- Заходил я в зоомагазин. Там ответили, что черепахами они обеспечены на три месяца вперёд. Спрашивали, нет ли у нас "пандака пигмеа" - такой рыбки в сантиметр длиной, водится у Филиппинских островов. Её хоть сейчас купят. Есть у нас "пандака пигмеа"?
Мы промолчали.
Всё продолжалось по-прежнему, и Лика теперь говорила, что Тётел не только похудела, но и побледнела. А по-моему, Тётел еле двигалась от голода.
Через две недели папа сказал, что черепаший вопрос надо решать "кардинально".
После этого прошло ещё два дня. Тётел и не думала глядеть на пищу. На третий день, когда я вернулся из школы, папа и Лика стояли уже в пальто.
- Ждём только тебя,- сказал папа.- Не раздевайся. Возьми пару пирожков, и пошли.
- Куда? - спросил я и кинулся к буфету.
- Там видно будет,- сказал папа.
- Навертетскитятр? - спросил я с набитым ртом.
- Нет, не в детский театр,-ответил папа.-Ты взяла черепаху, Лика?
Такси подвезло нас прямо к зоопарку. Мы сразу прошли к террариуму - домику, где живут ящерицы, змеи и черепахи. Недалеко от дверей мы вынули из сумки нашу бедную, полуживую от голода Тётел и положили на землю. И вдруг она как припустится! Честное слово, если б Витька мне сказал, что черепахи умеют так бегать, ни за что бы не поверил! Ещё поспорил бы с ним на марку Мозамбика.
Лика собралась вот-вот зареветь, оттого что расстаётся с Тётел, но тут она захлопала в ладоши.
- Тётел своих дядей и тётей унюхала!
Клавдия Фёдоровна - она работает здесь в домике - взяла у нас черепаху и пустила ее в большой стеклянный ящик к другим черепахам.
Мы долго стояли и смотрели на них и на нашу Тётел, которая тут же принялась жевать травку, а потом мы уже не могли отличить её от остальных.
Между прочим, Клавдия Фёдоровна рассказала нам, что черепахи могут полгода не есть и ничего с ними не бывает; а живут они сто пятьдесят лет, если не умрут раньше.
Когда мы шли обратно, Лика всё-таки заплакала, но скоро перестала, потому что увидела бегемота. Пасть у него была такого цвета, как Ликино новое пальто.
Папа сказал, что, конечно, Тётел будет здесь интересней, чем у нас в квартире: у нас даже бегемота нет. Поэтому она скучала и еда не шла ей на ум.
А я добавил, что, наверно, ещё и Пери портила ей аппетит своим лаем.
КАК Я НЕ СТАЛ СПАРТАНЦЕМ
- Не будь белой вороной,- сказала мама Лике за обедом.- Гляди, как все едят. А ты только знаешь вилкой ковырять!
- Дядя Володя, у вас в ла-бо-ра-тории много белых мышек? Целый миллион, да? - спросила Лика, ковыряя вилкой котлету.
Дядя Володя отодвинул тарелку, закурил и зачем-то погладил карман пиджака.
- Белых мышей у нас столько,-ответил он,-что если их сложить вместе, получится белый слон.
- Фу, не люблю мышей! - сказала мама.
- Животных нужно любить,- строго сказал дядя Володя, и очки его так блеснули, как будто он собрался пускать зайчиков.- Если не любить, то, по крайней мере, уважать. Потому что они или полезны, или интересны для науки. Или и то и другое вместе.
- Так, так. Прочитай им лекцию,-сказал папа.
- И тарантулов? - спросила мама.
- Что тарантулов? - Дядя Володя снова потрогал карман пиджака.
- Уважать... И жабу?
- Да! И жабу! И гиену! И медузу!..- крикнул дядя Володя.- Кстати, жаба приносит пользу, и никаких бородавок от неё не бывает. И название у неё в науке красивое - "буфо-буфо".
- Действительно, целая лекция,- сказала мама с подозрением.- Уж не хочешь ли ты преподнести нам выводок сколопендр? Или аллигатора средней величины?
- Нет, зачем аллигатора...- смущённо сказал дядя Володя, и рука его, как намагниченная, опять потянулась к карману.-Зачем аллигатора,- повторил он.- Есть и поменьше... Тоже интересные животные.
- Пожалуйста, не мучь нас неизвестностью,-сказала мама,-выкладывай, что принёс!
Не зря папа говорит, что дядя Володя всегда всё знает, а мама всегда обо всём догадывается.
Так у нас в доме появились две белые мышки. Жили они в клетке для птиц. Её притащил мой друг Витька. Прутья клетки мы переплели проволокой, чтоб мышки не убежали. Полдня возились. Но всё-таки одна убежала. Как она сумела, просто не пойму! И почему одна? Наверно, вторая была толще и не смогла протиснуться. Или просто не захотела. Может, правда "мы ей предельно симпатичны", как сказал папа? И ещё он сказал, что теперь у нас под полом мышиного полку прибыло и он не удивится, если скоро встретит на кухне белую мышку в серых яблоках или наоборот.
Я всем в классе рассказал, что у меня белая мышь. Но некоторые не поверили. Особенно Нинка Булатова. Она вообще вредная. Ничему не верит. Даже что у собак всегда повышенная температура. Я нарочно как-то перед школой поставил нашей Пери градусник под переднюю мышку и взял его с собой. Из-за этого на урок опоздал. А Нинка говорит, откуда я знаю, чья это температура. Я всю географию мерял себе температуру, хотел доказать ей, что у меня нормальная, а она глядеть на градусник не стала.
Тогда я решил принести мышку в школу.
Утром, пока мама не видела, я вытащил мышку из клетки, сунул в карман - и бегом. Но всё равно опоздал. В класс я пробирался почти ползком - чтобы не увидела завуч. В коридорах было тихо и очень странно.
Сколько опаздываю, а никак не могу привыкнуть к тому, что тихо. Когда в школе тихо, она на себя не похожа. Какая-то поликлиника.
- Входи, Данилов,- не глядя, сказала Евдокия Полиевктовна.- Что сегодня?
Мы зовём нашу учительницу "Полуэтовна", потому что очень трудное отчество. Когда Полуэтовна спросила, почему я опять опоздал, мой язык как-то сразу ответил:
- Застрял в лифте.
С вами бывает так - хочешь сказать правду, а зачем-то врёшь? Но всё-таки, по-моему, это не настоящее враньё - когда не хочешь врать. Вот если нарочно соврёшь - дело другое.
- Я и не знала, что в вашем доме лифт построили,- сказала Полуэтовна.-Поздравляю. Теперь тебе легче будет, бедненькому, подниматься к себе в квартиру на первый этаж...
Я молчал. Ребята противно хихикали, особенно Нинка Булатова. Но я молчал.
- Вынь руку из кармана, Данилов, и садись,- со вздохом сказала Полуэтовна.
А как её вынуть, если мышка так и хочет вылезти?
Я сел. Мышка возилась всё сильней. Пришлось вынуть её из кармана и положить в парту, но она чуть не выскочила, и тогда я сунул её под рубашку, за пазуху. Здесь ей податься некуда: внизу ремень мешает, вверху - воротник. Она повозилась, повозилась и успокоилась.
Я начал слушать. Евдокия Полуэтовна закончила объяснять урок и стала рассказывать про Спарту.
Оказывается, когда Греция ещё называлась древней, там была такая страна - Спарта. Город и сейчас есть. Жители Спарты вели суровый образ жизни и назывались они...
- Спартаковцы! - крикнул Бронников.
- Никакие не спартаковцы и не динамовцы, а спартанцы,- сказала Евдокия Полуэтовна.- Тихо, если хотите слушать.
Этим спартанцам не разрешали ни работать, ни торговать, и они целыми днями занимались физкультурой и военным делом. У них даже был такой страшный закон: если дети рождались слабыми или больными, их сбрасывали прямо со скалы в пропасть. А те, кого не сбросили, вырастали сильными, смелыми и терпеливыми.
- Вам,-сказала Полуэтовна,-и не снилось такое терпение. Вот послушайте, что случилось с одним спартанским мальчиком!.. Почему тебе смешно, Данилов?
Я совсем не хотел смеяться, но мышка так возилась и щекотала мне живот, что я не мог удержаться. Я вспомнил: в портфеле у меня должны быть хлебные крошки - в прошлой четверти я покупал хлеб, когда шёл из школы. Я выгреб их и сунул за пазуху. Стало вдвое щекотней и втрое смешней.
...А мальчишка-спартанец украл где-то лисёнка и спрятал за пазуху. Лисёнка хватились, искали его, искали, но нигде не находили. Мальчику было стыдно, и он не признавался. Тогда на площади собрали суд и стали мальчишку допрашивать.
Лисёнок всё это время возился у него под рубашкой, царапался и уже начал кусаться... по-настоящему.
Моя мышка съела все хлебные крошки и опять завозилась. Мне показалось: она хочет куснуть меня.
...Спартанский мальчик отпирался. Уж как только его не уличали, он всё "нет" и "нет". Зубы сжал, побледнел весь, потому что лисёнок начал грызть ему живот, но не признаётся...
В животе у меня похолодело. Я почувствовал на нём мышкины зубы. А что? Мыши ведь те же крысы, а крысы - известные хищники.
...Спартанский мальчишка не сознавался. Он почти терял сознание от боли, но молчал...
Мышка возилась у меня на животе как сумасшедшая. Я слышал, как она щёлкает зубами, и втягивал живот всё глубже и глубже.
- Конечно, нехорошо, что мальчик украл лисёнка,-сказала учительница.- Но зато какое он проявил мужество и терпение! А вы, ребята, способны...
Быстрее молнии я отстегнул ремень, мышка шлёпнулась на пол и побежала по проходу. Прямо к доске, как будто её вызывали.
- Ой! - закричала Нинка Булатова.- Настоящая мышь! Глядите!
Все вскочили с парт, захлопали крышками, загалдели.
- Держи её! - кричали мальчишки.
Девчонки визжали, как резаные, и первая - Нинка Булатова. Самой спокойной была мышка. Она добежала до доски и села.
- Спросите её по истории! - крикнул Бронников.
- Тихо! - сказала Полуэтовна.- Я спрошу... Чья это мышь? Стало тихо.
- Моя, - сказал я наконец и добавил:-Я для школы принёс.
- Вот и прекрасно! - сказала Полуэтовна.- Забирай её, на перемене снесёшь в живой уголок.
Легко сказать забирай! Пока я с ребятами ловил мышь и все давали советы, прозвенел звонок, а мы и не слышали. Вдруг дверь открывается, и входит завуч. Я как раз лежал под партой и кричал Серёжке:
- На меня гони! На меня!
- Что "на меня"? Что тут происходит? - спросила завуч.
- Мышь происходит,- сказал Бронников.
- Какая мышь? Что делает Данилов на полу?
Пока Евдокия Полуэтовна объясняла, что я делаю на полу, мы поймали мышку.
- Все сядьте! -сказала завуч.- Вот, ребята, что бывает, когда ученик недисциплинирован. Сегодня он принёс мышку, завтра - кошку, а послезавтра...
- ...зебру,-сказал Бронников.
- Разговоры! - крикнул завуч.
И до самого звонка на урок она рассказывала нам, к чему приводят такие поступки. Как люди постепенно теряют совесть и волю и превращаются в бездельников и тунеядцев, если не хуже...
Я даже забыл, что это про меня, и слушать было интересно.
Весь следующий урок я держал мышку в правой руке, а когда надо было писать, перекладывал в левую.
На переменке я отнёс её в кабинет зоологии. Но перед этим поднёс прямо к носу Нинки Булатовой:
- Видала?! Будешь мне теперь верить?
МОЙ МАРАФОН
Вас бил когда-нибудь папа?.. А меня бил... Целых три раза. Первый раз, когда я чуть под машину не попал. Мы переходили тогда улицу около ипподрома. У меня в одной руке лыжи, за другую папа держит.
Я ещё маленький был - лет пяти. Вдруг я как вырвусь - и побежал на другую сторону. Сам не знаю зачем. А тут машина - старый "Москвич". Он затормозил, а было очень скользко - машина даже на месте полтора раза перевернулась и задела грузовую. Грузовой-то ничего, а "Москвич" правое крыло помял и фару выбил... Что тут было! Шофёр выскочил, весь бледный, губы дрожат.
- Я бы таких отцов давил! - кричит.
И люди начали собираться. Одни за шофёра заступаются и папу ругают, а другие говорят, что у таких надо права отнимать, чтоб никогда за рулём не сидели.
Потом милиционер подошёл, стал у шофёра документы смотреть. А папа - у него губы тоже дрожали - говорит:
- Я готов заплатить за повреждения...
- Не надо мне вашей платы. Мне мои нервы дороже. Кто за них заплатит?
- На нервы пока расценок нет,- ответил милиционер и отдал шофёру документы.- А вы, гражданин...- Это он папе сказал.
- Знаю,- сказал папа и посмотрел на меня так, как будто первый раз увидел.
И вот тут он сунул руку мне под ушанку и больно дёрнул за ухо. Я заплакал.
Не знаю, может, раньше меня тоже драли за уши, но я хорошо запомнил только этот раз.
Папа не хотел, чтобы мама знала, что случилось, но я сам ей рассказал. И тогда папа стал так часто всем рассказывать - и соседке, и дяде Володе,-что я выучил наизусть и до сих пор помню.
А второй раз совсем из-за чепухи. Мама сказала, чтобы я убрал со стола картонки, которые нарезал, а мне не хотелось. Мама ещё раз сказала и ещё. А я говорю: не хочу. Ну что тут такого? Разве я не могу не хотеть? Но мама почему-то очень разозлилась и пожаловалась папе. А папа с ней согласился, что это дурацкое упрямство и его надо выбивать, пока не поздно.
- Выбивать,- сказал я.- Как ковёр, да?
И тут папа схватил меня и несколько раз стукнул. Прямо по штанам. Я, помню, очень обиделся и стал надевать пальто.
- Уйду,-сказал я.-Ну вас.
- Уходи,- ответил папа.- Можешь и ночевать не приходить.
- И пожалуйста,- сказал я. Кажется, я даже хлопнул дверью.
Бьют ещё, думал я, когда шёл по лестнице. Что я такого сделал? Никогда не буду разговаривать с ними. Тогда узнают. Только знаками, как немой: дай поесть или там... пришей пуговицу... Это очень легко. А если вдруг нужно сказать: звонил дядя Володя и просил передать, что сегодня не может прийти? Тогда как? Ну, это написать можно... А говорить ни за что не буду. Дерётся ещё...
Во дворе никого не было. Шёл дождь, и уже начинало темнеть.
Нарочно вот промочу ноги и заболею. Долго буду болеть, а разговаривать не буду. Даже когда жар. И уколов делать не дам. Узнают тогда. Пускай хоть все врачи из поликлиники сбегутся. И все сестры...
Я замёрз и вошёл в подъезд. Там я прочитал правила пользования телефоном-автоматом - они висели в деревянной рамке - и ещё, что "задолжавших квартиросъёмщиков просят внести...".
Наверно, уже чай пьют. С конфетами, которые вчера мама купила. Ну и пожалуйста. Очень нужен их чай! Буду здесь стоять, пока с голоду не умру. Потом мне показалось, что я уже заболел. Конечно, вот голова закружилась, и в животе как-то не так. Может, упаду сейчас, а они выйдут и наткнутся...
- Тебя что, домой не пускают?
Это сказала Верка, из квартиры напротив. Чего она вышла и торчит? Кажется, выбросила мусор - ну и иди!.. Стоит тут.
- Кто не пускает? Захочу и пойду. И я позвонил в нашу дверь...
Но тогда я тоже был маленький, а вот этим летом...
Мы с папой поехали в гости к Игорю Петровичу. Он живёт за городом - там, где работает. Ехать к нему надо на электричке, а потом автобусом. Мне у них нравится, потому что рядом лес и речка, а дома каменные, как в городе. Даже странно. А люди какие-то вежливые - не как в городе: все друг с другом здороваются.
У Игоря Петровича сын, Генка. Он на два класса младше меня, но ничего - говорить с ним можно. А играть даже интересно. Только к нему всё время девчонка ходит. Знаете какая? Из восьмого класса. Он говорит, что дружит с ней. Вот чудак! Разве можно с такой дылдой дружить? А вообще эта Оля тоже ничего. Всякие загадки знает и рассказы. Например, как сделать из мухи слона? В жизни не догадаетесь! Менять можно только одну букву. Сказать? Вот как:
- Муха-Мура-фура-фара-кара-карё-кафе-кафр-каюр-каюк-крюк-урюк-урок-уток-сток-стон и слон.
Я даже не понял несколько слов, но не спросил, а Генка спросил, и Оля объяснила.
- А можете все эти слова сказать быстро-быстро? - ещё спросил
Генка.- Как, знаете, такая скороговорка есть: "Карл украл у Клары кораллы"?
- "Клара украла у Карла кларнет",- как пулемёт, протараторила Оля, и это у неё здорово получилось.
- Я тоже украл,- сказал я.
- Что?! - спросила Оля.
- Врёт он,- сказал Генка.
- Вот и не вру,-сказал я.-Время. У нашей учительницы. Она так и сказала: "Данилов украл у меня сегодня три минуты".
- А я так прятать умею,- сказал Генка,- никто не найдёт. Спорим?
- Лучший в мире пряталыцик, да? - сказала Оля.
- Смотря где.- Это я сказал.- В лесу, конечно. А попробуй в одной комнате да на кухне.
- И спрячу. Спорим, не найдёшь.
- Спорим, найду.
- Ну вас,-сказала Оля.-Я домой.
Она ушла, а Генка сказал:
- Давай сейчас! Что спрятать?.. Хочешь, мамину помаду? Или пaпину ручку?
- Хоть десять рублей. Всё равно найду.
Мы долго ничего не могли выбрать, а потом Генка предложил:
- Вот папины очки. Только больше часа не искать. Я время замечу. Иди на лестницу.
Я вышел из квартиры, а он пока прятал очки. Дверь я не совсем закрыл, и, по-моему, он возился на кухне. Но начать я на всякий случай решил с комнаты.
- На что спорим? - спросил я, когда уже скинул одеяло с Генкиной кровати, вывернул наволочку и выбросил половину учебников из левого ящика стола.
Я торопился и поэтому не стал застилать постель и наводить порядок. Потом вместе уберём.
- На пятьдесят щелчков,-сказал Генка.
- Двадцать пять хватит,- сказал я, потому что мне было его жалко. Конечно, в комнате я ничего не нашёл, но всё-таки всё перевернул вверх дном. Даже интересно было смотреть: как будто они переезжают на новую квартиру.
Не прошло и двадцати минут, а я уже был на кухне. Здесь было трудней - потому что и так беспорядок, особенно в шкафу. Я даже просыпал на пол какую-то крупу и опрокинул немного варенья.
- Что, нашёл? - сказал Генка.- Уже тридцать одна минута.
- Всё равно найду,- сказал я и поднял с плиты сковородку.
В это время и пришли Игорь Петрович и мой папа.
- Что за разгром? - спросил Игорь Петрович.
- Саня ищет,- сказал про меня Генка.
- В чём дело, ты можешь объяснить? - спросил папа отчётливым голосом.
Я объяснил.
- Ты всё-таки старше,-сказал мне папа.-Надо немного соображать... Немедленно приберите. Ну!
- Мы поспорили. Я должен найти,- сказал я.
- Никаких "найти",- сказал папа.- Сейчас же всё убрать!
Он отнял сковородку и подтолкнул меня к двери комнаты. Но в комнату я не пошёл, а остался стоять в коридоре.
"Что он раскричался? - думал я.-Ничего плохого я не сделал, кажется. Подумаешь, крупу рассыпал. Значит, кричать надо? Теперь вот проиграл из-за него двадцать пять щелчков! Кричит, как на маленького..."
- Пойдём! - позвал Генка.
Небось смеётся сейчас: думает - влеплю двадцать пять штук.
- Спор не считается,-сказал Генка.
- Очень мне нужны твои милости,- ответил я и пошёл в ванную.
Подумаешь, пожалел. Какой добренький...
Я задел полотенце, отмахнул его, и с полки слетела мыльница. Прямо в ванну. Даже проехалась, как шайба по льду.
"Правильно",- подумал я и бросил вторую мыльницу.
Потом свою зубную щётку, потом чью-то ещё - в футляре, потом чашку для бритья, потом... Тут вошёл папа и сказал:
- Ты совсем взбесился? Тебе что было сказано? И он дал мне по шее.