Безмолвные, как тени, и проворные, как ящерицы, приняли монастырские слуги рыцарских коней, а самих витязей провели в огромный зал, где дожидался их богатый стол и плясало в очаге горячее пламя. Рыцари же поначалу растерялись, ведь не был этот стол круглым и потому всякому казалось обидно сесть у дальнего его конца. И они спорили и переходили с места на место, а иные даже поглядывали на спинки сидений – не появятся ли там блещущие золотом имена. Так и вышло, что юный Галахад оказался у самого дальнего конца стола, куда не дотягивались желтые, как солнце, полосы света из очага.
Но едва наполнили рыцари свои кубки, послышался такой треск и грохот грома, что казалось, рассыплется сейчас монастырь. Когда же смолк ужасный шум, свет яснее солнечного залил весь зал. И так был он ярок, что невидимым стало пламя в очаге. Рыцари же с изумлением и трепетом глядели друг на друга, и всякому казалось, что все кругом стали словно бы прекраснее видом, чем были прежде. И тут раскатился по залу голос сэра Гавейна:
– Пусть сбросит меня мой конь, если этот свет не благословение Творца всему братству Круглого стола!
– Воистину так! – молвил сэр Кэй. – Стало быть, не одним покровителям певчих птичек светит свет Господнего благословения, и поглядим мы еще, кому суждено достигнуть Святого Грааля!
И поклялись рыцари отправиться каждый своим путем и пробыть в отъезде год и один день и даже больше, если будет в том нужда, покуда не доведется увидеть священную чашу.
Когда же настало утро и рыцари, отстояв службу в церкви, поднялись в седла, монахи распахнули перед ними монастырские ворота. Бодро выехали рыцари за ворота, но сдержали в изумлении лошадей, едва захлопнулись за ними тяжелые створки. Словно крона огромного дерева, расходились перед ними по земле дороги, и не различить было среди них той, по которой еще вчера ступали их кони.
– Что ж, видно, не судьба нам начать свой путь плечом к плечу, – промолвил сэр Гавейн.
И отозвался ему сэр Кэй:
– Уж не робость ли одолела королевского племянника? Или не выбрать вам, сэр Гавейн, одну дорогу из многих? Что до меня, то пусть конь мой решает, на каком пути ждет нас удача. – И с тем сэр Кэй бросил поводья и стал ждать, куда двинется его жеребец.
Но покуда толковали рыцари, покуда выбирали каждый свой путь, гулко ударили по земле копыта Галахадова коня. Минута, другая – и вот уже стихает стук подков. Только солнечные лучи сверкают на доспехах Галахада так, будто сияние факелов из круглого зала в Камелоте унес на своих плечах юный рыцарь.
– Сын мой! – вскричал тут сэр Ланселот. – Куда же ты? Ведь даже щита нет у тебя.
И, пришпорив своего коня, пустился было сэр Ланселот вдогонку Галахаду, но выполз из лесной чащи густой туман и перестали благородные рыцари видеть друг друга. Одна только конская рысь да звон оружия слышались над дорогой, будто небесное воинство опустилось в облаке на землю и скачет неведомо куда, грозное и могущественное.
Что приключилось с рыцарями дальше
Четыре дня мчится сэр Галахад, и дивится юный рыцарь тому, что несет его конь, не зная усталости, и сам он свеж и бодр, словно и часу не прошло, как поднялся он в седло. А леса и поля так проносятся мимо него, что кажется, еще немного – и домчится рыцарь до края света. Наконец показалась вдали церковь, и придержал своего коня Галахад. Вот подъезжает он неспешным шагом к дверям храма и видит сэра Динадана Соломенного, что стоит перед дверями храма и так дышит, будто только что вышел из схватки.
– Эгей, рыцарь! – окликает его сэр Галахад. – Как видно, ты славно бился, да только где ж твой враг? Неужто и обломка доспехов не оставил ты от него?
– Полно шутить, – отвечает сэр Динадан, – взгляните лучше, благородный сэр, на эту надпись.
И увидел тут сэр Галахад строки, что были вырезаны на железных дверях:
Краснее заката, белее снегов
Христово тело, Христова кровь.Дается сила тому, кто с ним,
Он этой силой в бою храним.Но только тот переступит порог,
Кто кровью людской не поил клинок.
– Как видно, сэр Динадан, ты попытал счастья у этих дверей?
– Господом нашим клянусь, – говорит сэр Динадан, – я рубился с этой дверью так, будто она мой злейший враг. Теперь, как видно, твоя очередь, сэр Галахад. Ведь по всему выходит, что не мне суждено раскрыть эти двери.
И тогда сэр Галахад обнажил свой меч и подступил ко входу в храм. И едва коснулся он сверкающей сталью сомкнутых створок, как тут же распахнулись они, – и богатое убранство церкви предстало изумленным рыцарям.
– Пусть конь мой заговорит человеческим голосом, если не ждут нас тут диковинные находки и приключения, – говорит сэр Динадан.
– Уж не пророк ли ты, благородный рыцарь? – молвил тут Галахад.
И видит сэр Динадан, что стоит Галахад перед алтарем, а рядом с алтарем на стене висит добрый щит. И был тот щит бел как снег, и только алый крест рдел на нем. Тогда перекрестился сэр Галахад и уже протянул руки, чтобы снять со стены этот щит, но удержал его Динадан Соломенный.
– О благородный сэр, – проговорил он Галахаду, – недаром эта дверь не поддалась мне, а вы раскрыли ее, едва коснувшись. Видно, и щиту, что висит здесь, суждено прикрывать вашу грудь. Однако дайте и мне попытать счастья, благородный Галахад! Если же это дерзость, то пусть расплачусь я за нее своей кровью.
– Благослови тебя Господь, – молвил Галахад. – Что же до меня, то не стану я мешать тебе испытывать судьбу.
И с тем сэр Динадан взял белый щит, и они с сэром Галахадом отъехали от храма. Вот проскакали они две мили и въехали в небольшую долину, такую зеленую, словно осень и не ступала сюда. Въехали и видят: скачет им навстречу рыцарь. Белый плащ укрывает и его, и коня, и длинное его копье уперто в надежный упор. Перекрестился тут сэр Динадан, заслонился белым щитом и пришпорил своего коня. Когда же сшиблись бойцы, то копье сэра Динадана разлетелось в щепы, а белый рыцарь пробил на нем кольчугу и ранил в плечо. Щит же не уберег сэра Динадана, ибо стал он вдруг так тяжел, что попросту выронил его неудачливый рыцарь.
Вот рухнул на землю сэр Динадан, упал, обливаясь кровью, а белый рыцарь подъехал к нему, спешился, подобрал белый с алым крестом щит и сказал:
– Один рыцарь в христианском мире может владеть этим щитом, прочим же сулит он беду.
– Воистину так, – проговорил сэр Динадан, – и если не уймет мне кто-нибудь кровь, то будет мне совсем худо. – И лицо его было белей щита, а кровь бежала ручьем.
Но тут подскакал к ним сэр Галахад, и грозно проговорил он неизвестному:
– Полно тебе читать поучения раненому! Взгляни – второй рыцарь дожидается тебя.
Но белый рыцарь не стал готовиться к схватке. Он подошел к сэру Галахаду и подал ему белый щит:
– О рыцарь, прими этот щит. Нет в мире копья, что пробило бы его, нет в мире клинка, что разрубил бы его. – И с тем пропал белый рыцарь, точно и не было его в долине.
Когда же сэр Галахад взглянул туда, где сидел на земле сэр Динадан, то одну только примятую траву увидел он да капли крови, что рассыпались по ней подобно спелым ягодам земляники. Весьма подивился этому сэр Галахад, однако забросил за спину свой щит и пустился в путь.
Снова скачет он без устали. Скачет до тех пор, покуда не встает перед ним шатер из пурпурного шелка. Спешился сэр Галахад, вошел в шатер. Вошел он и видит: длинный стол, уставленный питьем и яствами, а во главе стола такое пышное сиденье, что хоть бы и королю впору. А на сиденье – корона.
Оглядел Галахад богатый стол, отломил кусок от ячменного хлеба, что лежал на краю, и вышел вон. И тут же простучали по дороге копыта, и вот уже гордый сэр Кэй сошел с коня и шагнул в шелковый шатер. Быстро вышел рыцарь Кэй оттуда, и сверкала у него в руках корона.
– Что ж, – проговорил сэр Кэй, – неужто и прикоснуться к короне не хватило у тебя духу? Ну, видно, такая у тебя судьба, любитель птичек. Нет, я – другое дело! Взгляни, сын Ланселота! Разве корона на моей голове сидит хуже, чем у любого владыки?
– Не много видел я королей, – ответил Галахад Кэю, – да только сдается мне, что никто из них не подбирал свою корону у дороги. Да и не для того выехали мы из Камелота, сэр Кэй.
Но сэр Кэй не слушал Галахада, он вытащил из ножен клинок и любовался своим отражением на сверкающей стали.
– Прощайте, сэр, – проговорил тогда Галахад и поехал прочь от шатра. Когда же сэр Кэй заметил, что нет рядом с ним Галахада, он усмехнулся и сказал так:
– Пусть глупый юнец носится в поисках Святого Грааля, только королю по плечу такой подвиг.
И он огляделся кругом горделиво и увидел, что с ближайшего холма двигаются к нему рыцари. Гремят их доспехи, и стяги развеваются над ними. И тогда сэр Кэй оперся на свой меч и, дождавшись, пока приблизятся рыцари, произнес:
– Привет вам, благородные сэры! Выслушайте же волю своего короля. – Ибо твердо он был уверен, что поспешает к нему его войско.
Но те рыцари и не думали слушать короля Кэя.
– Самозванец! – закричали они свирепо. – Похититель короны и трона. Смерть ему! Смерть!
И хоть успел сэр Кэй вскочить на коня, однако туго пришлось ему в схватке, ведь шлем его остался на земле и одна только бесполезная корона сверкала на голове у рыцаря. Яростно бился он с неизвестной дружиной, и многим рыцарям пришлось отведать удары сэра Кэя, но пробился к нему один из них – истинный великан и грозный боец – и железной своей рукой перехватил в воздухе занесенный для удара меч Кэя, вырвал его и бросил на землю, а после стиснул он руки Кэя так, как сжимает кузнец железную полосу большими клещами.
– Ты хотел стать королем, сэр Кэй? – прокричал он из-за решетки своего шлема, и голос его был подобен шуму ветра в горных ущельях. – Будь по-твоему. Отныне всякий скажет, что рыцарь Кэй даже спит в короне. – И он вдруг схватил двумя руками корону на голове Кэя и так надвинул ее, что золотой обруч и самоцветы до самой кости рассекли голову рыцаря, а кровь залила ему лицо.
– Ну чем не король? – проговорил богатырь, смеясь, и вдруг кулаком в латной рукавице так хватил по огромному рубину, который сиял в короне, как багровая звезда, что рухнул Кэй без памяти на землю.
Когда же очнулся он, то увидел, что лежит в огромном покое и молчаливые монахи снуют вокруг. Приподнялся на своем ложе сэр Кэй и видит рядом с собой немало рыцарей из тех, что отправлялись на поиски Святого Грааля.
– Где мы, святые отцы? – спросил у монахов сэр Кэй, но совсем не монашеский голос услышал он в ответ:
– Сдается мне, благородный сэр Кэй, что и вашему путешествию за Святым Граалем пришел конец.
И видит сэр Кэй рядом с собой желтоволосого насмешника сэра Динадана.
– Отвечай мне без хитрости и плутовства, – говорит он Динадану, – куда это попали мы все и по чьей воле?
Тогда усмехнулся сэр Динадан (а было у него забинтовано плечо, и кровь сочилась через повязки) и сказал так:
– Оглянись по сторонам, гордый Кэй, и, клянусь своей раной, ты все поймешь сам.
Вот тут-то и узнал сэр Кэй зал, где собрались рыцари, ибо это был тот самый монастырь, откуда отправились они на поиски Святого Грааля. И страшный гнев охватил его. Оттолкнул Кэй монаха, что промывал его рану на лбу белым вином, и закричал гневно:
– Клянусь своими шпорами, не поздоровится тому, кто сыграл со мной эту шутку! Не будь я Кэй!
Но странный гул раздался в этот миг, и густая мгла наполнила монастырский зал. Кто-то невидимый застонал, и словно шум далекой битвы послышался за стенами монастыря. Когда же все стихло и, подобно черному туману, выползла из зала мгла, увидели рыцари сэра Гавейна. Бледен был королевский племянник, словно тяготила его тяжкая рана, и сломанный меч держал он в правой руке, будто только что вышел из боя.
О том, что рассказал рыцарям сэр Гавейн
Но вот оглядел он зал и, как видно, узнал рыцарей, что сидели и лежали вокруг. И тут вернулся на щеки Гавейна румянец, и так вздохнул рыцарь, словно неслыханную тяжесть сняли с его плеч. Вздохнул он глубоко и отбросил обломок клинка в сторону. И сэр Кэй спросил его:
– Ответь, рыцарь, отчего и тебе оказался не по силам путь к Святому Граалю? Ведь недаром же сломан твой клинок.
И сэр Гавейн снял свой тяжелый шлем и опустился на сиденье.
– Всякому ведомо, – молвил он, – что нет для доброго рыцаря сокровища дороже, чем его честь. Переходит он из боя в бой, не считая ран, и едва заживут старые шрамы, как уже новые рубцы покрывают его. Но позором было бы уклониться от схватки.
– Вот слова истинного рыцаря! – проговорил сэр Кэй.
А сэр Гавейн повел свою речь дальше:
– Едва покинул я этот монастырь, как выехал мне навстречу рыцарь, на диво могучий и неслыханно дерзкий. Последними словами поносил он меня и все братство Круглого стола.
"Слышал я, – кричал этот рыцарь, – что дали рыцари короля Артура клятву не обнажать своих клинков, покуда не достигнут они Святого Грааля! Так не лучше ли было им отправить в путь придворных дам Гвиневеры, а самим забавляться музыкой и рукоделием?"
– Как?! – вскричал сэр Кэй. – Вы терпели такое поношение, сэр? Клянусь чем угодно, вы недостойны своего дяди.
– Ну уж нет, сэр Кэй, – воскликнул Гавейн в досаде. – Тут же ударил я этого наглеца и, не поломав собственного копья, вышиб его из седла с такой силою, что полопались у него застежки на латах. Однако еще не успело закатиться солнце, как новый поединок ожидал меня. И я честно одолел еще одного хулителя нашего братства. Силы же мои от схватки к схватке росли, точно в награду за эти победы.
– Воистину так! – сказали многие рыцари. – Ибо для чего другого пришел на этот свет рыцарь, как не для того, чтобы сражаться и одерживать победы.
Гавейн же продолжал:
– Теперь уж и не счесть, в скольких схватках вышел я победителем с тех пор, как оставили мы Камелот. Чудилось мне порою, что с целой рыцарской дружиной бьюсь я без передышки. Но стоило мне вступить в бой, стоило скрестить свой клинок с чужим клинком, и сила моих противников словно бы перетекала в мои мышцы. Так проходили день за днем в беспрерывных схватках, и меч мой насытился кровью, и даже ночью слышались мне удары клинка о доспехи.
Но вот однажды, когда расположился я на опушке буковой рощи, чтобы утолить голод, послышались из чащи горестные крики. Клянусь своим шлемом, я тут же кинулся на голос и вовремя успел! Трое рыцарей держали прекрасную даму, а четвертый прилаживал на дереве пеньковую веревку с петлей.
"Остановитесь, несчастные! – крикнул им я. – Вечный позор ожидает рыцаря, поднявшего руку на даму".
"Ступай своей дорогой, молодец, – ответил мне тот, что возился с веревкой, – если не хочешь повиснуть здесь в компании с этой дамой". И этот негодяй взобрался на деревянный обрубок, снял шлем и стал примеряться к петле, а прочие негодяи торопили его.
Увидел я, что кончилось время разговоров, пришпорил коня и так ловко выбил обрубок из-под ног палача, что сам он закачался в петле, заплясал над землею. Тогда один из оставшихся хватил несчастную даму кулаком по темени, и, когда бедная рухнула без чувств, все трое ринулись на меня. Честью своей клянусь – то была славная схватка!
Когда же все трое остались лежать на траве бледные и окровавленные, я поднял на руки пленницу и вынес ее из чащи. И стоило летевшему с холмов свежему ветру коснуться ее лица, как она раскрыла глаза и сказала:
"Хвала тебе, сэр Гавейн, недаром мой брат Марк так боялся встречи с тобой".
"Откуда вам, прекрасная дама, известно мое имя?" – спросил я ее. Сам же не мог отвести взора от дивного лица. И тогда она поведала мне, что все те рыцари, что встречались на моем пути, были посланы ее братом. Ибо предрекли чародеи, что суждено ему лишиться всех богатств и погибнуть от руки Артурова родича.
"Что за предсказатели у вашего брата! – воскликнул я в негодовании. – Разве благородный рыцарь выезжает на разбой? А уж коли поверил он им, так отчего же сам не выехал мне навстречу?"
"Да оттого, сэр Гавейн, – ответила дама, – что низкая подлость бежит от благородства, как свет от тьмы, ведь это по приказу моего брата чуть не казнили меня нынче. Погодите дивиться, сэр Гавейн, а выслушайте мою плачевную повесть".
И прекрасная дама рассказала мне о том, что богатое наследство досталось им с братом от отца, но не желает рыцарь Марк делить с сестрой земли, замки и сокровища. А чтобы не досаждала она ему, порешил Марк казнить ее.
"Иисусе! – вскричал я, и даже мой меч шевельнулся в ножнах. – Возможно ли, чтобы такое коварство осталось без наказания? Муками Спасителя нашего клянусь, что либо погибну я в битве с рыцарем Марком, либо верну вам все ваше достояние".
И едва произнес я эту клятву, как почувствовал, что силы мои возросли многократно, и, будь передо мною хоть целое войско, всех бы их обратил я в бегство. И с тем пустились мы в путь, а леди Алина (так звали несчастную даму) горько сетовала на свою судьбу. Но не успели мы проехать и мили, как сэр Ланселот выехал нам навстречу из-за поворота лесной дороги.
"Сам Господь посылает нам эту встречу, – сказал я леди Алине, – ведь стоит сэру Ланселоту примкнуть к нам, и никто не устоит перед нашим напором".
И тогда леди Алина подъехала к сэру Ланселоту, и молила его о помощи, и горестно сокрушалась о своей судьбе. Но неподвижным оставалось лицо благородного рыцаря Ланселота. Когда же прекрасная дама замолчала, произнес он:
"О сэр Гавейн, не встречался ли вам сын мой Галахад? День и ночь болит о нем мое сердце, ибо покинул он Камелот без щита, и нечем ему заслониться от тяжелых ясеневых копий, и отточенная сталь грозит ему в схватках, меня же нет рядом с ним на пути к Святому Граалю".
"Полно вам убиваться, благородный сэр, – отвечал я ему. – Разве нет меча у сэра Галахада или плох под ним конь? В первой же схватке добудет он себе щит, а если нет – значит, так судил Господь. У нас же с вами нет времени причитать и убиваться, точно старухам на похоронах. Ибо просит нашей помощи жестоко обиженная дама. И сдается мне, по силам нам помочь ей".
Но снова и снова твердил Ланселот о сыне своем Галахаде и с тем покинул нас. Красоты же и прелести леди Алины словно бы и не заметил благородный рыцарь.
Горько стало мне тогда, потому что не было среди рыцарей Круглого стола равного Ланселоту – и что же? Проходит он нынче мимо обиженного, и жалобы несчастного для него словно птичий щебет. И встал перед моими глазами Круглый стол, и свет рыцарской доблести над ним припомнился мне. Кровь бросилась мне в голову, и сказал я леди Алине:
"Видно, перевернулся свет, коли сэр Ланселот оставил в беде благородную даму. Но знайте, леди Алина, что нет такой клятвы, чтобы заставить меня, сэра Гавейна, проститься с честью. Не знаю я, кого придется мне одолеть на пути к Святому Граалю, но, уж верно, в том, чтобы вступиться за вас, леди Алина, не меньше для рыцаря чести. Да и неведомо мне, что за доброе могущество таит в себе Святой Грааль, меч же мой – вот он, и рука моя тверда, и хоть нет в них волшебства, но, по моему разумению, верно служат они добру и чести".
И двинулись мы с леди Алиной в путь, и была она со мною так ласкова, как только может быть ласкова благородная дама с рыцарем, который пришелся ей по душе.
Двух дней не прошло, как встал у нас на пути богатый замок, и стены его были высоки и прочны.