Позолоченная корона с лиственным орнаментом и овальное лицо нежных телесных тонов - несомненные признаки благородства. Значит, или королева, или святая. Принимая во внимание место обнаружения, скорее всего религиозный образ. Вуали под короной нет, светлые волосы. Красные губы скромно сжаты, но на них играет едва заметная полуулыбка. Если не считать тончайшей паутины кракелюров - трещинок не толще человеческого волоса, со временем появляющихся на лаковых покрытиях, - никаких повреждений окрашенной поверхности. Даже не прикоснувшись к статуе, я знала, что она вырезана из дерева.
Не иначе как полихромная деревянная скульптура. В прекрасном состоянии и почти в натуральную величину.
- Редкая находка, правда? - Гейл прямо распирало от гордости.
- Не сомневайся.
- Интересно, сколько ей лет?
- Не могу сказать, пока хорошенько не осмотрю.
- Если она деревянная, то ведь есть научные методы датировки.
- Возможно, придется ими воспользоваться, но позднее. Сейчас и речи быть не может, чтобы к ней прикасаться. И потом, гораздо интереснее, если мы с тобой сами определим возраст.
- То есть вы определите. Я плохо разбираюсь в средневековой деревянной скульптуре.
- Я и сама не такой большой знаток, хотя мне пришлось изучать археологию искусства и архитектуры, чтобы получить степень магистра. Докторская диссертация была об использовании разбитой скульптуры в качестве каменной засыпки в строительстве после роспуска монастырей. Можешь представить, сколько интересного я могу рассказать в дружеской компании!.. Ладно, прежде всего перенесем ее в тень. Гроб все равно утратил герметичность и ни от влаги, ни от насекомых не защитит. А скульптуру, думаю, потому-то в него и упрятали. Нужно сделать все возможное, чтобы условия хранения не изменились.
- Прохлада, темнота и низкая влажность?
- Именно. По ходу дела сфотографируем. Или ты уже успела?
- Не удержалась. - Из вместительного заднего кармана джинсов Гейл извлекла цифровую камеру.
Я обошла гроб, чтобы посмотреть, как он сделан. Ничего особенного - прямоугольная коробка, стенки припаяны к завернутым, как у пирога, краям основания и крышки.
- Как же вы его открыли?
- От времени спайка стала хрупкой. Когда земля над склепом обвалилась, удар пришелся по крышке и припой раскрошился. Сдвинули запросто. Сердце оборвалось, когда я увидела, что внутри.
Я еще не решила, где работать со статуей после того, как мы ее вытащим. В портативной кабине, которой мы пользовались для очистки и восстановления найденных скелетных фрагментов, было чересчур жарко и слишком яркое освещение. Да ее уже и разобрать успели.
- Непонятно, почему она оказалась на кладбище, да еще в гробу. - Гейл никак не могла отойти от волнения, и голос у нее дрожал.
- Ума не приложу, - призналась я. Версию о похороненной в свинцовых гробах супружеской паре оставалось только забыть. - Сейчас меня больше всего интересует, где ее хранить.
- А чем плох Центр исторического наследия?
Я слегка призадумалась. В начале месяца мы устроили небольшую выставку в городской библиотеке и Центре исторического наследия Каслбойна. Название, конечно, громкое, но речь шла всего лишь о просторной комнате, в которой проводились выставки, встречи и книжные презентации. Скорее всего муниципалитет даст согласие на временное хранение - ведь статуя найдена на принадлежащей ему территории. Впрочем, кто их знает? Не важно. В любом случае право собственности на найденный артефакт принадлежит государству, и оно это право реализует, передав статую в Национальный музей.
- Разумное предложение, - одобрила я. - Подбери двух крепких парней, чтобы сдвинуть крышку до конца и извлечь статую. Пусть наденут защитные комбинезоны, маски и прочные резиновые перчатки. Не жалей пузырчатой пленки - ее надо как следуют обернуть - и попроси Пегги организовать перевозку в центр. А я пока обговорю детали с Домиником Ашером.
Возвращаясь к машине, я испытывала противоречивые чувства радости и тревоги. Очень похоже, что нам удалось обнаружить нечто исключительно важное. Но как такая вещь угодила на чумное кладбище? Почему рядом с ней погребены человеческие останки?
Я села в машину и попыталась найти подходящий ответ. Тщетно. Никогда раньше подобного не случалось - ухватиться не за что. Тогда я решила позвонить Финиану. В молодости он преподавал историю, всегда интересовался фольклором и мог подсказать что-то полезное.
- Наверняка ты сразу же подумала о Каслбойнской Мадонне - было первое, что он сказал.
Финиан ошибался, но я знала, что он имел в виду чудотворный образ Пресвятой Девы, широко известный в Средние века. В католической церкви Святого Патрика, где я пела в хоре, было его витражное изображение.
- Разве та статуя не погибла во времена Реформации?
- По официальным данным, ее уничтожили. Однако есть версия, что она уцелела, ее где-то скрывали последующие сто лет, и только потом солдаты Оливера Кромвеля, размещавшиеся в городе, пустили ее на дрова.
- Так или иначе, Каслбойнской Мадонной наша статуя быть не может. Даже уверенности в том, что это образ Пресвятой Девы, у меня пока нет.
- А если это Женщина-Смерть?
По спине побежали мурашки. Занимаясь предварительной исследовательской работой до начала раскопок, я слышала одну "историю с привидениями" - о кладбище Модлинс и Женщине-Смерти. Тогда я пропустила ее мимо ушей.
- Напомни, пожалуйста, подробности.
- Ты не против, милая, если мы поговорим об этом позже? У меня сейчас дел по горло - наступила горячая пора, начало туристического сезона.
- Конечно.
Когда я поднялась на третий этаж и вошла в кабинет, Доминик Ашер стоял, наполовину высунувшись из окна.
Я опустилась на стул перед его письменным столом и вежливо кашлянула. Ашер разогнул спину и поставил на пол комнатную лейку.
- Пришли, Иллон?.. Хочу вот как следует полить цветы перед выходными. - С моего места цветочный ящик за окном видно не было, но я узнала наполнивший кабинет сладкий запах желтофиоли.
Ашеру перевалило за сорок. Он уже начал лысеть со лба, причем не самым удачным образом: неумолимо отступая к темени, черная шевелюра оставляла за собой неопрятную нашлепку из редких спутанных волос, сквозь которую просвечивал скальп. И это при неожиданно густых кустистых бровях. Его манера говорить тоже была странной. Подвижные губы практически не участвовали в артикуляции. Слова и фразы выходили изо рта, как листы бумаги из принтера.
Он сел за стол и оглянулся на окно.
- Сегодня желтофиоль не часто увидишь. Небось и в Брукфилдском саду ее не найти?
Ну разумеется, типично провинциальный менталитет. Имелось в виду, что теперь, когда Финиан добился всеобщего признания, он зазнался и почивает на лаврах, вместо того чтобы заниматься делом.
- Никогда не интересовалась, - поставила я точку. На такие подковырки лучше не обращать внимания. - Какие меры приняты по утечке жидкости?
- Да еще эта утечка, - буркнул недовольно Ашер. - Я переговорил с главным городским инженером и Службой здравоохранения. К счастью, все произошло далеко от жилых кварталов, да и продолжения не предвидится. Поэтому они считают, что особых причин для беспокойства нет.
- Возможно. Хотя было бы нелишне установить там ночное дежурство.
Ашер бросил взгляд на часы, висевшие на стене за моей спиной.
- Самое большее, что я могу сейчас сделать, это поручить нашему сотруднику охраны приглядывать там за порядком.
- В склепе оказалось еще кое-что - деревянная статуя, лежавшая в свинцовом гробу.
По выражению лица Ашера я поняла, что сейчас он думает только о том, какими неприятностями ему это грозит.
- Сама еще толком не видела и не могу сказать ничего определенного, - продолжала я. - Центр исторического наследия согласен принять ее на хранение, если, конечно, вы не против.
Ашер нахмурился.
- Я… Я не возражаю.
- Пока я не поставила в известность Национальный музей, пусть до конца недели останется здесь. Все это время ключ от центра должен быть только у меня.
- Даже когда библиотека работает, он обычно закрыт, если в нем не проводятся какие-нибудь мероприятия.
- Я в курсе. У меня должна быть возможность входить и выходить из центра когда понадобится. Да и неловко взваливать ответственность за сохранность статуи на персонал библиотеки.
- Уговорили. Я их предупрежу. - Он снова посмотрел на часы. - А теперь давайте наконец подпишем акт передачи.
Все документы лежали у него на столе. Моя подпись давала муниципалитету "добро" на использование территории кладбища в целях развития городской инфраструктуры. Его подпись подтверждала, что отныне всю ответственность за происходящее там муниципалитет берет на себя.
- Вперед, Доминик. Можете строить свою транспортную развязку. - Я положила перед ним подписанный бланк разрешения на строительство.
Он откинулся на спинку кресла, придвинул документ поближе и постучал по нему средним пальцем. Ну-ну, оказывается, еще не все.
- Неужели вы, господа, нисколько в ней не заинтересованы?
- "Вы, господа" - это, простите, кто?
- Да вы и ваши дружки-археологи. Стоит заикнуться о городском строительстве, тут же поднимаете крик. Зато всегда готовы попользоваться результатами.
Возможно, Ашер терпеть не мог людей, которые, с его точки зрения, лезли не в свое дело. Однако такой откровенной грубости он раньше себе не позволял. Я не собиралась оставлять ее без внимания и уже готова была высказать все, что о нем думаю, когда на столе зазвонил телефон. Разговаривая в трубку, он сдвинул в сторону газету, лежавшую поверх ежедневника, в котором ему понадобилось что-то уточнить. Я сразу узнала первую полосу таблоида "Айрленд тудей" двухнедельной давности и поняла, почему управляющий так на меня ополчился.
По словам журналиста, освещавшего мою встречу с городской общественностью в Центре исторического наследия, во время дискуссии по поводу проводившихся раскопок я, дескать, обвинила "отцов города" в близорукости за готовность уничтожить кладбище ради строительства транспортной развязки, а также резко критиковала планы развития Каслбойна.
Ашер закончил разговор и сделал пометку в еженедельнике.
- В следующий раз, Доминик, когда вам захочется говорить со мной таким тоном, - сказала я, - потрудитесь проверить, насколько ваша информация соответствует истине.
- Что вы имеете в виду?
- Я абсолютно уверена, вас задел репортаж Даррена Бирна, в котором он якобы меня цитирует.
- А вы, значит, ничего подобного не говорили…
- Кто-то спросил, много ли еще в Каслбойне такого, что мне хочется разрыть и перекопать. Я ответила, что раскопки есть форма научного исследования, причем не единственная в работе археолога. А также добавила, что не хотела бы видеть свой город изрытым вдоль и поперек даже с археологическими целями, если в конечном итоге он превратится в очередной Гигантский торговый центр. Я не высказывалась против сноса кладбища, не критиковала городское руководство, не употребляла слово "близорукость". Бирн вставил это в репортаж, чтобы всех перессорить. И, похоже, преуспел.
- Даже если так, все равно очевидно, что вы не упускаете случая укусить руку, которая вас кормит.
- Если и кусаю, то не до крови. Потому что прекрасно понимаю, что благодаря так называемому развитию имею возможность зарабатывать на жизнь. Но все равно я не буду молчать, видя, как постепенно уничтожаются самые привлекательные особенности моего родного города - именно те, что делают его уникальным, единственным в своем роде. Я не выступаю против перемен как таковых - археологи лучше других знают, что люди всегда стремились видоизменить ландшафт. Меня до глубины души возмущают рекламные щиты аукционов, призывающие приобретать недвижимость в историческом Каслбойне с его замечательным средневековым культурным наследием. А ведь именно оно безвозвратно гибнет от той застройки, которая ведется с одобрения муниципалитета.
- Вы даже не подозреваете, какое на нас оказывают давление. Мы сопротивляемся изо всех сил, но это все равно что пытаться остановить прилив. - Лицо Ашера омрачилось. - Некоторые люди пойдут на что угодно, лишь бы урвать свое.
ГЛАВА 5
Первое, что я увидела, войдя в единственную комнату центра, была статуя. Она стояла ко мне лицом на низкой сцене, с которой здесь иногда выступали чтецы и декламаторы. Гейл и еще один участник нашей археологической группы - Брайан Морли, долговязый аспирант в жеваной зеленой, смахивающей на ведерко шляпчонке - во все глаза рассматривали скульптуру. Раскрашенная и позолоченная, она была настоящим произведением искусства. Я не сомневалась, что передо мной образ Пресвятой Девы с Младенцем.
Мантия Марии, к моему удивлению, была ярко-красной, подпоясанное платье - сверху донизу золотистое; на Младенце - простая белая туника. Полные жизни и энергии цвета одежды уравновешивались нежными и естественными тонами кожи - здоровой розовощекостью ребенка и чуть подернутой румянцем бледностью женщины. Еще большее впечатление производило выражение лица: казалось, синие глаза пристально смотрят на меня, а губы слегка улыбаются. Мне стало немного не по себе - мы словно внимательно изучали друг друга.
Статуя была лишь чуть ниже меня. Центр тяжести приходился на левую ногу, правая - согнута в колене, проступавшем под тканью платья. Женственность позы подчеркивали плавные складки мантии; юбка, спускавшаяся почти до земли, повторяла ее мягкие, волнистые линии. Она стояла так потому, что к груди ее приник Младенец Иисус. Он в том возрасте, когда ребенок только-только начинает ходить, и такой же светловолосый, как мать. Левой рукой Мария поддерживала под попку малыша, который сосал молоко, положив одну ручонку ей на плечо, а второй сжимая грудь. Он отвернулся от зрителей, устремив глаза на мать. Склонив лицо к сыну, пальцами правой руки Мария придерживала расстегнутый лиф платья, чтобы грудь оставалась открытой. Контуры статуи напоминали латинскую S, с укороченной верхней и удлиненной нижней частью.
- Поразительные цвета, - сказала Гейл Брайану, когда я подошла к ним со спины. Она немного отступила и сфотографировала статую. Оба не догадывались о моем присутствии.
- А на мой вкус - слишком ярко. - Брайан снял очки и протер их краем футболки, словно от такого красочного зрелища могли остаться следы на линзах.
Под висевшим над статуей потолочным светильником позолоченная корона Марии превратилась в ослепительный нимб. С двумя зрителями, стоявшими, задрав головы, все напоминало сюрреалистическую сцену из фильма Феллини, название которого в тот момент вылетело у меня из головы.
- Нет-нет, она прекрасна, - прошептала Гейл.
- Гейл совершенно права, - поддержала я.
- Ой, это вы, Иллон, привет. А мы только что ее внесли, - сказала Гейл.
- Спасибо, водитель выручил, - добавил Брайан, возвращая очки на место. - Она тяжелее, чем кажется.
Я поднялась на сцену и обошла вокруг скульптуры. Сзади все детали были тщательно проработаны: мантия спадала вниз тяжелыми складками, не покрытые вуалью золотистые волосы заплетены в две толстые косы ниже пояса, а в них вплетены черно-золотые ленты, спускающиеся почти до края мантии. В тугих косах различимы пряди волос, совсем как настоящие благодаря слою специальной гипсовой грунтовки, которым скульптуру покрывали перед раскрашиванием.
Вблизи цвета ее одежд, ничуть не потускневшие от времени, производили совершенно поразительное впечатление. Красный цвет мантии трепетал и переливался, словно краску только что нанесли и она еще не просохла; от игры света и тени в складках позолоченное платье казалось сшитым из неведомой ткани, сотканной из золотых нитей. Только сейчас я обратила внимание на малозаметные детали: ряды мелких пуговиц на нижней поверхности рукавов; красные розетки с черной кромкой, украшавшие пояс и юбку. Рассматривать все это можно было часами, и дальнейшее знакомство пришлось отложить.
- Что, Брайан, находишь это безвкусным? - поинтересовалась я, сделав шаг назад и став перед сценой рядом с коллегами.
- Я предпочитаю без раскрашивания. Материал, из которого сделана скульптура, должен говорить сам за себя.
- Это твое личное мнение?
- Разумеется.
- Не обидишься, если я скажу, что последние несколько столетий таков общепринятый взгляд на скульптуру?
Он пожал плечами.
- Какая разница? Лишь бы мне самому нравилось.
- Неужели ты предпочитаешь черно-белые фильмы цветным?
- А при чем здесь кино?
- Возможно, не самое лучшее сравнение, но представь себе, что такие фильмы, как "Унесенные ветром" или "В поисках Немо", вдруг стали не по душе зрителям потому, что сняты в цвете. Трудно поверить, правда? В конце концов, их успех во многом объясняется "картинкой" - тем, как использовали цвет, добиваясь определенного эффекта. - Я кивнула в сторону статуи. - А в те времена подобной формой искусства была полихромная скульптура. Дошло?
- Вроде бы. И все равно: зачем скульптуры раскрашивать?
- Значит, не до конца. Ты продолжаешь считать эту статую вполне законченным произведением и без раскрашивания, как если бы оно было чем-то второстепенным, более того - излишним. Но средневековые мастера так не думали.
Брайан пожал плечами.
- Вы хотите сказать, что раскрашивание не менее важно, чем собственно резьба, - вмешалась Гейл.
- Даже важнее. При этом раскрашивание - всего лишь часть долгого и сложного процесса. Сегодня эта форма искусства практически утрачена. А в те времена все начиналось с того, что из подходящего отрезка бревна удалялась сердцевинная древесина, чтобы его впоследствии не повело и не появились трещины при высыхании. Затем вырезанную фигуру оклеивали тканью, обычно льняным полотном - иначе мог растрескаться грунт, наносившийся сверху в несколько слоев. Использовали особую белую гипсовую грунтовку. Покрывая ее штрихами и насечками, имитировали фактуру ткани, или - как у нашей статуи - пряди волос и планку с вышивкой на лифе платья. Из того же гипса отливали отдельные детали скульптуры - к примеру, лиственный орнамент короны или грудь, к которой прильнул младенец.
Я заметила, как Гейл и Брайан смущенно переглянулись. Неужто из-за того, что я упомянула женскую грудь?
- Те части, которые вырезались отдельно, как, например, фигура Младенца или руки Девы, крепились к основной секции шпонками или с помощью клея; места соединений заклеивались тканью. При раскрашивании, помимо пигментов, использовали сусальное золото и цветные глазури, добиваясь самых разнообразных эффектов. Конечной целью было создание образа, способного оказать глубокое воздействие на верующих.
- Ух ты, - поежилась Гейл. - Представляю такое в окружении сотен мерцающих свечей или когда свет падал сквозь витражное окно… Прямо как призрак или привидение.
- Вы ведь сказали, что зазоры в местах соединений заклеивали тканью? - обратился ко мне Брайан. - Смотрите, здесь не помогло. - Он провел в воздухе воображаемую линию сверху вниз по центру статуи.