Анна позвонила в Глиб-хаус, ее соединили прямо с комнатой Ленгтона. Она сказала, что приехать сегодня вечером не получится, объяснила, что на работе настоящий завал, день был просто нескончаемый, но все в подробностях рассказывать ей не хочется. Он вроде бы не обиделся и сообщил ей, как хорошо проходит курс лечения: он долго гулял в саду.
- Похоже, у тебя большой прогресс - уже без палочки?
- Да, почти все время. А завтра как, увидимся?
- Да.
- Отлично, если, конечно, на работе завала не будет, - заметил он саркастически.
Анне не хотелось ссориться. Ленгтон был далеко не дурак и понимал, что дело, над которым она работала, теперь уже практически передано в суд, так что ее отговорки звучали не слишком правдиво.
- Ну, ты как? - мягко спросил он.
- Ничего, только я лучше расскажу тебе все, когда встретимся.
- Непременно выкрою время для беседы, - пошутил он.
- Тогда до завтра.
- Да, до завтра. - И он положил трубку, так что она не успела больше ничего сказать.
Анна вздохнула - она знала, как важны для него ее визиты, пусть даже он в этом не признавался. Она набрала номер снова и попросила соединить с его комнатой. Ночная сестра ответила, что Ленгтон не желает, чтобы его беспокоили.
Когда утром она уже собиралась уходить на работу, ей позвонил Баролли. Он извинился за то, что не ответил раньше, - оказывается, страшно простудился и лежал в постели. Голос у него и правда был такой, как будто он еле дышит.
- Мне звонил Майк Льюис, - сказал Баролли и громко чихнул.
- Он передал, зачем я хотела тебя видеть?
- Передал. Отпечатки он проверит, но это ведь общага, там их знаешь сколько!
- Знаю, конечно, но вдруг что-нибудь найдете?
- Ладно, ладно. Слушай, Анна, когда это все случилось, я стоял за Майком и в принципе тоже не видел лиц этих подонков. Я и того, рослого, видел-то, может, несколько секунд, когда он оттуда драпал.
После того как Анна описала Сикерта, Баролли сказал, что не помнит, были ли у кого-то из них дреды, хотя оба точно были чернокожие. Анна совершенно не понимала, почему ни Льюис, ни Баролли не чувствуют того же, что она. И тот и другой были искренне привязаны к Ленгтону и не раз работали с ним бок о бок, поэтому их вялый интерес к поиску изувечивших его мерзавцев Анну страшно удручал.
В комнате следственной бригады о Сикерте не вспоминали, поскольку в коронном суде предстояло слушание по делу Вернона Крамера. Всякий раз Анна удивлялась, как юристы умеют отмыть и приодеть своих клиентов. На Крамере был скромный серый костюм, белая рубашка и галстук. Он признал себя виновным в укрывательстве Артура Мерфи, но заявил, что боялся его и что Мерфи ему угрожал. Эту ложь быстро разоблачили - они представили доказательства, что Вернон спокойно выходил на улицу за рыбой, картошкой и пивом и в любое время мог бы попросить о защите. Кроме того, на первых полосах многих газет были помещены фотографии Мерфи и граждан просили обращаться в полицию. Вернон ответил, что газет не читает. В конце концов его признали виновным. Так как один раз его уже отпускали под честное слово, решено было вернуть его в тюрьму Уондзуорт и добавить полтора года к предыдущему сроку. Теперь ему предстояло отсидеть весь срок без права подачи заявления об условно-досрочном освобождении.
Шелдон взглянул на Анну и пожал плечами:
- Да его и раньше нельзя было выпускать, этого ненормального.
- Ничего удивительного, что Гейл перепугалась. Брат - убийца, дружок его - педофил.
- Оба хороши, только Мерфи садится на всю жизнь, а Вернон через пару лет опять заявится в общагу и притащит кого-нибудь из дружков. А может, и не одного: для их же собственной безопасности их содержат отдельно, попадают туда - и снова в своей среде. Он воображал, что он гений, потому что его нет в списке тех, кто совершил преступление на половой почве. Ну, ничего, на сей раз я сам его туда впишу.
Когда Анна вошла, Ленгтон сидел в комнате отдыха и болтал с двумя другими пациентами. Он приветственно махнул рукой, медленно поднялся и пошел к ней навстречу, раскинув руки.
- Ну, смотри! - с широкой улыбкой произнес он.
Она обняла его, чуть не плача; он еще не очень твердо стоял на ногах и пошутил, что она его уронит. Они пошли к двум свободным креслам, которые стояли около журнального столика. Ленгтон сел, и Анна заметила, что он скривился от боли, потому что, устраиваясь удобнее, он вцепился в подлокотники обеими руками. Усевшись, он громко выдохнул.
- У меня новости и хорошие, и плохие, - сказал он с улыбкой.
- Внимательно слушаю.
- Завтра меня смотрят врачи, и, если все будет в порядке, к выходным я буду дома.
Такого Анна не ожидала: по ее расчетам, он должен был выписаться никак не раньше, чем к концу следующей недели.
- Долго здесь не залежишься: у них ведь так - быстрей-быстрей! Ну, как тебе такая перспектива?
Она заставила себя улыбнуться:
- Чудесно! Уже в эти выходные?
- Ну да. Если мне опять станет хуже, я вернусь еще недели на две - так все здесь делают. Только мне кажется: раз уж я выпишусь, то все, с концами.
Она перегнулась через столик и поцеловала его в щеку.
- Ну а все-таки, куда мне теперь возвращаться - к себе или к тебе? - спросил он.
- Ты сам-то как думаешь? - притворно возмутилась она.
- Ну, пользы от меня теперь будет немного, ты сама знаешь. Сам я даже водить пока не могу, но буду получать компенсацию, так что на такси хватит, чтобы ездить на тренировки и к физиотерапевту. С коленом моим еще работать и работать. Знаешь, что мне медсестра сказала? У вас, говорит, болезнь горничных. Я ответил: "Так я ж не горничная, почем мне знать, что это за болезнь такая!" А она говорит: "Больно - сил нет!" - Он рассмеялся, и Анна рассмеялась вслед за ним.
Она привезла ему свежих фруктов. Ленгтон капризно заметил, что виноград уже видеть не может, но по-детски набросился на яблоки и с хрустом съел подряд несколько штук. При этом он рассказывал ей о других пациентах, очень смешно их передразнивая. В конце концов он успокоился и взял ее за руку:
- Так ты меня правда возьмешь к себе, а, дорогая?
- Правда. И потом, до твоей квартиры целых четыре лестничных пролета, а до моей всего два, да еще лифт, квартира вся на одном уровне. Ясно, что для тебя она лучше. Я буду тебе готовить, ухаживать за тобой…
- Мама мне не нужна, Анна.
- При чем тут мама? Я сама хочу, чтобы ты как можно скорее встал на ноги и вернулся к работе, потому что с тобой легко не будет.
Он усмехнулся, потом нахмурился:
- Ты поменьше об этом распространяйся. Визитеры пусть не ходят. Пока не буду в форме, никого не хочу видеть.
- Как скажешь.
- Я тут составил список того, что мне нужно привезти, когда буду выписываться.
Он передал ей листок, она положила его в портфель. Анна так и не решилась вынуть папку с делом и подборку газетных вырезок. Время пролетело быстро, на прощание они обнялись и поцеловались. У нее на глаза навернулись слезы, когда он шепнул ей на ухо, что любит ее.
- И я тебя люблю. Ты обязательно поправишься, я знаю.
Ленгтон склонил голову набок:
- Надо поправляться, потому что бумажки перебирать я не собираюсь. Нет уж! Я выписываюсь. Столько еще дел надо переделать!
От этих слов ей стало не по себе, но он крепко сжал ее руку:
- Что это ты так разволновалась? Никаких глупостей я не натворю, но если ты меня знаешь - а я думаю, так оно и есть, - то понимаешь, что еще не вечер.
Она грустно улыбнулась:
- Да уж знаю.
Глава 6
В то утро, когда Анна должна была забрать Ленгтона домой, он звонил ей четыре раза. Сначала сказал, что хочет подарить медсестрам шоколад, потом попросил еще купить несколько бутылок хорошего вина. В следующий раз он поинтересовался, приготовила ли она подходящий костюм и галстук. И наконец, снова напомнил, чтобы она не забыла взять с собой подарки. По голосу Анна слышала, что он волнуется как мальчишка, - каждый раз он повторял, во сколько его нужно забрать, и твердил, чтобы она не говорила никому о том, что его выписывают.
Анна выехала в Глиб-хаус с таким расчетом, чтобы появиться там в половине третьего, как ей было велено, но добралась она раньше, потому что в это время автострада М4 была совершенно свободна. Через медсестру она передала сумку и сказала, что будет ждать в комнате отдыха. Ленгтон появился ближе к трем. Выглядел он фантастически, необыкновенно галантно он взял у нее шоколад и вино и роздал медсестрам с истинно королевским достоинством.
Пока он шел к "мини" Анны, толпа медиков махала ему на прощание. Анна несла сумку, в которую Ленгтон сложил грязное белье и всякие мелочи. Открыв ему пассажирскую дверцу, она обошла машину и положила сумку в багажник. Пока она возилась, он все стоял и, держась за дверцу, махал рукой в ответ. Он стоял, пока все не разошлись, а потом, морщась от боли, принялся усаживаться в кресло, которое она заранее отодвинула как можно дальше. Получилось это у него далеко не сразу: было заметно, как отчаянно болит у него колено. Ленгтон недовольно буркнул, что машина у нее игрушечная, но все же сумел плюхнуться на сиденье и затянуть внутрь больную ногу.
Всю дорогу он тяжело дышал, как будто перемогал боль, но каждый раз на ее вопрос, как он себя чувствует, следовал ответ, что все в порядке. В самом конце пути он начал потирать колено, болезненно морщась.
- Это потому, что здесь повернуться негде, - проворчал он.
- Я сначала занесу сумку, а потом спущусь и помогу тебе выйти, - сказала Анна.
- Не надо мне помогать, иди. Я и сам сумею выбраться.
Анна отнесла сумку в квартиру и вернулась к машине. Ленгтон все еще не мог подняться с кресла. Она наклонилась к нему и предложила сначала выставить ноги, но в ответ он сердито бросил:
- Я с силами собираюсь! Без тебя знаю, что делать!
Анна отступила немного и молча смотрела, как он с трудом выставил из машины левую ногу, а потом обеими руками приподнял правую. Чтобы встать, ему пришлось опереться на нее. Пока Ленгтон выпрямлял спину, пот в три ручья катился по лицу. Они очень медленно дошли до лифта, потом так же медленно добрели до ее квартиры: было видно, что каждый шаг дается ему с невероятным трудом, и, как он ни противился, ему все же пришлось держаться за нее.
Едва они добрались до гостиной, как Ленгтон рухнул на софу, принялся тереть колено и забубнил, как ему неудобно было скорчившись сидеть в ее машине и вот что из этого получилось. Анна разобрала сумку и оставила его одного в комнате, чтобы он немного поутих. Спустя некоторое время она спросила, что он хочет: сходить в ресторан или поесть дома.
- Ага, давай в итальянский сгоняем! - саркастически воскликнул Ленгтон.
- Я пошутила! Есть бифштекс, салат и отличное вино.
- Поди сюда. - Он протянул руку, взял ее ладонь и усадил Анну рядом с собой на софу. - У меня сейчас хреновое настроение, и я прекрасно понимаю, какой я неблагодарный сукин сын, только принеси мне таблетки из пузырька с синей этикеткой, от этой чертовой болезни горничных - ну да, так в народе называется воспаление надколенной кости. Одному богу известно, как горничные такую боль терпят, правда, они ведь сейчас на четвереньки не встают, чтобы полы драить.
Анна поцеловала его в холодную влажную щеку. Таблетки нашлись в маленькой черной кожаной сумке с бритвенными принадлежностями. Ему выписали удивительно много самых разных медикаментов. Ленгтон принял две таблетки, запил их стаканом вина (ей показалось, что это не лучший способ лечения), но боль, очевидно, притупилась, и, когда она подала на стол, он ел с аппетитом, нахваливал ее стряпню и повторял, что не ел так с самого дня, когда его ранили. Только когда они дошли до кофе (вернее, дошла она одна, он так и пил вино), он затих и посерьезнел.
- Нелегко все это будет, как думаешь? - спросил он.
- Я другого и не ожидала, но знаешь, я не думала, что ты так быстро вернешься домой. То, что ты здесь, - это чудо.
Он с улыбкой поднял стакан:
- За тебя, моя хорошая!
Она послала ему воздушный поцелуй:
- Так, сейчас все перемою, а потом телевизор посмотрим или ляжем пораньше, может, для тебя так будет даже лучше. День сегодня был тяжелый, а я не хочу, чтобы ты переутомлялся.
- Я тебе скажу, если устану.
- Отлично, тогда посиди немного. Я быстро.
Только Анна протерла на кухне стол и включила посудомоечную машину, как Ленгтон позвал ее из комнаты. Она подошла к нему.
- Встать не могу, - тихо сказал он.
Поднять его на ноги оказалось совсем нелегко: он повис на ней мертвым грузом. Они осторожно пошли к спальне. Дышал он с трудом, два раза они останавливались, он стискивал зубы от боли и только потом делал следующий шаг. Ленгтон страшно смутился, когда ей пришлось помочь ему сходить по-маленькому, но удерживать равновесие у него никак не получалось.
Анна помогла ему раздеться, чтобы принять душ. Ленгтон все время молчал, он морщился от боли, но не проронил ни слова. Она отнесла снятое белье на кухню, чтобы сложить в стиральную машину и дать Ленгтону немного побыть одному, но, когда она вернулась в спальню, он так и сидел раздетый, только накинул на плечи халат.
- Не могу подняться, - сказал он, склонив голову.
- Ничего страшного. Ведь ты же только первый день дома, - ответила она.
Анна нагнулась к нему, взяла под мышки и попробовала приподнять, но он был слишком тяжел, медленно, очень осторожно он навалился на нее всем телом, и они начали потихоньку вставать.
Они зашагали к ванной: одной рукой он держался за ее плечо, другой - за стену. Он совсем исхудал - кожа да кости. Анна включила воду, Ленгтон отдыхал, прислонившись к стене, выложенной кафельной плиткой, и она основательно промокла, пока помогала ему.
Только здесь, в душе, Анна увидела наконец его жуткие раны. Один шрам начинался у правой лопатки, проходил через грудную клетку и спускался почти до самого пояса. Другой рассек правое бедро и шел через коленную чашечку по берцовой кости. Ему, наверное, наложили не одну сотню стежков.
- Что, похож на лоскутное одеяло? - пошутил Ленгтон, пока она мылила ему спину и помогала вымыть голову.
Путь обратно в спальню и облачение в пижаму оказались такими же трудными, Ленгтон совсем без сил навзничь повалился на постель. От жалости и любви к нему ей хотелось разрыдаться, но Анна продолжала как ни в чем не бывало оживленно болтать, завела будильник и принялась снимать с лица косметику.
Когда она собралась ложиться, он уже заснул прямо на покрывале. Анна приподняла другой край, осторожно забралась в постель и выключила свет, чувствуя, что сил совсем не осталось.
Ночью он два раза принимал болеутоляющие таблетки, пока наконец не заснул под одеялом рядом с ней. Дома он почти не говорил, как будто его утомляли даже слова. Анна долго не могла уснуть и думала о том, что ей предстоит. Конечно, она и раньше понимала, что будет нелегко, но даже представить не могла, что действительность превзойдет все ее ожидания.
- Что ж, будем проходить проверку на прочность, - тихо сказал Ленгтон, как будто прочитал ее мысли. Она удивилась - ей казалось, что он спит. Он поднял руку и прижал ее к себе. - Похоже, любовь сегодня в повестке дня отсутствует.
По его голосу Анна поняла, что он произнес это с улыбкой.
- Сегодня точно нет, я очень устала. Но ты не отвертишься, не беспокойся!
Он рассмеялся:
- А я и не собираюсь - надо же убедиться, что все исправно. Во всяком случае, там-то этот гад меня не почикал!
На следующее утро, перед тем как уйти на работу, Анна помогла ему одеться. Ленгтон уселся в гостиной, чтобы посмотреть утренние новости и позавтракать яичницей с ветчиной. Настроение у него было гораздо лучше, чем вчера вечером, и он с улыбкой ответил на прощальный поцелуй Анны.
- Я задерживаться не буду. Что хочешь на ужин?
- Оральный секс был бы очень кстати!
Она состроила ему гримасу и вышла.
В участке, как обычно, спорили Гарри Блант и Фрэнк Брендон - на этот раз о том, какой самый короткий срок был от ареста до суда. Блант упирался, что тридцать шесть дней, но и Брендон стоял на своем - сорок семь. В конце концов, позвонив несколько раз по телефону, торжествующий Блант протянул руку за двадцатифунтовой бумажкой.
Мерфи на ознакомительном слушании по делу признал свою вину. Его по-прежнему содержали в Уондзуорте; уже назначили дату суда и защитника, чтобы представлять его интересы. Гарри, как водится, рвал и метал из-за такой бестолковой траты казенных денег, но делать было нечего: все по закону. По закону, который давно пора было пересмотреть, - в этом Гарри был глубоко убежден. Он считал, что с такими доказательствами и личным признанием Мерфи его надо тут же тащить к судье и давать срок без лишних разговоров.
- Еще лучше - смертельную инъекцию этому сукиному сыну, и все дела! Избавляться надо от таких выродков, нечего ими тюрьмы забивать! - горячился Гарри.
Он уже готов был перейти к следующей излюбленной теме - тюрьмам, но тут Брендон оборвал его, мол, присутствующие все это слышали уже не раз.
- Как там Ленгтон? Я слышал, он выписался из Глиб-хауса, - обратился Брендон к Анне.
То-то Ленгтон взбесится, если узнает, что это уже не тайна.
- Поправляется, - бодро ответила она.
- Вот и молодец! - перебил Гарри и разразился очередной тирадой: - А ты знаешь, сколько получил один мой приятель за то, что по нему лупили, точно по футбольному мячу? Полгода ему шел полный оклад, еще полгода - половина, а потом эти паразиты вообще платить перестали! Все, на что он мог рассчитывать, - это двадцать фунтов в неделю от Федерации полицейских. Двадцать фунтов! Пожрать и то не хватит. Просто ни в какие ворота! А этот бедолага даже имени своего вспомнить не может.
Брендон кивнул, как ни странно, на этот раз соглашаясь с Блантом:
- Меня частная компания страхует, приятель.
Гарри поджал губы:
- Ну, куда мне - с двумя ребятишками, с ипотекой… - Он обернулся к Анне. - А у Ленгтона есть частная страховка?
- Понятия не имею.
- Лучше, если бы была! Это еще не один месяц протянется. Он будет оформлять пенсию по нетрудоспособности?
- Он трудоспособный, - отрубила Анна.
Брендон присел на край ее стола:
- Слушай, был у меня один друг, троеборец. Разбился на мотоцикле, ну и парализовало его ниже пояса. Он показывался главному медицинскому специалисту. Сверху-то у него все нормально, понимаешь? Ноги только не ходят. Так вот, сейчас он нашел непыльную работенку в Хаммерсмите и зарабатывает, пожалуй, даже больше, чем до этого.
Анна прикусила губу. Эти разговоры ее уже порядком достали.
- Пока с головой у него все в порядке, никакой нетрудоспособности не будет. Оба заткнитесь! Раскаркались тут, как две старые вороны.
Брендон пожал плечами и сел за свой стол. Но Анна заметила, как они с Гарри многозначительно переглянулись, будто и тот и другой прекрасно понимали, что она привирает.
Ленгтон сидел у барной стойки на кухне - высокая табуретка оказалась для него удобнее. Она купила филе тунца и картошку соломкой, чтобы приготовить в микроволновке, и сейчас нарезала салат, а он открывал бутылку вина.
- У тебя есть медицинская страховка? - спросила она.
- Зачем?