Глава 38
Синди вышла от Нейла Пинкуса раздраженная и столь же нацеленная на поиски, как и прежде. Адвокат назвал ее девушкой, словно она была одной из его дочек. Он недооценил ее упорство и не учел, что она работает журналистом, пишущим о преступлениях.
Она осторожна. Она опытна. Она - профессионал.
И что она ненавидела больше всего? Он ее достал.
Прогнав нахлынувшее беспокойство, она открыла дверь в столовую для бездомных и оглядела несколько десятков людей в обносках, стоявших в очереди у раздачи, некоторые уже склонились над тарелками, оберегая свою порцию яичницы с беконом. Три человека в грязных одеждах беседовали о чем-то в углу.
Она впервые задумалась: а если кто-то из них убил Скитальца Иисуса?
Она искала и не находила дневного смотрителя, Луви Джамп, поэтому, сложив руки наподобие рупора, Синди прокричала, привлекая внимание:
- Меня зовут Синди Томас, я из "Кроникл". Пишу статью о Скитальце Иисусе. Я намереваюсь сесть вон там снаружи, - показала она на окно, через которое виднелись два стоявших на тротуаре пластиковых стула. - Если кто-нибудь сможет мне помочь, буду благодарна.
Бездомные зашумели, их голоса эхом отдавались в большом помещении столовой.
Синди вышла наружу и села на более устойчивый с виду стул. Она открыла ноутбук, а рядом уже начала выстраиваться очередь желающих. Уже от первого бездомного Синди узнала, что "буду благодарна" означает - заплачу за информацию.
Через час после сделанного объявления у Синди имелось тридцать историй о личных контактах со Скитальцем Иисусом, обрывки маловразумительных и откровенно бессмысленных разговоров, но ничего основательного, полезного или даже интересного.
Цена за эту информационную белиберду равнялась семидесяти пяти баксам, включая всю ту мелочь, которая нашлась на дне сумочки, плюс помада, фонарик-авторучка, заколка прямо из волос, коробочка освежающих леденцов и три гелевые ручки.
Отчет по расходам получился бы уморительный, но в написании статьи она не сдвинулась ни на дюйм.
Синди взглянула на последнюю из очереди - чернокожую женщину в красной вязаной шапочке и очках в бордовой оправе, занявшую стул напротив.
- У меня не осталось наличных, но есть еще проездной, - сказала Синди.
- Синди? Ты решила здесь расположиться навсегда? Однако это запрещено.
- Луви! Я по-прежнему работаю над этой чертовой историей, и по-прежнему у меня ничего нет, даже настоящего имени Скитальца.
- Скажи мне, с кем ты говорила.
Синди прокрутила содержимое на экране своего ноутбука.
- Шумная Машина, мисс Пирожок, Сальсамандра, Бритва, Сладкий Ти, Крохотуля…
- Позволь, я тебя прерву, дорогая. Понимаешь, твоя проблема и является самим ответом на нее. Ты же знаешь. "Также известный как…" У некоторых из них уже есть приводы. Или они не хотят, чтобы семьи их нашли. Они хотят пропасть. Может статься, именно поэтому Скиталец Иисус и не имеет настоящего имени.
Синди вздохнула, подумав, что потратила целое утро на безымянных и безнадежных бездомных, и почувствовала угрызения совести за свой разговор с Линдси. А ведь она была права - пока нет никаких существенных данных.
Мысленно распрощавшись со статьей и крайним сроком, Синди поблагодарила Луви, убрала в сумку ноутбук и направилась к Мишн-стрит, размышляя, не осознанно ли Скиталец Иисус разорвал свои связи с прошлым. И смерть стала концом его истории.
Так ли это?
У нее появилась идея.
Синди набрала номер своего редактора и сказала:
- Тереза, ты сможешь минут через пять уделить мне немного времени? Я хочу с тобой посоветоваться.
Глава 39
Лучи полуденного солнца, проникавшие сквозь стеклянную крышу, светящимся ореолом окутывали голову Сары Нидльман, ругавшей Любимицу на чем свет стоит:
- О чем ты вообще думала, когда клала на стол карточки с именами Бэйли?
- Я не отвечаю за именные карточки, Сара.
- Именно ты и отвечаешь. Я специально попросила тебя сверить карточки со списком приглашенных. Разве Иса и Итан есть в списке?
- Нет, конечно, нет.
- Я готова тебя убить, честное слово. Эти два пустых места за четвертым столом. Все и так думают о супругах Бэйли.
- Извини, Сара, - сказала Любимица, хотя и ни о чем не жалела. На самом деле радость бурлила в ней, подобно пузырькам шампанского. Ей приходилось сдерживать смех.
Именные карточки! Как будто они имеют значение!
Любимица и две другие девушки на побегушках сидели за стойкой регистрации в великолепной крытой галерее Азиатского музея искусств, приветствуя гостей, пришедших на ужин по случаю помолвки племянницы Сары Нидльман, Фриды.
Гости представляли собой сливки высшего общества Сан-Франциско: сенаторы, доктора и профессора, издатели и звезды шоу-бизнеса. Они поднимались по большой лестнице, облаченные в смокинги и сшитые по индивидуальному заказу вечерние платья, получали у стойки регистрации номер стола, за который им надлежало сесть, и направлялись в зал "Самсунг".
Оттуда они могли войти в галерею с бесценными произведениями искусства из Японии, Китая и Кореи, прежде чем усесться за столы с шелковыми скатертями и живыми калами. Там их ждал ужин из семи блюд, приготовленный знаменитым шеф-поваром Йоджи Футомато.
Но все это позже. А сейчас Сара Нидльман заканчивала свою тираду:
- Ты можешь уйти. Осталось подъехать всего нескольким гостям.
- Спасибо, Сара, - улыбнулась Любимица. - Ты хочешь, чтобы я погуляла с собаками утром?
- Да-да, пожалуйста. Я посплю подольше.
- Не беспокойся, - сказала Любимица. - Я тебя не разбужу.
Любимица попрощалась с остальными девушками. Взяв свою копию списка гостей с пометками, она припрятала его в сумочку, размышляя об этих двух сотнях людей, которых она приветствовала: некоторые узнали ее, другие - нет.
Она прикинула, как проведет этот одинокий вечер.
Приготовит пасту. Выпьет немного вина. Проведет парочку интересных часов, просматривая список гостей.
Внесет собственные пометки.
Продумает некоторые планы.
Глава 40
Положив руки на бедра, Клэр сказала: "Нам нужна настоящая розыскная работа". И мы бросили на это все силы. Вместе с Конклином мы в четвертый раз за неделю тщательно обыскали весь дом в поисках Бог знает чего.
Мы прочесали все девять тысяч квадратных метров: бальный зал, бильярдную комнату и зал с бассейном, спальни, кухни, кладовки, гостиные, детские и столовые. Мы открывали все шкафы, коробки, сейфы, перерыли содержимое всех ящиков и пролистали каждую книгу в их чертовой библиотеке.
- Я забыла, что мы ищем, - брюзжала я, обращаясь к Конклину.
- Потому что здесь отсутствует то, что их убило, - ответил Рич. - И у меня нет не только хороших идей, у меня даже плохих не осталось.
- Да и разве мы не распотрошили весь дом? - сказала я, оглядывая основной зал.
Каждая дверная ручка, каждая плоская поверхность и предмет искусства были испачканы дактилоскопическим порошком. Каждое зеркало и картина - сняты со стены.
Даже доброжелательный и мудрый Чарли Клэппер пребывал в раздражении: "У Бэйли было полно друзей и куча вечеринок. У нас достаточно отпечатков и следов, чтобы полностью застопорить работу лаборатории. На целый год".
- Что теперь, сержант? - спросил Конклин.
- Ладно. Очередной осмотр закончен.
Двигаясь к выходу, мы повсюду гасили за собой свет и натыкались друг на друга в темноте, пока Конклин закрывал за нами входную дверь. Потом он проводил меня до машины.
Он придержал для меня дверцу, а я, вставая на подножку своего "эксплорера", внезапно оступилась. Рич поймал меня, схватив за плечи, и в тот миг я могла бы почувствовать надвигающуюся опасность.
Но закрыла глаза.
И словно так и было запланировано, его губы припали к моим, а мои руки обняли его за шею, и земля полетела у меня из-под ног.
Я прижалась к нему, кровь забурлила. Мои волосы окутали его лицо, поднятые ветром от промчавшейся позади нас машины. Я услышала, как водитель выкрикнул нам: "Снимите номер!"
Его слова резко вернули меня на землю, подобно силе притяжения.
"Какого черта мы творим?"
Прежде чем Рич мог бы сказать: "Тот парень подал отличную идею", - я выпалила:
- Проклятие, Ричи. Я не знаю, кто из нас более сумасшедший - ты или я.
Его руки, лежавшие на моей талии, прижали меня еще крепче.
Я мягко высвободилась из его объятий. Его лицо преобразилось от наших поцелуев, и он выглядел… обманутым.
- Прости, Рич. Мне не следовало…
- Не следовало что?
- Мне следовало смотреть под ноги. Ты в порядке?
- О да. Всего лишь еще один момент, которого как будто никогда не было.
Мои губы по-прежнему горели, и мне было стыдно. Я больше не могла смотреть на его искаженное болью лицо, поэтому отвернулась, уверенно поставила дрожавшую ногу на подножку и втащила свою глупую задницу на водительское сиденье.
- Увидимся завтра, - сказала я. - Хорошо?
- Конечно. Да, Линдси, да.
Я закрыла дверцу, завела машину и уже собиралась дать задний ход, когда Рич жестом показал мне, чтобы я опустила стекло. Я так и сделала.
- Ты. Ты спрашивала, кто из нас более сумасшедший, - сказал он, положив руки на опустившееся стекло, - из нас двоих это ты.
Я высунулась из окна, обняла одной рукой Рича за шею и притянула к себе так, что наши щеки соприкоснулись. Его лицо было теплым и влажным, а когда он запустил руку мне в волосы, я почти растаяла от его обаяния.
- Рич, прости меня.
Я отстранилась, пытаясь улыбнуться. Помахав ему на прощание, я направилась в пустую квартиру, которую делила с Джо.
Мне хотелось плакать.
Прежде я считала, что быть с Ричем - неправильно, и ничего не изменилось. Я по-прежнему на десять лет старше его, мы по-прежнему напарники, и я по-прежнему люблю Джо.
"Тогда почему, - спрашивала я себя, на скорости удаляясь от Рича, - поступая правильно, я чувствую себя так отвратительно?"
Глава 41
Юки и Фил Хоффман заняли мягкие кресла в кабинете судьи Даффи. Судебный стенографист сидела за своей пишущей машинкой рядом со столом судьи. "Что теперь? Какого черта теперь-то случилось?" - думала Юки.
Судья Даффи выглядел измотанным, словно потерял где-то свою хваленую бесстрастность.
Постукивая аудиокассетой, он нетерпеливо выкрикнул:
- Корин? Магнитофон готов?
В обитый деревянными панелями кабинет вошла служащая и поставила проигрыватель на стол перед судьей. Тот поблагодарил ее и вставил кассету в магнитофон.
- Это запись телефонного разговора, - сказал судья Даффи Юки и Хоффману. - Звонок был сделан с прослушиваемого таксофона в женской тюрьме и адресовался присяжной номер два. Есть помехи, но слова различимы.
Юки взглянула на Хоффмана, но тот только пожал плечами. Судья запустил запись.
Заговорила молодая женщина:
- Ты меня хорошо слышишь?
Вторая женщина, чей гнусавый голос помог узнать в его обладательнице присяжную номер два - ушедшего на пенсию почтового работника Карли Филан, - произнесла:
- Лалли, я не могу долго говорить. Сейчас я вроде как вышла в туалет.
Судья остановил запись и пояснил:
- Лалли - дочь присяжной.
- У присяжной есть дочь, находящаяся в женской тюрьме? - уточнил Хоффман.
- По всей видимости, так, - ответил Даффи.
Судья нажал кнопку, и снова пошла запись. Между женщинами велась оживленная беседа: как обстоят дела с защитой Лалли, как ее матери нравятся условия проживания в отеле и что происходит с сыном Лалли теперь, когда и матери, и бабушки нет дома.
- Сейчас начнется важное. Слушайте, - сказал Даффи.
Юки изо всех сил напрягалась, чтобы различать слова сквозь помехи.
- Я видела сегодня утром в душе твою обвиняемую, - сообщила Лалли. - Стейси Гленн, верно?
- Вот хрень! - вырвалось у Хоффмана.
Даффи немного перемотал назад и пустил запись снова.
- Я видела сегодня утром в душе твою обвиняемую. Стейси Гленн, верно? Она болтала с надзирательницей. Говорила ей, что если бы совершила это убийство, то не стала бы избивать ломом, когда у нее дома имеется отличный пистолет.
Юки почувствовала легкое головокружение и приступ тошноты.
Во-первых, Карли Филан солгала, умолчав о дочери во время предварительной проверки на компетентность и допустимость в качестве присяжного заседателя. Если бы она сказала, что ее дочь находится в тюрьме, то ее не взяли бы в присяжные, потому что, по логике вещей, она может быть заведомо настроена против обвинения.
Ведь обвинение пытается засадить ее дочь!
Во-вторых, и что еще хуже, Лалли Филан передает новости о подсудимой своей матери. Если Карли Филан посплетничала хоть с кем-то из своих коллег, все жюри присяжных можно считать "испорченным".
- Вы уже объявили о нарушении процессуальных норм? - спросил Хоффман.
- Нет, не объявлял.
- Тогда это сделаю я, ваша честь. Я должен блюсти права моего клиента, - парировал Хоффман, заведя совсем иную песню, чем пел неделю назад.
Судья пренебрежительно махнул рукой:
- Я собираюсь удалить присяжную под номером два и направить туда замену.
- Возражаю, ваша честь, - продолжал настаивать Хоффман. - Этот разговор произошел вчера вечером. К данному моменту Филан уже могла "отравить" им всех присяжных. Ее дочь сказала ей, что у моей подзащитной имелось оружие.
- Я согласна с вашим решением, ваша честь, - заявила Юки. - Чем скорее вы отделите Филан от остальных присяжных, тем лучше. Замена у нас есть.
- Принято к сведению. Хорошо, - заключил Даффи. - Давайте будем двигаться дальше.
Глава 42
Хоффман и Юки вышли из кабинета судьи и двинулись по выкрашенному в бледно-желтый цвет коридору к залу суда. Юки приходилось идти в два раза быстрее, чтобы не отставать от адвоката противной стороны.
Хоффман пригладил волосы и сказал:
- Присяжные будут крайне раздражены, услышав новости.
Юки взглянула на него. Уж не считает ли он ее глупой или совсем зеленым новичком, а то и тем и другим, вместе взятым.
Присяжные заседатели, конечно, будут не в восторге. Прибытие нового присяжного означает, что им придется отбросить результаты всех прежних дискуссий и начать заново: еще раз пройтись по показаниям, начиная с самого первого, словно они слышат все впервые.
Потрясающая заключительная речь Юки канет в Лету, и присяжные будут думать только о том, как проголосовать, чтобы побыстрее вернуться домой.
Юки знала, что Хоффман в глубине души смеется.
Он даже не знал, что все это время имел секретное оружие в лице Карли Филан. Если Филан уже "испортила" присяжных заседателей, то их решение будет в пользу защиты.
- Может, хватит, Фил?
- Юки, я не понимаю, о чем ты.
- Черта с два!
Они оба знали: если присяжные признают виновность обвиняемой, то Хоффман подаст апелляцию. Уже того факта, что Карли Филан солгала во время отбора присяжных, достаточно для отмены приговора.
С другой стороны, если присяжные снова зайдут в тупик, что вполне вероятно, судье придется аннулировать судебный процесс.
Судья Даффи не хочет этого. Он желает вынести приговор и покончить с делом.
"Ему не о чем беспокоиться", - думала Юки. Понадобится год или два для подготовки ко второму процессу. К тому времени окружная прокуратура взвесит стоимость повторного судебного разбирательства и скорее всего скажет: "Бросьте. Давайте забудем про Гленн".
Естественно, присяжные могут вынести и оправдательный приговор. В любом случае юная Стейси будет свободна.
"Моя черная полоса никак не закончится. Победа, проигрыш или ничья - все равно, ведь Стейси Гленн, эта проклятая отцеубийца, выйдет на свободу".
Глава 43
На следующее утро Синди положила на дорожку около забора, ограждающего станционный парк Колтрейн, свежий выпуск газеты, придавив его парой свечей.
Надпись над ее статьей выделял крупный и жирный шрифт: "Награда 25 000 долларов".
Под заголовком в самом первом абзаце было написано: ""Сан-Франциско кроникл" выплатит награду в 25 000 долларов за информацию, которая поможет арестовать и осудить убийцу человека, известного как Скиталец Иисус".
Вдруг Синди дернули за руку. Она вздрогнула и резко повернулась. Рядом стояла молодая женщина лет тридцати: грязные, висящие сосульками волосы, лицо в прыщах, короткое черное пальто. От ее одежды слегка несло мочой.
- Я знала Скитальца, - прошептала она. - Не надо на меня так глядеть. Я, может, и под кайфом, но соображаю, о чем говорю.
- Здорово, - ответила Синди. - Меня зовут Синди Томас.
- Золотая Флора.
- Привет, Флора. У тебя есть для меня информация?
Женщина посмотрела на поток пассажиров, направлявшихся из пригорода в офисы больших компаний. В сравнении с ними мисс Золотая выглядела как тролль, выбравшийся из канализационного люка.
Она снова беспокойно взглянула на Синди.
- Я только хотела сказать, что он был хорошим человеком. Он обо мне заботился.
- Как именно "заботился"?
- По-всякому. И еще он сделал мне это.
Женщина распахнула пальто и оттянула вниз ворот свитера, показывая Синди свое тату над грудью. Написанные черными чернилами буквы имели азиатские очертания. На взгляд Синди, они выглядели так, словно их писал любитель, но слова вполне можно было понять.
"Иисус спасает, и мне это нравится!"
- Он - единственный, кому было до меня дело, - сказала Флора. - Он присматривал за мной с тех пор, как я ушла из дому год назад.
Синди попыталась скрыть свое потрясение: Флора жила дома до прошлого года?
- Да-а. Мне семнадцать, - продолжила Флора. - Не смотри на меня так. Я делаю со своей жизнью что хочу.
- Ты ведь сидишь на метамфетамине, верно?
- Да-а. Это волшебно. Секс на порошке дает такие оргазмы, что голову сносит, и длится не меньше недели. Ты не можешь даже представить. Нет, тебе нужно попробовать.
- Но ведь это убьет тебя!
- Не твоя забота, - ответила Флора, запахивая пальто. - Я только хотела поговорить о Скитальце.
Флора отвернулась от Синди и двинулась быстрым размашистым шагом в направлении Таунсенда.
Синди побежала за ней следом, выкрикивая ее имя, пока та не остановилась.
- Что? - спросила она, обернувшись.
- Как я смогу найти тебя снова?
- Хочешь номер моего пейджера? - фыркнула Флора. - Может, мне следует дать тебе адрес своей электронки?
Синди смотрела, как Золотая Флора удаляется от нее, пока та не исчезла вдали. Золотая Флора. Теперь у нее что-то есть. Имя, которое хоть как-то позволит двигаться дальше.
А вот как быть с тату?
"Иисус спасает, и мне это нравится!"
Синди пыталась понять его смысл. Каким образом Скиталец спасал Флору? Она сидит на метамфетамине. Наркоманка. Она скоро умрет.
Флора сказала, что Скиталец сделал ей эту татуировку, но написанные слова - странные, с сексуальным подтекстом. Они скорее напоминают клеймо, которое ставит владелец.
Что за святой клеймил своих поборников?