Они читали, что узники, убегавшие из тюрем, пользовались веревочными лестницами. Нико приказал брату раздобыть побольше веревок.
Гурко еще раз сбегал домой и вернулся со старой шлеей и клубком веревок, снятых на чердаке. Закинув все в класс, он уселся на пол в коридоре и стал ждать. А Нико и Ромка принялись вязать веревочную лестницу.
На изготовление лестницы ушло много времени. Когда мальчишки спустили ее в коридор, то на крыльце послышались шаги Щупарика. Гурко с обезьяньей ловкостью вскарабкался по лестнице, пролез через фрамугу и очутился в классе. Мальчишки мгновенно сняли лестницу и, забросив ее на печку, втроем подвинули парту на место.
Торопливо открыв ключом дверь, Щупарик с подозрением взглянул на школьников и спросил:
- Что тут за грохот был?
- Мы парту чуть подвинули.
Внимательно оглядев класс и не заметив никаких нарушений, Щупарик сел за стол.
- Показывайте тетради! - приказал он.
Ребята послушно выложили тетради. Наморщив лоб, Щупарик проверил то, что они скатали с девчоночьих тетрадей, и удовлетворенно сказал:
- Вот видите, как полезно оставаться без обеда. А теперь- марш из класса! И чтоб завтра тетради были в полном порядке, иначе опять оставлю.
Мальчишки не заставили себя уговаривать. Подхватив сумки, они выскочили на улицу.
С этого дня, как только Щупарик оставлял их без обеда, мальчишки, став один другому на плечи, доставали с печки веревочную лестницу, перебрасывали ее через фрамугу в коридор и шныряли по школе.
Однажды дверь в учительскую оказалась открытой. Они прошли в длинную и узкую комнату и увидели шкафы, заполненные учебниками, тетрадями и классными журналами. В одном застекленном шкафу Ромка разглядел детские книжки и предложил:
- Давайте возьмем по одной.
Нико Зарухно умел открывать замки. Повертев согнутым гвоздем в замочной скважине, он открыл дверцы шкафа. Многие книжки были с картинками, но еще больше иллюстраций оказалось в журналах. Взяв себе по сброшюрованному комплекту журналов, они заперли шкаф и вернулись в "голодальник".
Ребята листали журналы и разглядывали картинки до прихода Щупарика, а когда они услышали звяканье ключей, то спрятали все три комплекта в сумки и унесли домой.
Прочитанные журналы они не вернули в шкаф, а обменялись меж собой комплектами. Теперь если троицу оставляли без обеда, то мальчишки не скучали, а пробирались в учительскую, брали в шкафу книжки и читали их.
Но не каждый день учеников оставляют без обеда. Книжки прочитывались быстрей, чем обрушивались на ребят громы и молнии Щупарика. Где же раздобыть новые? Хорошо, что у каждого школьника водилось по две-три интересных книжки. Можно было прочитанного Фенимора Купера обменять на Майн Рида, Александра Дюма - на захватывающие цветастые книжечки про знаменитых сыщиков - Ната Пинкертона, Ника Картера, Шерлока Холмса.
Мальчишкам нравились книжки, которые заставляли тревожно стучать сердца; они их читали запоем, забыв обо всем окружающем. А взрослые словно сговорились мешать им: на уроках учителя отнимали посторонние книги, а дома родные выискивали всякие дела, чтобы оторвать от чтения, А если сынишка делал вид, что ничего не слышит, то вырывали книжку из его рук и в лучшем случае запирали в ящик комода, в худшем - выбрасывали в горящую печь. С книжками приходилось прятаться в сарае, на чердаке или в лопухах на пустыре, где никто не мешал.
Самым жадным к чтению был Гурко Зарухно. Он родился позже Нико на два года, но в школе не отставал от старшего брата - учился в том же классе. Гурко не читал, а прямо "глотал" содержание книжек: взглянет на страницу - и одним разом ухватит самое важное, да не просто, а запомнив подробности. На день ему не хватало двух толстых книг. Он даже разговаривать стал не по-обычному, а замысловатыми фразами приключенческих романов:
- Пусть лопнут все тросы в моей голове! Я не пойму: говорите ли вы правду или оскорбляете недостойной шуткой?
- Запомните: человека, побывавшего в опасных передрягах, столкновение с вами может лишь позабавить. Но если вы меня, милорд, тронете, то я вынужден буду размозжить вам голову тем способом, какой сочту лучшим.
И мальчишки его не трогали, так как были ошеломлены изысканностью речи. Даже для глупых девчонок Гурко запоминал приятные фразы.
- Мисс, вы меня поражаете, - говорил он. - Я никогда не встречал такого кладезя премудрости и источника глубоких размышлений. Из всех француженок, которых я встречал, вы нравитесь мне больше всех.
Падким на комплименты девчонкам курчавый Гурко нравился. Даже дежурные, выгоняя на переменке всех из классов, оставляли его в одиночестве наслаждаться чтением.
Ромка с Нико конечно не могли угнаться за Гурко, хотя пропускали в книгах описание природы и длинные рассуждения героев. Наконец они потребовали, чтобы и он читал медленней, и не позволяли ему обменивать еще неизвестные им книги. Поэтому Гурко то и дело наведывался после уроков в учительскую и пополнял свою тайную библиотеку на чердаке. До поры до времени никто пропажи не замечал.
Цыганские плавильни
Раз или два в месяц, когда Сашко Зарухно не барышничал или в доме кончались запасы картофеля, брюквы и зерна, на поляну вытаскивались накопленные во дворе кастрюли, котлы - и начиналось лужение. В такие дни Нико и Гурко в школу не приходили.
Надев длинные брезентовые передники, они накаляли на кострах очищенные кислотой, еще не луженые котлы и расплавляли белый металл. А их отец в защитных очках и войлочной шляпе походил на старого дьявола, орудующего железными скребками и кистями.
Когда начиналось лужение, над поляной стоял такой смрадный чад, что невозможно было разглядеть людей. Метались только какие-то тени, и в сторону откатывались котлы, сиявшие внутри свежей полудой.
Ромка любил смотреть на эту адскую работу и не раз, пропуская уроки, торчал на поляне.
Отец Зарухно не любил праздных зевак. Он и Ромку приспосабливал раздувать угли ручными мехами и плавить металл.
Оловянные обломки, которые мальчишка бросал в закоптелый казанок, медленно таяли, превращались в жидкое варево, похожее на ртуть, покрытую пепельной пленкой.
По окончании работы Сашко Зарухно выносил на улицу жбан квасу и, поблескивая белками, говорил:
- А ну, чавалы, хлебните! После такой работы полагается промывать требуху.
Но как ни промывалось горло, жирная сажа сразу не отставала, и на другой день ребята еще откашливались черными сгустками.
Иногда котлы валялись не лужеными, потому что негде было достать олова. Зарухно скупал на толкучке старую оловянную посуду, подсвечники, подставки для ламп, ладанки и даже игрушечных солдатиков, лошадей и петушков. Но и этого ему пе надолго хватало. Нико и Гурко вынуждены были бродить по свалкам и, вороша всякий хлам, отыскивать белый металл, луженую латунь, медь и обломки соединений свинцовых труб.
Цветной лом, принесенный мальчишками, старый цыган разбирал на кучки и, чтобы сыновья запомнили, пояснял:
- Тут свинец, тут баббит, а тут алюминий. Каждый металл надо плавить в отдельности, не смешивать. А вот из этой кучки можно по слезинке добыть олово.
Из старой жести Зарухно устраивали плавильные печи и закладывали в них металлический лом. Когда он накалялся до критической температуры, то на жести появлялись блестящие капельки, которые скатывались в желобок, а из него в земляную формочку и застывали треугольными слитками.
Алюминий и латунь ребята конечно расплавлять не умели: костер не мог дать такой температуры. Алюминием занимался Сашко Зарухно. У него был заведен специальный горн, с коксом и мехами. Расплавленный металл цыган разливал по гипсовым формочкам. У него получались очень легкие ложки, красивые пепельницы и расчески. Крестьяне охотно давали за них сало, зерно и горох.
Однажды цыганскую плавилку увидел ученик из школы второй ступени Антас Перельманас. Заглянув в лунку с расплавленным свинцом, он спросил:
- Вы не могли бы мне залить несколько биток?
Тяжелые битки необходимы для игры в бабки. Ребята знали, что этот хитрый пройдоха сам в бабки не играет, битки будет продавать или обменивать на что-нибудь более ценное. Он таскал сумку, наполненную заманчивыми для мальчишек вещами. Иногда Перельманас устраивал лотереи, в которых разыгрывались перочинные ножики, увеличительные стекла, почтовые марки разных стран и акварельные краски. Поэтому они поинтересовались:
- А что дашь?
- По ириске за каждую битку.
- Ладно, "Ржавая сметана", тащи свои бабки, сделаем, - пообещал Нико.
"Ржавой сметаной" Перельманаса прозвали потому, что он был альбиносом. На его голове росли совершенно обесцвеченные волосы, а кожа на лице и шее, точно покрытая пятнышками ржавчины, имела, как у всех рыжих людей, розоватый оттенок.
"Ржавая сметана" принес дюжину просверленных бабок. Зарухно залил отверстия свинцом. Получились очень увесистые битки - мечта игроков в бабки. За свою работу мальчишки получили двенадцать ирисок.
- А куда вы деваете латунь и медь? - спросил Перельманас. - Я бы мог у вас купить.
- Проваливай, не продается, - сказал ему Нико.
Видя, что с цыганами не столкуешься, "Ржавая сметана" дождался Ромку и по дороге к дому заискивающе спросил у него:
- А ты сумеешь сделать плавилку?
- Сколько угодно, - похвастался Громачев. - Даже алюминий сумею плавить.
- Вижу, что ты мастер, - польстил Антас. - Хочешь заработать коробку ирисок?
Сладостей в те годы было мало, стоили они дорого, потому что государственные конфетные фабрики еще не работали, ириски, маковки, халву и леденцы изготовляли нэпманы. Родителям нэпманские сладости были не по карману.
За коробку ирисок всякий мальчишка пошел бы в батраки. Ромка конечно согласился.
На другой день в гуще ольшаника у железнодорожной насыпи Громачев с Перельманасом нашли удобную поляну. Натаскали старых кирпичей, жести, сухостоя, углей и соорудили две печи.
- А где мы металл найдем? - поинтересовался Ромка.
- Это уж не твоя забота, - сказал "Ржавая сметана". - Твое дело плавить.
Оказывается, Антас собрал целую ватагу мальчишек и, дав им в долг по ириске, послал собирать металлический лом. Вскоре на поляну стали прибывать выброшенные кастрюли, водопроводные краны, дырявые примуса, подсвечники и много другого хлама. "Ржавая сметана" на месте оценивал притащенное и тут же расплачивался ирисками. Заложив ириски за щеку, мальчишки вновь устремлялись на поиски свалок и помоек.
Рассортировав металлический хлам, Ромка с Антасом стали выплавлять олово. Его оказалось немного. Зато свинца у них получилось более десяти слитков.
Очищенную латунь, медь и алюминий Антас складывал в старый ящик. Металлического лома собралось столько, что они вдвоем не смогли поднять. Антасу пришлось нанять возчика - гундосого Миньку Старикова, который прикатил из дома тачку.
Гундосый булыжником плющил на плоском камне тонкостенные изделия, чтобы они занимали меньше места, укладывал их в мешки и вместе со слитками увозил в сарай Перельманасов.
В летние каникулы беспрерывно дымили и чадили плавильные костры. До полудня мальчишки трудились в ольшанике, а затем бежали на речку смывать с себя копоть и сажу.
По вечерам они собирались около клуба железнодорожников, где показывали старые фильмы. Киноленты у железнодорожников были затрепанными, они то и дело рвались, но ребята смотрели картины по нескольку раз с трепетом и волнением.
В городе существовали и настоящие кинотеатры "Прогресс" и "Сатурн", которые принадлежали нэпманам. В них шли новые кинобоевики, но билеты стоили так дорого, что ребята и не стремились туда попасть.
В клубе железнодорожников за билет кассирша брала всего лишь пять тысяч рублей, но и такие деньги мальчишкам нелегко раздобыть. Всякий раз они с надеждой смотрели на "Ржавую сметану", а тот давал в долг лишь тем, кто трудился на него, или подхалимам. Так у Антаса завелись телохранители, которые беспрекословно выполняли все его капризы и награждали зуботычинами тех, кто называл альбиноса "Ржавой сметаной". Кличка, оказывается, не нравилась Перельманасу. Он пожелал, чтобы все называли его по имени, а кто забывал об этом, делался его врагом и рассчитывать на ссуду конечно не мог.
В клубе железнодорожников иногда можно было проскользнуть в зал и бесплатно, требовалось только набраться храбрости и юркнуть за спинами тех, кто предъявлял билеты. Контролерами обычно стояли добродушные дежурные железнодорожники, ленившиеся гнаться за мальчишками и выгонять.
* * *
Когда у Антаса накопилось много слитков, он приказал добыть ему две "провизионки".
Провизионки - бесплатные проездные билеты - выдавались семьям железнодорожников. По провизионке могли ездить взрослые и дети. Одну провизионку стащил дома Ромка, другую - Юра Хряков. За них Антас пообещал покупать билеты на все кинокартины.
В Петроград Антас поехал не один, он взял с собой гундосого: тот был самым сильным из мальчишек, мог поднять пять пудов. Латунь и выплавленный свинец они погрузили в вагон.
В Петрограде наняли извозчика и отвезли на Александровский рынок. Там в подвале был скупочный пункт.
Антас, видно, получил много денег, потому что вернулся из Питера в новых штанах, сандалиях и привез полный ящик ирисок.
Расплатившись с мальчишками, он потребовал, чтобы они с утра вышли на сбор металлолома.
И опять зачадила фабрика, выплавлявшая олово, свинец, баббит.
Кладоискатели
Спускаясь с железнодорожного полотна, Ромка увидел внизу братьев Зарухно, они шли навстречу. Поворачивать назад было поздно. Сделав вид, что не замечает их, Ромка хотел проскочить стороной, но Гурко преградил ему путь.
- Карамба! - воскликнул он. - Если за тобой не гонится нечистая сила, значит, она вселилась в самого. Стоп! Во имя святого Патрика.
- Сэр, где вы изволили пропадать? - схватив Громачева за шиворот, спросил Нико.
- О пресвятая дева! У меня было много дел в ранчо мачехи, - в тон ему ответил Ромка.
- Тогда у нас вопрос: какие шакалы разработали наши золотые россыпи? Мы не могли найти ни крупинки.
- Вот именно! - добавил Гурко, и в последующем разговоре он только наблюдал за Громачевым и давал пояснения, как это делают авторы книг: - Словно раненный в сердце, отступник пошатнулся, и мороз пробежал по его коже.
- Это работа "Ржавой сметаны", - сказал Ромка. - Ирисками он соблазнил индейцев всего округа.
- И вас, сэр, в том числе?
- Х-м, х-м. Отступник съежился от пристального взгляда, словно на него навели дуло пистолета, - продолжал свое Гурко.
- Да, мне очень нравятся ириски, - сознался Ромка. - Но моя совесть чиста: ни одной тайны я не нарушил.
- Перед лицом опасности притворство было забыто, - бубнил Гурко. - Отведав легкой наживы, он далеко зашел в своих желаниях. Но при всей своей алчности, отступник обладал храбрым сердцем.
- Жива ли еще наша прежняя дружба? - вдруг спросил Нико. - Радостно ли забьются наши сердца при встрече, или из уст вырвется боевой клич?
- Жива. Слово мушкетера, - поклялся Ромка. - Меня облапошили, как глупую обезьяну, которой подсунули пустой орех.
- Подобная откровенность похвальна, - заметил Гурко.
Смилостивился и строгий Нико.
- В твоих жилах течет кровь, которой покровительствует судьба, - сказал он. - Мы намеревались включить тебя в опасную экспедицию. Готов ли ты на смерть и подвиг?
- Да. Но мне бы не хотелось вновь стать болваном и трижды идиотом, чтобы работать на других и не получать даже ирисок. Ведь все достанется вашему отцу?
- Нет, мы разделим драгоценности поровну, так как хотим иметь деньги на кино. Отец только получит свою долю олова, потому что это он надоумил нас искать клады на пожарищах. Самый большой пожар, когда жгли дома буржуев, он видел у озера. Там горели дома, которые назывались виллами. Их двери, окна и стены были украшены бронзой. Настилы балконов и трубы в ванных сделаны из свинца и спаяны оловом. Возможно, что там расплавилось и серебро. Вот где надо тайно делать раскопки.
В тот же день, захватив обоих Громачевых, Зарухно отправились на разведку к озеру Облино. Там на высоком полуострове среди дубов, черемух и кустов сирени стояли закопченные и потрескавшиеся остовы когда-то красивых каменных вилл. Но добраться к ним было трудно. Перешеек перегораживал высокий, из железной сетки забор, поверху опутанный колючей проволокой, и каменные ворота, около которых ходил на цепи большой пес.
На полуострове жили прежний сторож сгоревших вилл и его глухая жена. К себе они никого не пускали, так как оберегали огороды, яблони и заросли малины и смородины.
Старуха никогда не покидала полуострова, а старик отлучался: то ставил в дальнем конце озера сети, то, сгорбясь от тяжести, пешком три версты нес на рынок овощи или рыбу и там менял на соль, зерно и порох.
Когда-то вокруг полуострова дно было очищено, углублено и на берегу построены купальни. Но за годы, прошедшие после пожара, озеро постепенно заросло у берегов болотными травами, водяными лилиями, покрылось толстым ковром, сплетенным из плавающих растений. Медленно наращивая толщину, мохнатый ковер покрыл отмели и ямины, превратив их в опасное болото с вечно пузырящейся водой, словно здесь непрестанно варилась чертова уха.
Прохода через болото мальчишки не нашли. Даже легкий Димка провалился по пояс. Дважды пришлось вытаскивать его из булькающей тины.
- И на плоту не переправишься по этим зарослям, - сказал Нико. - Придется строить мостки.
- А где мы бревна возьмем? - полюбопытствовал Димка.
- Жердей достаточно. Только было бы, за что держаться, тогда пройдем, - уверил Нико.
На следующий день мальчишки пришли к озеру с веревками, с двумя лопатами, ломиком и топором, завернутыми в мешки. Срубив в прибрежных зарослях пяток засохших сосенок И несколько высоких березок, очистили их от ветвей - получились длинные и гибкие жерди.
Волоком перетащив жерди к намеченной переправе, они дождались, когда рыбак на лодке отправился в дальний конец озера. Тут мальчишки уже не мешкали: разделись догола и, увязая по грудь в тине, стали проталкивать вперед жерди и привязывать их парами друг к дружке. Получились длинные мостки. Но пройти по ним не удалось даже Димке- жерди глубоко погружались. Они могли лишь служить поддержками при переправе с берега на берег.
Перетащив на полуостров одежду и инструменты, мальчишки оделись и осторожно, почти на четвереньках поднялись наверх.
Собака не залаяла. До ворот было далеко. Она, видно, пришельцев не учуяла.
Прячась за кусты акации и сирени, мальчишки пробрались к крайней развалине. От прежней белокаменной виллы здесь остались лишь три потрескавшиеся и закопченные стены, полуразрушенный кирпичный стояк дымохода и несколько ступеней мраморной лестницы. Холмики щебня в большом шестиграннике, окруженном гранитным фундаментом, поросли малиной, иван-чаем и лопухами.
Малина начала поспевать. Димка и Гурко кинулись лакомиться покрасневшими ягодами. Но Нико пригрозил пальцем и зло зашипел:
- Не трогать! Скажут, что воровать пришли, а мы кладоискатели.