Увязнув по колено в грязи, геолог отбивался ремнем сразу от нескольких зубастых тварей. Коротколапые, зеленовато-бурые, они напоминали приплюснутых тупомордых крокодилов. Хорошо еще, что эти дряни ползали медленно, да и ростом были невелики - метра полтора-два. Правда, своими огромными челюстями они так лязгали - глазом моргнуть не успеешь! (Уже потом Александр Иванович сказал, что это еще даже не ящеры, а амфибии, то есть земноводные, вроде жаб и тритонов.)
Когда я подбежал, один двухметровый тритончик забрался в тыл геологу и хотел было ухватить его за ногу, но, получив от меня тяжелой корягой по спине, зашипел, изогнулся дугой и закрутился в тине. От удара коряга переломилась. Пока я искал новое оружие, Александр Иванович отбивался сам. Ремень у моего геолога солдатский, с тяжелой пряжкой, и, какими бы толстокожими ни были эти амфибии, досталось им здорово. Один так и остался лежать у берега. Впрочем, ненадолго - кто-то снизу схватил "крокодила" и утащил в глубину.
- Пожалуй, с нас хватит,- проворчал геолог, размазывая грязь на потном лице.- В этом болоте больше делать нечего. Заберем коллекцию и...
- Домой! - обрадовался я.
- Угу... Только чуть погодя. Видишь ли, нам следует заглянуть хоть на минутку еще дальше. Необходимо, понимаешь? Для науки! Или ты испугался?
Это было обидно, кажется, я доказал, что не из трусливых.
Мы двинулись к островку, на котором оставили собранную коллекцию, но как раз на середине широкой трясины наш мост разъехался. Можно было бы попытаться перепрыгнуть топь, но бревна качались, стали скользкими от грязи. К тому же то тут, то там из коричневой жижи показывались бугорки глаз. Отовсюду слышалось похрюкиванье и шипение. Привлеченные шумом, обитатели болота со всех сторон спешили к месту нашей схватки.
- Делать нечего,- сказал Александр Иванович и взял меня за плечо.
На фоне низкого туманного неба и темных раскидистых вееров папоротников шар над его головой горел ярким синеватым светом.
- Потерпи еще,- сказал геолог и умолк. Наверное, думал, куда двигаться дальше - назад или вперед.
Кажется, стал накрапывать дождь, затем все вокруг стремительно сдвинулось и вспыхнуло.
12 августа. Запись шестая. Определить время не можем.
Вынужденная остановка. Шар отказывается работать. Ему никто не скомандовал, он сам затормозил. Пишу с трудом, нечем дышать: воздух какой-то едкий, в горле першит.
Место на редкость неудачное. Темнота, молнии, грохот, а дождя нет. Все мерцает. Постоянно светится лишь огненная вершина невидимой горы. Сверху течет сверкающая река - это лава. Страшно. Земля дрожит, сейчас так тряхнуло, что мы упали.
Александр Иванович сказал что-то о море. Честно говоря, я подумал - бредит, но, оказывается, мы сейчас находимся во времени зарождения жизни, и мой геолог надеется, что где-нибудь поблизости окажется берег. Ведь если набрать во фляжку прибрежной воды, возможно, в ней попадутся неведомые науке первые микроскопические живые комочки. Комочки, которые строят самих себя из веществ мертвой природы, растут, а главное - отделяют от себя частички, тоже способные расти и передавать свою жизнь дальше. А ведь как зародилась жизнь, никто толком не знает. Известно только, что она началась в воде. Но даже если берег рядом, нам все равно не дойти - задыхаюсь. Геолог стонет, говорит, что в здешнем воздухе почти нет кислорода. Оказывается, кислород появился в атмосфере благодаря растениям, в основном водорослям. Больше не могу, если сейчас не вернемся - конец...
13 августа. Запись шестая, и последняя. Двенадцать часов, двадцать три минуты, хотя это уже не имеет никакого значения.
...Вчера едва спаслись. Когда мы очутились в пещере, то еще долго лежали там на холодном камне и молчали - не было сил ни говорить, ни встать. Сегодня все тело горит, здорово обожглись. И еще кашель мучает: малость отравились всякими вредными газами.
Александр Иванович предложил ночевать в его палатке. Очень хотелось остаться, но я пошел домой. Как дошел, как свалился на кровать, не помню. А когда встал, отца уже не было. На столе стоял завтрак, накрытый полотенцем, а на полотенце лежала сердитая записка.
Все очень плохо. Если бы только записка! Тринадцатое число - чертова дюжина. На суеверия мне наплевать, но надо же случиться такому совпадению!
Примерно в полдень, еще до гудка на стройке, я уже был в палатке Александра Ивановича. Мы начали было составлять текст телеграммы в Москву, в Академию наук, но отвлеклись, заговорили о чуде в пещере, о том, кто и когда сделал загадочное устройство и почему оно само приостановило наше последнее путешествие во времени - то ли неведомая система "понимала", что дальше нам нельзя - пропадем, то ли была так устроена, что могла переносить лишь до какого-то предела...
Александр Иванович сказал, что значки, высеченные на желтом щите в пещере, возможно, удастся расшифровать, и тогда тайна обязательно приоткроется.
Несколько раз мы принимались за телеграмму, а потом решили вообще отложить это дело. В Академии наук нашей телеграмме могут не поверить, принять ее за глупую шутку. Вот подробное письмо с фотографиями - другое дело. Сказано - сделано. Александр Иванович зарядил аппарат самой чувствительной пленкой, еще мы взяли фонари, кирку на тот случай, если придется расчищать наполовину заваленный ход, обнаруженный мною в глубине пещеры. Кто знает, какие еще чудеса спрятаны в недрах горы. Разумеется, мы захватили с собой побольше еды и термос с горячим кофе. Только все это нам уже не понадобилось. Еще в полукилометре от нового карьера нас встретил человек с красным флажком и сказал, что идти дальше категорически воспрещается - опасно для жизни.
Александр Иванович побледнел:
- Вы... Вы и сегодня будете взрывать?
- Обязательно. Все уже готово. Ждем команды.
- Отставить! - закричал Александр Иванович.- Немедленно дайте сигнал подрывникам! Ведь в зоне взрыва находится...
Но он не успел сказать, что там находится, рядом завыла сирена. Александр Иванович выхватил у охранника флажок и, размахивая им, побежал к сопке. Охранник бросился за ним, схватил за рукав, достал ракетницу, чтобы предотвратить взрыв... И тут словно небо треснуло от могучего удара. Из-за сопки поползло вверх черно-желтое облако.
...После пятого взрыва взвилась зеленая ракета, и сирена прогудела "отбой".
Когда мы пришли в карьер, то даже не сразу узнали место. Сопка была срезана чуть не до половины. На том месте, где находилась наша пещера, громоздились горы битого камня.
Александр Иванович собирался идти к начальнику строительства, просить, чтобы экскаваторщики немедленно взялись за расчистку завалов - авось найдется хоть что-нибудь, имеющее отношение к нашему открытию. Еще он будет добиваться прекращения взрывных работ. Ведь, возможно, где-то в недрах горы прячутся другие пещеры. Честно говоря, я на это не надеюсь. Впрочем, будущим летом отец снова приедет на стройку. Посмотрим, может, дневничок придется еще дописывать. А пока - кончаю. Александр Иванович обещал, если понадобится, подтвердить, что все в моем дневнике - истинная правда.
* * *
...Я дочитал дневник и принялся лихорадочно листать общую тетрадь, надеясь найти адрес или хотя бы номер школы этого самого Чудобыльского. Я решил во что бы то ни стало разыскать автора уникального документа. Я хотел расспросить его о некоторых подробностях, а главное - получить разрешение как можно скорее напечатать драгоценный дневник. Однако никаких сведений об авторе в тетради не оказалось.
* * *
На следующий день я вернулся в бывший свой двор и взялся за розыски. Мне повезло: две одинаково беленькие, востро-носенькие, быстроглазые девочки-подружки, которые первыми попались навстречу, ответили мне, что отлично знают Чудобыльского. Перебивая друг друга, они сообщили, что Владик воображала и вообще какой-то чокнутый: с собаками на улице разговаривает, собирает всякие грязные камешки, вечно возится с мелюзгой. А недавно на крышу ночью лазил! Говорит, что научится летать без крыльев, как во сне! Дескать, нужно только суметь использовать притяжение звезд и других планет, а для этого достаточно сделать что-то вроде увеличительного стекла, только не для света, а для притяжения.
Девочки говорили много и быстро, но в какой квартире живет Владик, они не знали.
Следующим, кого я спросил о Чудобыльском, был толстый рыжий задумчивый мальчик, по виду - первоклашка.
- Владик? - повторил он.- Владик - это человек! - В подтверждение своих слов он вытащил указательный палец из носа и многозначительно потряс им у козырька своей огромной флотской фуражки.- Владика все малыши уважают, потому что он все на свете знает, и хоть учится в седьмом классе, а совсем не задается. А еще он по вечерам на чердаке рассказывает сказки. Не те, которые в книжках или по радио, а свои, да такие, что заслушаешься!
Мальчик сдвинул сползшую на глаза фуражку, отчего из-под козырька вылетел, как пружинка, огненный вихор, подумал и добавил:
- Живет Владик в доме номер 1а, а в какой квартире - это тайна, потому что Владик от волшебников прячется, а вы, дяденька, еще неизвестно кто такой.
Я объяснил, что сам когда-то жил в этом самом доме номер 1а, но это лишь насторожило мальчугана. Фуражка мгновенно спустилась на нос, и уже из-под козырька было сказано:
- Если вы и вправду жили в этом доме, значит, и Владика должны сами знать, и его родителей, или хоть его бабушку.
Владелец фуражки сделал вид, что обнаружил на горизонте что-то очень важное, отчалил и, быстро набирая скорость, исчез.
После двух-трех неудачных попыток я нашел наконец человека, знавшего точный адрес Владика. Это был высокий, подтянутый и очень серьезный мальчик.
- Чудобыльский? - сдвинув брови, переспросил он.- Видите ли, я учусь с ним в одном классе, а что, собственно, вас интересует? Ах, дневник! Как же, разумеется, знаю... Нет, не читал. Вы извините, но тратить время на подобную чепуху... Дело в том, что нам задали на лето сочинение: "Как ты провел каникулы". Ребята отнеслись к заданию со всей серьезностью, а Чудобыльский - представляете? - ему учитель вовсе отметки не поставил. Никакой! Владик, он вообще... безответственный. Вечно занят какими-то бреднями, а для стенгазеты из него строчки не вытянешь. Недавно мы поручили ему провести у октябрят сбор на тему: "Мы живем в эпоху научно-технической революции", так вместо доклада он целый час забивал ребятишкам головы своими сказочными похождениями на каких-то фантастических заводах.
Мой собеседник пожелал всего наилучшего, сказав на прощанье со вздохом, что лично он как староста считает: с Чудобыльским надо что-то предпринимать.
А еще через минуту в воротах, насвистывая что-то веселое, появился взлохмаченный мальчишка без шапки, в распахнутом пальто. Я сразу догадался, что это тот, кто мне нужен. Владик был толстощеким, курносым, лицо его показалось бы простоватым, если б не глаза - зеленые, большие, то озорные, хитрые, то внимательные, задумчивые.
Владик ничуть не удивился моему приходу, сказал, что вообще привык к неожиданностям, а потеряв дневник, был уверен, что он к нему обязательно вернется. Но вот печатать его, до тех пор пока не будет убедительных доказательств, преждевременно.
- Доказательств? А это?! - Я осторожно вытащил оставленную Владиком в дневнике закладку, самую необыкновенную из всех, какие мне приходилось видеть. Закладкой служило... зеленоватое, огромное, длиной во всю страницу, стрекозиное крыло.
- Все равно мне не верят,- пожал плечами Владик.- Говорят, что это просто тропическая стрекоза откуда-нибудь из Бразилии. А откуда у меня бразильская стрекоза? Было одно бесспорное доказательство - кусок кожи ящера. Ученые сразу бы разобрались, чей он! Но, понимаете, бабушка унюхала, что из моего стола как-то странно пахнет, и выкинула кожу.
Я сказал, что все равно надо попробовать опубликовать дневник, а ответственность беру на себя.
- А может, все-таки выбрать что-нибудь другое? - стрельнув хитрым понимающим глазом, спросил Владик.- Со мной всякие истории случались. Даже еще удивительнее. Я вам, может, и расскажу.
- Другие потом, прежде всего дневник.
- Что ж... Я его дарю. Берите и делайте с ним все, что найдете нужным.
Когда мы прощались, Владик внимательно посмотрел на меня, подняв светлые серпики бровей, пожевал пухлую губу и спросил:
- Вы... ты еще придешь?
- Приду. Теперь обязательно приду. Скоро. Вскоре мы действительно встретились, и...
Но с этого начинается уже следующая история.
КОРОЛЕВА С ЗЕЛЕНЫМИ ИСКОРКАМИ, ИЛИ СЛУЧАЙ НА ПОДОКОННИКЕ
Дома я внимательно перечитал удивительный дневник. Некоторые его листы были написаны так поспешно, что строчки налезали одна на другую, не умещались, сползали вниз по краю страницы, многие сокращенные слова я вообще не смог расшифровать, а от них зачастую зависел смысл фраз. Необходимо было идти к Владику за разъяснениями.
Но поговорить с ним удалось не скоро: как назло, что ни день, откуда-то выскакивали непредвиденные и неотложные дела и ломали мои планы. Так я прособирался целую неделю.
Была ранняя весна. Ко дню нашей первой встречи с Вла-диком сугробы уже успели растаять, однако потом вернувшийся морозец вновь прихватил лужицы, остановил ручьи, раскисшая земля закаменела, и когда я отправился на свой старый двор во второй раз, о весне и помина не было. Ночной снег застелил асфальт, крыши, кусты чистеньким пухом. Вдоль стен пробежали собачьи следы, по белому двору расстелились тропки, словно серые полотенца с грязной бахромой. Вокруг детской песочницы с грибком-мухомором вилась полоска обнаженной земли: кто-то катил тут тяжелый ком для снеговика. Сам снеговик, стоявший в конце полоски, был не достроен или кем-то разрушен,- остался лишь огромный шар - пузо, а голова и грудь разбились на куски.
Где живет Владик, я так и не узнал, а во дворе не было ни души. Я постоял, подождал и хотел было идти в соседний двор, как вдруг из-за угла дома вылетел снежок и гулко шлепнул в серый забор. "Эге, так вот где идет игра!" - смекнул я. Однако за углом вместо шумной компании я обнаружил лишь одного-единственного мальчугана лет десяти в пальто нараспашку и съехавшей на затылок ушанке. Волоча развязавшийся зеленый шарф, паренек с каким-то ожесточением швырял снежки в нарисованного мелом человечка и никак не мог попасть.
Мальчик сопел, хмурился и кривил губы. Настроение у него, по-видимому, было отнюдь не радужным.
- Здорово, снайпер! - крикнул я, подойдя поближе.
- А чего? - паренек настороженно оглядел меня и на всякий случай попятился.
- Ничего... Просто так. Одному скучно, верно?
- А чего? - повторил хмурый мальчик, перекатывая снежок в красных, замерзших ладонях.
Я тоже скатал снежок и с треском влепил его точно в цель. (И почему так бывает? Иной раз сколько ни кидай - все мимо, а то с первого раза шлеп - и попал.)
Мальчик оценил бросок: он ничего, не сказал, но холодок в его глазах растаял, теперь в них светилось любопытство.
Я снова бросил и снова попал.
- Во дает! - пробормотал мальчуган.- А еще раз попадете?
- Обязательно! У меня снежки особенные,- отозвался я.- Самонаводящиеся.
- Как ракеты?
- Ага!
Я воспользовался моментом и спросил:
- Послушай, старина, ты не знаешь, как бы мне разыскать Владика Чудобыльского?
- А чего? - опять насторожился мой собеседник.
- Важное дело. Да ты не думай - никаких неприятностей и подвохов. Клянусь моей последней школьной двойкой! Чтоб мне съесть собственные подметки! - поспешно заверил я хмурого паренька.
Тут он впервые улыбнулся.
- А зачем он вам?
- Вот так нужен! - я провел ладонью по шее.- Ты знаешь, где он?
- Угу,- кивнул мальчуган.
- Где же?
Паренек помялся, поднял свалившийся шарф и отвернулся.
- Та-ак... Ты знаешь, где Владик, но это секрет, верно? Паренек пожал плечами и не ответил.
- Хорошо, не хочешь говорить - не надо. Но позвать его ты можешь?
- Тоже не могу,- потупился мальчуган.
- Неужели мне тут целый день мерзнуть? Пойми, Владик ждет меня. (Тут я немного покривил душой. Владик сегодня не мог меня ждать. Он вообще не знал, когда я приду.)
- Если ждет, тогда другое дело.- Мой новый знакомый швырнул снежок и наконец-то попал в человечка.
- В штабе Владька, вот где.
- А ты почему не в штабе?
От этого вопроса мальчуган мой вновь сник.
- Поссорились?
- Не...
- Тогда, может, пойдем вместе?
- Не...- паренек замотал головой.- Нельзя мне.
- Кажется, я понимаю: ты что-то натворил и ход в штаб тебе временно заказан, так? Но какое же кошмарное преступление на твоей совести? Ты выдал врагу пароль? Бросил в беде командира?
- И вовсе никого не бросал,- буркнул паренек.- Подумаешь... Владька солнечную машину делает, а я от нее стеклышко открутил,- прожигательное. Я бы обратно вставил, только у меня его Пашка Мамон отнял.
- Вот оно что! А этому разбойнику Пашке нельзя было объяснить в подходящей форме, кто он такой?
- Как же, объяснишь ему! Вы Пашку не знаете, он вон какой! - Мальчуган поднял руку и даже встал на цыпочки.
- Да-а, плохо дело. А штаб у вас на Кузином дворе, в сарае?
- А... откуда вы знаете? - опешил паренек.
- Эх, милый, тебя еще на свете не было, а штаб уже был. Ладно, приятель, ты мне ничего не говорил, я ничего не слыхал. А подходящее стеклышко я Владику достану. Будь здоров.
И я отправился в соседний двор. Почему он назывался "Кузин", большинство обитателей окрестных домов объяснить бы уже не смогли. Но "дети" моего поколения еще помнили сердитого долговязого дворника Кузю, который гонял нас, мальчишек, с заборов и ржавых крыш, складов, амбаров и лепившихся друг к другу сараюшек. Как я и ожидал, теперь от сараев не осталось следа. Уцелел лишь один - самый старый, каменный. Когда-то богатый барин, кажется граф, построил позади своего особняка конюшню. В одной ее половине стояли кареты, санки, хранилась упряжь, в другой находились лошади. После революции, как рассказывал нам один старичок, стояла тут извозчичья пролетка и скучала в одиночестве большая белая лошадь. Извозчик помер, кобылу куда-то увели, а какой-то инженер-механик приспособил конюшню под гараж-мастерскую и своими руками собрал автомобиль - "авто", как тогда выражались. Авто, говорил тот старичок, очень здорово дымило, страшно стреляло, однако иногда и ездило. Вскоре машина развалилась, инженер уехал, а гараж постепенно превратился в обыкновенный сарай, набитый всевозможным хламом.
Теперь сарай доживал последние дни: половина его была уже снесена. Разбитая стена скалилась бело-розовыми щербатыми кирпичами, из темного нутра тянуло прелым деревом и пылью, над продавленной крышей корячились черные переломанные стропила.
Как забираться в штаб, я помнил. Оглянувшись, нет ли зрителей (неудобно все-таки - взрослый человек), я вскарабкался на каменный забор, прошел по нему до крыши сарая, осторожно пролез в слуховое окно и прислушался. Из темноты доносились голоса. Высокий девчоночий что-то убедительно доказывал, другой, пониже, принадлежавший какому-то мальчику, опровергал... Речь, как я понял, шла о привидениях.