Вдруг Федя услышал за спиной негромкий голос: "Восемь… девять…" - оглянулся и сорвался с турника. Под раскидистой яблоней, уперев в землю лопату, стоял отец, Матвей Сергеевич. Он был в нижней рубахе, волосатая сильная грудь обнажена, на литых, обнажённых по локоть руках перекатывались тугие мускулы. В густых белёсых усах пряталась добродушная усмешка.
- Ну зачем ты, папа, считаешь? - растерянно воскликнул Федя, дуя на покрасневшие ладони.
- Девять раз подтянулся. Маловато, прямо скажу.
- Так я бы и больше мог. Это ты меня сбил…
- Не знаю, не знаю, кто кого сбил. А только девять раз маловато для военного человека.
Отец снисходительно относился к увлечению сына военным делом, и в душе он надеялся, что с годами оно пройдёт. Сам он за свою жизнь навоевался досыта, был изранен и исколот в двух войнах, знал, как нелегка военная служба. А Федя с детства был слабым, болезненным мальчиком.
Трудно сказать, как это получилось, что Федя с малых лет увлёкся военным делом. Может быть, это шло от военных, которых много находилось в Острове - город был пограничным. Федя часто видел их на улицах, на ученьях, на стрельбищах. Подражая им, Федя ходил в детстве в гимнастёрке, носил на голове старую командирскую фуражку отца, любил нацеплять на себя ромбики, красноармейские звёздочки, бумажные ордена.
Уже в восьмом классе Федя твёрдо решил, что после школы пойдёт в военное училище.
В огород, через дыру в изгороди, пролез Борька Капелюхин, Федин одноклассник.
- Слушай, Сушков-Суворов! Победа! Виктория! - заговорил он гулким внушительным баском, перешагивая через грядки с клубникой и на ходу не забывая срывать красные, спелые ягоды, которые сами просились в рот.
- Виктория, говоришь? Ошибаешься, парень. Плохо в сортах разбираешься… А тебе бы пора, - ухмыляясь, сказал Матвей Сергеевич, намекая на пристрастие Капелюхина к ягодам из чужих садов и огородов.
- Здравствуйте, Матвей Сергеевич! - заметив Фединого отца, в замешательстве поздоровался Капелюхин и бросил выразительный взгляд на Федю, что должно было означать: есть новости, надо срочно поговорить.
- Здравствуй, здравствуй… - ответил Матвей Сергеевич, подозрительно поглядывая на ребят. - Так что же у вас за победа-виктория? Или посекретничать надо? Сделайте одолжение… могу и уйти.
- Да нет, какие там секреты, - остановил Федя отца и обратился к Капелюхину: - Чего там, Борька, говори…
Капелюхин привык видеть в каждом простом деле что-то необыкновенное и сообщать об этом другим только наедине и по секрету, поэтому сейчас заговорил без особого подъёма.
Вчера он был в горвоенкомате. Там уже получили разнарядку в военные училища. Скоро будут выдавать направления. Есть места и в Ленинград: военно-инженерное училище и морское. А это то самое, что им нужно.
- Наши заявления уже разобрали, и мы допущены к медицинской отборочной комиссии, - сообщил Капелюхин. - Комиссия послезавтра. Ты готов?
- Как? Ты уже подал заявление? - с изумлением спросил у сына Матвей Сергеевич. - И ничего не сказал дома?
- Понимаешь, папа, - краснея до ушей, признался Федя, - говорили, что будет очень мало мест. Вот мы с Борькой и поторопились…
- Та-ак! - задумчиво, с ноткой обиды протянул отец. - Самостоятельный человек, значит, сам с усам… Ты не думай, сынок, что я против военной профессии. Дело это важное, почётное. Да вот здоровьишко у тебя не того…
- Но я же тренируюсь… - начал было Федя, но его перебил Капелюхин.
Чувствуя, что стеснительный и немногословный приятель ничего больше не скажет, он поспешил Феде на выручку:
- Вы знаете, Матвей Сергеевич, он как Суворов в молодости. Закаляет себя с ног до головы. Его ребята так и зовут: Сушков-Суворов. И знаете, какие сдвиги: раньше Федя воды боялся, а теперь Великую пять раз без передышки переплывает. А в футбол как режется! И в нападении может, и в защите. Его уже в сборную юношескую сманивают…
- А что, Суворов тоже в футбол резался? - Матвей Сергеевич неприязненно покосился на Капелюхина и обратился к сыну: - Я так считаю, комиссия своё слово скажет. Придётся тебе всё-таки подумать о гражданской профессии. Передохни за лето, собери документы, прикинь, что тебе больше по душе. Вот так-то, сынок, подумай.
- Подумаю, папа, - растерянно отозвался Федя.
Отец ушёл. Капелюхин присел у грядки, бросил в рот несколько краснобоких ягод и неодобрительно покосился на Федю.
- Ты что же, вспять пошёл? Отбой даёшь? Эх ты, Сушков-Суворов!
- Совсем не вспять… Просто сказал, "подумаю", - с досадой сказал Федя.
И в самом деле, подумать было о чём. Отец плохого ему не пожелает. Он сам был военным человеком, участником двух войн, знает, какие крепкие и выносливые люди требуются в армии.
Да вот ещё бабка с тёткой тревожатся. Сколько бессонных ночей провели они над Федей, когда он болел ангиной или гриппом. Они постоянно твердят, что Федя должен пойти учиться на врача или на учителя. Работа, мол, тихая, сквозняком не продует, ног не натрудишь - как раз по Фединому здоровью.
Может, они и правы, как знать? С кем бы это посоветоваться, получить твёрдый ответ: куда пойти после школы, как жить дальше.
Может быть, сходить к Саше Бондарину? Слов нет, Саша закадычный друг, готов помочь в любом деле, но насчёт военного училища он, пожалуй, не советчик.
Нет, лучше всего сходить к Клаше Назаровой.
И с чем только Федя не обращался к старшей вожатой! К ней можно было прийти с любым вопросом. Мальчишеские радости и огорчения, обиды и замысловатые вопросы, необузданные фантастические планы и жалобы на обидчиков - всё умела выслушать и понять вожатая Клаша. Она никогда не говорила: "не могу", "занята", "приди завтра". У неё всегда находилось время для задушевного разговора. К Клаше можно было в любой час прийти домой, остановить на улице, вызвать с собрания или из клуба…
После завтрака Федя направился на Набережную улицу к Назаровым.
В комнате за швейной машинкой он застал одну лишь Евдокию Фёдоровну. От неё Федя узнал, что Клава вот уже неделю назад уехала в Рубилово начальником пионерлагеря и не будет в городе до осени.
Тогда Федя решил поехать в Рубилово - это не так уж далеко, всего каких-нибудь двадцать километров от Острова. Кстати, на днях в школе выпускной вечер десятиклассников, и Федя пригласит на него Клашу Назарову. Разве может вечер обойтись без старшей вожатой, когда там соберётся более сорока ребят и девчат - бывших Клавиных пионеров!
Не заходя домой, прямо от Назаровых, Федя отправился в Рубилово. Дорога проходила мимо дома Бондариных: Федя, на минуту остановился и подумал, что хорошо бы позвать в Рубилово Сашку. Они уже не виделись несколько дней, да и идти вдвоём куда веселее. Но потом Федя вспомнил, какой острый язычок у его друга. Узнает, что он идёт за советом к Клаше, и высмеет. Мол, выпускник, взрослый человек, а всё ещё бегает до няньки-вожатой… Нет, лучше уж Федя пойдёт один.
Он выбрался на загородное шоссе. День был тихий, спокойный, солнце пряталось за облаками. В поле узорчатым ковром зацветал клевер, сочно зеленели посевы льна-долгунца, гордость островских колхозов. Вдали синел лесок, и там начинались торфоразработки.
Федя прошёл несколько километров. Солнце выглянуло из облаков, и начало припекать. "Каких-нибудь двадцать километров" оборачивались долгой и трудной дорогой.
По шоссе то и дело пробегали грузовики, гремя и лязгая на крупных булыжниках. Федя остановился на повороте дороги, дождался очередной машины и, когда та замедлила ход, уцепился за задний борт, подтянулся на руках и полез в кузов. Неожиданно на выбоине машину сильно тряхнуло, и Федя наверняка свалился бы на шоссе, если бы чьи-то здоровые руки не схватили его за плечи и не втащили в кузов.
- Вот гонит, дьявол! - выругался Федя. - Спасибо, дядя…
- На здоровье, тётя… - раздался знакомый голос.
Федя поднял глаза и узнал Сашу Бондарина. Он смотрел на него с лукавой ухмылкой.
- Сашка? - удивился Федя. - Куда это ты?
- Да вот… вроде тебя на грузовике катаюсь, - уклончиво ответил Саша. - А ты куда путь держишь?
- Я… я в Рубилово, - запнувшись, признался Федя. - Клаву Назарову на выпускной вечер пригласить надо. Меня директор школы просил.
- Вот и меня директор просил, - помолчав, сказал Саша и отвёл глаза в сторону.
Федя недоверчиво покосился на приятеля: нет, здесь что-то не то.
Неожиданно на крутом повороте грузовик занесло, и Саша всем телом навалился на Федю.
- Ну и дорожка! - буркнул он, с трудом оторвавшись от приятеля.
- Слушай, - решил схитрить Федя, - а зачем нам обоим трястись по такой дороге? Пусть кто-нибудь один едет в Рубилово.
- Можно и одному, - согласился Саша. - Ты слезай, а я уж как-нибудь доберусь.
- Почему же мне слезать? - удивился Федя. Он хотел было предложить кинуть жребий, но сдержался: кто знает, чем это может кончиться? А ему так надо увидеть Клашу!
И тогда Федя решил переменить тему разговора. Он сообщил, что в горвоенкомате в ближайшие дни можно будет получить направление в военные училища, в том числе и в ленинградские.
- Ну и что? - притворившись непонимающим, переспросил Саша.
- Как - что? У тебя уже память отбило? Мы о чём с тобой договаривались? Кончим десятилетку - и прощай, Остров! Поступаем в военные училища. Послушай, - принялся уговаривать Федя, - нам же счастье само в руки лезет. Поедем в Ленинград. Я в военно-инженерное поступлю, ты в военно-морское. Учимся в одном городе, выходные дни проводим вместе, ходим в театры, в музеи… Вот это дружба! Ты только подумай…
- Я уже подумал, - сказал Саша.
Федя махнул рукой: странные всё же вещи происходят на свете! Никто из островских мальчишек, пожалуй, так не увлекался морским делом, как Саша Бондарин. Он отличный пловец и ныряльщик, не раз ходил под парусом на лодке, перечитал великое множество книг о моряках, любил щегольнуть перед ребятами знанием морских терминов. Чуть ли не круглый год Саша ходил в полосатой матросской тельняшке и охотно отзывался, когда его звали "морская душа".
Да и по виду Саша вылитый моряк - плечистый, скуластый, крепко сбитый, с выпуклой бронзовой грудью, с железными мускулами. Казалось, такому только бы и учиться в морском училище. Но Саша, как это ни странно, о военной профессии и думать не желает, собирается поступить в какой-то планово-экономический институт.
- Эх ты, кооператор! - с досадой сказал Федя. - Бывшая морская душа!
Саша нахмурился: отец его заведовал продмагом, и сын не любил, когда кто-нибудь иронизировал над профессией продавца.
- Ты что ж думаешь, жизнь только на военных держится? Воюют год-два, а экономисты, плановики, кооператоры всё время нужны. Помнишь, что Ленин про экономику социализма сказал…
И в какой уже раз ребята азартно заспорили о том, какая профессия важнее. Они горячились, размахивали руками, глушили друг друга цитатами из школьных учебников.
- Ну хорошо, - сдался наконец Саша, когда приятель обвинил его в измене и отступничестве. - Приедем в Рубилово и спросим Клашу. Как она скажет, так и будет.
- А давай спросим! - запальчиво согласился Федя и тут только сообразил, что Сашка, как и он, едет посоветоваться с вожатой.
В лагере
Грузовик довёз Федю и Сашу почти до самого пионерского лагеря.
Прошли под аркой с не успевшей ещё выгореть надписью "Добро пожаловать!", постояли у лагерной линейки с высоко поднятым на шесте алым флагом, заглянули в брезентовые палатки, в лёгкие щитовые домики, где стояли аккуратно заправленные койки. Везде почему-то было безлюдно и тихо.
Заборы, домики, скамейки, постовые грибки только что были покрашены, и в воздухе остро пахло масляной краской.
В конце лагерной территории, под развесистыми берёзами, где стоял самодельный верстак и лежали горы щепы и стружек, ребята заметили сухощавого высокого старика в рабочем фартуке со следами клея и краски.
Федя и Саша узнали старика сразу и поздоровались - это был дядя Никифор, неизменный лагерный сторож, которого они помнили ещё с тех пор, когда сами приезжали на лето в пионерский лагерь.
Не выпуская из рук рубанка, дядя Никифор поверх очков подозрительно посмотрел на ребят.
- Откуда такие? А-а, островские, - узнал он наконец Федю и Сашу. - Чего бродите здесь?
Федя сказал, что они приехали к Клаве Назаровой, и спросил, почему в лагере так тихо и пустынно.
- Гарнизон выбыл в неизвестном направлении, - с важным видом сказал дядя Никифор. - По сигналу боевой тревоги.
- Значит, военная игра? - оживился Федя. - Где, в каком месте?
Старик лукаво усмехнулся.
- Разглашать не положено… сами должны понимать.
- А вы, дядя Никифор, никак, переквалифицировались? - спросил Саша. - Столяром заделались?
- Как тебе сказать? - развёл руками старик. - Я ведь сызмальства столяр и плотник. Только по старости в сторожа подался. А вот Клаша опять меня к старому вернула. Затеяла тут с ребятнёй ремонт в лагере, меня за старшего поставила. "Учи, говорит, Никифор, наставляй молодых строителей". Вот я, как могу, и наставляю - есть тут у меня и столяры, и маляры, и стекольщики. Пойдёмте вот, покажу, чего ребята понастроили.
Сопровождаемые сторожем, Федя с Сашей осмотрели оборудованный пионерами спортивный стадион, беседку-читальню, фанерный домик "фабрики наглядных пособий", мастерские авиамоделистов, судостроителей.
- А теперь на наш зоопарк гляньте! - предложил Никифор, подводя ребят к свежеокрашенному забору.
- Зоопарк?! - удивился Федя.
- А как же! У нас теперь всё по-большому, - пояснил Никифор. - Авиамодельный кружок стал авиационным заводом, кукольный кружок - кукольным театром, живой уголок - зоопарком. И знаете, сколько ребята живности в свой зверинец натащили!..
Федя и Саша прошли за забор, к клеткам. И верно, в клетках сидело немало животных. Были тут и кролики, и рыжий лисёнок, и несколько ужей, и черепаха. Около клеток с деловым видом расхаживал стриженый большеголовый паренёк с повязкой на рукаве "Лаборант зоопарка".
- Скажи на милость - лаборант! - ухмыльнулся Федя.
- А у нас и директор зоопарка есть, и научные сотрудники, - принялся объяснять мальчик. - Мы тут всякие опыты проводим. К нам и ребята из соседних деревень приходят.
- Вот дело поставлено! - подмигнул Федя приятелю. - Сюда бы ещё слона с тигром!..
- А ты не смейся, - сказал Саша. - У ребят и так есть что посмотреть. Когда я в живом уголке работал, так у нас только кролики были. - И он, обернувшись к "лаборанту", принялся расспрашивать, как удалось пионерам поймать хоря и лисёнка, как те чувствуют себя в неволе.
"Теперь Сашку не оторвать", - подумал Федя, зная привязанность своего приятеля к животным и птицам, и потянул его за руку.
- Мы зачем приехали? Пошли Клаву искать!
Саша нехотя поплёлся за Федей. Покинув территорию лагеря, они вышли в поле, заросшее мелким кустарником и изрытое извилистыми оврагами.
"Наверное, здесь и воюют", - подумал Федя, вспомнив, как в его пионерские годы в этих же местах проходили военный игры. На этой стороне оврага обычно располагались "красные", на противоположной - "синие".
"Противники" долго следили друг за другом, высылали разведку, несли службу сторожевого охранения, устраивали засады, ложные атаки. Разведчики должны были проникнуть в лагерь "противника", узнать, где находится штаб, где расположились санитарные дружины, кухня, склад оружия. Потом начиналось общее наступление.
Побеждала в игре та армия, которая больше собрала сведений о "противнике", неожиданнее и скрытнее проникла на чужую территорию и сумела захватить штаб.
Не спеша пробираясь через кустарник, Федя и Саша вышли на небольшую полянку и увидели группу девочек, которые плели из травы и веток какие-то зелёные балахоны.
Саша спросил, не знают ли они, где сейчас находится Клава Назарова.
- Нет, не знаем.
- А это вы зачем плетёте? - Федя показал на балахоны. - Халаты разведчикам? Для маскировки?
Девочки подозрительно покосились на ребят и ничего не ответили.
Приятели пошли дальше и в ту же минуту услышали, как кто-то из девочек сорвался с места и скрылся в кустах.
- Нас, кажется, за чужих принимают, - догадался Саша. - Давай уйдём отсюда… не будем им мешать.
- Да нет, интересно, - возразил Федя. - Посмотрим, как у них игра проходит. - Он вдруг присел за куст и потянул Сашу за рукав. - Гляди-ка!.. Палатка с красным крестом, санитары… Да они же дремлют… носом клюют. Тоже мне вояки… Так их зараз захватить могут.
- Ладно… Не будем им показываться, - шепнул Саша.
Приятели осторожно обошли "санитаров" стороной. Вскоре они заметили за кустом небольшой костёр. Над огнём висели котелки, в них что-то кипело и булькало, и мальчик с девочкой снимали пробу.
- Полевая кухня, - улыбнулся Федя. - Это хорошо придумано. Игра игрой, а всё как на самом деле… - Он потянул носом. - И знаешь, что варят? Грибной суп.
- Ну и нюх у тебя… Как у настоящего разведчика, - удивился Саша.
- А ты как думал? Я в таких играх всегда в разведку ходил. Научился кое-чему.
Неожиданно в кустах негромко свистнула какая-то птица. Ей ответила другая.
- Это не птичьи голоса, - насторожился Саша. - Это, наверное, ребята сигналят…
- Пожалуй! - согласился Федя и вдруг задорно блеснул глазами. - Слушай, давай покажем пионерам класс работы. Проберёмся незаметно мимо всех их застав, дозоров, разыщем штаб. Можем даже знамя унести. А, Сашка? Тряхнём стариной!
- Тоже мне… юный пионер! - отмахнулся приятель. - Извозишься тут в кустах, все штаны порвёшь. Пойдём лучше искупаемся.
И он по пологому склону, заросшему ромашкой и жёлтыми бубенчиками, направился к реке, что блестела в разрывах между кустами.
Федя с недовольным видом пошёл за ним следом.
- Отяжелел, кооператор, - бормотал он. - Штаны ему жалко.
У реки ребята отыскали укромное место, разделись и легли на тёплый илистый берег.
Блаженно щурясь и поворачиваясь к солнцу то спиной, то грудью, Федя вскоре уже забыл свою обиду на приятеля.
- А хорошо бы сейчас пионером заделаться, - мечтательно заговорил он, - в лагере пожить недельки две. Походы, купанье, военные игры… Помнишь, как мы "бой за высоту" проводили… Клаша тогда даже в воинскую часть ходила за консультацией к командиру роты.
- А учебную тревогу ПВХО как устраивали, - отозвался Саша. - Сколько мы тогда взрослых в убежище заперли, часа два до отбоя их держали.
- Ещё бы не помнить! - улыбнулся Федя. - Клаша тогда тоже попалась. Мы её в убежище даже дегазировать стали. Пальто ей прожгли. Вот уж ей от матери досталось!.. А она её успокаивает: "Ничего, мама! Это мои бойцы так постарались! Сейчас учебная тревога, а если на самом деле что случится…"
Воспоминания захватили ребят. Нет, что там ни говори, а хорошо им было в пионерской дружине у Клавы Назаровой. Она была их настоящим другом.
Клава не любила "пионерской говорильни", словесных сборов, а всегда наталкивала ребят на живые, увлекательные дела.