Когда же вспыхнула заря следующего дня, выехали со двора купцы, но еще раньше покинул свой замок сэр Ланселот, и один конь нес его, а второй с пустым седлом скакал рядом.
О том, как встретились Артур с Ланселотом
Семь дней пути до монастыря посулили купцы. Не щадя коней, в три дня промчал Ланселот это расстояние. Только ночью, когда непроглядной становилась тьма, давал он отдых себе и лошадям. Даже костер забывал развести рыцарь, потому что ни холода, ни сырости не чувствовал он, и гнала его вперед мысль о Гвиневере. Недаром же он допоздна расспрашивал купца. Нет, не королевой и владычицей живет Гвиневера в монастыре. Несчастной узницей оказалась она из-за козней злобного Мордреда! Еще немного, и решится этот негодяй на самое страшное – убить королеву. О, как мешает ему благородная Гвиневера! Ведь не будь ее, пронырливый Мордред убедил бы рано или поздно короля Артура, что стал предателем сэр Ланселот. А там, глядишь, и прочих рыцарей перессорил бы между собою на горе всей Англии. И переполняет Ланселота ярость, и терзает он шпорами бока своего коня.
На третий день к вечеру остановил Ланселот коня у монастырских стен. Держась в тени деревьев, обошел сэр Ланселот монастырь и долго высматривал хоть какой-нибудь знак, чтобы отличить окно Гвиневеры от прочих. И когда в монастырской тишине зазвучали негромко струны, понял сэр Ланселот, что ждал он не напрасно. Привязал Ланселот коней, оставил на росистой траве тяжелые доспехи, а чтобы не мешал меч, укрепил его рыцарь за спиною, дождался, покуда темное облако закроет луну, и скользнул к монастырской стене. Горячо молился Ланселот в душе своей, чтобы послал ему Господь средство взобраться по высокой стене, когда же ощупал кладку, то ликование охватило его. Велики были щели между камнями в старой стене, и, когда вставил Ланселот в эту щель свой кинжал, славная получилась ступенька. Утвердился Ланселот на ней двумя ногами, отыскал место для второго кинжала, переступил на него. Распластался, как ящерица, по стене, присел, выдернул первый кинжал из стены, переставил его повыше…
Ступенька за ступенькой строил Ланселот свою лестницу; когда же доносились до него голоса рыцарей, что бродили в темноте по монастырю, замирал он, прижавшись к камням, и давал себе отдых.
Наконец оперся он о край узкого окна и бесшумно перескочил в комнату. Но едва он встал на ноги, как навалился на него дремавший у окна стражник. Несчастный глупец! Разве знал он, кого задумал скрутить.
Едва слышно вскрикнула в испуге Гвиневера, а стражник уже хрипит, и торчит у него в горле кинжал Ланселота.
Не было времени на расспросы, да и не спрашивала ничего Гвиневера. Быстро оглядел Ланселот покои королевы. Простыни, завесы над ложем, наряды – все пошло в ход, чтобы спуститься из окна. И вот уже бегут к лесу две тени, и вот уже скрылись они в зарослях.
Лишь около лошадей остановились королева и Ланселот. И тогда на короткий миг обняла королева своего спасителя и заплакала, – ведь темна была ночь, и не мог рыцарь видеть, как плачет его королева.
– Мой Ланселот, – сказала она наконец, когда слезы ее иссякли и дух укрепился, – не было в моей жизни часа счастливей этого. И не стану я решать, к добру или к худу увозишь ты меня отсюда, – ведь день с тобой, мой Ланселот, равен жизни.
И с тем поднялись они в седла и скакали день и ночь, покуда не встал перед ними замок Ланселота. Мигом распахнулись окованные железом ворота, тяжелый мост опустился на цепях, и едва живые от усталости въехали всадники во двор замка.
Только глупец и невежда станет объяснять рыцарю, с чего начинается война. Всякий знает, отчего загорается обидой сердце, отчего холодному клинку не терпится напиться живой крови, и не говорят тогда лишних слов рыцари, а готовятся к бою.
Лишь увидел сэр Динадан, как проскакали по мосту рядом Ланселот и Гвиневера, сразу понял он, что не снесет такой обиды король Артур. Тут же послал он людей разрыть плотину, что отделяла пруды от крепостного рва, чтобы водою наполнился он. А других Динадан послал по окрестным селам, чтобы ячмень и пшеницу свозили немедля в замок. Третьим же велел груды камней складывать на стенах, чтобы встретить врага, как полагается. И вот, когда в замке кипела работа, а из соседних деревень тянулись, громыхая, телеги, поднялся Динадан в зал, где сидели Ланселот с Гвиневерой. А за ним и сэр Грифлет, и другие рыцари, что последовали за сэром Ланселотом, вошли в этот зал и клялись в верности ему и королеве, хотя бы даже и решил король Артур идти на них войною со всей своей силой.
– Дивно это, – молвил сэр Ланселот, когда смолк в зале гул голосов, – дивно и радостно мне, ибо пришла беда, и вот-вот запоют тревогу трубачи на башнях, но нет печали в моем сердце, и мысль о смерти не приходит ко мне. Словно вернулись времена, когда собирались мы за Круглым столом и свет рыцарской доблести не угасал в Камелоте.
И с тем разошлись они, потому что велика была опасность и много было у них еще дела.
День за днем стерегут королеву Гвиневеру люди Артура. Только ночью позволяют ей остаться одной. Приходит полночь, и могучий стражник запирает окно в королевском покое и выходит от королевы, чтобы до рассвета сидеть под ее дверью.
Однако уже пробил монастырский колокол полночь, а свет в королевином покое все горел, и стражник не выходил оттуда. И тогда сэр Гавейн, которому Артур поручил сопровождать королеву и стеречь ее в монастыре, стукнул негромко в ее дверь. Но не дождался ответа сэр Гавейн, и снова стучал он и звал, и все было напрасно.
Тогда навалился сэр Гавейн плечом на узенькую дверь так, что сломался засов и едва не упал он на пол. Прочие же рыцари сбежались на шум и вслед за ним вошли к королеве.
Но пусто было в покое королевы. Один только стражник лежал у окна на полу, точно устал он стеречь Гвиневеру и уснул. Замерли в изумлении рыцари, но, увидев веревку, что свисала из окна, поняли все.
– Клянусь своими шпорами, – сказал сэр Гавейн, – либо наша стража годится только для того, чтобы стеречь курятники, либо все мы не годимся в подметки тому, кто проник к королеве.
И тут один из рыцарей нагнулся к убитому и вытащил у него из горла кинжал.
– Иисусе! – воскликнул он, поднимая кинжал к свету. – Взгляните, сэр Гавейн.
И когда Гавейн рассмотрел кинжал внимательно, кровь отхлынула от его лица.
– Не сыскать нам такой стражи, чтобы защититься от того, кто увез королеву. Герб Ланселота на этом клинке, рыцари. Пусть теперь же скачут гонцы к королю Артуру. И спаси нас Господь от великой распри.
Кто уверен в своих силах, не ждет врага затаившись. Спешит он вперед и сил чужих не считает. Бьется смело и о ранах своих не думает – будет время перевязать их, когда побежит враг. А настигнет смерть в бою – что ж, тогда и заботиться не о чем.
Нет в Британии рыцаря, кто посмел бы сказать, что таится сэр Ланселот от опасности, что боится взглянуть в глаза врагу. Но встал король Артур со своим войском против Ланселотова замка, и не показывается Ланселот в поле, и на стенах его не видно.
Подъезжают Артуровы рыцари к самым стенам, трусом и болтуном величают Ланселота, но тихо в замке, только рыцарские шлемы поблескивают между зубцов стены.
А в замке обступают рыцари сэра Ланселота, и лица их красны от гнева.
– Друг Ланселот, – говорит ему сэр Динадан, – будь ты один в замке, кто мог бы запретить тебе терпеть оскорбления от заносчивого сэра Кэя или от выскочки Мордреда? Однако много нас нынче собралось вокруг тебя, и не хуже королевской твоя дружина. Так неужели неведомо тебе, что не может доблестный воин терпеть, когда хулят его предводителя. А потому либо сам выйди в поле, либо нам вели проучить наглецов!
И рыцарь Грифлет, и сэр Гарет Белоручка, и все благородные рыцари, кто был там, требовали того же. Ланселот же сказал им так:
– Что ж, благородные сэры, не стану я больше испытывать ваше терпение. Но не спешите выехать в поле всей вашей силою. Ведь всякий скажет тогда, что Артуровы рыцари подняли меч на своего короля, и великий позор будет братству Круглого стола. Я же выеду назавтра в поле один, и коли захочет сэр Артур биться со мной, то пусть Господь поможет правому, ибо некому, кроме Господа, рассудить нас в этой распре. Ведь нет никакого позора в том, что бьются рыцари на поединке, хотя бы один из них был королем.
А в поле перед замком Ланселота стоит шатер короля Артура, и толпятся бароны в шатре с утра до вечера. И от зари до зари уговаривает сэр Мордред короля Артура идти на приступ.
– Видно, мало вы, сэр Артур, любите супругу свою Гвиневеру. Словно разбойник с большой дороги, похитил ее бесчестный Ланселот, а вам и горя мало! Да за такое оскорбление другой бы король всю землю вокруг залил бы кровью! – И так долго без устали твердил это сэр Мордред, что дивно было иным, откуда у него в языке столько силы.
Когда же начал король Артур поддаваться на уговоры приемного сына, вдруг раскатились по лагерю крики и копыта застучали у королевского шатра. Гонец в избитых доспехах соскочил с коня и шагнул в шатер.
– Государь! – проговорил он с трудом. – Стоило рыцарям покинуть Камелот, как нагрянули с севера корабли с великим множеством свирепых воинов. И хоть бьется с ним оставшееся войско, но не сдержать нам их лютую силу без подмоги.
Ошеломленный страшным известием, молчал король, и рыцари не знали, что сказать им. Один только Мордред не растерялся.
– Благородный король! – воскликнул он. – Неслыханный позор ляжет на вас, если простите вы своего оскорбителя и уйдете от стен Ланселотова замка. Доверьте половину войска мне, благородный король, и не успеете вы вернуться в Камелот, как уже сброшу я в море северных дикарей на радость голодным рыбам.
И хоть дивился король тому, как легко решился на такое дело сэр Мордред, но порадовался его мужеству и разрешил взять столько войска, сколько пожелает он. Из рыцарей же взял с собою Мордред только своих родичей, и половину пехоты увел он с собою.
Но ушел отряд Мордреда, бряцая доспехами, и отослал король Артур из своего шатра всех. О чем думал король, о чем молился – не ведали рыцари. Однако вышел он из шатра одетый для битвы, и взгляд его был тверд.
Живо подошел к нему сэр Кэй, ведь решил рыцарь, что прозвучит сейчас сигнал и завяжется наконец бой.
– Артур, государь мой, – проговорил сэр Кэй почтительно. – Сэр Гавейн и я хоть сейчас готовы на приступ. Скажите лишь, кому ударить на ворота, а кому биться на стенах? Связаны плоты, чтобы переправиться через ров, и лестницы сколочены давно.
А так как молчал король, то и сэр Гавейн указал ему в нетерпении на рыцарей, что готовы были ринуться в бой, и на пехотинцев с лестницами.
– Благородный король, – молвил Гавейн, – только неопытный оружейник калит клинок без меры. Хрупкость приходит на смену прочности, и от первого удара разлетается лезвие в куски. Смотрите, благородный Артур, не случилось бы то же и с войском, ибо довольно нагляделись мы на стены и башни Ланселотова замка и нечего нам больше любоваться на них. Уже не одни благородные рыцари, а и пехотинцы задумываются, отчего медлит король? Не сегодня завтра решат они, что невесть какие ужасы приготовил за стенами Ланселот и что медлит король оттого, что не знает, как ему одолеть Ланселотову силу.
И те рыцари, которые слышали слова Гавейна, кивали одобрительно, и каждый добавлял свое, так что немалый вышел шум.
Но вскинул король руку, и сверкнули его серые глаза, подобно рыцарским доспехам в пасмурный день. И стихли голоса.
– Полно вам греметь мечами и поднимать копья так, будто решили вы распороть облака на небе. Я, король Артур, решил нынче, что не пойдут друг на друга рыцари Круглого стола! Спрячьте мечи в ножны, сегодня я один выйду в поле!
– Сэр Артур, – проговорил тут Кэй, – уж коли решился Ланселот похитить королеву, так, уж верно, нет такого средства, от которого отказался бы он, чтобы избавиться от короля.
– Молчи, Кэй, – прервал его Артур, – не тебе учить Ланселота рыцарскому обхождению. Если же решится он погубить меня хитростью, то, стало быть, умерло братство Круглого стола и мне больше незачем жить на свете. – Сказав так, поднялся он в седло и выехал в поле. И был рядом с ним один герольд. Прочие же держались вдали.
Вот прозвучала труба, и провозгласил герольд, что вызывает сэр Артур сэра Ланселота, чтобы биться с ним до смерти каким угодно оружием. И едва смолк зычный голос герольда, как в ту же минуту опустился мост, распахнулись ворота и сэр Ланселот выехал в поле.
– Я, Ланселот Озерный, – проговорил он, встав перед Артуром, – обвиняю короля Англии в том, что забыл он рыцарские законы и поднял руку на госпожу мою королеву.
– А я, – ответил Артур гневно, – обвиняю Ланселота в том, что клевещет он на короля, а также и в том, что похитил он королеву и силою держит у себя в замке!
И тут рыцари опустили забрала и разъехались для первого удара.
Вдребезги разлетелись копья, когда столкнулись Артур с Ланселотом, но остались в седлах рыцари и тут же выхватили мечи. И такой пошел по полю гром и треск, точно две рати сошлись и рубятся беспощадно. Рыцари же, что стояли на стенах и в поле, увидели, что выхватил король свой славный Эскалибур из других ножен, – не было с ним чудесных ножен, что берегли его от ран. И, увидев это, иные горько жалели короля, а иные восхищались благородством Артура.
Но длится бой, и ни один рыцарь не может потеснить другого, и сила их не иссякает. Что же до ран, то бежит по доспехам кровь у обоих, но словно бы и не видят ее витязи.
– Двух рыцарей не станет нынче, – молвил тут Динадан, – ибо ни в чем не уступают они один другому, разведет же их только смерть.
И многие дамы и рыцари, глядя, как рубятся Артур и Ланселот, плакали от жалости. Одна лишь королева Гвиневера стояла безмолвно, словно оцепенела ее душа от горя. И вдруг встрепенулась она и сошла со стены.
Вот уже минует королева ворота, и сквозь ряды сверкающих доспехов проходит она. Вот бесстрашно подходит туда, где топчутся взмыленные кони и искры сыплются с клинков.
– Государь, – проговорила королева Гвиневера, – нет вам более причины биться с Ланселотом, ибо я жду вас. – И хоть негромки были ее слова, тут же опустились мечи у рыцарей, а Гвиневера продолжала: – Сэр Артур, вы заточили меня в монастыре, поверив Мордреду, сэр Ланселот освободил меня, но жестоко оскорбил вас. Однако я, королева Англии, не позволю вам нынче пролить кровь. Знайте же, что, едва один из вас упадет с коня мертвым, я тут же убью себя. – И королева выхватила из складок платья кинжал.
И тут же со стуком упали в ножны мечи, и Гвиневера проговорила:
– Как видно, ни покоя, ни счастья не суждено нам троим, так пусть хотя бы не льется кровь по нашей вине. Прощайте же, благородный Ланселот. А нас с вами, – сказала она Артуру, – ждет Камелот.
О том, что случилось тем временем в Камелоте
Великой хитростью наделил сатана сэра Мордреда. Еще только подъезжали его отряды к Лондону, что лежал в дыму от пожаров, а уже нагрянувшие из-за моря враги подались назад. И громко славили Мордреда его воины, ведь одни только родичи хитроумного негодяя знали о тех сетях, что сплел он своим лукавством для короля Артура и всей Англии.
Стремительней ветра промчались они сквозь несчастный Лондон, и злобным торжеством горели маленькие глазки Мордреда, когда вел он свое войско.
– Вперед! – кричал он своим бойцам. – Вперед! Глядите, уже враг бежит от вас.
Да разве знал кто-нибудь, что не для грабежа пришло с севера войско на кораблях, что задумал Мордред усесться с их помощью на английском троне, истребить благородное рыцарство и править страною.
Захлопнулась ловушка! На узкую лесную дорогу рушатся вековые деревья, с проклятьями натягивают всадники удила, страшно храпят боевые кони.
– Назад! Назад!
Но и сзади рушатся на дорогу стволы, а из леса, что стеной стоит по сторонам, вылетели, подобно пчелам с железными жалами, оперенные стрелы. Без устали натягивают лучники тугие тетивы, точно на смертоносных струнах играют они. И целиться не нужно – теснится на дороге войско англичан, всякой стреле находится пожива. Только туда, где застыл у завала сэр Мордред со своими родичами, не залетает ни одна стрела.
Но перестали петь тетивы в лесу, и разнесся голос Мордреда над стонами раненых.
– Англичане! – прокричал он. – Опустите ваши мечи, и копья вам теперь не помогут. Лишь тот останется жить, кто признает меня королем Англии и ударит со мною на Артура. Остальных же стрелы расклюют железными своими клювами!
Те лгут без стыда, кто говорит теперь, что не любили своего короля англичане. Дескать, предали короля Артура его воины, разом забыли гордость и мужество свое. Видно, тот, кто говорит так, не слыхал, как поет стрела в полете, не видал, как падают наземь могучие бойцы и не могут ответить на удар ударом. Ведь не смерть страшна воину, а предательство. И дрогнуло войско, когда выехал из лесу предводитель чужеземцев. Выехал на рослом жеребце, и сверкал его доспех сквозь рыжую бороду до пояса. Мордред же тронул коня шпорами и поехал ему навстречу, и приветствовал его как союзника и друга. И многие тут горевали и отводили взгляды от пронзительных глаз Мордреда, когда он с рыжебородым объезжал новое свое войско. А тех, кто и тут не пожелал служить королю-предателю, обезглавили перед войском безо всякой жалости, и кровь их вытекла на землю. Поняли воины, что этой крови не простит им благородный Артур и что один путь остался у них – с предателем Мордредом до конца.
Но не дал Мордред своему войску времени на раздумья. Еще не просохла кровь убитых, а уже ведет он свои полки на Камелот.
Страшится предатель встречи с Артуром и его рыцарями, спешит войти в Камелот раньше, чем придет туда король. "А может, и нет короля в живых? Может, схватились они с Ланселотом и лежат израненные? Или зарубил Ланселот Артура и сам идет на Камелот?" И страшно Мордреду от собственных мыслей, и терзает он шпорами несчастного своего коня.
Но, стоило башням Камелота показаться, стоило сэру Мордреду увидеть, что распахнуты ворота замка и не видно воинов на стенах, тут же дух его окреп, и въехал он в замок как владыка. Высыпали ему навстречу все, кто случился на этот час в Камелоте, и объявил во всеуслышание сэр Мордред, что нет более в живых короля Артура. Что зарублен он в схватке с Ланселотом и что ему, Мордреду, отныне владеть Англией и править ею. И войско Мордреда молчало угрюмо, прочие же никак не хотели поверить, что смертью короля закончилась их с Ланселотом распря. А священник, что служил в королевской церкви, вышел к самозванцу и бесстрашно сказал ему:
– Сэр, что задумали вы? Ведь всякому известно, что Ланселот – верный рыцарь Артура. А если и пал король в бою по воле Господа, то где же прекрасная леди Гвиневера? Уж не скажете ли вы, что и ее зарубил сэр Ланселот?
А сэр Мордред молчал и наливался злобою. И тогда продолжил священник:
– Опомнитесь, сэр Мордред, оставьте, что задумали, а иначе прокляну я вас книгой, колоколом и свечой.
– Будь ты проклят! – отвечал ему Мордред. – Делай что хочешь. – И приказал он немедля затворить ворота замка и выставить караулы.
А бесстрашный священник вошел в свой храм и прочел слова, страшнее которых нет для доброго христианина.