Совесть - Виктор Голявкин 3 стр.


- Я давно собирался свой перекрасить, - говорил Рымша. - Да всё руки не доходили. Так что в какой-то степени ты оказал мне услугу. Но на будущее запомни… - Тут Рымша сердито посмотрел на Женьку. - Больше перекрашивать я его не собираюсь…

Сергей Евгеньевич Вольф
Вот вам стакан воды

Когда мне грустно, я стараюсь себя развеселить. Неплохая мысль, правда?

Мне частенько бывает грустно или вообще не по себе, но вся беда в том, что я почти никогда не знаю, отчего мне грустно или не по себе. Поэтому я стараюсь развеселить себя изо всех сил, как попало. Иногда помогает, иногда нет, но я стараюсь вовсю.

Сегодня как раз прихожу из школы, а настроение у меня - не настроение, а чушь какая-то. Отчего - не знаю. Я даже есть не стал, надел свои лучшие трусики для плавания, взял ласты, маску и трубку и полез в ванную. Напустил полванны воды и улёгся туда. Лежу, шевелю тихонечко ластами, дышу через трубку, рассматриваю в маску дно ванны - и вроде легче становится. Вроде бы легче. "Скоро лето, - думаю, - укачу на дачу и буду целыми днями плавать с маской и ластами и охотиться на крупную рыбу. И позабуду обо всём на свете. Кто это там, а? Окунь? А это? Щука! Подумать только! Ну и щучища! Сейчас мы её… Не-ет, уплыла. Однако здоровая. Ну ничего, мы ещё с вами встретимся. Будьте уверены. Моё ружьё не даёт промаха".

Мне стало холодно в ванне, но я решил не подливать горячей воды, нет, так не полагается. Я вылез из ванны, тихонечко прошлёпал в комнату, достал из шкафа и надел на себя рейтузы и шерстяной свитер. Так все хорошие подводные охотники поступают, если у них нет специального костюма, - я читал.

Снова залез я в ванну. Красота! Совсем другое дело! Жарко даже! "Эй, там, на берегу! Перестаньте орать и распугивать крупную рыбу! Ага, вот она, щука! Та самая! Стоит около водорослей и меня не замечает. Сей-час мы её…"

Вдруг - звонок. Кто-то звонит к нам в квартиру. Надо же. Не могут не испортить охоту.

Соседка Виктория Михайловна стучит мне в ванную и говорит:

- Алёша! К тебе тут какая-то девочка пришла.

Девочка?! Ха-ха! Вот номер! Этого ещё не хватало!

Я отвечаю ей прямо через дыхательную трубку, не вынимая головы из воды:

- Пусть заходит в ванную. Я не моюсь. Я в костюме.

Она говорит:

- Что это такое у тебя с голосом?

Я говорю:

- Такой голос.

Она говорит:

- Хм. Странно.

А я стал смеяться под водой.

После дверь в ванную отворилась, и я услышал, как вошла эта девочка, постояла немного и потом села на табуретку. А я лежал в воде и не поднимал головы.

"Что это ещё за такая девчонка пришла? Чего ей надо?" - думал я. Одно удовольствие было лежать в воде в шерстяном свитере и рейтузах. Тепло, великолепно. Но охотиться уже было нельзя.

Я поднял голову и тут же сел и снял маску - девочка была совершенно незнакомая. Она смотрела на меня, от любопытства склонив голову набок, как будто я был редкое насекомое.

- Ты кто такая? - спросил я.

Она сказала:

- Я нашла твой… ваш… портфель.

- Что-о? - сказал я. - То есть? Как это понимать? - А сам уже вспомнил, что, когда шёл из школы домой, мне было маленько не по себе, чего-то такого мне не хватало (это, кроме паршивого настроения, я чувствовал), но я так и не догадался тогда, чего именно мне не хватало. Вот фрукт, а?

- Я нашла его в продуктовом магазине, - сказала она.

А я так и сидел в ванне.

- Точно, - сказал я и засмеялся. - Верно. Там я его и оставил. Я там сок томатный пил. Я сегодня десять копеек нашёл. Купил на переменке булочку, разломил пополам - а там десять копеек. Неплохо, а?

Она говорит:

- А я, когда мне было два года, сто рублей нашла. Мне мама рассказывала, сама-то я не помню, всё-таки десять лет назад это было. И мы поехали на дачу, нам как раз денег недоставало. А вам не холодно сидеть в воде?

- Нет, - сказал я. - Пустяки. - И тут же почувствовал, что у меня озноб прошёл по коже.

- Постой, постой, - говорю. - Ну, ты нашла портфель, открыла его, узнала, как меня зовут и фамилию… так? А где ты адрес взяла, а?

- Я пошла в вашу школу.

- Вот именно, - говорю, - пошла в школу; так мол, и так, да?.. Ваш-то портфель потерял… Ты представляешь, что они теперь обо мне думать будут?!

- Нет, - сказала она. - Я догадалась, что так нельзя. Я попросила дать мне ваш адрес, чтобы мы к вам зашли и пригласили вас в нашу школу, - я ведь в другой школе учусь, - чтобы вы поделились с нами насчёт подводной охоты.

- Врёшь, - сказал я. - Всё враньё. Ты ведь не знала, что я занимаюсь глубоководной подводной охотой! Не знала ведь?!

- Верно, - говорит. - Я совсем этого не знала, а сказала именно так, сама не знаю почему. Честное слово.

Она не врала, это было видно. Я-то думал уже, что я её поймал, а выходит - нет. Мне даже малость скучновато стало.

- Да, - говорю. - Так бывает. Бывают иногда, так сказать, совпадения. А где мой портфель, ты его в прихожей оставила?

- Нет, он у меня дома.

- Это почему же?

- Видите ли, а если вы погибли, или вас просто нет дома? Я приду к вам с портфелем, ваши смотрят: портфель есть, а вас нет - вдруг с вами что-нибудь случилось! Они бы в обморок упали.

- Да-а, - говорю. - Ну, ты голова! Я бы не сообразил. Иди подожди меня в прихожей, я сейчас буду готов.

"Ничего девчонка, - думал я, снимая мокрый подводный костюм, - довольно забавная. Надо с ней ещё поболтать, для настроения".

Я быстро переоделся, и мы вышли на улицу.

- Вот, весна, - сказала она. - Скоро лето.

- Вот именно, - говорю. - Умотаю куда-нибудь подальше, буду охотиться и ни о чём не думать.

- А в школу к нам не зайдёте? - спрашивает она. - Не расскажете насчёт подводной охоты?

- Не знаю, - говорю. - Подумаю. И называй меня, пожалуйста, на "ты", - я не старик какой-нибудь…

Она засмеялась и сказала:

- Хорошо. Так и буду. А что ты ещё делаешь, кроме подводного ныряния?

- Да так, - говорю, - разное. То да сё. Читаю. В кружки хожу - авиа и фото. Уроки ещё делаю. Иногда долго приходится сидеть: троек у меня многовато. А у тебя? - говорю.

Она вдруг ужасно смутилась, покраснела и говорит тихо:

- Я отличница.

Я свистнул, остановился и долго глядел на неё, а она отвернулась и стояла вся красная. Не понимаю, что с ней произошло. По-моему, прекрасно быть отличником, я бы так с удовольствием, только у меня ничего не выходит.

- Пошли, - сказал я. - Чудо-юдо. Ты, наверное, в десять кружков ходишь и ещё староста, а?

- Нет, я не староста. Я никто. И в кружки я не хожу. Я не умею.

- Ни в один?

- Ни в один.

- Дурочка ты несчастная, - говорю. - Там иногда знаешь как интересно бывает?

Она говорит:

- Я знаю. Я догадываюсь. Но я не умею.

- Да что ж тут уметь! - говорю. - Например, фото. Все плёнку заряжают - и ты плёнку заряжаешь. Все ставят выдержку сотую долю секунды - и ты ставишь сотую долю секунды. Допустим, снимаем окно или цветок в горшке. Все вместе. Все - клац затвором. И ты тоже - клац! И всё! Понятно?

- Понятно, - говорит. - Но я не умею.

- Совсем ты тютя, - сказал я. - Чего ж тут уметь!

Она говорит:

- Я сама не знаю. Вроде бы всё понятно, а я не умею. Плёнку-то, наверное, смогу зарядить, а вот в кружок ходить я не умею.

Я подумал немного и говорю:

- Вроде бы я тебя понимаю. Точно. Ходишь-ходишь, ходишь-ходишь в этот кружок, и иногда такая тоска найдёт. Правильно я говорю?

- Не знаю, - сказала она. - Вот мы и пришли. Я тут живу.

Домой я бежал, размахивая портфелем, и пел песню на собственную мелодию. Мелодию я сам сочинил, внезапно. Немного похожую на "А за окном то дождь, то снег". А слова я не помню, что-то вроде:

Всё в голове у меня вверх ногами.
Привет!
Тра-ля-ля!
Ура! Ура! Ура!

Что-то в этом духе.

Я летел по улице, как метеор, и даже чуть не сшиб ларёк с пивом, а какой-то дядька сказал про меня, ткнув в меня пальцем:

- Эти ещё нам покажут.

Но у меня всё равно было прекрасное настроение, хотя он меня и ткнул.

Во-первых, потому, что нашёлся портфель: любому ведь понятно, что было бы со мной в школе и дома, если бы они узнали, что я портфель потерял.

А во-вторых, потому, что у этой девчонки мне здорово понравилось. У неё по всей комнате - на шкафу, на разных полочках, на печке, на окне - стояли фрегаты, корветы, яхты, ещё какие-то незнакомые парусные лодки - много-много всего. Вся комната была в парусах. А на стене висели часы, из которых выпрыгивала кукушка. Сколько раз я слышал и читал про такие часы, а никогда не видел.

Я спросил:

- А кто делал корабли?

Она говорит:

- Да так… Они просто так стоят.

- Ага, - сказал я. - Понятно. - И не стал приставать.

Потрясающие были корабли, я их рассматривал как обалделый. Окно в комнате было открыто, в комнату залетал ветер, и паруса тихонько шевелились.

Я сказал:

- Здорово у тебя. Очень. Я бы в такой комнате жил и забот не знал! И как всё аккуратно сделано, с ума сойти можно.

Она говорит:

- Это папа делал.

А я сказал тогда:

- Годика через два-три здесь вообще места жить не будет - одни корабли.

Она засмеялась и говорит:

- Всё. Больше не будет. Он исчез.

- Кто исчез? - спросил я.

- Папа.

- Как исчез? Куда?

- Не знаю. Пропал. Исчез.

- А мама - что, тоже исчезла?

- Нет, мама не исчезла.

Паруса от ветра шевелились, я всё никак не мог прийти в себя и почти не слушал её.

Мне было так здорово, такое что-то непонятное со мной творилось, что всё во мне прыгало, и я чувствовал, что должен вот сейчас, немедленно что-то сделать. Вдруг я увидел в окно, что напротив, через улицу, стоят автоматы с газированной водой, две штуки, и тут же мне так захотелось пить, так захотелось, ну просто ужас… Я даже чуть не выпрыгнул в окно, тем более, что оно было совсем не намного выше, чем простой первый этаж, - на капельку. Само собой разумеется, я не выскочил, всё-таки неудобно, я схватил свой портфель и стал прощаться и выбежал на улицу. Смешно, но про воду я совершенно позабыл и помчался сразу домой, размахивая портфелем и напевая песню.

Когда я пришёл домой, был уже почти вечер. Мама увидела меня с портфелем и долго разглядывала, как будто ей уже звонили из школы, что меня выгнали. Потом сказала:

- Что, дорогой, тебя заставили в школе сидеть за нарушение дисциплины? Или за плохую отметку?

- Ну что ты, - говорю.

- Но ты же с портфелем! Значит, не был дома, а?

- Чепуха. Я тут к одному пареньку заскакивал. Может быть, мы теперь вместе уроки делать будем.

- Вот это очень мило, - сказала мама. - Я давно тебе это советовала. Ум хорошо, а два - лучше.

- Это верно, - сказал я. - Два ума лучше. - И ушёл в другую комнату делать уроки.

Я разложил учебники и тетрадки и просидел так часа два, но делать ничего не мог, не получалось почему-то. Вообще я даже плохо на месте сидел, будто во мне работал неспокойный моторчик: чух-чух, чух-чух, чух-чух… Он работал всё тише и тише, а потом заглох и перестал мне мешать, но с уроками всё равно ничего не получалось, и вдруг я почувствовал, что настроение у меня поганое-поганое. "С чего бы это?" - думал я.

А как, между прочим, зовут эту девчонку? Нет, я не спрашивал у неё.

А какой у неё номер школы?

А номер дома?

А квартиры?

Ничего я не знал!

Я представил себе, как она сидит дома одна, в кружки не ходит, в комнате у неё темно, окно открыто, а она сидит у окна и смотрит на улицу, и ветер шевелит паруса её кораблей. Я представил себе всё это и быстро встал, снова во мне заработал моторчик: чух-чух. Вдруг я всё сообразил, схватил папину старую кепку, его шарф и очки, надел плащ, шарф и очки спрятал под плащ, в руки взял тетрадку и выскочил на кухню.

- Куда, дорогой? - спросила мама.

- Не сходится там с тракторами, - сказал я. - Как ни бьюсь - не сходится. Может, вдвоём мы быстрее сообразим. Я к этому пареньку слетаю.

- Ну, лети, дорогой, - сказала мама. - Учись.

Я выскочил во двор, после - на улицу…

Уже стемнело совсем.

"Всё ясно, - думал я, - её окна как раз напротив автоматов с газированной водой".

Когда я подошёл к этим автоматам, я не смотрел на окна, хотя узнать меня было довольно-таки трудно: очки, шарф, кепка, плащ - ничего этого на мне днём не было. Может быть, поэтому я всё-таки не выдержал и посмотрел и тут же вздрогнул, будто меня куснуло током, - так точно я всё отгадал.

Она сидела у окна и смотрела на улицу, а в комнате было темно, и паруса кораблей, наверное, шевелились, потому что на улице ветер дул страшный. И тоже почему-то было темно, только светились лампочки в самих автоматах.

Я отвернулся и стал искать стакан, чтобы попить, сначала на одном автомате, потом на другом, но стаканов не было. Ветром их, что ли, сдуло?!

Я стал крутить головой во все стороны и вдруг увидел, что она выпрыгивает из окна и бежит через улицу ко мне. А в руках у неё - стакан.

- Возьмите стакан, - сказала она, подбегая. - Вы пить хотите?

- Да, - сказал я басом. - Пить.

Наверное, я не брал стакан, потому что она сказала:

- Вы не стесняйтесь, пожалуйста, и пейте. Здесь вечером нет стаканов. Только утром и днём. А многие идут и хотят пить.

- Вот как, - сказал я басом и немного хрипло. От волнения, что ли. - 3-занятно!

- Ну да, - сказала она. - Я, как увижу, что кто-то пить хочет, вылезаю со своим стаканом и пою человека, а потом опять в окно залезаю… Залезу и жду.

- Чего ждёшь? Чего ты ждёшь?! - заорал я, а сам схватил себя за уши и дёрнул изо всех сил, потому что почувствовал, что сейчас, вот сейчас я зареву.

- Это я, - говорю. - Не узнала, нет?

- Кто вы?

- Ну… я, Алёша… Портфель и всякое такое…

- Вас… не узнать… тебя совсем не узнать.

- Да, - говорю я. - Да. Не буду я лить, не хочу. Иди надевай быстро пальто - и пошли гулять.

- Сейчас, - сказала она, побежала через улицу, влезла в окно и тут же, в пальто уже, вылезла обратно.

- А мама где? - спросил я.

- На работе. Во вторую смену.

Мы пошли, наклоняясь вперёд, против ветра, и сразу взялись за руки, чтобы не упасть от этого сумасшедшего ветра.

Она крикнула:

- А куда мы идём?!

- Гулять! - прокричал я. - Нечего тебе сидеть у окна. Просто будем гулять.

- Ладно! - крикнула она. - Всё равно в такой вечер редко кто пьёт воду! - И тут же у какой-то тётки ветер вывернул зонтик наизнанку, и мы стали оба хохотать, хотя это было нечестно, и хохотали до самого угла, а после свернули направо, и здесь ветер был потише, и я сказал:

- Бежим вон туда. Хочешь? Я там видел однажды здоровенную собаку, она несла в зубах "авоську" с продуктами, портфель и куклу, а на ней верхом ехала девочка. Хочешь, покажу тебе это место?

- Хочу, - сказала она.

- Ну, бежим, - сказал я.

И мы помчались, и я всё время думал, как легко и красиво я бегу, как настоящий бегун.

Аделаида Александровна Котовщикова
Воздушные замки

Полынная, горькая, сухая раскинулась степь. Пышущий жаром воздух стоял над ней неподвижно. Никакого дуновения, колебания, вздоха. Только вдали, на горизонте, дрожала воздушная голубая струя.

"Глупость какая получилась, - подумала Кира. - Будто сон плохой приснился".

Валя плелась позади.

- Я во всём виновата, - произнесла она жалобно. - Ты-то ленинградка, а я всё-таки крымская…

- Могла бы и я сообразить, что легко заблудиться, - великодушно сказала Кира. - И ведь это я уговорила тебя пойти посмотреть воздушные замки.

А сама подумала: "Вот бы мама перепугалась, если б знала!"

Они с мамой отдыхали под Симферополем. Кира очень подружилась с Валей. Обеим было по тринадцати лет. К Валиной тётке, счетоводу совхоза, девочки поехали вместе.

Под лиловым от зноя небом блеснула металлическим блеском полоса воды.

- Смотри! - показала Кира.

- Сиваш это, - устало сказала Валя, - Гнилое море.

Но Кира оживилась.

- А красиво тут. Земля разноцветная.

Бледно-песочные, тёмно-рыжие берега подступали к перламутровым водам Сиваша. На жёлтом расплывались пятна изумрудно-зелёные, красноватые, бордовые. Это плотным ковром росли низкие растеньица. Кира нагнулась, сорвала стебелёк с мелкими круглыми листочками.

- Какие странные эти солеросы! Так их твоя тётя называла? И на траву непохожи.

- Тётя вернётся только завтра. Может, даже под вечер. До тех пор нас никто не хватится. И где нас будут искать? Мы даже записки не оставили, что пошли гулять.

- Но ведь мы думали, что через час-полтора вернёмся… Да доберёмся как-нибудь. Быть того не может, чтобы не добрались!

- В погребе молоко стоит холодное-холодное… - безнадёжно сказала Валя, - и арбуз громадный!

- Неплохо бы арбузика! - вздохнула Кира.

…Уезжая по делам в райцентр, Валина тётя расцеловала девочек, показала им, где в погребе стоит обед, молоко, лежат горкой арбузы. Оставила она девочек без малейших опасений: большие ведь! Могло ли ей прийти в голову, что они сразу ринутся в степь в поисках миражей? Валя рассказала Кире, что в степи часто можно увидеть мираж. Иногда над озерцами появляются целые замки, причудливые сказочные дворцы. "Ой, пойдём поглядим! - упрашивала Кира. - Я никогда в жизни не видела мираж!"

Теперь она его видела. И не один. Уже после того, как они поняли, что не знают, в какой стороне находится совхоз, и стали плутать по степи, Кира вдруг увидела впереди дом под черепичной крышей, дерево, копну сена. Она кинулась туда: "Да вон же совхоз!" Но что такое? Под домом течёт голубая полоса, она всё шире… Поднялось в воздух дерево и поплыло стоймя. Стронулась с места и копна. И вот всё бесследно растаяло.

- А я тоже сперва подумала, что правда, - сказала Валя.

И потом не раз маячили в дрожащем мареве домики, купы деревьев, то туманно, то отчётливо. Но замков не было.

Пить хотелось нестерпимо.

Но даже самой маленькой бутылки с водой они не догадались захватить!

- Искупаемся? - предложила Кира.

- Да ты что?! Тут же сплошная соль. Каждая царапина саднить будет.

Кира вздохнула:

- Да-а… соль! Оттого всё такое… седое.

Холодноватый, притушенный тон был и у пёстрых берегов, и у воды, нежно-зелёной вдали, плотно-сизой под берегом. Точно кто-то, раскрашивая степь и море, щедро подмешал в краски белил. Седой застывший налёт соли лежал на каждой травинке. Всё - почва, вода, растительность, казалось, и самый воздух - было пропитано солью.

Нечаянно Кира взяла в рот сорванную солеросинку - и во рту стало очень солоно. Да что солеросинку! Руку свою лизни - у кожи солоноватый вкус.

Кира присела на корточки у воды, опустила в неё палец. Вода была тёплая и словно бы густая. Кира вытерла палец о подол платья, и всё-таки через минуту он покрылся беловатым налётом.

Они брели под палящими лучами, уже сами не зная куда.

- Хоть бы птица какая пролетела! - пробормотала Кира.

Назад Дальше