- Ну что же. - Аржанцев спокойно пожал плечами. - Наши не откажутся. Только мне, пожалуй, не придётся выступать.
- Уезжаете куда-нибудь?
- Собираюсь поступать в лётное училище…
Они разговорились. Аржанцев рассказал, что профессия лётчика - его давняя мечта. Сейчас он живёт в колхозе, работает в поле на тракторе и готовится в училище. Он не один. Вместе с ним думают поступить в лётное училище ещё несколько выпускников, в том числе и Аня Костина. Он кивнул на сероглазую хрупкую девушку, которая ни на шаг не отходила от юноши.
- Тоже лыжница… Скороходка.
- Будет тебе, Володя, - смутилась девушка. - Хожу, как все…
Аржанцев говорил уверенно, доверчиво, спокойно, словно уже был давно и близко знаком с Клавой.
"Славный парень", - подумала она и почему-то решила, что такого непременно примут в лётное училище.
Клаве стало немного грустно. Она ведь тоже мечтала и о лётной школе и о парашютном спорте, но вот как-то получилось, что до сих пор работает пионервожатой.
* * *
Забрезжил рассвет, но никто из ребят не хотел расходиться. Охрипший патефон молчал, танцевать никого не тянуло, все запасы в буфете были уничтожены. Выпускники и гости бродили по коридорам, сидели на подоконниках.
- На мост! Пошли на мост! - раздался чей-то голос. И ученики отправились к излюбленному месту в городе - на цепной мост, перекинутый через Великую.
Река рассекала город на две половины. Недалеко от моста она раздваивалась, огибала каменистый островок, на котором сохранилась остатки древней крепости, затем вновь соединялась в одно русло, бурно шумела и пенилась у городской мельницы и дальше несла свои воды по плоской равнине через болота и торфяники к Пскову, а ещё дальше впадала в Псковское озеро.
Островчане любили свою реку, тянулись к ней в будни и в праздники и с нежностью говорили: "Великая не великая, но и не малая".
Через реку, там, где она разделялась на два русла, был перекинут висячий цепной мост, краса и гордость города. За мостом развилка двух шоссейных дорог - на Смоленск и на Вильнюс.
Выпускники вступили на мост и застыли у чугунных перил. Внизу текла ещё тёмная в предутренней рани вода, шевеля подводные водоросли и осоку. Прошёл первый грузовик - и мост под ребятами задрожал, закачался, как трясина. С реки потянуло свежим ветром.
С моста ребята перешли на остров, где возвышались остатки каменной крепости.
Сколько раз Клава приводила сюда своих пионеров и рассказывала им, как много столетий тому назад на реке Великой псковичи построили каменную крепость для защиты псковской земли и как эта небольшая крепость выдержали суровые испытания в годы нашествия немцев, литовцев и поляков.
Клава до сих пор помнила слова, вычитанные в какой-то старой книге, которые она не раз приводила ребятам:
"Остров в древности был одним из пригородов когда-то вольного, славного и многострадального Пскова, и притом одним из самых древнейших и лучших".
Федя, уже успевший подружиться с Володей Аржанцевым (как же иначе - оба они в будущем военные люди), потащил его к крепости поближе.
- Ты знаешь, что такое Остров в прошлом? - учительским тоном спросил он. - Это южный щит Пскова. Здесь в тысяча пятьсот восемьдесят первом году небольшой отряд храбрецов сдерживал натиск стотысячной армии польского короля Стефана Батория.
- Знаю, учителя рассказывали, - улыбнулся Аржанцев. - Только вот я ещё крепость не видел как следует.
И он полез вверх по разрушенной стене, поросшей молодыми берёзками.
Вслед за ним поднялись на стену и остальные выпускники. Они заглянули в обомшелые бойницы, потрогали старые камни, кто-то нашёл кусок чугуна и принялся уверять, что это осколок старинного пушечного ядра.
- А знаете, ребята, что бы я хотел? - негромко сказал Федя. - Я хотел бы, чтобы мы всегда оставались островчанами.
- Чего? - не понял Борька Капелюхин. - А если я, скажем, в Ленинград уеду… и у меня прописка будет другая?
- Да нет, я не о том, - с досадой отмахнулся Федя. - Чтобы мы, если в случае беда какая… чтоб мы стояли твёрдо. Насмерть. Как вот наши прапрадеды-островчане в этой крепости.
- Хорошо говоришь, Федя! - задумчиво произнесла Клава. - Стоять твёрдо… Всегда и во всём… Как островчане.
Горизонт на востоке посветлел, заалела заря, вода в реке порозовела, над ней закурился белый туман.
Ребята молча смотрели на восток, на светлевшую реку, на спящий ещё город. О чём они думали? Вот и кончилось их детство. Уже не придётся им больше ходить по утрам в школу, зимой скользить на лыжах, весной бегать на Великую смотреть ледоход, летом удить рыбу в тихих заводях, купаться у мельничного омута, забираться на крепостную стену.
Разъедутся они кто куда, станут учиться в других городах, потом поступят на работу, и кто знает, вернутся ли когда-нибудь в родной Остров.
- Чуешь, Варя, - шепнула Клава подруге, кивая на ребят, - примолкли, задумались. Это как перед дальней дорогой.
И она первая нарушила оцепенение, охватившее ребят:
- Эй вы, островчане, потомки вольного и славного Пскова! Песни не слышу! Какую споём?
"Любимый город"!
Клава высоким чистым голосом запела про любимый город, который может спокойно спать. Все дружно подхватили, песня понеслась над рекой, над городом, разбудила сторожа у торговых рядов. Он вылез из будки, отвернул брезентовый капюшон с головы и долго не мог понять, что это за весёлые люди собрались на острове…
Солнце уже взошло, когда начали расходиться по домам.
- Сегодня едем в Пушкинские горы. Автобусом. Сбор у школы в двенадцать часов, - объявил Дима Петровский.
Ребята одобрительно загудели. Каждый из них уже совершил туда пеший поход, когда ещё был пионером, но как не поддержать доброй традиции и не посетить пушкинские места после окончания школы!
Сколько там волнующего и незабываемого: Михайловское с его дивным парком, домик няни, пушкинский флигелёк, могила поэта в Святогорском монастыре, "скамья Онегина" в Григорском, гигантская "ель-шатёр" - одно из любимых деревьев Пушкина.
Я твой: люблю сей тёмный сад
С его прохладой и цветами,
Сей луг, уставленный душистыми скирдами,
Где светлые ручьи в кустарниках шумят,-
встав в "поэтическую" позу, продекламировал Дима Петровский.
Федя и Саша Бондарин стали уговаривать Клаву поехать с ними в Михайловское.
- Я бы с охотой. Но, сами знаете, у меня же семья. И не малая.
Клава простилась с выпускниками и в это же утро с попутным грузовиком поехала в пионерский лагерь.
Километрах в пяти от Острова грузовик остановился. Клава высунулась из кабины. Впереди вытянулась длинная вереница машин.
Около встречной легковой машины сгрудились сосредоточенные, молчаливые люди.
- Что-то случилось… Должно быть, авария… Пойду узнаю, - сказала Клава шофёру.
Легковая машина стояла с распахнутыми дверцами, из неё доносился глуховатый голос. Клава подошла ближе услышала сообщение по радио: гитлеровская Германия напала на Советский Союз.
Бомбы над лагерем
На шестой день после начала войны на рассвете над лагерем загудели самолёты.
Клава, не спавшая почти всю ночь, выскочила из брезентовой палатки. За эти дни над лагерем не раз пролетали советские самолёты, устремляясь на запад, иногда доносились звуки воздушной перестрелки или отдалённых взрывов.
Но сейчас на восточной стороне неба, где уже вовсю разгорелась заря, никаких самолётов не было видно. Клава тревогой взглянула на запад, где небо было затянуто лёгкими сизыми облаками: гул моторов приближался, нарастал, становился угрожающим, зловещим.
Неожиданно из просвета между облаками вырвался самолёт, от него отделилась чёрная капля и стремительно полетела вниз. Затем грохнул взрыв. Тугая волна воздуха прокатилась через лагерь. Где-то зазвенели стёкла, испуганно закричали ребята. Клава бросилась к ребячьей спальне. Навстречу ей бежал тучный, задыхающийся врач.
- Изверги! Варвары! - кричал он, потрясая кулаками вслед вражескому самолёту. - Бомбить пионерский лагерь!.. Нашли военный объект!
- Куда попала бомба? - спросила Клава.
- В продовольственный склад. Засыпало все продукты.
Клава вбежала в спальню. Малыши, не понимая, в чём дело, с плачем звали матерей, кто постарше - выпрыгивали в окна, выбрасывали подушки, чемоданы. Между койками бестолково метались вожатые отрядов.
- Лагерь! Слушай мою команду! - перекрывая шум, властно крикнула Клава. - Все по своим кроватям!
Когда паника немного улеглась и пионеры вернулись к своим койкам, Клава распорядилась выводить ребят из спальни звеньями и рассредоточивать в лесу.
Вскоре лагерь опустел.
В лесу на большом расстоянии одна от другой раскинулись брезентовые палатки, замаскированные зелёными ветками. Обедали пионеры небольшими группами. Старшие ребята организовали наблюдение за самолётами - лежали в кустах на пригорке и в бинокль следили за небом. Когда показывались вражеские самолёты, горнист играл тревогу, и все пионеры прятались в укрытия.
Многие ребята просились домой. Петька Свищёв тоже упрашивал Клаву отпустить его в город - там, наверное, бомбят, и он непременно должен записаться в какую-нибудь спасательную команду.
Глаза у Петьки были тоскливые, он постоянно поглядывал на небо, прислушивался, и Клава понимала, что ещё день-другой, и уже никакая сила не удержит мальчишку в лагере.
- Скоро все уедем, - удерживала его Клава.
Её тоже неудержимо тянуло в Остров. Как там дома, в школе, в райкоме комсомола?
Прошло ещё несколько томительных дней. Рано утром Клаву разбудил Петька Свищёв и сообщил, что на Остров уже сбросили несколько фугасок, подожгли железнодорожную станцию и повредили водокачку. Жители города ходят рыть окопы, а из комсомольцев создали истребительный батальон для борьбы с воздушным десантом противника.
- С каким десантом? Откуда ты всё это знаешь? - удивилась Клава.
- А… я… мы… ну, наше звено, словом… Мы в разведку ходили, - признался Петька. - Все видели, все слышали. Сейчас в городе только о десанте и говорят.
- А приказ о разведке был? - спросила Клава.
- Так мы же… мы как лучше хотели, - сконфуженно забормотал Петька и умоляюще посмотрел на вожатую: - Клава Ивановна, а давайте и мы истребительный отряд создадим? Я уже и ребят собрал…
Он отодвинул полог палатки, и Клава увидела с десяток пионеров.
- Вот они. Мы слово дали ничего не бояться. Вы нам Клава Ивановна, только оружие достаньте. Хотя бы винтовки… Одну на двоих. Как только десантников на Остров сбросят, мы с тыла и ударим…
Всё это Петька выпалил залпом и покосился на приятелей: так ли, мол, они договаривались.
Пионеры одобрительно загудели и принялись убеждать Клаву, что борьба с воздушным десантом им по плечу: они знают около города каждый кустик, каждый овражек и так ловко замаскируются, что никакой десантник их и не заметит. Только бы вожатая раздобыла им оружие.
- А почему вы ограничиваетесь истребительным батальоном? - усмехнулась Клава. - Почему бы вам всем лагерем не отправиться на фронт? Чем вы не бойцы?
- Так малыши будут мешать! - не чувствуя подвоха, пожаловался Петька.
- Ах, да, я и забыла. Хорошо, мы обо всём этом подумаем. А сейчас, ночные разведчики, спать, спать. До подъёма ещё далеко…
Пионеры разошлись по палаткам.
В этот же день Клава направилась в город: надо было решать судьбу пионерлагеря. Но на полпути её встретил нарочный из райкома комсомола. Он сообщил ей, что в Острове началась эвакуация жителей и пионерлагерь закрывается.
На другой день Клава перевезла детей в город.
Остров показался ей хмурым, непривычным. Шли куда-то строем красноармейцы, двигались зелёные грузовики, мчались мотоциклисты. Кое-где зияли воронки от фугасок. При въезде на мост стоял часовой, и он долго и сосредоточенно проверял Клавины документы.
Грузовики с пионерами остановились около райкома комсомола. Здесь ребят поджидали родители. Многие из них прямо из райкома увозили детей на станцию.
Клава смотрела вслед пионерам, и сердце её сжималось: куда забросит их судьба, встретится ли она ещё когда-нибудь со своими питомцами?
Подошла группа девочек.
- Клава Ивановна, мы хотим вам сказать… - заговорила полненькая и розовощёкая пионерка, первая лагерная привереда и капризница, попортившая Клаве немало крови. - Хотим сказать… Мы… Ну не все, конечно, а отдельные девочки… Мы плохо себя вели, Клава Ивановна. Одна капризничала - обед ей не нравился, другая часто опаздывала на линейку… вы не сердитесь, Клава Ивановна… Мы вас всё равно не забудем, никогда не забудем… - Девочка, уткнувшись подруге в плечо, вдруг заплакала.
- Ну, ну, зачем же так?.. - Клава обняла девочку. - Давайте лучше попрощаемся… Живите, девочки, смело, честно, где бы ни были, не забывайте, что вы носите красный галстук.
- Мы вам писать будем! - сказала другая девочка. - Вот только куда? На фронт или в тыл?
- Не знаю, пока ничего не знаю. Надеюсь, что встретимся после войны.
В стороне, наблюдая за Клавой, с рюкзаком на спине стоял Петька Свищёв. Он был недоволен вожатой. Ещё бы, она почти согласилась с его планом создать истребительный отряд, а вместо этого привезла всех пионеров в город, под крылышко родителей.
Распрощавшись с девочками, Клава подошла к мальчугану.
- Сердишься на меня?
- Чего мне сердиться! - буркнул Петька. - Понимаю, война… Вишь, как все драпают…
- Почему же драпают? Просто эвакуируются. Временно. Подальше от бомбёжек. А ты разве никуда не поедешь?
- А зачем? - потупился Петька и, помолчав, с недетской озабоченностью спросил: - А это правда, что фашист придёт? Сюда вот, в Остров? А? Клава Ивановна?
Клава вздрогнула. Она бы и сама отдала невесть сколько, только бы знать, что будет с Островом, с Россией. Враг уже захватил почти всю Прибалтику, рвётся к границам Псковской области. Но Клава всё же верила, что вот-вот его остановят и погонят обратно.
- Что ты, Петя! - заговорила она с обидой. - Кто же допустит фашистов до Острова? Это… это дичь какая-то! Нет! Никто не допустит. Ты же знаешь, какие наши бойцы сильные да храбрые…
- Знаю, - обрадовался Петька. - Вот я никуда и не поеду. Да и нельзя мне. У меня мамка больная, с постели не встаёт… - Он вновь помолчал и вдруг вскинул на Клаву свои зеленоватые, по-мальчишески лукавые глаза. - Клава Ивановна, помогите мне… Скажите, где надо… в райкоме… в военкомате, чтобы меня в истребительный батальон записали. Я не побоюсь… Я стрелять умею.
- Как же я могу? - растерялась Клава. - Я ещё сама ничего не знаю.
- Вы всё можете, всё! - воскликнул Петька. - Вы только скажите, поручитесь за меня…
- Ну хорошо, хорошо. Постараюсь всё узнать, - согласилась Клава. - Заходи ко мне домой.
Сестра
Распрощавшись с пионерами, Клава пришла домой. Её встретила заплаканная, с опухшими глазами мать.
- Наконец-то! Заявилась! Тебя там с твоими пионерами немцы ещё не захватили?
- Какие немцы, мама?
- Ну, те самые, что отца в первую войну всего изрешетили… Лезут и лезут они на чужое. Ты там в лагере не знаешь ничего, а через Остров столько беженцев идёт! Из Литвы бегут, из Латвии. Лютует, говорят, немец, всё палит, грабит. Скоро и до нас доберётся.
Клава настороженно оглядела комнату. Гардероб был распахнут, сестрина постель не убрана, на стуле стоял раскрытый чемодан.
- А где Лёлька?
- Ох, Лёлька! - тяжко вздохнув, Евдокия Фёдоровна опустилась на лавку и поднесла к глазам платок. - На фронт она уезжает.
- Лёля? На фронт?! - поражённая Клава даже отступила назад. - Её что, в военкомат вызывали?
Мать безнадёжно махнула рукой.
- Разве ты её не знаешь? Помнишь, как в финскую было? Подруги дома сидят, а Лёлька в военкомат помчалась - хочу на войну! Тогда она ещё недоросток была, ну и погнали её, знамо дело, домой. А теперь она совершеннолетняя, курсы закончила, вот и собралась на фронт медсестрой.
Клаша опустилась на лавку рядом с матерью. Лёлька уезжает на фронт, Лёлька, которую она до сих пор по привычке считала маленькой, вечно опекала, терпеливо сносила все её капризы.
Ведь это ей, Клаве, как старшей сестре, надо бы с первых же часов войны пойти в военкомат и попроситься на фронт. А она до сих пор сидела с пионерами, нянчилась с ребятишками.
Клава посмотрела в окно. До военкомата отсюда рукой подать - стоит только повернуть за угол и пересечь Первомайскую улицу. И можно будет всё поправить, ещё совсем не поздно.
Но кто же останется с больной матерью, если она и Лёлька уйдут в армию? Ах, эта Лёлька! Вечно она забегает вперёд, не посоветуется ни с кем, никогда не подумает о матери.
- Клашенька, ты бы отговорила её, - попросила Евдокия Фёдоровна. - Какая она вояка!.. Совсем ещё зелёная, глупенькая…
- Никуда она не пойдёт, - поднимаясь, решительно заявила Клава. Она сейчас же отправится к военкому и добьётся того, что на фронт пошлют не Лёльку, а её, старшую сестру.
Но не успела Клава выйти из комнаты, как на пороге появилась Лёля. И без того худощавая, она за последнее время похудела ещё больше, вытянулась и, казалось, повзрослела.
- А-а, сестрёнка, - обрадовалась Лёля. - Я уж думала, ты всю войну в своём лагере просидишь… Хотела к тебе ехать. Надо же проститься…
Клава нахмурилась. Уж не намёк ли это на то, что она до сих пор не сходила в военкомат?
- Давно надо было ко мне заехать да посоветоваться, - строго сказала Клава и взяла сестру за руку. - Вот что, Лёля! Пошли в военкомат.
- Зачем? - удивилась сестра. - У меня всё в полном порядке. Сегодня в восемь ноль-ноль отправка…
Мать ахнула и вопросительно посмотрела на старшую дочь.
- Тем более надо сходить, - сказала Клава. - Ты знаешь, что есть такой закон: если в семье престарелые или больные родители, то в армию призывают одного человека, и при этом старшего по возрасту. А кто из нас старше?
- Ты, сестрица, не переживай, - остановила её Лёля. - Тебя всё равно не возьмут!
- Это почему же? - обиделась Клава. - Что я, инвалид?
- Да нет, дивчина кровь с молоком. И ямочки на щеках и родинка на подбородке, - усмехнулась Лёля. - А в армии ты пока не нужна - специальности не имеешь. Вот если бы ты медицинской сестрой была или радисткой, тогда другое дело. А пионервожатые на фронте не требуются.
Клава прикусила губу. Выходит, что младшая сестрица обогнала её по всем статьям. Но ведь это не совсем так. Она, Клава, тоже кое-что умеет. Училась прыгать с парашютом, умеет стрелять, ездить на кавалерийской лошади, знает азбуку Морзе, умеет оказать первую помощь пострадавшему… В пионерской работе ей это очень помогало. Но в военкомате, наверное, потребуют дипломы, документы, справки, которых У неё нет. Что же ей делать?
- Пусть на какие-нибудь срочные курсы посылают, - стояла на своём Клава. - Обучусь…
- А ты знаешь, сколько девчата заявлений в военкомат натащили, и все на курсы хотят?.. - охладила её Лёля.
Всё же Клава не послушалась сестры и отправилась военкомат.
Но Лёля, оказывается, была права: желающих пойти добровольцами на фронт или записаться на курсы было более чем достаточно.