Глава четырнадцатая
Знакомство с японским императором
И чего только не передумаешь в свои двенадцать лет, когда не спится. Васюрка ворочался с боку на бок, смотрел в темноту. Вчера он поздно вернулся домой. Мать долго ворчала: "Тебя бы за смертью посылать… Прошлялся весь вечер. И хлеб в платке принес весь измятый…" А Васюрка и не шлялся вовсе. Дядя Храпчук довез его на "компашке" до семафора, велел прыгать под крутой откос, добежать до горы, там снова подняться на железнодорожное полотно и мигом к Матросу. "Беги так, чтобы ветер тебя не догнал!" - сказал на прощание старый машинист. Васюрка понимал, что от него зависит что-то важное, и не жалел своих ног. Когда играли в поезда, он изображал товаро-пассажирский, "девяносто тяжелый", теперь его, на зависть Индейцу, можно было назвать курьерским. Единым махом влетел он по лестнице на бугор…
Матрос сидел за столом, чистил карасей и вполголоса напевал:
Когда б имел златые горы
И реки, полные вина…
Песню прервал Васюрка. От сильного бега он ничего не мог сказать, только судорожно открывал рот и глотал воздух. Матрос налил в кружку воды из закопченного чайника. Хватив два глотка, Васюрка, наконец промолвил:
- Бегите на ту сторону к Цыдыпу Гармаеву!.. Никифор Андреевич велел… А то сейчас дрезина с беляками придет!..
Матрос молча подошел к железной кровати, выдернул из-под подушки залатанный холщовый мешок, затолкал в него тонкое, старое одеяло, выплеснул прямо на пол остаток воды из чайника и тоже сунул его в мешок, туда же бросил железную миску, кружку, ложку. Потом вытер о гимнастерку нож, и на боку у Матроса заблестела рыбья чешуя. Нож, лязгнув, скользнул в ножны, привязанные к старому солдатскому ремню. Надев рваный полушубок и подвязавшись веревкой, Матрос остановился посередине сторожки и о чем-то задумался. Вдруг удивленный Васюрка услыхал, как старик снова тихонько запел:
Когда б имел златые горы…
Матрос шагнул к печке, взял с шестка коробку спичек.
- А шапки-то у меня нет! - сказал он возбужденно и даже будто весело. - Должно быть, японскому императору досталась… Ну, пошли!
Они спустились к речке, на маленькой лодочке переправились на другую сторону. В тальниковых кустах Матрос крепко пожал Васюрке руку.
- Спасибо тебе, и прощай! Расти молодцом… Вырастешь - матросом будешь. Хочешь быть матросом?
- Хочу! - сам не зная почему, сказал Васюрка.
Выбрались из кустов на выкошенный луг. Матрос, не оглядываясь, пошел к лесистым горам. Васюрка смотрел ему вслед. Долетели слова песни:
Не упрекай несправедливо,
Скажи всю правду ты отцу…
Васюрка вдоль берега отправился домой, прижимая к груди купленный для отца хлеб. Было слышно, как по путям от станции к кладбищу катилась дрезина, постукивая на стыках рельсов…
…Не спится. За дощатой перегородкой стонет отец. Ему совсем стало плохо. С войны он вернулся с простреленной грудью, отравленный газами. Он работает сторожем в магазине общества потребителей, или потребиловке, как говорят в поселке. После ночных дежурств приходит усталый, едва-едва передвигает ноги. Теперь окончательно ослаб. Мать тоже часто и глухо кашляет, жалуется на боль в боку…
Васюрка тяжело вздыхает и переворачивается на другой бок. Ему в лицо ровно дышит Витька… "Пить!" - просит за перегородкой отец. Слышно, как, охая, мать встает с постели и шлепает босыми ногами к кадке с водой…
Учиться трудно. Мать не может принести ни дров, ни воды. Даже пол моет Васюрка. Правда, этого никто не знает, а то засмеяли бы. А Витька? Просто беда с ним, так и таскается по пятам, словно хвост. Когда уроки учить? Когда с ребятами поиграть? К концу дня вырвешься на улицу, а тут уже отец отправляется на дежурство, кричит: "Васюрка, ступай домой!" Когда успеешь от него улизнуть, а когда и нет… Завтра суббота, ребята собираются за кедровыми шишками. Да разве уйдешь из дома?..
Васюрке вспоминается митинг на станции. Какой-то военный хорошо говорил о будущей жизни. Все, мол, заживут счастливо, только надо сначала победить врагов революции. Это из-за них, проклятых, живется так несладко.
Эх, дать бы им по башке. А за ним, за Васюркой, дело не станет. Пусть только скажут, что надо делать, на все готов, как Матрос… Где он теперь? Куда пошел без шапки?..
На кухне из умывальника в цинковый таз падают капли. Таз позванивает. И кажется Васюрке сквозь дремоту, что он совсем не дома, а на рыбалке. Лежит у костра, а далеко в степи пасется лошадь, и у нее на шее позвякивает колокольчик…
В эту ночь не спится не одному Васюрке. По цепочке от двойки к двойке Усатый передал: донос Конфорки на дядю Филю провалился, у него не нашли оружия. Контрразведка думала, что гранаты приносят ему в корзинке с картошкой. Засада, кроме картошки, ничего не обнаружила. Дядя Филя временно должен прекратить посещение квартиры Кравченко и вообще пока ничем себя не проявлять.
Усатый предупреждал: японцы под видом знакомства с русским бытом начинают обход квартир. Они проявляют большой интерес к семейным фотографиям, особенно к тем, на которых мужчины сняты в военной форме. Надо быть начеку…
Костя слышал, как на рассвете мать открыла отцу дверь. Прошло немного времени, и кто-то постучал в окно. "Папу вызывают в поездку", - сквозь дрему подумал Костя.
Но это пришел Веркин отец - смазчик Горяев. Тимофей Ефимович вышел на улицу. От смазчика несло водкой. "Наверное, заявился деньги на выпивку просить", - решил старый Кравченко.
- Дело есть, сосед! - прохрипел Горяев.
Кравченко потянул смазчика во двор и захлопнул калитку. Горяев говорил плачущим голосом:
- Что они придумали… Хотят, чтобы я продал тебя, сосед… Это я-то, рабочий человек, да своего брата!..
- Кто они? Что ты мелешь? - спросил Кравченко.
- Да семеновцы!.. И японский офицер сидел, зубы скалил. Пригласили в штаб, велят за тобой следить в оба глаза… Кто к тебе ходит, да часто ли, да о чем разговор у вас идет, и все такое. Хотят устроить так, чтобы я всегда с тобой в поездке был. Денег много обещали и водки - сколько хочешь…
Тимофей Ефимович закусил усы.
- Ну, а ты что же?
- Я ничего… Велели подумать. А если проболтаюсь - голову оторвут. Вот ночь не сплю, мучаюсь. Как же так, сосед?! Они думают, что я на водку и честь свою рабочую променяю. Да пропади она, водка эта! Да я, если хочешь знать, и пить могу бросить!
- Ты подожди, не горячись! Идем потолкуем!
И Кравченко с Горяевым скрылись в дровянике…
Утром японцы повсюду расклеивали большое объявление, отпечатанное на русском языке. Внизу стояла подпись - генерал-лейтенант К. Фудзия и дата - 23 августа 1918 года. Японцы распространяли это объявление во всех занятых ими населенных пунктах Забайкалья.
Костя и Индеец встретились около моста по дороге в школу. Потом подошли Пронька и Кузя, а за ними показались Томас Эдисон и Храпчук. Старый машинист шел на смену. Васюрка в школу идти не мог, и его не ждали. Объявление увидели недалеко от станции на заборе. Эдисон начал читать вслух:
"…Объявляю всему местному населению, включая военных, что выступление японской армии в этом районе является естественным последствием недавно изданной декларации Императорского японского правительства".
- Какая такая декларация? - спросил Кузя.
Ему никто не ответил. Эдисон читал:
"…Как уже сказано в этой правительственной декларации, японская армия не собирается делить или присваивать себе русских земель и отнюдь не будет вмешиваться в русскую политику, а ставит целью своего выступления лишь исполнение веления многогуманного и многомилосердного нашего императора…"
Кузя дернул Эдисона за рубашку.
- Шурка, а что это… "многогугума…"
Он не мог выговорить мудреного слова и осекся.
- Молчи ты! - толкнул его в спину Костя. - Читай дальше, Эдисон!
"…Видя страдания России, наш император послал свою армию в этот район для восстановления порядка и спокойствия…"
- Восстанавливайте, а мы ужо вас поблагодарим! - Храпчук показал огромный кулак.
Ребята захохотали.
"…Можно сказать, - читал Эдисон, - что японская армия является истинным спасителем для русского народа…"
- Мягко стелет, да жестко спать! - уже сурово сказал Храпчук. - В Чите они красногвардейцев расстреляли!
"…Но если кто-либо будет оказывать сопротивление нашей армии или препятствовать исполнению святого назначения ее, то она примет строжайшие меры и будет преследовать, не разбираясь в национальности…"
Машинист сердито проворчал:
- Не пугай, микадо, мы не из трусливого десятка!
Оглядев мальчишек, Храпчук добавил:
- Вот мы и познакомились с японским императором… Ну, хватит, хлопцы, вам за парты пора, мне на "компашку"…
Поднимаясь от станции в гору, школьники не обращали внимания на мелкий, как пыль, дождик, сыпавшийся с темно-серого неба. Каждый из них размышлял о японском объявлении. У Шурки изобретателя возникла мысль: "Хорошо бы вечерком сорвать все эти бумажки". Костя думал: "Выходит, хитрят япошки! Надо папу спросить, в чем тут дело". А Индеец жалел, что натолкнулся на объявление не один. Уж он бы рассказал, как собралась вокруг него большая-пребольшая толпа и слушала его с замиранием сердца и как взвод японцев напал на него, а он сумел отбиться камнями и улизнуть…
В этот день во время большой перемены произошло событие, которое взбудоражило всю школу.
Поселок Гора пересекался глубоким оврагом. На самом краю его, между школой и станцией, стояла пустая лавка купца Шамарского. Японцы заняли ее под склад. Ученики каким-то образом пронюхали, что в складе хранятся ящики с сигаретами. Два старшеклассника, сын аптекаря и сын начальника лесничества, добрались по оврагу до лавки, оторвали доску и выгребли много пачек сигарет "Каска". Парни благополучно вернулись обратно с оттопыренными карманами. Их примеру последовали другие. Скоро по дну оврага шныряли все любители сигарет. Стоявший у дверей японский часовой не видел и не слышал, что творилось с другой стороны склада.
Индеец тоже кинулся в овраг, но Костя схватил его за ремень и закричал:
- Куда? Пошел назад!
Вместе отошли подальше в сторону. Костя сердился:
- Какой же ты подпольщик?!
- Да я хотел немножко взять! Интересно все-таки, какие они, япошкины сигареты. Сегодня в хребет пойдем, покурили бы!
Костя вспомнил отцовские слова и сказал, грозя Индейцу кулаком:
- Я тебе покурю! Из ушей дым пойдет!
В это же время на школьном крыльце Кузя уговаривал Проньку:
- Сбегаем разочек, а то одному боязно!
- Не ворую ни один, ни в шайке! - отрезал Пронька.
Кузя потер переносицу.
- Да я нарочно сказал! Давай лучше сбегаем в лавочку, я две липучки куплю!
Уже в конце перемены Женька Драверт, узнав о "сигаретных экспедициях", побежал к складу и знаками растолковал часовому о краже. Японец, увидев выдранную доску, выстрелил вверх. Едва начались уроки, в школу явился японский офицер Цурамото с несколькими вооруженными солдатами. Директор созвал всех учителей и предложил им сделать обыск в классах. Лидия Ивановна первая заявила:
- Я отказываюсь! Это унизительно! Педагоги - не жандармы!
Ее поддержали другие учителя. Тогда директор предложил японцам действовать самим. Они обшаривали парты, вытряхивали на пол содержимое ранцев и сумок, выворачивали у учеников карманы, заставили расстегивать рубашки и брюки, но ничего не нашли. Пока учителя заседали, парнишки успели спрятать сигареты на чердаке и в поленницах во дворе школы. Некоторые выбросили пачки в окна. Кое-кто убежал домой. Правда, японцы обыскали потом и чердак и двор, но виновников обнаружить уже не удалось. Слух о краже сигарет и обыске учеников проник на улицу, и скоро около школы собралась большая толпа детей и взрослых. Когда японцы выходили из школы, их обстреляли из рогаток. Камешек щелкнул офицеру по очкам, и стекло разлетелось. Цурамото закричал, мешая японские и русские слова, и бросился обратно в школу. Солдаты кинулись за ним.
- Ур-ра! - кричали ребятишки.
Уроки были сорваны. Ученики бродили по длинному коридору, выскакивали на улицу. Преподаватели не выходили из учительской. Там офицер и директор составляли акт о коллективном ограблении воинского склада дружественной державы и о сознательном нападении учащихся на офицера японской императорской армии. Директор объявил учителям, что вечером состоится заседание педагогического совета для разбора "неслыханного инцидента"…
Женьку Драверта вызывали в учительскую, и офицер вручил ему свою наполненную зинтами посеребренную коробочку с зеркальцем. Передавали даже такую подробность: Цурамото похлопал Женьку по плечу и торжественно произнес:
- Я окончил в Харбине русское коммерческое училище и хорошо понимаю настоящих русских патриотов. Да здравствует японская императорская армия!
Узнав об этом, старшеклассники долго шушукались между собой.
Когда всем разрешили уходить домой, в раздевалке устроили "кучу-малу".
Заваруху начал Томас Эдисон, он дал Женьке подножку, и ябедник упал. На него навалились третьеклассники. Старшие, растаскивая кучу, разбили Женьке нос, оторвали у пальто все пуговицы, засунули в карманы по пачке сигарет, коробочку отобрали и бросили в уборную.
Все ждали новых событий.
Глава пятнадцатая
Над Шуркой собирается гроза
Костя вытащил из сумки учебники и положил в нее хлеб, вареную картошку, огурцы, соль в спичечной коробочке и железную кружку…
У ворот его ждали Эдисон, Индеец, Пронька и Кузя. Васюрку мать не отпустила.
- Пошли быстрее, - торопил изобретатель, поправляя на плечах веревочные лямки походного мешка.
У соседнего дома стояла Вера Горяева.
- Куда это вы, таинственные герои? - спросила она с усмешкой.
- Мы с бабами не разговариваем! - огрызнулся Ленька Индеец, засовывая большие пальцы в карманчики поношенного отцовского жилета.
Вера даже не взглянула на своего постоянного обидчика.
- А я все знаю про вас!
Эдисон остановился, придерживая за руку Костю.
- Что вам известно, синьорина?
- Вы же в кедровник пошли!
- А тебе завидно?
- Ну, что вы там застряли около девчонки? - крикнул Индеец.
Эдисон побежал. Вера смотрела на Костю и улыбалась.
- Принесешь мне шишку?
Костя весело кивнул и бросился догонять товарищей.
Шли легко и быстро. Стоял один из тех дней, когда забайкальское осеннее солнце по-летнему согревало землю.
У подножья Лысой горы, где каждое лето буряты устраивают религиозный праздник, Эдисон объявил первый привал.
- Закурить бы! - нерешительно предложил Индеец, косясь на Костю. Но тот не услышал. Он глядел на синеющий вдали хребет. Любил он свои родные места, леса и горы.
- А табачок у тебя есть? - изобретатель подсел к Индейцу.
Ленька извлек из кармана красную пачку с изображенной на ней золотой каской.
- Японские! - увидел Костя. - Откуда они у тебя?
- Не бойся, не воровал. Сигареты валялись, ну, я и того… нашел их!
- Где? - не отставал Костя.
- В классе, где же больше! Открыл печку, смотрю, а там две пачки.
- А зачем ты в печку нос совал?
- Зачем, зачем! - сердился Индеец. - Видел, как туда положили, вот и совал!
- Какой же ты все-таки несознательный, Ленька! - расстроился Костя.
- Ладно, теперь все равно! - примирительно сказал Эдисон. - По-хорошему Индейцу всыпать бы надо, но на первый раз простим - добро японское, а не наше.
Он прикурил, затянулся и, не выпуская дыма, быстро произнес:
- Баба печку не топила - дым не шел, баба печку затопила - дым пошел!
И с последними словами выпустил дым тонкой струйкой. Индеец попробовал сделать так же, но, выпучив глаза, закашлялся. Все посмеялись над ним, потом улеглись на высохшую траву, залюбовались безоблачным небом.
- Говорят, что самое голубое небо в Италии, - сказал Костя. - Врут все! Побывали бы у нас…
- Гуси! Гуси летят! - закричал Кузя, показывая рукой вверх.
Высоко треугольником проплывали с криком гуси. Ребята смотрели до тех пор, пока крылатые путешественники не скрылись из виду.
Тронулись дальше. За Лысой горой начиналась падь. В самый конец ее и надо было пройти, чтобы подняться по крутым тропам в кедровник.
Кузя достал ломоть черного хлеба, начал есть.
- А как, ребята, медведь сейчас в кедровнике шатается?
- Не бойся, Кузя, у нас пушка есть! - успокоил Шурка и, всех изумив, извлек из-под рубахи револьвер.
Мальчишки остановились, окружили Эдисона.
- А он настоящий? - сомневался Кузя.
- Конечно! Системы Смит-Вессон! Шестизарядный!
Индеец подержал револьвер в руках.
- Ух, тяжелющий какой! А ты стрелять умеешь?
- А то нет?! Я вот накоплю побольше патронов и махну на восток Ваню разыскивать, вместе с ним воевать буду!
Все с завистью посмотрели на изобретателя.
- Да, - вздохнул Кузя, - с такой пушкой везде проберешься!
Он потер переносицу и добавил:
- Воевать интересно, только, наверное, страшно, когда тебя убивают!
- Смотрите, кто-то едет! - закричал Пронька.
Маленькая пегая лошадь-монголка тянула через речку телегу. Ею правил пожилой бурят с трубкой во рту. Рядом с ним сидел худощавый русский в железнодорожной фуражке и брезентовом плаще. Лица третьего седока не было видно. Он был в полушубке, в новой бурятской шапке с голубым верхом и красной кисточкой на острой макушке.
- Мендэ! - крикнул Костя.
Бурят приветливо помахал рукой и стегнул лошадь.
- Это Цыдып Гармаев, наш знакомый, - сообщил друзьям Пронька, провожая глазами подводу…
У самой тропинки стоят два толстых кедра. Кто-то давно устроил здесь балаган-навес: лиственничной корой закрыта одна сторона, чтобы только схорониться от дождя. Вся внутренность нехитрого жилья на виду. Рядом с балаганом остатки прошлогоднего костра - затвердевшая зола и черные головешки.
- Пришли! - сказал Эдисон и снял с плеч мешок.
Все изрядно устали, но изобретатель отдыхать не дал.
- Таскать дрова, леди и джентльмены! Ночевка в лесу холодная…