Медведь хватает фотоаппарат, и мы бежим в цирк. Или, вернее, Медведь бежит сначала в соседнюю школу - снимать какую-то девочку, которая прилетела по школьному обмену из Америки и уже сегодня вечером улетает, а я - в цирк. Брать интервью у директора и ждать Медведя с аппаратом.
Как давно я не была в цирке! И как ловко придумала с интервью! Цирк! Сегодня это слово почти ушло в прошлое. А раньше - раньше для всякого ребёнка слово "цирк" и слово "счастье" означали почти одно и то же! Все, кто не мечтал стать космонавтом, мечтали стать укротителями львов или воздушными гимнастами. Фокусниками-иллюзионистами. И особенно - клоОльгами. Ну, предположим, стать клоуном мечтал не каждый, но любимый клоун, без очередного номера которого нет счастья в жизни - такой был почти у каждого.
Попасть в цирк - воплощение мечты. Было. Когда я училась в школе. Не знаю, поймут ли меня сегодняшние балбесы. (Нет, это не оскорбление, мы тоже были балбесами. Всякий ребёнок - балбес. Ему так положено). Именно поэтому я иду по тёмному коридору. Потому что, как бы ни менялась жизнь, одно остаётся неизменным: мечта. Наши мечты, наши возможности, и невозможности, а также случайности и прочие фокусы, из которых состоит реальная жизнь. И директор цирка - именно тот человек, с которым я хочу поговорить об этом.
Никакой клетки с тигром, через которую нужно пройти, чтобы попасть в кабинет директора. Передо мной полноватый человек в бархатном "цирковом" пиджаке с галстуком-бабочкой. Пышная манишка. Тёмные волосы аккуратно причёсаны на пробор. Осанка безупречна, а лицо, пожалуй, слишком серьёзно.
- Что, испугались? - радуется директор. - Это я всем так говорю: сижу в клетке с тигром.
- По-моему, это гнусно - так морочить людям голову, - обижаюсь я. - Мы уже приготовились! Я, может, всю жизнь мечтала войти в клетку к настоящему тигру!
- И что, вы бы не испугались?
- Мне ваша вахтёр сказала, она каждый день через эту клетку проходит. Туда-сюда. Что я, хуже?
- Я не виноват, - конфузится директор. - Это до ремонта мой кабинет действительно находился рядом с тигриной клеткой. Вы на меня не сердитесь?
- Сердимся, - говорю. - Точнее, сержусь.
- Ладно, - директор машет рукой. - Так о чём ваше интервью?
- Это специальное интервью. Для школьников. В рубрику "Профессия". Так что выкладывайте, что у вас за профессия.
- У меня нормальная профессия.
- Не прибедняйтесь. Вот, например: как становятся директором цирка?
- А вам зачем?
- А я школьник. Я хочу стать директором цирка.
- Тогда у вас ничего не получится, - директор барабанит пальцами по столу. - Ну, или получится. Ладно, так и быть, расскажу.
И он рассказывает. Оказывается, директорами цирка становятся двумя способами. Способ первый: директора в цирк назначают. Таким способом может стать директором цирка, чей-нибудь близкий друг. Например, бывший директор бани. Или начальник тюрьмы. Им трудно понимать цирковую среду. Например, начальник тюрьмы долго не мог отвыкнуть отвечать на стук в дверь не "Войдите!", а "Введите!" Я в тихом ужасе спрашиваю, неужели какой-нибудь цирк работает под таким руководством, но директор утешает: начальник тюрьмы не смог отделаться от своих профессиональных привычек. Его уволили.
- Так, - говорю. - Об этом нельзя писать. Давайте второй способ.
- Во-вторых, - директор цирка поднимает палец, - директором становится специалист, который много лет у нас проработал. Честно скажу: не хотел директором становиться. Не мечтал. Я ведь, кроме циркового училища, закончил режиссёрский факультет. Думал, буду спокойно сидеть, создавать номера. Но за все эти годы только и создал номеров пять или шесть. Не хватает времени. Да, я контролирую работу цирка. Я художественный руководитель. Я ставлю ёлки - да. Но вот так, чтобы создавать номер - мне очень сложно. Быть директором, на мой взгляд - не самый лучший вариант. Хотя оно престижно - всё-таки начальник, но и ответственность большая. Ответственность не только за людей, но и за здание цирка, его состояние, ремонт - я всем должен заниматься. Все эти бесконечные переговоры с городской администрацией, вопросы бюджета - да, это не то, о чём я мечтал. И потом, ещё животные! Они ведь путешествуют в течение всей своей творческой жизни из одного цирка в другой. Можете себе представить?
- Могу, - вздыхаю.
- Нет, вы не можете. Я не хотел!
Я долго молчу.
- Скажите, - надо срочно взять себя в руки, а то он чёрт знает, что, подумает, - а вы могли тогда отказаться от назначения?
- Ну, мог. Это было, конечно, нежелательно, но я мог это сделать.
- Почему же вы не отказались, раз не хотели?
Тут директор смотрит на меня.
- Ай, да ну! - теперь уже я машу рукой.
- Давайте-давайте, - директор откидывается на спинку кресла и расправляет полы своего бархатного пиджака. - Что там у вас?
И я, помявшись, излагаю ситуацию. Что если я сейчас не попрошусь в редакторы, или, вернее, не возьму госпожу Тендер на абордаж, начнётся ад. Уже начался. А если возьму…
И я заканчиваю: "Плыви, плыви, спина спасибо скажет".
Директор выстукивает пальцами по столу.
- Значит, вы находитесь в такой же ситуации? - говорит, наконец, он. - Гм. Вам бы хотелось руководить, но в то же время вы не можете отказаться от любимого дела. Ну, барышня, что-то должно стать важнее.
- Легко вам говорить.
- Я свой выбор сделал. Жалею ли я о нём, нет ли - теперь уже поздно. Делайте свой.
Я думаю.
- В первом случае я стану несчастной. Во втором - поступлю эгоистично. К тому же, карьера…
- Вот-вот, - усмехается директор.
И тут вдруг он спрашивает:
- У вас есть мечта? Не знаете? Что за люди пошли - они перестали мечтать! Ну, так знайте: все наши беды - от этого. От того, что у нас нет мечты. Вечно выбираем то, что удобно, выгодно - а потом жалуемся: жизнь не сложилась. А как ей складываться?
- Да ладно вам ворчать, - уныло говорю я. - Без вас тошно. Считайте, что у меня есть мечта. Теперь есть.
- Ну, так и выбирайте то, что к ней ближе. Всегда и во всём нужно выбирать то, что ближе всего к мечте.
- Но…
- В любом случае придётся чем-то жертвовать, - отрезает директор. - Всё настоящее стоит дорого. На то оно и настоящее.
Лицо директора мрачно, говорит он тихо, но уже через мгновение принимает прежний вид.
- Давайте, - говорит, - дальше.
- А? - спохватываюсь я. - Ах, да. Дальше так. Не очень ловко в этом признаваться, но в детстве я мечтала стать дрессировщицей. Вот если ребёнок говорит: "Хочу работать в цирке!" что ему делать?
- Так многие цирковые артисты пришли из самодеятельности. Если дорога человека ведёт в цирк, он может прийти, откуда угодно. Из школьного театра, из какой-нибудь студии, из спорта. Главное - работать. Мы можем дать им манеж, свет, место. Пусть репетируют.
- За деньги?
- За деньги. С деньгами сейчас - сами знаете. Но у цирка есть возможность отправлять артистов на престижные фестивали. Баден-Баден, Италия, Франция. Самый большой фестиваль - в Монте-Карло. Я это о чём? Я объясняю, почему хорошо, когда директором цирка становится профессионал. Он ведь знает, понимает, в отличие от этого "введите", кто может прийти в цирк, а кто нет. В цирке дорога на манеж открыта. Разумеется, для тех, кто хочет достичь каких-то высот. Так что если вы хотите стать артистом, я бы хотел сказать: начинайте! Не бойтесь начинать даже, если ваше желание кажется вам невероятным. Даже, если на вас смотрят, как на сумасшедшего.
На стене висят фотографии: воздушные гимнасты на трапеции. Он и она. А вот гимнаст-одиночка. Чеканный профиль, глаза, фигура - красоты невозможной, фантастической.
- Это я, - прикрывая брюшко пиджаком, признаётся директор цирка, - тысяча, по-моему, девятьсот семьдесят девятый год…
Семьдесят девятый. В то время мне было три года. Родители водили меня в цирк. Может быть, тот номер на трапеции я видела своими собственными глазами.
Прибегает Медведь, тоже требует тигра, и возмущается. Интервью заканчивается через два с половиной часа. С трудом. Потому что представление уже началось и директору пора на манеж.
Спокойствие, дорогая редакция
- К нам в редакцию пришло письмо, - говорит новый редактор, и читает: - "Почему в вашем журнале нет хозяйственной рубрики?"
- Да, почему? - интересуется госпожа Тендер. - Люди просят. Сделайте что-нибудь этакое.
- Что, например? - скисаю я.
Мне этот редактор не нравится.
- Это уж вам решать, что, - говорит издатель. - Что-нибудь вроде "хозяйке на заметку".
- Какой ещё хозяйке? - вскидываюсь я. - У нас журнал для хозяек, что ли? А если у нас огурцы удобрять потребуют?
- Огурцы для школьников - совсем не вредно, - замечает редактор. - Запросто привяжем огурцы к школьной теме.
- Тогда коров доить, - поправляюсь я. - Вот потребуют у нас коров доить - что делать станем?
- А что такое? Это полезное умение, между прочим. И об этом никто не пишет. А мы бы…
- Тогда сталь отливать. Вот, редактор. Представьте, пишет нам пенсионерка Матильда Гедеоновна. Стуло. Почему, спрашивает, вы сталь не отливаете? В моей молодости все мальчики на заводе работали. А? Ну, как вам?
- Отлично! - восклицает госпожа Тендер. - Лена, ну, ты… я не знаю, ты звезда! Ой, спасибо тебе. Я же всю голову сломала, как нам рекламу сталелитейного завода к нашим статьям приспособить! Девочки, завтра едете на завод. У них училище при заводе, а у нас конец учебного года на носу. Отлично, отлично!
Пока я пытаюсь вернуть дар речи, редактор напоминает про хозяйственную рубрику.
- Спокойствие, дорогая редакция, - говорит Медведь. - Делаем новую рубрику: "Дела домашние. Школьнику на заметку".
Тут меня осеняет.
- А вот я, например, не умею гладить брюки. Эээ, то есть, я хочу сказать, это школьники не умеют гладить брюки.
Но поздно. Редакция вытаращивает глаза.
- А я умею… - осторожно хвастается Медведь.
- И я, - говорит редактор.
- А у меня муж гладит, - ещё хуже хвастается госпожа Тендер.
У меня тоже, может быть, муж бы гладил. Только у него времени нет. Поэтому в нашей семье гладит химчистка. Это очень удобно, только стыдно.
- Вы не школьники! - отрезаю я. - Прошу считать меня опытным образцом!
И вот суббота. Выходной день. Все идут с мужьями и детьми в кино и по магазинам, а я бросаю семью и еду к Медведю: учиться гладить брюки.
Шесть попыток, полторы сотни смешных фотографий, которые ни под каким видом нельзя печатать в журнале и, наконец, Медведь просто говорит: "Встань так, посмотри сюда" и даёт мне в руки штаны, которые лично проглаживает шаг за шагом.
- Сюда. Наклонись. Да не смотри ты с таким ужасом на эти брюки! Тебе нравится то, что ты сделала. Нравится, я сказала! Вот так. Теперь положи ладони сверху. Изображаем финальное повешение в шкаф.
* * *
- Ну, что у нас сегодня? - живо интересуется госпожа Тендер. - Лена, как там у тебя с темой следующего номера?
- Запросто, - говорю. - Значит, тема такая: подростковые эксперименты. Я хочу сказать, мы соберём всякие жалобы на то, что наши школьники творят со своим внешним видом, а потом вспомним, что сами творили.
- Отлично! - восклицает госпожа Тендер. - Это правильно. Нельзя убивать в детях творческое начало! Надо уважать потребность в самовыражении! И ограничивать ни к чему. Вообще, я не понимаю: что все пристали к бедным детям? Жалко, что ли? Или от зависти?
- Так, - я включаю диктофон. - Коллеги, сдавайте мне информацию. Госпожа издатель, начнём с тебя. Признавайся, что в школе творила.
Госпожа Тендер мнётся. У неё деловая репутация. И, между прочим, папа. Госпоже Тендер сорок лет, но всё равно папа. И репутация. Но она дама ловкая и тут же вспоминает, что можно предать гласности без вреда.
- Вот, - говорит она, - помню, в девятом классе носила девять пар часов. На одной руке. На второй - шесть. Больше у меня часов не было.
- А я, - говорю, - с хозяйственной авоськой в школу ходила. Помните, такие сетки были? На рыболовные похожи. Только ещё дырявее.
- А я, - говорит Медведь, - такую короткую юбку носила, что меня чуть из школы не выгнали.
- И я! - добавляет госпожа Тендер.
- И я, - говорю. - Два последних предупреждения было.
Мы смотрим на редактора.
- А я, - с достоинством замечает Полина Андреевна, - ни в чём таком не замечена. Я была приличной девушкой.
- Н-да, - говорит госпожа Тендер. - Ну, дорогая редакция, тема богатая. В материале недостатка не будет. Вы тут пишите, а я пошла.
Издатель уходит махать своей волшебной палочкой, а мы остаемся вспоминать своё тёмное прошлое.
Я вспоминаю, как сама постриглась. До такой степени, что пришлось…
Алло, мама? Мама, мне очень нужно к парикмахеру. Меня Лёшка в театр пригласил, а на голове чёрт знает, что. Ах, это волосы, очень красивые, густые? Я знаю, мамочка, что густые. Мне бы хотелось, чтобы эти волосы можно было назвать причёской. Как завтра? Почему завтра? Потому что у тебя самолёт через час, и ты только завтра из командировки прилетаешь? Ну, мама! А что же мне теперь делать? Уложить красиво и с ума не сходить? Тебе, мамочка, легко сказать, уложи. Когда у тебя кудри сами лежат. А мне что делать со своим непонятно, чем? Я не говорю глупости. Какие заколочки, что ты говоришь! Ни одна нормальная девушка заколочки не носит. Не морочить тебе голову? Ну, я не знаю даже. Мам, а сегодня никак нельзя? Я не могу говорить об этом завтра, я же вечером в театр иду! Ну, как это с кем! С Лёшкой Зайцевым. Очень хороший, да, я знаю, мамочка. Да, семья очень приличная. Какой замуж! Мне бы в театр для начала сходить… Из Лёши очень хороший муж получится? Ой, мама, давай всё-таки завтра об этом поговорим. Попросить тётю Эльвиру, чтобы в кредит постригла? Фу, не буду я никого просить! Папе позвонить? Ну, хорошо…
Алло, папа? Папа, мне очень нужно в парикмахерскую. Как нет денег? А куда же они делись? Ах, диски и карбюратор… И цемент для дачи? Я рада, папочка, что ты купил цемент. И доски купил? Вот здорово! А что же мне делать? Ну, папа, я же в театр с Лёшкой Зайцевым иду! Нормальный парень, да. Я знаю. Поэтому мне срочно нужно в парикмахерскую. Почему это чепуха? Ах, ему это всё равно? Почему ты так думаешь, папочка? Мне почему-то кажется, что ему не так уж всё равно… Нормальные мужики на всякую ерунду внимания не обращают? Так то - ерунда, а то - голова! Ах, это моя голова - ерунда? Очень смешно, папочка… Пап, ну что мне делать-то? Не буду я ни у кого занимать, вот ещё! Уложить как-нибудь и не паниковать по пустякам? Ну, ты даёшь, па…
Легко сказать, уложи. А если они не укладываются! Может, если самой немного подстричь? Я немножко, самую малость отрежу.
Так, стоп. Это как-то несимметрично. То, что слева - очень красиво. Совсем не то, что справа. Сейчас мы все это у-рав-ня-ем и получится… Пожалуй, теперь лучше, чем слева. Так. Ну, ещё. Теперь уже никак нельзя немножко. Теперь уже надо радикальное что-то делать. Секундочку, я попробую вот тут укоротить.
Ой, мама! Правого виска почти совсем не осталось. Только без паники. Ну, хорошо, пускай будет асимметрично. Сейчас это модно. Нет, погодите. Это же какой-то кошмар. Это я даже не знаю, как и назвать. Это же всё отстрижено!
Помогите! Что делать?! Стоп. Главное - не впадать в панику. Может, будет лучше, если второй висок будет такой же, как первый? Что у нас получилось? Что-то похожее на ирокез. Ирокез мне не нужен. Я что, панк разве? А жить как? Может, если затылок покороче? Ирокез не будет так бросаться в глаза…
Похоже, в театр никто уже не идёт. И вообще никто никуда не идёт. Потому что в таком виде на людях нельзя показываться.
Сколько же мне на улицу не выйти будет? Месяц? Два? Да, пожалуй, что и полгода…
Надо подумать о том, как прожить полгода, не показываясь на люди. Мне же в школу ходить как-то нужно! Прямо хоть налысо брейся. Стоп. Налысо? Ой, а как же я буду жить лысая? А такая как? Эх, была не была! В крайнем случае, надену бандану. Или кепку. Или сделаю вид, что так и было задумано. Вот, точно. Сделаю вид, что так и было задумано!
Так-с, где у отца бритва. Что-то как-то быстро она затупилась. Пойду, возьму ещё одну. Нет, лучше две. Ой, кончились. Ну, ничего, папа не рассердится. Смотри-ка, очень даже неплохо вышло. Вид хоть и бандитский, но ничего себе, симпатичный. Я, наверное, не буду брить все остальное. Хватит висков и затылка.
Всё-таки настоящую красоту ничем не испортишь! Если всё, что осталось, взлохматить, а в уши вот эти огромные чёрные кресты вставить, совсем хорошо выходит. Теперь косметика. Где там у мамы тональный крем лежал? Надо же, полгода тюбик лежит, а всё почти полный. Как будто им и не пользуются. А мне брать запрещается. Бывают же такие жадные люди - сами не пользуются и другим не дают!
Теперь юбку самую короткую, бархатную, мамины сапоги на шпильках (всё равно мама только завтра прилетает, придёт усталая, авось не заметит) и даже можно идти в театр!
Лёша Зайцев оказался мужественным парнем. Мы чинно прогуливались в фойе под руку: Лёша в костюме и своих "простых золотых часах", и я - с бритым затылком и со своими щедрыми формами - в мини-юбке. Мы, кажется, ещё потом куда-то ходили. Один раз.
Дальше меня уделывает Медведь. Она, оказывается, себе целый кожаный костюм сшила. Сама. Потому что она лет с шестнадцати делала на продажу всякие сумочки-игрушки, и умудрилась дёшево купить кожу. Несколько кусков.
И из этих кусков сшила костюм. Такой чёрный. С разрезом на юбке, за который арестовать можно. С короткой курткой на молнии и с зелёным мехом.
Как только упоминается зелёный мех, в редакции начинается радость и веселье. Мы кричим: "Мексиканский тушкан!". Потому что мы все выросли на "Двенадцати стульях" Ильфа и Петрова, и у нас общая любимая цитата: "Эллочка сама красила мексиканского тушкана зелёной акварелью".
Вдобавок выясняется, что Технический тоже красила своего тушкана сама.
- Он, - хвастается Медведь, - и сейчас у меня есть!
- Может, - осторожно спрашивает редактор, - тебя в тушкане сфотографировать? Он не очень вызывающий?
- Очень, - говорит Медведь. - Нам как раз подойдёт. Но меня в нём фотографировать нельзя. Я уже не в той форме. А вот Лена Фёдоровна…
- Ты что! - пугаюсь я. - Совсем с ума сошла? Мне четвёртый десяток!
- Ерунда, - отмахивается Технический. - Немножко фотошопа - и считай, что тебе завтра к первому уроку.
Дорогая редакция промазала. Во-первых, подросток из тридцатилетней тётеньки паршивый, что там ни делай. Во-вторых, в таком костюме только в специальных журналах сниматься. В-третьих, глядя на этот костюм, мне приходит в голову, что будь я директором школы, посоветовала бы сначала эту школу окончить, а потом уже самовыражаться, как душе угодно.
Редактор долго смотрит на фотографии. На редакторском лице отражается ужас. Потом она говорит:
- Так, девушки. Вы как хотите, но я ваш начальник, и я требую: давайте-ка это спрячем и ограничимся описанием.