- Я слуга народа, мистер Мейтленд, - сказал Крамер педантичным, официальным тоном. И с любезной формальной улыбкой жестом указал Алану на стул и сел сам за стол. - Дверь моего кабинета всегда открыта… для разумных дел. Чем могу быть вам полезен?
- Возможно, ваша секретарша сообщила вам, - сказал Алан, - я адвокат.
Крамер кивнул:
- Да.
Асам подумал: молодой и неопытный. Эдгар Крамер немало повидал адвокатов за свою жизнь и с несколькими скрестил шпаги. Большинство не произвело на него большого впечатления.
- Пару дней назад я прочел о вашем назначении и решил дождаться вашего приезда.
Алан понимал, что действовать надо осторожно, чтобы не превратить в антагониста этого маленького человечка, чья добрая воля может сыграть важную роль. Сначала он намеревался обратиться в департамент по иммиграции от имени Анри Дюваля как можно скорее после Рождества. А затем после того, как он целый день читал закон об иммиграции и предшествующие случаи обращения к закону, в вечерних газетах появилось краткое сообщение, что департамент по иммиграции назначил нового начальника в Ванкуверский округ. После разговора со своим партнером Томом Льюисом, который, в свою очередь, сделал исподволь несколько запросов, они оба решили - даже теряя несколько драгоценных дней - дождаться нового руководителя.
- Вот я и приехал. Теперь, может, вы скажете, почему вы меня дожидались?
Крамер изобразил улыбку. Если он в состоянии помочь этому новичку адвокату, решил Крамер, - при условии, что молодой человек будет сотрудничать с департаментом, - он это сделает.
- Я пришел от имени моего клиента, - с оглядкой произнес Алан. - Его имя Анри Дюваль, и в настоящее время он содержится на корабле "Вастервик". Разрешите показать вам мои полномочия выступать от его имени. - Расстегнув молнию на портфеле, он вынул лист бумаги - копию поручения, которое безбилетник подписал, когда они впервые встретились, - и положил его на стол.
Крамер внимательно прочел бумагу и опустил ее. При упоминании имени Анри Дюваля он насупился. И теперь немного настороженно спросил:
- Могу ли я узнать, мистер Мейтленд, давно вы знаете своего клиента?
Вопрос был необычный, но Алан решил не обижаться. В любом случае Крамер, казалось, был дружелюбно настроен.
- Я знаю моего клиента три дня, - с готовностью ответил Алан. - Собственно, сначала я прочел о нем в газетах.
- Понятно.
Эдгар Крамер свел вместе кончики пальцев над столом. Это был его любимый жест при размышлении или когда он тянул время. Он, конечно, получил немедленно по приезде полный отчет о ситуации с Дювалем. Заместитель министра Клод Хесс сказал ему, что министр хочет, чтобы в этом деле была соблюдена абсолютная точность, и Крамер с удовлетворением отметил, что так оно и было. Собственно, накануне он уже отвечал по этому поводу на вопросы ванкуверских газет.
- Возможно, вы не видели статей в газетах. - Алан снова открыл портфель и сунул туда руку.
- Не беспокойтесь, пожалуйста. - Крамер решил держаться дружелюбно, но твердо. - Я видел одну из них. Но мы здесь не полагаемся на газеты. Видите ли, - он слабо улыбнулся, - мы имеем доступ к официальным досье и считаем это более важным.
- Никакого особого досье на Анри Дюваля быть не может, - сказал Алан. - Насколько мне известно, никаких официальных запросов о нем не было.
- Вы совершенно правы, мистер Мейтленд. Было мало что предпринято, поскольку ситуация предельно ясна. У этой особы на корабле нет ни статуса, ни документов и, судя по всему, нет гражданства. Поэтому департамент не имеет возможности даже рассматривать его в качестве иммигранта.
- У этой особы, как вы его назвали, - сказал Алан, - есть весьма необычные основания для отсутствия гражданства. Если вы прочтете сообщение в прессе, то вы это поймете.
- Мне известно, что в прессе были определенные высказывания. - Снова слабая улыбка. - Но когда у вас будет такой опыт, как у меня, вы будете знать, что истории в газетах и настоящие факты иногда не сходятся.
- Я тоже не всему верю, что читаю. - Алана стала раздражать эта мелькающая улыбка и позиция, занятая этим человеком. - Я прошу вас только - и за этим я сюда и пришел - еще немного порасследовать это дело.
- А я вам говорю, что всякое дальнейшее расследование ничего не даст. - На этот раз в тоне Эдгара Крамера появилась явная холодность. Он чувствовал раздражение - возможно, от усталости: ночью ему пришлось не раз вставать, и проснулся он утром далеко не отдохнувшим. - Индивидуум, о котором идет речь, не имеет никаких законных прав в этой стране и едва ли какие-либо получит.
- Но он же человек, - не отступался Алан. - Неужели это ничего не значит?
- В мире много людей, и одним везет больше, другим - меньше. Моя обязанность иметь дело с теми, кто подпадает под условия Акта об иммиграции, а Дюваль под них не подпадает. - Этот молодой адвокат, подумал Крамер, явно не хочет сотрудничать.
- Я прошу, - сказал Алан, - об официальном слушании дела о статусе иммигранта для моего клиента.
- А я, - решительно заявил Крамер, - в этом отказываю.
Они посмотрели друг на друга с зарождающейся неприязнью. У Алана Мейтленда было такое впечатление, будто перед ним стена непреодолимого самодовольства. А Эдгар Крамер видел перед собой порывистую молодость и неуважение к власти. А кроме того, его мучило желание помочиться. Это было, конечно, нелепо - так скоро. Но он уже заметил, что умственное напряжение иногда приводило к такому результату. Он заставил себя это игнорировать. Надо выдержать… не сдаваться…
- А не могли бы мы здраво подойти к вопросу? - Алан подумал, не был ли он слишком бесцеремонен - порой он этим грешил и пытался себя от этого оградить. И он попросил, как ему показалось, достаточно убедительно: - Не окажете ли мне услугу, мистер Крамер, и не встретитесь ли с этим молодым человеком? Мне думается, он может произвести на вас впечатление.
Тот отрицательно покачал головой:
- Произведет он на меня впечатление или нет, это не имеет никакого значения. Моя обязанность проводить в жизнь закон, как он есть. Я не творю законы и не одобряю исключения из них.
- Но вы можете дать рекомендации.
"Да, - подумал Крамер, - могу". Но он не намеревался так поступать, особенно в этом деле, где возможна игра на чувствах.
Было, конечно, время, когда он проводил немало таких интервью - за рубежом, после войны, в разгромленных странах Европы, отбирая иммигрантов для Канады и отбрасывая неподходящих претендентов (однажды он слышал, как кто-то сказал), точно выбирая лучших собак из псарни. То были дни, когда мужчины и женщины готовы были душу продать - да иногда и продавали - за иммигрантскую визу и у сотрудников Иммиграционной службы было много соблазнов, на которые кое-кто и поддавался. Но он ни разу не оступился, и хотя не очень любил свою работу - он предпочитал администрировать, а не иметь дело с людьми, - выполнял ее хорошо.
Он был известен как крутой чиновник, тщательно охраняющий интересы своей страны, дающий одобрение иммигрантам лишь самого высокого класса. Он часто с гордостью вспоминал хороших людей - смекалистых, трудолюбивых, здоровых, - которым он разрешил въехать в страну.
Его никогда не волновало то, что он отказал кому-то по той или иной причине, как иногда волновало других.
Его размышления прервал Алан.
- Я не прошу разрешить моему клиенту иммигрировать - во всяком случае, пока еще нет, - сказал Мейтленд. - Я стремлюсь лишь пройти первую стадию - чтобы выслушали его просьбу об иммиграции не на корабле.
Несмотря на принятое ранее решение игнорировать зов мочевого пузыря, Эдгар Крамер чувствовал, как его распирает. Разозлило его и то, что его считают способным попасться на элементарный старый адвокатский трюк. И он резко ответил:
- Я прекрасно понимаю, о чем вы просите, мистер Мейтленд. Вы просите, чтобы департамент официально признал этого человека и затем официально отклонил его просьбу, чтобы вы затем могли предпринять некоторые законные шаги. А когда вы пройдете через все процедуры, связанные с апелляцией - и несомненно, будете проходить их возможно медленнее, - корабль уплывет и ваш так называемый клиент останется тут. Вы нечто подобное задумали?
- Говоря по правде, - сказал Алан, - да.
И усмехнулся. Такую стратегию придумали они с Томом Льюисом. Но теперь, когда все раскрылось, не было смысла ее отрицать.
- Вот именно! - резко произнес Крамер. - Вы готовы были заняться дешевым трюкачеством с законом!
Он не обратил внимания на дружелюбную улыбку, как и на предупреждение внутреннего голоса, что он плохо ведет дело.
- Только для протокола, - спокойно произнес Алан Мейтленд. - Я не согласен с тем, что это дешевка или трюкачество. Однако у меня есть один вопрос. Почему вы сказали "так называемый клиент"?
Это было уж слишком. Нарастающие физические неполадки, проведенные в тревоге недели и усталость от недосыпания привели к столь резкому ответу, какого Эдгар Крамер, человек тактичный и натасканный в дипломатии, никогда не позволил бы себе. Действовало на него и то, что он видел перед собой молодого, пышущего здоровьем мужчину. И он язвительно заявил:
- Ответ должен быть абсолютно очевидный, как ясно мне и то, что вы согласились вести это абсурдное и безнадежное дело с единственной целью - надеясь выиграть гласность и внимание.
Несколько секунд в маленькой квадратной комнатке царила тишина.
Алан Мейтленд почувствовал, как от злости к щекам прилила кровь. Одно безумное мгновение он хотел даже протянуть через стол руку и ударить пожилого человека.
Обвинение было абсолютно ложным. Он не только не жаждал гласности, а наоборот: уже обсуждал с Томом Льюисом, как ее избежать, поскольку оба были убеждены, что излишнее внимание прессы может повредить правовым действиям в пользу Анри Дюваля. Потому-то он и пришел без шума в департамент по иммиграции. Он готов был предложить не давать на данный момент никаких сообщений в прессу…
Он встретился взглядом с Эдгаром Крамером. В глазах у чиновника была ярость и почему-то мольба.
- Благодарю вас, мистер Крамер, - медленно произнес Алан. Он поднялся, взял пальто, сунул под мышку портфель. - Весьма вам благодарен за подсказку: я теперь знаю, что сделать.
2
Три дня после Рождества на страницах "Ванкувер пост" продолжал появляться рассказ об Анри Дювале - человеке без родины. В меньшей степени об этом писали и две другие городские газеты - дневная "Колонист", соперничавшая с "Пост", и более умеренная утренняя "Глоб", - хотя и не без скептицизма, поскольку "Пост" первой обнаружила эту историю.
Но теперь сенсация потихоньку умирала.
- Мы продержались до конца, Дэн, и лишь вызвали интерес, но никаких действий. Так что давай забудем об этом, пока через несколько дней корабль не уплывет; тогда ты сможешь написать ностальгическую заметку о бедном парнишке, плывущем к закату.
Было 7.45 утра, и разговор происходил в отделе новостей "Пост". Говорил Чарлз Уолфендт, редактор дневного выпуска, а слушал его Дэн Орлифф. Распределяя дневные задания, Уолфендт, человек ученый и спокойный, обладавший умом, который, по мнению некоторых, работал как "Ай-би-эм", подозвал Дэна к своему столу.
- Как скажешь, Чак. - Орлифф передернул плечами. - Все равно я считаю, что мы могли бы продержать эту историю еще один день.
Уолфендт проницательно посмотрел на Орлиффа. Он уважал его мнение опытного человека, но следовало взвесить и другие проблемы. Сегодня появилась новая тема, которая станет основной в дневном выпуске и для освещения которой ему требовалось несколько репортеров. Женщина, занимавшаяся бегом, исчезла на горе Сеймур, что рядом с городом, и усиленные поиски не обнаружили ее. Все три газеты сообщали о ходе поисков, и постепенно возникло подозрение, что это подлое преступление, совершенное мужем пропавшей. Уолфендт уже получил утром от главного редактора записку, которая гласила: "Она свалилась в пропасть или ее туда столкнули? Если она жива, давайте доберемся до нее прежде, чем это сделает ее старик". Дэна Орлиффа, подумал Уолфендт, хорошо бы послать на гору.
- Если бы мы могли быть уверены, что в истории с безбилетником что-то происходит, я бы с тобой согласился, - сказал Уолфендт. - Я не имею в виду посмотреть на это дело под другим углом.
- Я понимаю, - согласился Дэн. - Требуется оживить интерес, что дало бы последствия. Хотел бы я это гарантировать.
- Если сможешь, я дам тебе еще один день, - сказал Уолфендт. - В противном случае я поставлю тебя на этот поиск.
- Как знаешь, - бросил Дэн. Он понимал, проработав с Уолфендтом немало времени, что тот прощупывает его. - Ты босс, но та история все-таки лучше.
А вокруг них постепенно оживал отдел новостей, по мере того как приходили остальные сотрудники дневной смены. Заместитель главного редактора прошел на свое место рядом с отделом городских новостей. У главного стола этого отдела, находившегося в другом конце помещения, копии материалов начали опускать в щель - для набора и верстки тремя этажами ниже. Уже появился размеренный темп работы, который будет нарастать по мере того, как пойдет время и появится и пролетит предельный срок.
- Я тоже разочарован, - задумчиво произнес редактор городских новостей. - Я, право, считал, что произойдет нечто большее с этим вашим безбилетником. - И он начал загибать пальцы. - Мы дали материал о самом нелегале, о корабле, о реакции публики, об иммиграционных чиновниках - ничего; мы провели проверку за границей - никаких результатов; мы послали телеграмму в ООН - они сообщили, что займутся этим, но одному Боге известно когда, а тем временем мне надо выпускать газету. Что еще?
- Я надеялся, - сказал Дэн, - что какое-нибудь важное лицо выступит, чтобы помочь ему.
Торопливый наборщик положил на стол городских новостей еще влажные от краски гранки набранных страниц.
Уолфендт молчал. Он взвешивал все "за" и "против".
- Хорошо, - решительно объявил он затем, - я дам тебе еще двадцать четыре часа. Иными словами, целые сутки, чтобы найти всадника на белом коке.
- Спасибо, Стю. - Дэн Орлифф с широкой улыбкой повернулся и произнес: - На этой горе было бы уж слишком холодно.
У него не возникло никаких особых мыслей, и он пошел домой на поздний завтрак с женой Нэнси, а потом отвез свою шестилетнюю дочь Пэтти в школу. Когда он вернулся в центр и остановил машину у здания иммиграции, было уже около десяти часов.
Особого основания приезжать сюда у него не было, поскольку он накануне провел интервью с Эдгаром Крамером и получил лишь бесцветное официальное заявление. Тем не менее логически это было то место, с которого следовало начинать.
- Я ищу всадника на белом коне, - сказал он девушке, которая была у Эдгара Крамера за секретаршу.
- Он пошел вон туда. - Она указала пальцем в сторону кабинета. - Прямиком за ту обитую дверь.
- Я часто удивляюсь, - заметил Дэн, - как это нынешние девушки умудряются быть одновременно сексуальными и такими умными.
- У меня гормоны с большим процентом интеллекта, - сказала она. - И мой муж научил меня, как отвечать нахалам.
Дэн вздохнул.
- Если с шутками покончено, - усмехнулась девушка, - то вы - репортер из газеты - хотели бы встретиться с мистером Крамером. Но он сейчас занят.
- Не думал я, что вы меня запомнили.
- Я и не запомнила, - нахально заявила девица. - Просто репортеров сразу видно. Они обычно немного не в себе.
- Ну, данный репортер еще не пропал, - сказал Дэн. - Так что если вы не возражаете, я подожду.
Девица улыбнулась:
- Судя по тому, что я слышу, ждать вам придется недолго.
И она кивнула на закрытую дверь в кабинет Эдгара Крамера.
Дэн слышал резкие повышенные голоса. Его острый слух уловил фамилию Дюваль. А через несколько минут из кабинета вышел Алан Мейтленд с красным лицом. Дэн Орлифф нагнал его у главного входа.
- Извините, - сказал он. - Мне кажется, у нас есть тема для разговора.
- Едва ли, - отрезал Алан, не останавливаясь.
Он весь кипел от гнева - запоздалой реакции после прежнего спокойствия.
- Не кипятитесь. - Шагавший рядом Дэн кивнул на здание, из которого они только что вышли. - Я не из их братии. Я просто журналист. - И представился.
Алан Мейтленд остановился.
- Извините. - Он сделал глубокий вдох и улыбнулся: - Я чуть не взорвался, и вы вовремя ко мне подошли.
- К вашим услугам, - сказал Дэн. Он уже отметил наличие портфеля и галстука Университета Британской Колумбии. - Сегодня у меня день догадок. Вы, случайно, не адвокат?
- Представьте себе, адвокат.
- И представляете интересы Анри Дюваля?
- Да.
- Мы не могли бы где-нибудь поговорить?
Алан Мейтленд медлил. Эдгар Крамер обвинил его в том, что он ищет гласности, и Алан, распалясь, ответил ему, что теперь станет ее искать. Но от инстинктивного стремления адвоката избегать заявлений в прессе было трудно избавиться.
- Не для протокола, - спокойно произнес Дэн Орлифф. - Дела идут не слишком хорошо, верно?
Алан криво усмехнулся:
- Тоже не для протокола: хуже быть не может.
- В таком случае, - сказал Орлифф, - что вы - или Дюваль - теряете?
- Я полагаю, ничего, - медленно произнес Алан. "А ведь правда, - подумал он, - терять тут нечего, а выигрыш может быть". - Хорошо, - сказал он. - Пошли выпьем кофе.
- Было у меня такое чувство, что сегодня день окажется удачным, - с довольным видом произнес Дэн Орлифф. - Кстати, где стоит ваша лошадка?
- Лошадка? - спросил озадаченный Алан. - Я пришел пешком.
- Не обращайте внимания, - сказал Дэн. - Я иногда веду себя странно. Воспользуемся моей машиной.
Часом позже, за четвертой чашкой кофе, Алан Мейтленд заметил:
- Вы задали кучу вопросов обо мне, но Дюваль ведь наверняка важнее.
Дэн Орлифф многозначительно покачал головой:
- Не сегодня. Сегодня вы герой. - Он взглянул на часы. - Еще один вопрос, и я должен браться за перо.
- Валяйте.
- Не поймите меня превратно, - сказал Дэн. - Но почему, в таком городе, как Ванкувер, где столько громких имен и талантливых юристов, вы оказались единственным, кто выступил на защиту этого маленького человечка?
- Сказать по правде, - ответил Алан, - меня самого это удивляет.
3
"Ванкувер пост" находилась в буром кирпичном здании, где по фронтону были расположены рабочие помещения и в тылу - печатный цех, а над всем этим торчала наподобие короткого оторванного большого пальца башня редакторских отделов. Расставшись с Аланом Мейтлендом, Дэн Орлифф через десять минут уже запарковал свой "форд" на отведенном для сотрудников участке через улицу и направился в здание. Он поднялся на лифте в редакционную башню и сел в полном теперь зале отдела новостей за пустой стол, чтобы писать.
Начало далось ему легко.
"Возмущенный молодой ванкуверский адвокат приготовился, словно Давид, выступить против Голиафа.
Это Алан Мейтленд, двадцати пяти, родившийся в Ванкувере, выпускник юридического факультета Университета Британской Колумбии.