам повесил этот план и теперь показывает, что Лавиния стояла на мостовой примерно в пятидесяти футах от машины Джун Эдгар, а Хардкор находился рядом с Баг.
- И что он сделал?
- Вроде как старался заставить меня лечь на землю.
- До того как Горго начал стрелять?
- Похоже на то. Все произошло так быстро, завертелось, закружилось перед глазами, что я и сообразить ничего не успела.
- Однако дело выглядит так, как если бы Хардкор пытался заставить вас лечь на землю потому, что знал, что Горго будет стрелять.
- У Горго с его "Т-9" был такой свирепый вид, что я чуть было не обкакалась от страху.
Все смеются.
- Однако вы видели, как Хардкор пытался остановить Горго?
- Он был у меня за спиной.
- Хорошо, Баг, вы можете припомнить, не пытался ли Хардкор каким-либо образом остановить Горго? Может быть, вы слышали что-нибудь или видели?
Лавиния смотрит на Хоби с опаской. И если в ее отношениях с обвинением наметилась трещина, то ее лояльность Хардкору не вызывает никаких сомнений.
- На этот счет я ничего не могу сказать, - произносит она.
- Но вы, лично вы пытались остановить Горго?
- Да, сэр.
- И тем не менее он начал стрелять?
- И попал в меня.
- Вы уже говорили об этом. А Хардкор был ранен?
- Не-а.
- Он вовремя укрылся?
- Бросился на землю за машинами.
- Хорошо.
Хоби поднимает брови, всем видом показывая, что он задумался. Пока неясно, то ли он следует уже намеченному плану действий, то ли бродит в потемках, как делал до сих пор. Таинственность, окружающая непонятную линию защиты, на короткое время повисает в зале суда, будто дымовая завеса. Затем Хоби смотрит в свой блокнот и меняет тему:
- А теперь, Баг, вот что. Мистер Мольто, то есть Томми, который сидит вот там, рассказывал вам о том, какие беседы вел Хардкор с вами. Позвольте мне спросить вас сначала вот о чем: о чем бы с вами ни говорил Хардкор, всегда ли он говорил вам правду?
- Нет, сэр.
- То есть он не всегда был откровенен с вами?
- Куда там. Все зависит от того, в каком он настроении. Бывает, что он как с цепи сорвался. Толку от него не добьешься. Посылает всех к такой-сякой матери.
Эмоциональный ответ Баг сопровождается взрывом смеха на зрительских местах.
- Мистер Мольто заявил, что вчера вы сказали ему, сотрудникам полиции и мистеру Сингху, что шестого сентября Кор сообщил вам, будто убийство осуществляется по заказу Нила. Вы помните, как Мольто сказал это?
- Да они все навалились на меня так, что не продохнуть.
- Они разозлились на вас?
- Еще бы, - отвечает Баг и осмеливается хихикнуть. Ей это начинает нравиться - подыгрывать немного своей аудитории. - Они совсем офонарели, - говорит она.
- Однако давайте проясним одну вещь, Баг. Когда вы говорите, что Хардкор делал что-то ради кого-то, значит ли это, что он действительно делал все для данного человека?
Этим вопросом Хоби, сам того не желая, сбивает свидетельницу с толка. Она начинает шарить глазами по залу суда, не зная, как ответить. Затем в Лавинии опять просыпается ребенок, которым она, по сути, и является.
- Может быть и так. Знаете, люди болтают всякое.
Не получилось. Хоби дал первую осечку. Он делает еще одну попытку:
- Однако могло это означать что-либо другое?
- Протест, - говорит Томми. - На вопрос уже дан ответ.
- Ладно, давайте как следует проясним этот вопрос, - говорит Хоби. Он взгромоздился на стол защиты и сидит на нем, наклонившись вперед, как птица на насесте. Подняв обе руки, он продолжает: - Внесем полную ясность, Баг. Хардкор никогда не говорил вам, что он делает это ради Нила, не так ли?
- Нет, сэр. Я никогда не говорила ничего против Нила.
- Однако вы разговаривали с полицейскими?
- Слишком часто, - печально произносит она.
- Слишком часто, - повторяет он. - То есть в действительности вы не помните, что вы говорили полиции каждый раз? Так или не так?
Узкие плечи поднимаются кверху.
- Вы должны отвечать "да" или "нет", - напоминает он ей.
- Ну, похоже, я вроде как говорю то, что говорят они.
- Именно это и случилось вчера? Эти четверо мужчин рассердились на вас и сказали, что вы показывали прежде то-то и то-то, и добавили, что вы отправитесь в тюрьму, если не повторите этого снова. Так?
- Угу, - говорит Лавиния. - Мольто и эти. Он говорит: "Скажи правду". А потом начинает зачитывать разные протоколы и говорит, что если я не скажу то же самое здесь, значит, я лгунья и мне придется тянуть срок за соучастие в мокрухе.
Мокруха на жаргоне Лавинии означает убийство первой степени.
Подобные сцены не редкость для судебного зала и вряд ли могут кого тронуть. Однако интересно то, что Хоби идет на попятную. Несмотря на обвинения Томми, Баг зашла дальше, чем было нужно Хоби. Он знает, что я ни в коем случае не приму показаний Баг, которые идут в полное противоречие с показаниями, запротоколированными Любичем в больнице, на которых стоит ее подпись.
- Итак, давайте вернемся к тому, как это все начиналось, - говорит Хоби. - Значит, мистер Мольто напомнил вам о той сделке, которую ваш адвокат, назначенный органами опеки, заключил от вашего имени с обвинением. Вы это помните? Для вас это была выгодная сделка, не так ли?
- Да уж куда лучше, чем М-1.
По рядам прокатывается легкий смешок.
- Просто я хочу удостовериться, что судья Клонски понимает, что вы испытывали, когда пошли на эту сделку.
Он поднимает голову и подчеркнуто смотрит в мою сторону, как бы желая привлечь мое внимание. Вряд ли для Хоби, в каком бы суде он ни выступал, это являлось серьезной проблемой.
- Значит, вы сказали мистеру Мольто, где живете, когда вас арестовали? Иногда у вашей мамы, так вы сказали?
- Ну да, иногда я остаюсь у матери. Иногда у тетушки или у подружек. Их у меня хватает.
- А мать навещала вас после того, как вы попали в больницу, а затем оттуда в тюрьму?
- Не-а, - отвечает Лавиния. - Мы с ней давно уже не разговариваем. Скорее всего она даже не знает, где я. Да, похоже на то. Может, она сама сидит в каталажке, кто ее знает?
Лавиния пожимает плечами, стараясь выглядеть абсолютно безразличной. Впрочем, как она ни старается, эта маска равнодушия вовсе не является совершенно непроницаемой. У меня достаточно опыта, чтобы сказать: это дети знают. Они знают, что являются той мерой, вспоминая о которой даже те, кто находится в отчаянном положении, благодарят Всевышнего за то, что у них есть.
- Вы с ней не ладите?
- Знаете, это тупая упертая сучка, которая за дозу готова на все.
Баг отводит глаза в сторону. Теперь в ней не чувствуется никакой внутренней нежности. Из последних слов - пусть они и сказаны тихим, спокойным голосом - брызжет злоба. Они пропитаны ненавистью. Хоби молчит. Он специально делает небольшую паузу, чтобы я еще раз воочию представила себе жизнь бедняков. Это сопереживание - самое лучшее и благородное, что мне досталось в наследство от Зоры Клонски, то, что делает меня ее дочерью, и я полностью отдаюсь в его власть, размышляя о том, что значит не иметь. Дело не в отсутствии роскоши и тех вещей, без которых мы, как нам всем известно, можем спокойно обойтись. Нет никакой трагедии в том, что мы ездим на покрытых ржавчиной машинах или едим сандвичи с дешевой колбасой, а не копченую индейку и камамбер. И дело не в недостатке самоуважения, в ощущении себя вечно вторым, которое иногда на короткое время охватывает меня, когда я сталкиваюсь с бывшими однокашниками по юридическому факультету. Они избрали для себя беззаботную, сытую жизнь в частных адвокатских фирмах и могут позволить себе как бы между делом небрежно упомянуть о поездке в Тоскану и Арубу, о второсортных курортах где-нибудь в Скандинавии, о различных восхитительных излишествах, которые мы с Никки никогда не увидим. Бедность для матери Лавинии, как, впрочем, и для многих других жителей нашей страны с черным, красным, желтым или белым цветом кожи, означает вечную борьбу за то немногое, что нужно их голодным, несчастным детям.
- Вы уже провели некоторое время в исправительном заведении для несовершеннолетних, не так ли? - спрашивает Хоби. - Пару недель в прошлом году за торговлю наркотиками?
- Угу.
- И когда вы опять принялись за старое и стали продавать наркотики, вы понимали, что теперь ваши шансы вернуться в тюрьму возросли, верно?
Хрупкие плечи опять бессильно повисают. Похоже, никому еще не удавалось обмануть свою судьбу.
- Поэтому сделка с мистером Мольто показалась вам вполне нормальной?
- Да, - отвечает она, - вполне нормальной.
Хоби кивает. Он опять двигается, только теперь медленнее. Да, это самый искусный ход, который он сделал с начала процесса. Крыша над головой, трехразовое питание, короче говоря, ей там самое место - у Лавинии есть все основания испытывать симпатию к исправительному заведению для несовершеннолетних.
- А когда представители обвинения впервые заговорили с вами о сделке? Может быть, это было двенадцатого сентября, когда к вам для снятия показаний пришел детектив Любич?
Хоби с раздраженным видом делает знак Нилу, чтобы тот подал ему копии полицейских рапортов. Нил, который ведет себя точно загипнотизированный, пробуждается и начинает рыться в большой папке с материалами дела.
- О да. Он пугал меня. Говорил, что эта сделка - наилучший выход для меня.
- Вы давно знали Любича?
- Он "тик-так". И уже дважды упрятывал меня в клоповник.
- Арестовывал вас?
- Угу.
- И он хорошо обходился с вами, Баг?
На ее лице появляется озабоченное выражение, которое следовало интерпретировать как эквивалент того, что она могла бы свободно передать при иных обстоятельствах.
- Ну, вообще-то он никогда не бил меня и вообще не делал ничего такого, - говорит она.
С мест для публики раздаются сдержанные смешки.
- Он лучше некоторых других полицейских, не так ли?
- Это точно, - отвечает Лавиния.
- Двенадцатого сентября вы были в больнице. Именно туда и пришел Любич, чтобы повидаться с вами, так?
- Угу, - говорит Баг, - потому что у меня был огнестрел.
Огнестрел - огнестрельное ранение на жаргоне полицейских и преступников.
- Потому что у вас был огнестрел, - медленно, с расстановкой повторяет Хоби и при этом опять бросает в мою сторону взгляд влажных темных глаз. - У вас была высокая температура?
- Высокая температура? Угу.
- Вам сделали обезболивающий укол?
- Чего мне только не делали.
- И полиция все равно подвергла вас допросу?
- Угу.
- Ваш адвокат присутствовал при этом?
- Нет, сэр.
- Тогда, может быть, с вами была ваша мать? - спрашивает Хоби.
- Нет, ее не было.
- Они приглашали инспектора по делам несовершеннолетних?
- Я не знаю, кто там был. Никто мне об этом не говорил.
- Значит, Любич пришел поговорить с вами. И он сказал, что они могут устроить вам сделку. Именно это он вам сказал?
- Да, если я все выложу. Ну, знаете, все насчет того, как эта леди попала туда, и прочее дерьмо. - Лавиния стреляет глазами в мою сторону и затем бормочет: - Извините.
- И вы рассказали ему сразу же, как только он спросил, что произошло?
- Не-а. Я говорила, что ничего не знаю. Просто наехали какие-то "Губеры".
- Однако в конце концов вы сказали нечто совсем иное, не так ли? Мистер Мольто зачитал часть ваших показаний.
- Похоже, мне пришлось это сделать, - говорит она.
- Похоже, вам пришлось это сделать, - произносит Хоби.
Он знает, куда мы идем. Он повелитель этого ребенка и вертит им как хочет. Со мной происходило подобное пару раз, когда я была обвинителем. Ты сидишь и корчишься в бессильной злости, в то время как защитник водит твоего свидетеля, как собаку на поводке, куда ему заблагорассудится. В голове невольно всплывают заунывные мелодии в стиле кантри или вестерн, когда певец гнусавым голосом жалуется, что его девушка уходит с танцев у него на глазах с другим парнем.
- Я хочу спросить вас об этом, но сначала скажите, Баг, прежде чем вы поняли, что вам ничего не будет, детектив Любич говорил, что Кор явился в полицию и дал показания?
- Угу. Он сказал мне, что Кор переметнулся к ним, ну и все прочее, что он у них болтал.
- То есть они сообщили вам, что теперь он является свидетелем обвинения. И рассказали вам все, что он сообщил об этом преступлении?
- Угу. Вроде того.
Хоби опять смотрит в мою сторону. Теперь он быстро набирает очки и хочет удостовериться, что все это производит должное впечатление.
- А теперь, Лавиния, давайте поговорим о вашей шайке, "УЧС". Когда вас окрестили?
Он спрашивает, когда Лавиния стала членом банды, и пользуется при этом жаргоном уголовников не для того, чтобы ей было легче понять его вопрос, а чтобы еще раз показать, что он провел с ней некоторое время.
- Так давно, что я уже точно и не припомню.
- Несколько лет?
- Пять лет, самое малое.
- Хорошо. А какой у вас статус? Вы все еще "тайни джи" или полноправная "хоумгерл"? - Хоби имеет в виду, является ли его подзащитная крошкой, то есть малолеткой с ограниченными правами, по сути, почти бесправной, или же домашней девочкой, то есть пользующейся одинаковыми правами наравне с остальными рядовыми членами банды.
- "Хоумгерл", - отвечает она.
- Однако Хардкор принадлежит к высшему рангу, не так ли?
Лавиния молча кивает. Она явно не желает показаться излишне словоохотливой. Любое неосторожное слово насчет банды и ее деятельности может потом дорого обойтись ей.
- Если он говорит: "Иди продавай наркотики на Грей-стрит или Лоуренс-стрит", вы подчиняетесь, верно?
- По большей части, - отвечает Лавиния.
- Если он говорит, что кого-то нужно избить, вы говорите "нет"?
- Нет, сэр.
- Вам когда-нибудь приходилось участвовать в избиении "хоумгерл" по приказу Хардкора?
Лавиния съеживается и отводит глаза в сторону. Ее голос становится едва слышным.
- Один раз. Это была маленькая девочка, которую звали Трэй Уилл. Она нарушила наши законы.
- Вам когда-нибудь приходилось обслуживать какого-нибудь клиента по приказу Хардкора?
Тема секса ей совершенно не по вкусу. Взгляд намертво упирается в дверь камеры временного содержания, откуда Баг привели сюда, в зал суда. Хоби зашел в своих вопросах слишком далеко.
- Об этом я ничего не знаю, - отвечает Баг наконец. Ее глаза по-прежнему смотрят отсутствующим взглядом в никуда.
- Но вы действовали по наводке Хардкора, не так ли?
- Он - большая шишка, - говорит она.
- И поэтому, когда Любич сказал, что Хардкор стал оказывать содействие следствию, и сообщил вам содержание его показаний, вы повторили в точности то, что, по их словам, сказал Хардкор, верно?
- Ну, вроде того.
За столом обвинения Томми развлекается. Он подбрасывает ручку в воздух, а затем ловит. Старый, избитый прием, предназначенный для отвлечения внимания судьи. Разумеется, мне следовало бы сделать ему замечание, однако после двадцати лет работы в прокуратуре эта привычка стала его второй натурой, и нет сомнения, что все, что здесь происходит сейчас, выводит Томми из себя и он частично теряет над собой контроль.
Все это чистейшей воды выдумка, фантазия, ловко разыгранный спектакль, сценарий которого написал Хоби, а Лавинии отведена роль попугая. И Томми хорошо понимает опасность. Показания, которые Лавиния дала полицейским дознавателям, ничего не значат, если удастся доказать, что она повторяла то, что, по словам полицейских, сказал Хардкор.
- Они говорили вам, что это отличная сделка, что они добьются для вас разрешения отбывать наказание в исправительном заведении для несовершеннолетних, если вы будете говорить то же, что и Хардкор?
- Вроде того.
- Значит, у вас не было выбора, не так ли?
- Нет, сэр. Особенно после того, как меня пропустили через ящик лжи.
Хоби замирает на месте, стоя вполоборота к Лавинии.
- Вы хотите сказать, что они проверяли вас на детекторе лжи?
- Угу.
- Там же, в больнице, двенадцатого сентября?
- Прямо там, где я лежала на кровати.
Хоби смотрит на меня.
- Ваша честь, я требую объяснений со стороны обвинения.
Томми и Руди подаются вперед.
- Мне об этом ничего не известно, - говорит Мольто. Его глаза на пару секунд закрываются, и он жалобно вздыхает.
- Судья, если свидетельница проходила проверку на полиграфе, я имею право знать результаты проверки. Ваша честь, налицо случай явного сокрытия имеющихся документов по делу.
У меня имеются сильные сомнения относительно притязаний Хоби на полную неосведомленность. Он слишком хорошо поработал с Баг, чтобы упустить такой вариант. Подозреваю, что его возмущение сильно наиграно. Однако у него хорошая зацепка.
- Судья Клонски, я имел бы все основания просить объявить показания Лавинии Кэмпбелл недействительными.
- Да, правильно, - говорит Томми. - Я поддержу это ходатайство.
- Что вы хотите? - спрашиваю я Хоби.
- Рапорт об отчетах проверки.
- Никакого рапорта нет, - отвечает Мольто.
- Тогда я хочу допросить того, кто производил эту проверку, - говорит Хоби. - Мы не можем закончить допрос, не зная результатов обследования на полиграфе.
Я встаю, выхожу вперед на пару шагов, чтобы лучше видеть Баг, и спрашиваю, кто проверял ее на полиграфе.
- Любич, - к моему изумлению, говорит она. И не только моему. Редкие брови Мольто также изогнулись дугой.
- Но Фред Любич не может производить таких проверок, - говорит Мольто.
Тут вмешивается Руди, отводя Томми в сторону. Они оживленно перешептываются, в то время как мы с Хоби смотрим друг на друга и молчим, обеспечивая представителям обвинения некоторое подобие уединенности. В конце концов пауза затягивается настолько, что дальнейшее молчание становится неприличным, и я спрашиваю Хоби, женат ли он.
- В настоящее время нет, судья. Три попытки и все неудачные, - отвечает он. - Теперь я в одиночной камере.