2
Из справки явствовало, что Бабич живет в обыкновенном московском доме.
Вот - дом. Вот - двор… Выходит, что Бабич много раз проводил через этот двор?
Подъезд номер первый (так сказано в справке).
- Простите, пожалуйста, Бабичи здесь, живут?
- Профессор Бабич? Врач, что ли? Ну так вот, аккурат парадная. Поднимись на лифте, этаж четвертый.
Однако при всем своем смятении и неопытности Саша все же соображал, что отец, по-видимому, человек женатый. В какое положение он поставит неожиданностью своего появления человека немолодого, почтенного?.. Что Бабич скажет жене? А детям?! Ведь у него, наверное, и дети есть!
Саша стоял у подъезда Бабича, не понимая, что ему следует делать дальше.
Ладно Я подожду.
Чего? Он и сам не мог бы с уверенностью сказать.
Я его узнаю. Я только взгляну на него и узнаю, узнаю сразу…
Хорошо. А потом?
А потом мы как-то, что-то вместе сообразим. Я не хочу, чтоб о нем посмели сказать, как та женщина в справочкой… Мой отец- человек, не иголка в сене!
И Саша сидит во дворе. Он ждет.
С балкона шестого этажа вдруг закричали:
- Са-а-аня!
Саша вздрогнул.
- Са-а-аня! Иди обедать.
Две девочки а скверике посреди двора безмятежно играли в мяч. (Не иначе, как у них было все в порядке с отцами!) Наигравшись в мяч, она начали прыгать через скакалку.
Вот под тентом пенсионеры перекидываются в картишки…
У подъезда № 4 два мотоцикла. Сиденья обернуты а целлофан и тщательно перевязаны веревками.
Дворовый скверик делений. Значит, вот какими они бывают, дворы в Москве?..
В подъезд № 1 вошла женщина, понесла кошелку с продуктами.
Кто она? А вдруг его сестра, мой тетушка?.. Но, может быть, ни она и никто другой никогда не думают об этом? Может, мы будем тайно встречаться с ним?
Мысль, что где-то в огромном городе, в самой Москве, он назначает отцу свидание на площади, около памятника и с великим волнением ждет его, переполнила Сашу счастьем.
Среди людей, таких чужих, с их судьбами, радостями, печалями, отец - единственный, которому до него есть дело!
…Вот он идет, торопится… Он (Саша) медленно встает со скамьи и шагает ему навстречу… Старается не улыбаться, старается сохранить спокойствие. Но даже сейчас, когда Саша это только воображает, он чувствует, что рот его как-то сам собой растягивается от счастья.
И вот они стоят рядом, Отец протягивает ему руку, Саша но-мужски ее пожимает. Вот именно рукопожатие - ничего больше.
…Саша вспомнил, как в детстве забрел зачем-то и чужое парадное и остановился там в темноте. Он помнит, как сердце сжалось от необъяснимого одиночества.
На огромной земле, где моря, города и реки, где деревья и парки, у него есть отец!
Какой отец, он, Саша, не знает, но ведь все говорят- замечательный человек.
Отец его будет провожать в армию. Он… Он подарит ему часы. Не то чтобы Саше были очень нужны часы, не в том дело. Но это будет его подарок.
Между тем к подъезду подкатила машина. Рядом с водителем - пожилой человек. Вышел, поправил на голове соломенную шляпчонку, наклонился и что-то сказал шиферу.
Шляпчонка тут же слетела с его головы. Из кошелки, которую он держал, посыпались груши. Человек наклонился и стал растерянно подбирать груши. Он был тучен, наклоняться ему было тяжеловато.
Шофер и Саша кинулись помогать.
Человек не проявил никакой особенной благодарности. Он даже сказал: "А, горели бы эти груши!"
Но вместо того чтобы сгореть, груши вновь и вновь вываливались из кошелки.
Наконец последняя груша была подобрана.
Распрямившись, Саша увидел розовощекое немолодое лицо и голубые, поразившие его своей чистотой глаза.
- Благодарю, - рассеянно сказал человек шоферу и Саше. И скрылся и парадном № 1, унося с собой злосчастные груши.
Что за люди! О чем они думают? О ерунде - о грушах!
…Начало медленно заходить солнце, все вокруг, казалось, притихло, чтоб не мешать Саше думать я ждать, и ждать… Девчонки перестали прыгать через скакалку, разошлись на отдых пенсионеры.
Саша тихо сидел на скамье, опустив голову. И вдруг в глаза ему поплыли круги, он все ниже и ниже наклонял голову… Задремал от волнения и усталости. Проснулся и вздрогнул.
Седьмой час вечера. Я прозевал отца! Как же быть теперь? Ладно… Я лучше завтра а больницу к нему пойду. Так даже будет тактичнее, чем ловить его посреди двора…
Время шло.
Двор наполнила полутьма.
Я не могу уйти… Не могу, потому что он близко, хотя ничего еще обо мне не знает… Ведь я все же в его дворе, напротив его подъезда…
Зажглись в доме окна. Брызнул ярко и жгуче желтый свет.
…Четвертый этаж. Да, да. Разумеется, и там засияли окна…
Саше хотелось есть. От вечерней свежести покрылись пупырышками руки. Он не уходил, он не мог решиться оставить отцовский двор.
Над крышей дома - такой высокой, что, для того чтобы ее разглядеть, надо было задирать голову, - зажглись вечерние звезды Они были маленькие - словно небо стыдилось своего вечернего, робкого существования. заслоненного яркими огнями земли.
Из подъезда вышла девушка и развевающемся пальтишке. Увидела Сашу, дерзко прищурилась, будто спрашивая:
"Вы кого-нибудь ждете?"
"Девчонку жду!" - так же дерзко ответил ей Сашин взгляд.
Как мы встретимся? Что я ему скажу?
Я очень сдержанно: "Куприявичус Александр".
Он расширит глаза - и сразу за сердце.
Я: "Она мне сказала совсем недавно. Я о вас ничего не знал".
Или так.
Я: "Здравствуйте, Александр Александрович. Есть у вас немного свободного времени?"
Он: "Вы чем-то взволнованы?"
Я: "Нет. То есть, собственно… Я взволнован… то есть не особенно. Я… я… это как-то неловко выговорить… Я ваш сын".
Он (тотчас же за сердце. Пожилые любят хвататься а сердце): "Са-ша! Как ты на меня похож!"
Не буду думать. Чего уж теперь. Пора уходить. На дворе ночь.
Саша встал и вышел на улицу.
Рядом с отцовским домом тянулась набережная реки. Саша остановился и пристально поглядел на воду. Вода подхватывала огни, дробилась в их желтоватых всполохах.
Мне думается, вода - это символ жизни. От нее все вокруг зеленеет и оживает: трава, деревья. В ней что-то завораживающее, безостановочное - как жизнь. Вода- что наш Боливажис…
Поздно! Мне подо идти домой.
Это куда ж - "домой"?
Здесь, в Москве, его домом была тахта в чужой комнате - кожаная старенькая тахта, за которую он платил… Но ведь все же он, Саша, - "домовладелец" там, у себя на родине. У него есть дом, а возле дома - метла. Не у каждого есть свой собственный домовой. Он нарочно не запер метлу и сарай. Пусть стоит! Пусть ждет своего хозяина.
3
Несколько больших корпусов, обнесенных высокой оградой. Ворота заперты. Проходная, в проходной - пожилая вахтерша.
Подойдя к вахтерше, Саша робко и вежливо объяснил, что ему нужен профессор Бабич.
- Стану я из-за тебя тревожить профессора, - не глядя на Сашу, презрительно отвечала вахтерша, - Кто ведет твоего больного? Может, тебе не профессор нужен, а вовсе лечащий врач?
- Я по личному делу. К Бабичу. Попросите его, пожалуйста, назовите меня. Куприявичус Александр. Я… на Литвы. Из города "Н".
- И Литвы? Ну я что? У нас лежат со всего Союза. Справки родственникам по пятникам. Ты что, глухой иди бестолковый?
- Я письмо привез… письмо профессору Бабичу от нашего главврача.
- Выйди из проходной, позвоню. Доложат.
Минут через десять в дверном щели опять показалась ее голова.
- Бабич сказал, чтоб оставить письмо. За ним забежит сестра или санитарка.
- Не оставлю. - замявшись, ответил Саша. - Мне велено передать лично.
- А мне велено не впускать. На то я и приставлена, чтоб не впускать и чтоб не было беспорядку.
Дверь захлопнулась.
Как он мог не сообразить, что только там, у себя на родине, больница для него родной дом. Здесь он приезжий, как все приезжие.
Что же делать?.. Как повидать Бабича?
Сознавая, что отец от него так близко, за этой оградой, Саша был не в силах уйти. Потоптавшись у проходной и вздыхая, он медленно подошел к ограде.
…Решетчатые воротя… Сквозь их темные и тонкие прутья виднеется сад.
Саша прильнул к воротам… Послышалась словно бы дальняя тихая музыка - знакомая музыка его детства: ропот бегущей листвы Бежали, бежали, бежали пяточки распустившихся листьев по широкой дороге неба.
"Мы бежим, мы бежим…"
Большой и красивый сад не похож на их старый парк, В их парке деревья такие толстые, что их не обхватить; тем больше травы и тени. Но и здесь, и по этим дорогам гуляют больные в знакомых Саше халатах, пижамах. Разнообразие походок, знакомая напряженность спин…
Прижавшись щекой к воротам, Саша вздохнул и перевел дух.
Пахло осенью. Этот острый запах Заставил его зажмуриться, Листья еще не были тронуты желтизной и багрянцем, к все же от земли тянуло не летом, нет… Этот запах что-то напомнил Саше… осень там у него; на родине!
Вместе с тонким и острым осенним запахом шагнули к нему другие: запах булок и кренделей из открывшейся двери гостиницы. Шествие запахов, а за ним - шествие дней, часов, целой жизни…
И вдруг Саша увидел группу врачей - их было не мудрено узнать по белым халатам.
Он может быть среди них!
Сердце у Саши заколотилось. Оно колотилось до того сильно, что на минуту Саша будто ослеп, Весь мир вокруг словно бы сотрясался ударами его сердца… Не понимая что делает, Саше вдруг подался вперед. Он чуть слышно сказал:
- Александр Александрович!
Тучный человек, возглавлявший шествие, вздрогнул и оглянулся.
- Александр Александрович, - набирая дыхание, повторил Саша.
Пытаясь определить направление голоса, старый врач повернулся лицом к ограде. Из-под кустистых броней блеснули два поразивших Сашу голубых глаза, почти совершенно круглых. От возраста они не утратили своей периода мной голубизны.
Отец!.. Вчерашний человек с грушам.
4
И вечером Саша явился к отцу домой.
Дверь ему открыла девушка лет двадцати. У нее были косы, как когда-то у Ани, только косы у девушки темные и, несмотря на знойный день, она почему-то куталась в красивую стеганую кацанейку.
- Мне нужен Александр Александрович Бабич, - выдохнул Саша.
- Он вам назначил? - спросила девушка. И вдруг улыбнулась в ответ на его напряженно-пристальный взгляд. Зубы у нее были кривоватые, очень белые. Рот дерзкий.
Кто она?.. Кем приходятся мне?
Саша неотрывно смотрел на девушку. Сердце у него колотилось. Он тут же решил про себя, что начал терять достоинство.
- Не назначил. Но я должен кое-что- Совершенно личное. Я… я не местный. Я из Литвы.
И он с нелепейшим выражением высокомерия зачем-то назвал свой город.
- Папка! - крикнула девушка, - Пап, к тебе больной!
Не дожидаясь ответа, она отвернулась и будто исчезла- ушла а свой мир счастливой уверенности, оставила Сашу совсем одного в передней.
"Сестра?!"
Из комнаты, расположенной справа, вышел сердитый Бабич.
- Вы ко мне? - спросил он, глядя на Сашу из-под бровей.
Взгляд его словно отсутствовал - это был взгляд сосредоточенного на чем-то своем пожилого - нет, старого! - слегка раздраженного человека: суровый, серьезный, холодноватый.
"Отец!"
- Я к нам, - сказал Саша, совершенно вдруг оробев. - Я по личному… По совершенно личному делу.
- Все это прекрасно и хорошо, - отвечал врач, - по почему вы не предупредили хотя бы но телефону. Кто вам сообщил мой адрес?
- Справочная.
- Вы энергичны, однако!
Что-то в Саше кричало, плакало, что-то рвалось навстречу этому чужому, этому тучному человеку… Саша сопротивлялся. Он понимал: нужно взять себя в руки. И вдруг почувствовал, что под взглядом остров наблюдательных глаз Бабича (профессиональный взгляд психиатра, ждущего от него, от Саши, нарушения каких-либо норм) движении его разлаживаются. Он сделал робкий (дурацкий!) шажок вперед и а нерешительности остановился.
- Ну что же вы? Раз пришли - входите.
Не оглядываясь на Сашу, врач пересек столовую и оттуда прошел к себе.
На столе в его кабинете лежала начатая работа. Стены о комнате состояли из стеллажей, рабочий стол был завалей книгами.
Не скрывая досады, Александр Александрович сел на свое рабочее место, с которого Саша своим приходом его сорвал.
- Ну?.. Садитесь и вы, не так ли? Я слушаю.
Взгляд серо-голубых холодноватых глаз не отрывался от смятенного вида Саши. Под этим взглядом Саша медленно начал краснеть.
- Меня к нам послала мама - И Саша низко опустил голову, - Вы ведь знаете мою маму? - И Саша, решившись, поднял глаза.
"Что я говорю?! Что же это а говорю?!"
Однако лицо Александра Александровича удивления но выразило.
- А ты не волнуйся. Расскажи по порядку.
- Да, да… Моя мама, она… она медсестра из города "Н". Куприявичене, Петронэль… А я… а общем, я и есть ее сын… А вы…
- Продолжай, пожалуйста. Я внимательно тебя слушаю.
"Что же он… Забыл?!.. И ее к меня… Нет, нет. Не может такого быть… Отчего ж не может?.. Может! Отшагал - и дальше, вот в этот дом, вот к этому кабинету… Ушел в свою жизнь не оглядываясь… Но разве такое бывает? Страшно это, страшно!.. Нет, нет!"
- Ну, так что ж твоя мама? - со спокойной учтивостью переспросил Александр Александрович.
- Мама… она… она умерла!
Брови Бабича медленно поднялись, розовощекое лицо его примяло выражение растерянности, Потом оно как будто обмякло.
- Умерла? - сказал он грустно-задумчиво, - Но ведь, насколько помнится, мать была очень еще молода… Какое это, однако, большое горе - так рано осиротеть! Я тебя понимаю, и глубоко тебе сочувствую, разве кто-нибудь может заменить мать?.. А братья и сестры у тебя есть? А отец - он с вами?
- Но ведь… ведь мой отец… это вы!
- Погоди, погоди, - еле сдерживая улыбку, ответил Кабин, - Тебя как зовут-то?
- Александр Александрович, так же, как вас.
- Погоди-ка, дружок, Александр Александрович… Тезка. Не нервничай. С чего и когда ты взял, что я твой отец?
- Мама сказала мне перед смертью. Она сказала: "Если что-нибудь случится со мной, поезжай в Москву, к Александру Александровичу Бабичу". Прежде… прежде я у нее никогда не спрашивал… И тетя Тереза… она вдруг заплакала и созналась, что вы… что вы… что отец! Вы и наш город и тетю Терезу., вы ничего не помните? Вы забыли тетю Терезу?
- Как же, как же… Я помню и ваш прелестный маленький городок, к Терезу Юльевну, - вздохнув, сказал Александр Александрович. - Она друг твоей матери. Верно?.. Однако, Саша, здесь все-же какое-то горькое недоразумение.
Саша встал. Кровь отхлынули от рук, от лица.
- Простите, что потревожил… Мне это не просто было. Если б не мама, я бы… И потом, ведь мне от вас ничего не надо. Всего наилучшего. Но знайте: это не вы от меня отрекаетесь, а я отказываюсь от вас… Забудьте, что я приходил. Больше вы меня никогда не увидите.
Саша пошел к двери.
Александр Александрович быстро встал, спокойно и тщательно повернул ключ в замке… Эта старательность, это спокойствие и обережение себя окончательно доконали Сашу.
- Все о нас говорили, что вы… что вы замечательным человек! - Сашин голос сорвался. - Отпустите меня! Я хочу уйти!
- Возьми себя в руки, - строго и холодно сказал Александр Александрович. - И если ты в состоянии разговаривать как мужчина, мы сейчас с тобой немного поговорим. Садись-ка. Выпей воды… Вот так… Успокойся (Саша заметил все же, что рука Александра Александровича, наливавшая ему на бутылки нарзану, слегка дрожит) Успокоился? Вот. Хорошо… А где же актер? Ну, как его… Тот актер из театра Ушинскиса? Извини, я забыл фамилию… Ну, высокий, красивый.
- Вы… вы хотите сказать, что я сын… каких-то актеров?
Александр Александрович нахмурил брови и улыбнулся:
- А ты все же… гм… того… потише, не буйствуй. Я… как-никак человек семейный. Дома - дочь. Ты… ты молод, не понимаешь.
- Вы ее забыли! - шепотом оказал Саша. Вы ее совершенно не помните или не знали, не понимали! Ведь она мне назвала вас, умирая. Вас! Никого другого. "Александр Александрович Бабич. Что бы со мной ни случилась, сойди к нему" - вот и все, что она сказала.