У крутого берега, где дно было песчаным, попался горбатый окунь фунта на два. Веня вываживал его недолго: двумя рывками угомонил, а третьим вытянул на траву и оглушил подвернувшимся обломком коряги.
На третьей жерлице сидела крупная рыба: шнур был натянут, а кол притоплен.
- Эту я с плота ставил, - сказал Веня, - так до нее не доберешься. Подмоги, а? - обратился он к Николаю.
Тот охотно разыскал плот, сам подгреб к жерличному колу и вытащил на плот утомленную щуку-утятницу.
- Ну и крокодила поймал! - обрадовался Веня. - Фунтов пятнадцать потянет. Хошь, половину отдам? - предложил он.
- А мне-то за что? Это твой улов. Не надо мне щуки, спасибо, - отказался Живнин.
Наломав длинных и гибких веток ивняка, Николай сплел хлыст, пропустил его под жабры щуке и повесил добычу на седло у стремени. Щука оказалась такой длинной, что хвост ее волочился по земле. Пришлось ее подтягивать выше.
- Ты что же - арестуешь меня вместе со щукой? - поинтересовался Веня.
- Зачем? Просто я возьму от тебя подписку о невыезде.
Подсадив инвалида на коня, Живнин вскочил на своего Вихря и направился в город.
Подозрительные гости
Почти всю ночь Ромке снилось, что он вел на поводке рвущуюся вперед собаку-ищейку, гнался с нею по лесу за бандитами и стрелял из нагана, который ему подарил за храбрость Живнин.
Утром Анна даже не дала ребятам поесть. Быстро нагрузила тележку и заставила тащить.
Громачевы раньше обычного прикатили к обжорному ряду, и все же многие торговки уже суетились у столов. Анна первым делом застелила край стола клеенкой и выставила прибор с флажком. Затем принялась вытаскивать ложки, вилки, ножи и чашки…
На ярмарку съехалось много крестьян. Казалось, что вся площадь от края и до края заполнена телегами, бричками, двуколками. А с двух сторон прибывали все новые и новые возы…
Крестьяне распрягали лошадей, надевали им на морды торбы с овсом или сеном, раскладывали товары: мед, масло, творог, сыры, сало, молодой картофель, ранние овощи, ягоды, изделия из кожи, дерева, бересты, лыка. Меж возов сновали первые покупатели.
В толпе Ромка приметил бородатого детину в серой грубошерстной куртке, подпоясанной солдатским ремнем. Он шел вдоль столов обжорного ряда и приглядывался к выставленным котлетам, пирожкам, творожным катышкам, жареной рыбе, соленьям. Подойдя к столу Анны, детина расправил флажок прокуренными когтистыми пальцами, полюбовался вышитым ландышем и спросил:
- А он чего выставлен? Продаешь?
- Не лапай, не продажный! На счастье стоит.
- Ну, если на счастье, то и мне, видно, повезет. В долг накормишь?
- Много тут таких! - продолжала какой-то странный разговор Анна.
- Да не очень, всего двое. А пока возьми для Ян Яныча задаток.
Детина сунул под прибор с флажком свернутую бумагу. Ромка заметил, что это не деньги, а скорей записка, сложенная фантиком. Не разглядывая этот фантик, Анна спрятала его под передник и с наигранной усмешкой спросила:
- Так сколько вам пирожков подать?
- А все, что найдешь, - негромко ответил бородатый. - В накладе не оставим.
- А не объешься?
- Не бойся, у меня дружок водятся.
Бородатый махнул кому-то рукой. Из-за ларьков вышел долговязый парень с берестяной котомкой, одетый по-деревенски. Усы у него едва намечались, а волосы были длинными, они лохмами выбивались из-под фуражки со сломанным козырьком. Видно было, что парень давно не стригся.
Ни слова не говоря, долговязый уселся рядом с бородатым за стол, зажал меж ног котомку и, сняв фуражку, перекрестился.
Анна налила парням по большой миске бульона и выставила тарелку пирожков.
Гости, видно, сильно проголодались: они жадно хлебали бульон деревянными ложками, а пирожки, казалось, глотали не разжевывая. Тарелка мгновенно опустела. Наполняя другую, Анна предупредила:
- Лишку не переберите, худо станет.
- Ничего, у нас желудки верблюжьи, на три дня запас берут, - ответил бородатый и, понизив голос, попросил: - Пока мы здесь угощаемся, сходила бы к мельнику. Нам чикаться некогда, ответ нужен.
Анна окликнула Ромку.
- Побудь за меня, - велела она ему. - Если еще захотят бульону, - подлей. А пирожки пусть все берут. Я новых принесу.
И она, подкрасив помадой губы, ушла.
Расстегнув вороты рубашек, третью порцию бульона парни хлебали не спеша. Каждый из них съел не менее двух дюжин пирожков.
Насытившись, бородатый принялся шарить рукой в кармане куртки. Вытащив щепотку каких-то крошек и табачной пыли, он огорченно сказал:
- Эх, елка-палка, курево кончилось! Паренек, может, у тебя найдется закурить? - обратился он к Ромке.
- Нет, я некурящий.
- А свои деньги водятся? - не унимался гость.
- Своих нет, но мне братишка даст, если надо. Он на кино копит.
Бородатый оживился.
- Купил бы ты нам хороших папирос да пару бутылочек самогона, я бы тебе за это вот такую штуку дал.
Он сунул руку за пазуху и вытащил что-то зажатое в кулаке. Поглядев по сторонам, не наблюдает ли кто за ними, бородач под полой куртки разжал кулак. На широкой ладони, сияя никелем и перламутровой ручкой, лежал миниатюрный пистолет.
- Дамский монтекристо, - шепнул он. - Шестизарядный. Жаль, патрончиков нет. Но ты тут в городе достанешь.
У Ромки от вида пистолета даже дух захватило. А слово "монтекристо" напоминало о романе Дюма. Это оружие, наверное, из подземных кладовых. Надо немедля достать все, что требует бородач.
- Дай подержать, - попросил Ромка.
- Потом, - отвел его руку гость. - Ты сперва достань, что я прошу, а тогда уж и подержишься.
- Хорошо, подождите меня.
Ромка подозвал Димку.
- У тебя деньги с собой? - спросил он.
- С собой, - ответил Димка. - Я на карусели хочу покататься и сахарной ваты купить.
- Нашел на что тратить! - не одобрил его намерений Ромка. - Тут мне настоящий пистолет монтекристо предлагают. Вместе стрелять будем. Отдай деньги, бери корзину и - бегом к нашему тайнику. Возьмешь две бутылки самогона и принесешь сюда.
Схватив кошелку, в которую Анна складывала приборы, Димка умчался к дому. Ромка, подсчитав деньги, подошел к гостям и спросил:
- Каких папирос купить?
- Самых что ни на есть лучших, - ответил бородач. - Толстых и сладких.
- "Пушку", что ли?
- Во-во! Пачки по три на брата. И пару кремешков для зажигалки. Хватит у тебя денег?
- Хватит, - гордо ответил Ромка.
Мальчишка сходил к табачному ларьку и принес шесть пачек "Пушки", два кремешка и коробок спичек.
- Ну, ты прямо колдун! - похвалил его бородатый и предложил папиросу, но Ромка отказался.
Гости с наслаждением выкурили по папиросе, выпуская дым через ноздри. Затем долговязый, затоптав окурок в землю, уложил оставшиеся пирожки в свою котомку и, ни слова не говоря, ушел за ларьки.
Бородач тоже поднялся.
- Пойду потолкаюсь, - как бы самому себе сказал он. Но Ромка преградил ему путь.
- А как же пистолет?
- Получишь, когда все отдашь, - ответил бородатый. - А мамке скажи, что я через часок вернусь.
И он, закурив новую папиросу, исчез в пестром водовороте толкучки.
"Обманет, - решил Ромка. - Зря я ему папиросы отдал".
Вскоре вернулся запыхавшийся Димка. Он был не один, с ним пришли братья Зарухно. Они принесли две бутылки, завернутые в коричневую бумагу.
- Зачем тебе самогон? - спросил Нико.
Ромке не хотелось говорить о пистолете, но пришлось сознаться и высказать свои опасения.
- Очень у него глаза бесстыжие, верить нельзя.
- А мы последим за ним, - пообещал Нико. Ты просигналь, когда он явится, или Димку пришли. Мы у карусели будем.
Не успели они отойти, как появилась раскрасневшаяся Анна.
- Где гости? - спросила она.
- На толкучку пошли, сказали - скоро вернутся.
Анна принесла из дому остатки пирожков и стала на керосинке разогревать бульон.
Бородатый пришел, когда за столом закусывали какие-то железнодорожники. Он поманил к себе Анну и тихо спросил:
- Ну, как?
- Записки не написал, - вполголоса ответила Анна. - Сказал, что ждет на старом месте после одиннадцати.
- Осторожный, черт, - не то похвалил, не то ругнулся бородатый. - Ты бы нам еще пирожков да деньжат немного. А то ходим по ярмарке и облизываемся, словно нищие. И товарищи угощения ждут.
- А я-то с какой радости раскошеливаться должна? - как бы поразилась Анна. - Мое дело маленькое: снесла - и помалкивай. За утреннее не знаю, кто расплатится. Он ни копейки не дал.
- Не прикидывайся сиротой, не обеднеешь. Хочешь, сейчас кой-чего дам? Только сумеешь ли загнать?
- Покажи.
Бородатый направился за ларьки. Ромка, мигнув Димке, нагнал его.
- Самогон уже здесь, - сказал он негромко.
- Молодчага, - похвалил детина. - Давай сюда.
Димка передал две бутылки. Бородатый спрятал их в карманы и зашагал дальше. За ларьком его, оказывается, поджидал долговязый. Взяв от него котомку, бородач что-то шепнул напарнику и повернул к обжорному ряду.
- А пистолет? - спросил Ромка.
- Какой пистолет? - осклабился гость. - Это же зажигалка. Она мне самому нужна.
- Зачем же вы папиросы и самогон взяли?
- В нашем деле не обманешь - не выпьешь. - И он загоготал, словно сказал нечто остроумное, но тут же поспешил успокоить:
- Ты не беспокойся, я с мамашей за все расплачусь.
- Я не хочу, чтоб ты с мамашей… она не должна знать.
- Ну, тогда не рыпайся и жди, когда у меня монета заведется.
Грубо отстранив с дороги мальчишку, детина подошел к столу и поставил котомку у ног Анны.
Та присела на корточки и, сделав вид, что возится с керосинкой, принялась внимательно разглядывать содержимое котомки.
Возмущенный Ромка велел Димке немедля сбегать за ребятами.
- Скажи им, - шепнул он, - что этого бродягу нельзя упускать из виду. Бородатый, наверное, не только обманщик, но и вор.
Сам же он подошел к столу и стал прислушиваться, о чем говорит Анна со своим гостем. Лицо и шею мачехи покрывали розовые пятна, какие выступали у нее, когда она сильно волновалась.
- Откуда это у тебя? - допытывалась она.
А бородатый нагло смотрел ей в глаза и, усмехаясь, отвечал:
- Из собственного имения… фамильное серебро… архиерейское.
- Нет, знаешь, я хочу спокойно спать, - продолжала бормотать Анна. - Забирай и уходи.
Бородатый хотел взять котомку, но Анна остановила его. Видно, жадность одолела ее.
- Ладно, беру, - наконец согласилась она. - Только ты ни слова.
- Нашла кого учить.
Анна опять уселась на корточки, переложила из котомки что-то завернутое в портянки, постелила на дно газету и высыпала остатки пирожков. Затем она отсчитала четыре червонца и сунула их в руку гостя. Тот, не глядя, положил деньги в карман, вскинул на плечо котомку и, буркнув "покеда", вразвалку пошел меж столов в другой край площади, где располагались крестьянские возы.
Братья Зарухно и Димка пошли за ним следом.
Выйдя на край площади, бородатый отыскал двуколку с пегой лошаденкой, привязанной к телефонному столбу. Бросив на воз котомку и выложив самогон, он взял небольшую охапку сена и запихал его в сетку, повешенную на морду лошади. Затем стал поглядывать на вывески ближайших домов. Ему, видно, нужна была парикмахерская, потому что, увидев ее, он потрогал бороду и поскреб рукой гриву на затылке.
Прикрыв сеном оставленные на возу вещи, бородатый отправился в парикмахерскую.
Ребята тотчас же сошлись в одно место.
- Что будем делать? - спросил Нико.
- Надо забрать самогон и котомку. И не отдавать, пока он не вернет деньги за папиросы, - сказал Ромка.
Они так и сделали. Ромка остался дежурить у дверей парикмахерской, а ребята подобрались к возу, вытащили из-под сена бутылки, котомку и спрятались с добычей за пустые ящики лабаза.
Бородатый пробыл в парикмахерской не менее получаса и вышел оттуда помолодевшим: борода была сбрита начисто, вместо усов под носом темнела только коротко постриженная щеточка, а укороченные и напомаженные волосы лоснились в гладкой прическе.
"Может, это не он?" - взяли сомнения Ромку. Он заглянул в стеклянную дверь парикмахерской, но там остался лишь недавно пришедший толстяк. Ромка свистнул.
- Ты что за мной следом ходишь?
- Не отстану, пока деньги за папиросы не отдашь.
- Ходи, ходи. Но если схвачу за ноги, - о столб башкой тресну!
- А кто тебе котомку вернет?
- Спер, когда меня не было, да?
- Угу.
Не веря мальчишке, детина подошел к двуколке, пошарил руками под сеном и, не найдя там ничего, поманил к себе Ромку.
- Иди, не бойся, - сказал он. - Твоя взяла. Бери.
И он протянул зажатый в кулаке пистолет. Но, когда мальчишка приблизился, детина быстрым движением схватил его за горло и так стиснул, что у Ромки перехватило дыхание.
- Показывай, куда спрятал?
Сильные пальцы не разжимались. Мальчишка не мог глотнуть слюну, в глазах выступили слезы. Ромка, наверное, потерял бы сознание, если бы в это время не выскочили из укрытия ребята.
- Отпусти! - приказал Нико. - А то сейчас милицию позову.
Детина ослабил нажим пальцев, но Ромку из рук не выпускал.
- Я сам вас сейчас в милицию сдам, - пригрозил он. - Ишь ворья развелось.
- Ах, сдашь? Ну, пошли тогда в милицию, - предложил Нико.
Детину, видно, не устраивала встреча с милиционерами, и он примирительно сказал:
- Ладно, ребята, не будем ссориться из-за пустяков. Тащите мое барахло. Я вам должок отдам.
- Сначала отдай, - настаивал Ромка. - Я тебе больше не верю.
Детина неохотно отдал мальчишке пистолет. Сразу же ребятд принесли все, что утащили с воза, и положили на место.
- Значит, теперь мир? - заискивая, спросил детина. Открыв коробку папирос, он протянул мальчишкам:
- Закуривайте.
Никого из ребят папиросы не соблазнили. Отойдя к пожарной каланче, они стали разглядывать пистолет. Это была не зажигалка, а настоящий монтекристо.
- Курок только чуть расхлябан, - заметил Нико. - Чинить придется.
- Ничего. Где бы только патронов достать? - радовался Ромка.
- Я знаю, у кого они есть, - вспомнил Гурко. - Козел в школу приносил. У его отца мелкокалиберка.
В это время Димка заметил, как к двуколке подошел долговязый, бросил в нее чем-то набитый мешок и стал отвязывать коня.
- Эх, упустили! - досадуя, сказал Нико. - Дураки, с пистолетом завозились.
- Все равно бы их не задержать, - рассуждал Гурко. - Смотрите, что я на возу под сеном нашел. - И он вытащил из кармана гранату-лимонку. - Там и вторая была.
- Так они же настоящие бандюги! Может, сам Серый. Надо скорей к Николаю Викторовичу пойти, - настаивал Ромка, но тут же спохватился:
- Да, а что мы скажем, если он спросит: "А какие у вас дела с ними были?"
- Лучше тогда не говорить, - заключил Нико. - Граната самим пригодится.
- А если хотите, мы можем их выследить, - предложил Ромка. - Я знаю, с кем они сегодня увидятся.
Уговорившись вновь встретиться вечером, мальчишки разошлись.
Когда Ромка с Димкой вернулись в обжорный ряд, Анна на них накинулась:
- Где вас черти носят? Не докричишься. Отвезите тележку домой. Сегодня торговать нечем.
Ребята молча принялись укладывать в тележку посуду, корзинки. В это время появился "Шурум-бурум". Он отвел мачеху в сторону и сказал:
- Берем, но не за тот цена. Крестика и угодника много. Даем восемь червонцев.
- Мало, - качнула головой Анна. - Я ювелиру отдам. Ведь позолоченное серебро.
Татарин накрыл полой кафтана руку Анны и хлопнул по ней. Сделка состоялась. "Шурум-бурум" вытащил потертый бумажник и отсчитал девять червонцев.
Анна сразу повеселела. Еще бы! До этого ей не доводилось в один день столько зарабатывать.
- Если опять красный товар будет, - таскай мне, - сказал "Шурум-Бурум". - Беру оптом, тебя не обижу. Только смотри, чтоб шито-крыто.
Утопленник
Живнин доставил инвалида к самому дому. Оставшись в одиночестве, Веня ощутил недомогание. Его знобило. "Никак простудился? - подумал он. - Надо бы переодеться да для согрева выпить чего-нибудь. Иначе я не человек. Где бы хоть глоток достать? - стал соображать сапожник. - Может, у Ромки осталось?"
Взвалив на себя щуку, сапожник заковылял к дому Громачевых. По пути его обступили ребятишки, игравшие на улице. Им еще не доводилось видеть такую огромную рыбу, хвост которой тащился по траве.
- Дяденька, где вы ее поймали?
- В канаве плавала… На лягушку взялась, - выдумывал Веня, лишь бы отвязаться от сорванцов.
В доме Громачевых дверь была заперта. Уложив щуку в тень и укрыв ее листьями лопуха, Веня уселся на ступеньки и закрыл глаза. Ему тошно было смотреть на сияющий, яркий день.
Братья Громачевы застали Веню спящим. Растолкав его, Ромка предложил:
- Вставай, мы тебе поможем дойти.
Сапожник оттолкнул его.
- Ты что же меня в лесу бросил? - укорил он. - Нехорошо друзей оставлять.
- Я хотел помочь, - стал оправдываться Ромка, - но ты был пьян… отталкивал и дрался. Потом повалился спать.
- Ну, если так, из-вини… выпимши дурею, могу зашибить и обидеть, - принялся костить себя Веня и тут же заискивающе спросил - А у тебя ничего не осталось? Хоть малость… Горит все внутри… Помираю.
- Н-нет, всё у тебя осталось. Ты сначала к бутыли прикладывался, а потом все по горке разлил. Там теперь и поганки расти не будут…
- Ладно; не бухти, без тебя тошно, - остановил его Веня. - Лучше подумай, кому эту крокодилу продат^.
Сапожник не спеша снял со щуки листья лопуха. Рыба еще не заснула, жабры ее едва приметно колыхались.
- Ну и ну! - поразился Ромка. - На Кривом озере поймал, да?
- А то где же! - подбоченясь, зафасонился сапожник. - Я везучий, если поставлю живца, так самая крупная берется…
В это время с рынка пришла Анна. Подивясь на щуку, она спросила:
- Что делать с ней будешь? Такая на поджарку не годится, стара больно. Только фаршировать! И то какой-ни-будь рыбешки добавлять надо.
- Бери на продажу, - предложил Веня. - За два стакана самогона уступлю.
Анна повернула щуку на другой бок, заглянула в пасть и сказала:
- У меня есть денатурат. Сама очищала, хотела на калгане- настоять, говорят - от ревматизма помогает. Если хочешь, могу дать.
- Давай, - согласился сапожник. - Только нет ли у тебя луковки или чесноку? Так эту заразу нутро не примет.
Анна отнесла на кухню щуку и вынесла полбутылки синеватого денатурата, корку хлеба, дольку чесноку и стопку.
Веня тут же натер чесноком хлебную корку, налил полную етбпку денатурату и, зажав пальцами нос, опрокинул в рот. Глотнув, он некоторое время стоял с открытым ртом, словно прислушиваясь к действию спиртного, затем, крякнув, принялся нюхать чеснок и жевать корку.