Он медленно повернулся и, осторожно ступая, двинулся вперед, открыв перед ней дверь, после этого он немного постоял и пошел дальше, к комнате отдыха. Она видела, как ему больно, но желание ходить было столь сильным, что он даже не опирался рукой о стену.
Наконец Ленгтон дошел до большого удобного кресла с высокой спинкой и опустился в него. Только после этого он посмотрел на Анну. Лицо у него блестело от пота.
- Возвращаюсь к нормальной жизни, Анна! Еще чуть-чуть - и выбегу тебя встречать.
Анна поставила на стол портфель и пакет с едой, а он протянул к ней руку:
- Подойди сюда. - Он привлек ее к себе, она склонилась над ним, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не расплакаться. Он быстро поцеловал ее и глубоко вздохнул. - Если буду так продвигаться, к концу следующей недели выпишусь отсюда.
Она пододвинула стул и села рядом с ним.
- Как думаешь, получится? - спросил он.
- Здорово было бы, - ответила она, вынимая виноград, копченого лосося и бублики.
Ленгтон был чисто выбрит и одет не в пижаму, а в рубашку и брюки, хотя на ногах были шлепанцы.
- Ну, - обратился он к ней со знакомой улыбкой, - а теперь рассказывай, как прошел день.
Глава 4
Ленгтон пока еще окончательно не поправился, но состояние его здоровья явно улучшалось, и это придавало ему сил и уверенности в себе. Анна подозревала, что его пичкают болеутоляющими, но это не имело значения. Он пребывал в отличном расположении духа, и она решила, что сейчас лучше не омрачать настроение разговорами о его деле и не передавать то, о чем они говорили с Льюисом.
В воскресенье и самочувствие, и душевное состояние Ленгтона стали еще лучше, но Анна молчала, к нему приехали сначала Баролли со своей второй половиной, а сразу после них бывшая жена и приемная дочь. Китти была очень милым ребенком, и Анне всегда нравилось смотреть, как он с ней общается. Лорна, бывшая жена, почти все время оставалась в центре внимания, Анна довольствовалась скромной ролью статистки. Лорна тепло относилась к Анне, но Анна все равно чувствовала себя не в своей тарелке, потому что разговор зашел о маленьком сыне Лорны, фотографии которого она показывала Ленгтону. Анна понятия не имела, что у нее есть еще один ребенок, никогда даже речи не было о ее новом партнере - о том, что он у нее вообще имеется. Анна не участвовала в разговоре и решила, что ей лучше уехать: пусть Китти и Лорна подольше побудут с Джимми. Она немного обиделась, когда Ленгтон не стал ее задерживать, правда, он поцеловал ее и сказал Лорне, что Анна очень много для него сделала.
- Скорее всего, завтра я не смогу к тебе приехать, - сказала Анна Ленгтону, - скоро будет суд и…
Он махнул рукой:
- Да-да, занимайся своими делами. Только позвони мне, ладно?
- Хорошо, позвоню.
Она поцеловала его на прощание. Китти мило попросилась проводить ее до машины. Маленькая девочка была само очарование, она шла и без умолку рассказывала то о своем пони, то о том, как она учится играть на пианино. Иногда она называла Ленгтона папой, иногда - по имени.
- Ты ведь его очень любишь, да? - спросила ее Анна, открывая свою машину.
- Да. Он такой смешной! Мы с ним редко-редко видимся, потому что теперь у нас Томми, - ответила девочка, перепрыгивая с ноги на ногу.
- А Томми большой?
- Ему полтора годика, и он еще не говорит. Только плачет все время - зубки режутся.
- У мамы есть друг? - коварно спросила Анна.
- Какой друг?
- Ну… с кем вы с мамой живете?
- Ни с кем, только с мамой, и все.
- Понятно. А кто сидит с Томми?
- Няня. Она с нами живет, только на выходные уходит к себе.
Тут на крыльцо вышла Лорна и позвала дочь. Китти пошла к матери и помахала Анне рукой. Когда Анна выезжала с парковки, помахала ей и Лорна.
Вернувшись в свою квартиру, Анна почувствовала себя в полном смятении. Иногда у нее возникало ощущение, что по-настоящему она совсем не знает Ленгтона. Не то чтобы он был от природы скрытным, просто никогда не рассказывал ей о своей прошлой жизни.
Анна уже собиралась ложиться, когда зазвонил телефон. Это был Ленгтон. По голосу она поняла, что он пьян.
- Как… э-э-э… дела?
- Нормально. Самое главное, что у тебя все хорошо.
- Ага, отлично. Я немножко устал от такого количества визитеров. Вот-вот отрублюсь.
- И я тоже.
- Спасибо за угощение. Китти почти весь виноград умяла.
- Она прелесть.
- Да, хорошая девочка растет.
- Хорошая - и хорошенькая.
- На мать похожа.
- Ну да.
- Ладно, я просто хотел узнать, как ты добралась.
- Без проблем.
- Вот и отлично. Значит, завтра я тебя не увижу?
- Нет, я буду в суде.
- Ладно, приедешь, как сможешь. Крепкого сна. Люблю.
- И я тебя люблю.
Он помолчал немного и ответил:
- Да, знаю.
- Ну, спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
Ленгтон повесил трубку. Анна немного подержала ее в руке и только потом опустила.
Вообще-то, дел у Анны было не так много. Дату суда уже назначили, поэтому из комнаты следственной бригады потихоньку убирали все ненужное, оставляя только те документы, которые были необходимы суду. Защитник и обвинитель звонили, уточняя разные детали, но, кроме этого, бригаде больше нечем было заняться. Анна должна была или перейти в другую бригаду, или остаться у Шелдона, в зависимости от того, чем он будет занят. Ей уже начинал нравиться Гарри Блант: вот уж у кого что на уме, то и на языке. Блант стоял у картотечного шкафа, когда в комнату в облаке одеколона вплыл Брендон.
Гарри обернулся к нему:
- Поговорим о личном, не возражаешь?
- Это смотря о чем.
- Об одеколоне, которым ты поливаешься. Меня от него тошнит, особенно по утрам.
- Он не из дешевых, - задиристо сказал Брендон.
- Извини, ты можешь брызгаться им чуть меньше?
- Ты-то сам хоть чем-нибудь пользуешься? Вот-вот. Больше нравится, когда потом несет, да?
Оба недобро посмотрели друг на друга, потом Брендон обернулся к Анне:
- А ты что скажешь?
Она пожала плечами.
- Ну, скажи, что ты думаешь? Женщинам обычно нравится, собственно, мне этот одеколон моя подруга подарила.
- Может, ты принюхался. Понятно, что одеколон очень дорогой, - чуть-чуть капнуть, и хватит.
- Слыхал? - торжествующе обернулся Брендон к Гарри. - Ей нравится!
Гарри хмыкнул и отошел, а Брендон начал обходить всех женщин в комнате. Краем глаза Анна видела, как он наклонялся к каждой и просил понюхать, как пахнет от его щек. Смех, да и только: замечание явно задело Брендона за живое.
Шелдон вышел из своего кабинета.
- Анна, - обратился он к ней, - мы ждем адвоката Мерфи. Он хочет поговорить с нами по защите - о фотографии и тому подобном. Так что когда он появится, отведи его в первую переговорную.
- Легкий хлеб, - сказал Блант, усаживаясь за стол, и Анна обернулась к нему. - Да противно! Его адвокат за одно это дело получит больше, чем я за год. И вообще, чего тут церемонии разводить, суд какой-то устраивать: и так все ясно, он же сам признался. К судье его оттащить, и пусть сажает на полную катушку. А еще лучше было бы вкатить этой скотине смертельную инъекцию. Лично я обеими руками за, только ведь никто из сволочных политиков и не заикнется о высшей мере - за места свои трясутся! Знаешь, сколько осужденных приходится у нас на одного инспектора службы пробации? Тридцать семь человек, и это не считая всякой мелюзги! Тридцать семь преступников, ты только подумай! Насильники, убийцы - и это их-то инспекторам полагается образумить, чтоб они не вздумали браться за старое. Ну разве не смешно? Хорошо, если по сорок минут на человека в неделю получится!
Гарри продолжал бы свою тираду и дальше, если бы не вмешался уже порядком раздраженный Брендон и не сказал, что адвокат Мерфи приехал и ждет в приемной.
Анна попросила Брендона проводить адвоката в переговорную номер один, как велел Шелдон.
Брендон был явно не в духе:
- Сама провожай, Тревис.
- И правильно, - вставил Блант. - Сама провожай, а то он до конца коридора не дойдет - не выдержит одеколонной атаки Брендона.
Брендон швырнул в Бланта книгу, и Блант расхохотался.
Анна пошла к двери и у выхода обернулась, чтобы спросить Брендона, как зовут адвоката. Брендон, уворачиваясь от смятой бумажки, запущенной в него Гарри Блантом, ответил, что адвоката зовут Люк Гриффитс и с ним надо держать ухо востро: это большой ловкач.
Анна ушла, а двое взрослых мужчин принялись перекидываться смятыми бумажками, как малые дети.
Люк Гриффитс тепло приветствовал Анну рукопожатием. Из приемной они прошли в тесную и душную комнату переговоров. Гриффитс галантно пододвинул Анне стул, а сам расположился напротив. На нем был элегантный костюм в тонкую полоску, голубая рубашка с белым воротничком и темный галстук. Белые манжеты, ухоженные руки с маникюром. Крупное лицо было идеально выбрито, волосы укладывал, по-видимому, парикмахер экстра-класса.
- Я не задержу вас, - произнес он негромким, хорошо поставленным голосом.
- Вам налить кофе?
- Нет, благодарю. В прошлый раз, когда я приезжал к вам, уже имел удовольствие отведать здешнего пойла, - ответил Гриффитс и, открыв портфель, вынул оттуда записную книжку, а из кармана пиджака тонкую золотую ручку. - Значит, вы детектив-инспектор Анна Тревис.
- Именно так.
- Как вам известно, Артур Джордж Мерфи - мой клиент. Я приехал к вам, чтобы прояснить кое-что, прежде чем я передам дело его барристеру.
Анна не ответила. Гриффитс какое-то время смотрел на пустую страницу, потом вывел на ней дату, взглянул на часы и проставил время.
- Вы встречались с сестрой мистера Мерфи, некой Гейл Данн, сейчас именующей себя Гейл Сикерт?
- Да.
- И она передала вам некую фотографию?
- Да.
- По этой фотографии впоследствии и опознали сообщника Мерфи, Вернона Крамера.
- Да.
- После чего вы обнаружили место проживания моего клиента.
- Да.
- Затем его арестовали, предъявив обвинение в убийстве Ирэн Фелпс.
- Да.
- Беседовали ли вы лично с мистером Крамером?
- Нет.
- А при допросе мистера Мерфи вы присутствовали?
- Нет.
Гриффитс записал что-то в блокнот и постучал ручкой по странице:
- Удивительно удачная находка, не правда ли?
- Да.
- Без этой фотографии вы не сумели бы выследить моего клиента.
- Вероятно.
На сей раз Гриффитс побарабанил ручкой по зубам:
- А вы понимаете, что Вернон Крамер обвиняется в умышленном укрывательстве преступника и в создании препятствий отправлению правосудия?
- Да.
- Неприятная парочка.
- Простите?
- Я сказал, неприятная парочка, но, увы, мы делаем то, что должны делать.
Анна промолчала.
- Мистер Мерфи теперь утверждает, что Вернон Крамер был соучастником в убийстве Ирэн Фелпс.
Анна даже откинулась на спинку стула. Вот это новость!
- Я лично сильно сомневаюсь в этом, - продолжал Гриффитс, - но тем не менее вынужден все проверить, потому что защита, разумеется, должна либо воспользоваться этим фактом, либо пренебречь им как явным измышлением.
- Насколько я знаю, мистер Мерфи признался в убийстве, но ни о каком сообщнике ни разу не упомянул, - сказала Анна. - Кроме того, по моим сведениям, анализ ДНК и экспертиза не подтверждают, что мистер Крамер тоже был в квартире миссис Фелпс.
- Так вы считаете, что он лжет?
- Я бы сказала - да.
- Скажите, а откуда у вас фотография мистера Крамера и мистера Мерфи?
- Ее дала мне сестра Мерфи, Гейл Сикерт.
- А имя Вернона Крамера вам тоже назвала миссис Сикерт?
- Нет. Она сказала, что имени его не может припомнить, помнит только, что говорил он с ньюкаслским акцентом и что через несколько месяцев он еще раз заезжал к ним.
- Получается, вы не знали, что у миссис Сикерт была когда-то связь с мистером Крамером?
Анна изумленно покачала головой:
- Нет. Она очень сердилась, что ее брат, мистер Мерфи, приехал к ним с этим человеком. Брата она не любит и не хочет поддерживать с ним никаких отношений. Она даже довольно прозрачно намекнула, что, когда она была еще подростком, он приставал к ней.
Гриффитс аккуратно записал все это и перевернул страницу.
- Значит, вам не показалось странным, что она хранит фотографию брата, который, по ее же словам, приставал к ней? Зачем хранить снимок такого человека?
- Понятия не имею.
- Видите ли, детектив-инспектор Тревис, мне сообщили несколько иную версию событий, а именно: как только миссис Сикерт вышла из комнаты, вы похитили у нее эту фотографию.
Анна гневно хлопнула ладонью по столу:
- Наглая ложь! Она сама дала мне снимок!
- У вас есть свидетели?
- Нет. Фотографию дала мне миссис Сикерт, я вообще не спрашивала, есть ли у нее фотографии брата. Она сама нашла ее в ящике шкафа и отдала мне. Ваш клиент, мистер Мерфи, видимо, сильно на нее обижен, или у них какие-то свои счеты. Вы очень умело манипулируете этой фотографией. А вы видели снимки тела Ирэн Фелпс? Вы знаете, что его нашла ее двенадцатилетняя дочь?
- Мне известно, что девочка…
- Ведь она всю жизнь будет помнить изуродованное, оскверненное тело матери! Она не забудет, как мать лежала, вся в крови, а ее убийца, ваш клиент, спокойно делал себе бутерброд тем же самым ножом, которым ее зарезал! - Анна в гневе оттолкнула свой стул. - Я не могу больше тратить время на разговор с вами, мистер Гриффитс! Как вы сказали, клиентов не выбирают, и сейчас ваш клиент - отвратительное, мерзкое животное. Надеюсь, вы спите спокойно, ведь вы же делаете все, чтобы облегчить его участь. А он должен сесть на всю оставшуюся жизнь!
- Детектив-сержант Тревис… - попробовал было прервать ее Гриффитс.
- Детектив-инспектор, с вашего позволения! И если захотите еще поговорить, встретимся в суде!
С этими словами Анна вышла и с грохотом захлопнула за собой дверь.
Створки дверей комнаты следственной бригады она толкнула так сильно, что они ударились о стены.
- Ну, Мерфи, ну, гадина! - вне себя от ярости крикнула она. - Теперь он говорит, что Крамер - его соучастник, и из-за этого подлеца мне устраивают форменный допрос…
К ней подошел Блант:
- Тише, ерунда все это, они блефуют. Ты же знаешь, эти типы, адвокаты, имя себе создают, ясно же, что дело решенное и в любом случае Мерфи признают виновным. Просто они хотят растянуть дело, вот и все.
Анна уперлась руками в бока:
- Господи, как же он меня взбесил!
Брендон сказал:
- Я тебе говорил, тот еще фрукт. Чего он хотел?
Блант протянул ей чашку с их действительно неважнецким кофе, и она пересказала весь свой разговор.
Брендон ухмыльнулся:
- А вдруг ты и правда взяла фотографию?
- Да нет же! Она сама мне ее дала!
- Значит, эта корова врет, и Мерфи тоже врет, ну и плевать. У нас есть надежное свидетельство экспертизы и есть признание этой мрази в убийстве. Если он сейчас начал толочь воду в ступе, значит, дело затягивается, суд откладывается, деньги тратятся, и все из государственного кармана!
Разозленная Анна быстро выпила кофе.
- Съезжу-ка я к ней и разузнаю, с чего это вдруг она вздумала так бессовестно врать.
- Да не переживай ты, - сказал Блант.
- Не обращай внимания, - поддакнул Брендон.
- Как это "не обращай внимания"? Она же говорит, что я вру!
- Вот подольше проработаешь, еще не то про себя услышишь, можешь не сомневаться, - цинично заметил Брендон.
Блант вернулся к своему столу.
- Перевешал бы всю эту сволочь, - сказал он, ни к кому не обращаясь.
И снова Анна ехала по разбитой дороге к дому, где жила Гейл Сикерт. Шел сильный дождь. Для езды по грязи ее "мини" был мало приспособлен. Перед домом на лужайке все так же валялись детские игрушки: сломанный велосипед, пластмассовый совок и красная педальная машина. Анна прошла к дому по тропинке, сделанной из битого кирпича, но не успела даже дойти до входной двери, как та распахнулась и на пороге предстала Гейл Сикерт. Рядом с ней стоял тощий маленький мальчик, все лицо его было усыпано веснушками. Увидев Анну, он кинулся в дом, сжимая в руке игрушку-робота.
- Гейл, это я, Анна Тревис, - сказала Анна и показала ей удостоверение.
- Не буду я с тобой говорить! Вали отсюда, пока мой не приехал.
- Что, мешком поросячьего корма будет мне угрожать? - улыбнулась Анна.
- Он за досками поехал. Ночью куры из курятника разбежались. Он всю машину тебе своими досками разнесет, так что уезжай! Уезжай, я тебе говорю!
В доме кто-то громко спорил. Гейл обернулась, сердито прикрикнула на старших детей, взглянула на Анну:
- Уезжай, говорю. С меня и так хватит - двое дома сидят с простудой, у меня просто голова кругом!
- Нет, не уеду. Я хочу спросить, зачем ты наврала.
- Вали отсюда!
- Можешь орать сколько хочешь, только я никуда не уеду, пока ты не объяснишь, для чего ты это сделала. Не заставляй меня сообщать о том, что ты оставила маленькую дочь без присмотра. Ты же не хочешь, чтобы тобой заинтересовалась социальная служба?
- Наврала? Ты это про что?
- Про фотографию, Гейл, ту самую, которую ты мне дала. Зачем ты соврала, что я взяла ее без разрешения?
- Не пойму я, о чем ты. Мой уж скоро приедет.
- Да, с досками, ты говорила. Слушай, а почему ты не пускаешь меня в дом? Хочу посмотреть, что это твой ребенок орет как резаный?
На Тине, как и в прошлый раз, был надет только мокрый вонючий подгузник, но сегодня она держала во рту пустую бутылочку. Гейл подошла к холодильнику, быстро соорудила какую-то молочную смесь, вытащила бутылочку изо рта девочки, наполнила ее. Оказалось, это то, что нужно: малышка плюхнулась на заляпанный грязный коврик и принялась жадно, как голодная, глотать содержимое бутылочки.
- Ты что, никогда не меняешь ей подгузники? - поинтересовалась Анна.
Гейл зло взглянула на нее, вышла и принесла новый подгузник. Она не стала ни подтирать, ни мыть дочь, только быстро поменяла подгузник; девочка все еще жадно пила смесь, но мать усадила ее в кресло-качалку и принялась яростно раскачивать.
- Ее не стошнит? - спросила Анна.
- Нет, ей даже нравится. Ты чего это, для социальной службы шпионишь? Так у меня дети в полном порядке. В поликлинику на обследование являемся как штык.
- Вот и хорошо.
- Ага.
- Ну, так ты объяснишь мне, зачем сказала адвокату брата, будто я взяла без разрешения фотографию, которую ты сама мне дала?
Гейл пожала костлявыми плечами:
- Из-за этого у меня могут быть неприятности…
- Что случилось?
Женщина лишь вздохнула.
- Рассказывай. Тебе угрожали? Если надо, я могу организовать защиту.
- Не понимаешь ты! У него друзья есть, что ж, что он сам сидит, - он и оттуда меня достать может.
- Твой брат?
- Ну да! Он звонил, говорил, что какого-нибудь бандита сюда пришлет. А оно мне надо?
- Но ты сказала неправду.