За спиной Хоудена под широкой загнутой лестницей тихонько дважды звякнул один из двух позолоченных телефонов, стоявших на столике в стиле Адама. Это был американский посол.
- Здравствуйте, Энгри, - произнес Джеймс Хоуден. - Я слышал, что ваши люди выпустили кота из мешка.
В ответ послышался по-бостонски гнусавый голос достопочтенного Филиппа Энгроува:
- Я знаю, господин премьер-министр и, черт побери, извиняюсь. По счастью, однако, из мешка высунулась лишь голова кота и мы все еще крепко держим его за хвост.
- Мне стало легче от того, что я услышал, - сказал Хоуден. - Но, как вы понимаете, нам надо выступить с совместным заявлением. Артур направился…
- Он уже тут, со мной, - перебил его посол. - Вот выпьем по паре рюмок и приступим к делу, сэр. Вы хотите лично одобрить заявление?
- Нет, - сказал Хоуден. - Предоставляю все вам и Артуру.
Они еще поговорили две-три минуты, и премьер-министр положил на место трубку позолоченного телефона.
А Маргарет прошла в большую уютную гостиную с обитыми пестрым ситцем диванами, ампирными креслами и серыми занавесками. В камине ярко горел огонь. Маргарет поставила на патефон пластинку, и теперь мягко звучала музыка Чайковского в исполнении Костелянца. Хоудены предпочитали такого рода музыку - более серьезная классика редко нравилась им.
Через несколько минут горничная принесла кофе с горой сандвичей. Повинуясь жесту Маргарет, девушка предложила сандвичи Хоудену, и он с рассеянным видом взял один из них.
Когда горничная ушла, он снял свою белую бабочку, расстегнул крахмальный воротник рубашки и присоединился к Маргарет, севшей возле огня. Он с удовольствием опустился в глубокое мягкое кресло, пододвинул ближе табурет для ног и положил на него обе ноги.
- Вот это жизнь, - с глубоким вздохом произнес он. - Ты, я… и никого больше… - Он опустил подбородок и по привычке потер кончик носа.
Маргарет слабо улыбнулась.
- Нам надо почаще бывать вот так вместе, Джейми.
- Мы и будем это делать, право же, будем, - пылко произнес он. Потом уже другим тоном сказал: - У меня есть новости. Мы очень скоро поедем в Вашингтон. Я подумал, что тебе приятно об этом узнать.
Его жена разливала в это время кофе из кофейника шеффилдского сервиза и подняла на него глаза.
- Это несколько неожиданно, верно?
- Да, - ответил он. - Но произошло нечто весьма важное. Мне надо переговорить с президентом.
- Что ж, - сказала Маргарет, - по счастью, у меня есть новое платье. - И, подумав, добавила: - Придется купить туфли, и мне потребуется подходящая сумочка, а также перчатки. - Лицо ее стало озабоченным. - У меня будет на это время, да?
- Более или менее, - сказал он и рассмеялся оттого, насколько ее заботы были несопоставимы с его заботами.
- Я съезжу на день в Монреаль для покупок сразу после праздника, - решительно заявила Маргарет. - Там всегда можно купить куда больше, чем в Оттаве. Кстати, как у нас с деньгами?
Он нахмурился:
- Не слишком хорошо: мы уже перебрали в банке. По-видимому, придется снова продать кое-какие облигации.
- Снова? - Казалось, это озаботило Маргарет. - У нас осталось их совсем немного.
- Верно. Но поступай как наметила. - Он любовно посмотрел на жену. - Одна поездка за покупками ничего особенно не изменит.
- Ну если ты так в этом уверен…
- Уверен.
Но уверен он, подумал Хоуден, был лишь в одном: никто не подаст в суд на премьер-министра за задержки с платежами. Нехватка денег на личные нужды была источником постоянных волнений в семье. У Хоуденов не было персональных средств, если не считать скромных сбережений, отложенных во времена, когда он занимался юридической практикой, а в Канаде - при существовавшей во многих случаях ограниченности мышления - страна платила своим руководителям более чем скромно.
Хоуден часто думал, какая это злая ирония, что канадский премьер-министр, отвечающий за судьбу нации, получает меньше американского конгрессмена. У него не было служебной машины - он ездил на своей собственной, купленной на эти скромные средства, и даже бесплатный дом был предоставлен ему совсем недавно. Всего лишь в 1950 году тогдашний премьер-министр Луи Сен-Лоран был вынужден жить в двухкомнатной квартире, такой маленькой, что госпожа Сен-Лоран держала банки с вареньем под кроватью. Более того: после целой жизни, посвященной работе в парламенте, большинство бывших премьер-министров по выходе на пенсию могли рассчитывать лишь на три тысячи долларов в год согласно существовавшей пенсионной схеме. В результате в прошлом премьер-министры держались за свое кресло до глубокой старости. Некоторые, впрочем, выходили на жалкую пенсию, рассчитывая на помощь друзей. Министры и члены парламента получали даже еще меньше. "Просто поразительно, - думал Хоуден, - что столь многие из нас остаются честными". В известной мере он не слишком возмущался тем, на что пошел Харви Уоррендер.
- Тебе бы следовало выйти замуж за бизнесмена, - сказал он Маргарет. - У вторых вице-президентов больше денег.
- Я полагаю, существуют и другие вещи в качестве компенсации, - заметила Маргарет.
"Слава Богу, - подумал он, - что у нас такой хороший брак". Жизнь политика может лишить столь многого в обмен на власть: чувств, иллюзий, даже честности, а без тепла близкой женщины мужчина может стать пустым орехом. Он отбросил мысли о Милли Фридман, хотя и не без некоторого опасения.
- Я тут вспомнил то время, - сказал он, - когда твой отец застал нас. Помнишь?
- Конечно. Женщины всегда помнят такое. Я считала, что ты забыл.
Произошло это сорок два года назад в городе Медисин-Хэт, что стоит среди холмов на западе. Ему было двадцать два года, выходцу из сиротского приюта, новоиспеченному адвокату без клиентов и каких-либо перспектив. Маргарет было восемнадцать, она была старшей из семи дочерей аукциониста по скоту, который вне работы неизменно оставался мрачным, некоммуникабельным человеком. По меркам тех дней семья Маргарет считалась зажиточной по сравнению с Джеймсом Хоуденом, перебивавшимся по окончании учебы с хлеба на квас.
Однажды воскресным вечером, перед походом в церковь, им удалось остаться в гостиной вдвоем. Они стали целоваться со все возрастающей страстью, и Маргарет была полураздета, когда в гостиную вошел ее отец в поисках молитвенника. В тот момент он ничего не сказал - лишь пробормотал "Извините", но потом, вечером, сидя за ужином во главе стола, мрачно посмотрел в другой его конец и обратился к Джеймсу Хоудену.
"Молодой человек, - сказал он. Его крупная спокойная жена и остальные дочери с интересом уставились на главу семьи. - В моем деле, когда мужчина сует пальцы под коровье вымя, это означает, что он заинтересовался данной коровой".
"Сэр, - ответил Джеймс Хоуден с апломбом, который хорошо служил ему в последующие годы, - я хотел бы жениться на вашей старшей дочери".
Аукционист грохнул рукой по уставленному тарелками столу.
"Продано! - И с необычным для него многословием, посмотрев вдоль стола, добавил: - Одна с возу, слава тебе Господи, а шесть еще остаются".
Через несколько недель они обвенчались. И потом аукционист, ныне давно уже умерший, помог своему зятю открыть юридическую контору, а позже заняться политикой.
У них появились дети, хотя теперь они с Маргарет редко видели их: две девочки вышли замуж и переехали в Англию, а их младший ребенок - сын Джеймс Макколлум Хоуден-младший - возглавлял команду нефтебурилыциков на Дальнем Востоке. Однако они до сих пор чувствовали, что у них есть дети, и это было главным.
Огонь в камине стал затухать, и Хоуден подбросил березовое полено. Кора с треском загорелась и ярко вспыхнула. Джеймс Хоуден сидел рядом с Маргарет и смотрел, как языки пламени лижут полено.
- А о чем вы с президентом будете беседовать? - тихо спросила Маргарет.
- Об этом объявят утром. Я бы сказал - о торговле и налоговой политике.
- Но действительно об этом?
- Нет, - сказал он, - не об этом.
- А о чем же?
Прежде он поверял Маргарет информацию о правительственных делах. Мужчине - любому мужчине - необходимо иметь кого-то, кому он может доверять.
- Разговор у нас будет главным образом об обороне. Приближается новый мировой кризис, и прежде чем он разразится, Соединенные Штаты могут взять на себя целый ряд дел, которыми до сих пор мы сами занимались.
- Речь идет о военных делах?
Он кивнул.
Маргарет медленно произнесла:
- Значит, они будут контролировать нашу армию… и все остальное?
- Да, дорогая, - сказал он, - похоже, так оно и будет.
На лбу его жены появились морщинки.
- Если такое случится, Канада уже не сможет проводить собственную внешнюю политику, верно?
- Боюсь, не очень эффективно. - Он вздохнул. - Мы двигались к этому… уже давно.
Повисло молчание. Прервав его, Маргарет спросила:
- Значит, нам конец, Джейми… конец как независимой стране?
- Этого не будет, пока я премьер-министр, - решительно заявил он. - А также если я смогу все спланировать как хочу. - Он говорил все громче, по мере того как росла его убежденность. - Если наши переговоры с Вашингтоном будут должным образом проведены; если в следующие год-два будут приняты правильные решения; если мы будем сильными, но реалистами; если обе стороны будут действовать с предвидением и целесообразностью - при всех этих условиях для нас еще может быть новое начало. И в конце мы станем сильнее, а не слабее. И приобретем в мире большее влияние, а не меньшее. - Он почувствовал, как Маргарет дотронулась до его локтя, и рассмеялся. - Извини: я, кажется, произнес речь?
- Начал произносить. Съешь еще сандвич, Джейми. Хочешь еще кофе?
Он кивнул.
- Ты действительно думаешь, что дело может дойти до войны? - наливая мужу кофе, спокойно спросила Маргарет.
Прежде чем ответить, он вытянул свое длинное тело, удобнее уселся в кресле и скрестил лежавшие на табурете ноги.
- Да, - спокойно произнес он, - я уверен, что она будет. Но я считаю, что есть неплохой шанс оттянуть ее немного - на год, на два, может быть, даже на три.
- Почему это должно произойти? - Впервые в голосе жены он уловил волнение. - Особенно теперь, когда все знают, что война означает уничтожение всего мира.
- Нет, - медленно произнес Джеймс Хоуден, - она не обязательно означает уничтожение. Это заблуждение.
Они помолчали, затем он продолжал, тщательно подбирая слова:
- Ты понимаешь, дорогая, что за стенами этой комнаты, если бы мне задали такой вопрос, моим ответом было бы "нет"? Мне пришлось бы сказать, что война не является неизбежностью, потому что всякий раз, как ты признаешь ее неизбежность, ты как бы сильнее нажимаешь на спусковой крючок уже нацеленного пистолета.
Маргарет поставила перед ним чашку кофе и сказала:
- В таком случае наверняка разумнее не признаваться в этом - даже себе. Разве не лучше продолжать надеяться?
- Будь я обычным гражданином, - ответил ее муж, - я, наверное, обманывал бы себя таким образом. Я полагаю, это было бы нетрудно… если не знать того, что происходит в центре событий. Но глава правительства не может позволить себе заниматься самообманом, особенно если он служит народу, который верит ему… как должен верить.
Он помешал кофе, глотнул, не почувствовав вкуса, и поставил чашку на блюдце.
- Война рано или поздно неизбежна, - медленно произнес Джеймс Хоуден, - потому что она всегда была неизбежна. И всегда будет неизбежна, пока человеческие существа способны ссориться и злиться неизвестно из-за чего. Видишь ли, любая война - это просто ссора одного маленького человечка с другим, помноженная на миллион раз. И чтобы уничтожить войну, надо уничтожить всякое проявление человеческого тщеславия, зависти и злобы. А это невозможно.
- Но если это так, - возразила Маргарет, - то ничего, что стоило бы делать, на свете нет, вообще ничего.
Ее муж отрицательно покачал головой:
- Это не так. Стоит выживать, потому что выжить - значит жить, а жизнь - это приключение. - Он повернулся и окинул взглядом жену. - Наша жизнь тоже сплошное приключением. Ты ведь не хотела бы ее изменить?
- Нет, - ответила Маргарет Хоуден, - наверное, не хотела бы.
Теперь голос его окреп:
- О, я знаю, что говорят о ядерной войне, - говорят, что она уничтожит все и погасит всякую жизнь. Но если подумать, то ведь подобные предсказания сопровождали появление всякого оружия, начиная с примитивной пушки до аэробомбы. Знаешь ли ты, например, что, когда был изобретен пулемет, кто-то подсчитал, что если двести пулеметов будут стрелять в течение тысячи дней, то они перебьют все население земного шара?
Маргарет отрицательно покачала головой. А Хоуден продолжал:
- Человеческая раса выжила, пройдя и через другие опасности, в которых логически она должна была бы погибнуть: я знаю лишь о двух - Ледниковом периоде и Потопе. Ядерная война будет ужасна, и если бы я мог, я, наверное, отдал бы жизнь, чтобы ее предотвратить. Но любая война ужасна, хотя все мы умираем лишь однажды и, может быть, легче так уйти, чем известным путем - от стрелы, пущенной в глаз, или на кресте.
Мы, правда, отбросим назад цивилизацию. Никто это не оспаривает, и, вероятно, снова окажемся в мрачном Средневековье, если может быть что-то более мрачное, чем нынешнее время. Мы, наверное, утратим многое в нашем умении, в том числе умение взрывать атомы, что было бы на какое-то время неплохо.
Но полное уничтожение - нет! Я этому не верю! Что-то все-таки выживет, выползет из развалин и начнет все заново. И это самое худшее, что может случиться, Маргарет. Я считаю, что наша сторона - свободный мир - может иметь лучшую участь. Если сейчас мы будем правильно поступать и использовать отведенное нам время.
При последних словах Джеймс Хоуден поднялся с кресла. Пересек комнату и повернулся.
- И ты намерен использовать его верно… то время, что у нас осталось? - глядя на мужа, тихо спросила Маргарет.
- Да, - сказал он, - намерен. - Лицо его стало мягче. - Наверное, не следовало мне говорить тебе все это. Я тебя очень расстроил?
- Меня это опечалило. Мир, человечество - назови это как хочешь, - мы имеем столько всего и собираемся все это погубить. - Помолчав, она добавила: - Но ты хотел сказать об этом кому-то.
Он кивнул.
- Не так много людей, с кем я могу разговаривать в открытую.
- В таком случае я рада, что ты со мной поделился. - По привычке Маргарет сдвинула в сторону кофейные чашки. - Уже поздно. Ты не думаешь, что пора подниматься наверх?
Он отрицательно покачал головой:
- Не сейчас. Но ты иди - я приду позже.
По дороге к двери Маргарет остановилась. На шератонском карточном столе лежала кипа бумаг и газетных вырезок, присланных ранее из парламентского кабинета Хоудена. Маргарет взяла тоненькую брошюрку и перевернула.
- Ты же не читаешь такого рода вещи, верно, Джейми?
На обложке значилось: "Звездочет". А вокруг были расположены знаки зодиака.
- Великий Боже, нет! - Ее муж слегка покраснел. - Ну, иногда я это просматриваю - для развлечения.
- Но та пожилая дама, что посылала тебе их, - она ведь умерла?
- Очевидно, кто-то продолжает посылать их. - В голосе Хоудена звучало легкое раздражение. - Трудно выпасть из списка людей, которые что-то посылают.
- Но это пришло по подписке, - не отступалась Маргарет. - Смотри, подписка была явно возобновлена - это ясно из даты на бирке.
- Право же, Маргарет, ну откуда мне знать, каким образом, когда и где подписка была возобновлена? Ты хоть имеешь представление, сколько почты приходит мне за день? Я всю ее не проверяю. Я даже всю ее не вижу. Может быть, кто-то из моих служащих оформил подписку, не сказав мне. Если это тебя волнует, я завтра же ее прекращу.
- Не стоит раздражаться, - спокойным тоном произнесла Маргарет, - к тому же это меня нисколько не волнует. Я просто полюбопытствовала. И даже если ты это читаешь, зачем так возбуждаться? Возможно, эта книжечка подскажет тебе, как обойтись с Харви Уоррендером. - И она положила журнал на место. - Так ты уверен, что не хочешь сейчас лечь?
- Уверен. Мне нужно многое спланировать, а времени мало.
К этому она привыкла.
- Доброй ночи, дорогой, - сказала она.
Поднимаясь по широкой витой лестнице, Маргарет подумала, сколько одиноких вечеров провела она за свою замужнюю жизнь или сколько раз ложилась в постель одна. А впрочем, пожалуй, хорошо, что она никогда их не считала. Особенно в последние годы у Джеймса Хоудена вошло в привычку сидеть допоздна, размышляя о политических проблемах и государственных делах, а когда он ложился в постель, Маргарет обычно уже спала и редко просыпалась. И дело не в том, что она лишалась сексуальной близости, откровенно признавалась она себе, - эта сторона ее жизни была упорядочена и влита в рамки много лет назад. Но женщина ценит, когда в конце дня рядом с ней тепло близкого человека. "В нашем браке было много хорошего, - думала Маргарет, - но было и одиночество".
Разговор о войне преисполнил ее необычной печали. Неизбежность войны, полагала она, мужчины приемлют, а женщины - никогда. Воюют мужчины, а не женщины - за редким исключением. Почему так? Не потому ли, что женщины рождены для боли и страданий, а мужчины сами должны создать это для себя? Внезапно ее потянуло к детям - не для того, чтобы их приласкать, а чтобы они приласкали ее. Глаза ее наполнились слезами, и ей захотелось вернуться вниз, попросить, чтобы хоть эту одну ночь она засыпала не одна.
Но тут она сказала себе: "Нечего дурить". Джейми постарается проявить доброту, но никогда ее не поймет.
4
Как только жена ушла, Джеймс Хоуден, продолжая сидеть у огня, который уже не выбрасывал так высоко пламя, дал волю думам. Маргарет сказала правду: разговор с ней принес ему облегчение, и кое-что из сказанного было произнесено вслух впервые. Но теперь настало время все спланировать - не только для бесед в Вашингтоне, но и для выступления перед страной впоследствии.
Главным, конечно, было сохранить за собой власть - казалось, судьба требовала этого от него. Но посмотрят ли на это так же и другие? Он надеялся, что посмотрят, но лучше всего быть уверенным. Вот почему - даже в столь позднее время - он должен разработать осторожную внутреннюю политику. Победа на выборах его партии в ближайшие несколько месяцев была жизненно необходима для блага страны.
Словно для облегчения, он обратился к менее важным проблемам и мысленно вернулся к инциденту с Харви Уоррендером. Такого нельзя больше допускать. Надо объясниться с Харви, решил он, и желательно завтра. Одно он твердо решил - у правительства не будет больше неприятностей со стороны министерства по делам гражданства и иммиграции.
Музыка прекратилась, и он подошел к проигрывателю, чтобы поставить новую пластинку. Он выбрал из коллекции Мантовани пластинку под названием "Бриллианты на века". А по дороге обратно взял журнал, про который говорила ему Маргарет.