Первый сеанс был для детей. Но на него пришли и взрослые. Вику с Верочкой привела их сварливая тётка. На руках у неё сидел "самый младшенький" - головастый Павлушка. Тётя Клава разговаривала с двумя незнакомыми женщинами, должно быть из Старой деревни. А возле Вики и Верочки вертелся Женька-задира. Я как увидел его рядом с Викой, у меня сразу настроение испортилось. Мне, может, тоже хотелось поговорить с ней. Я стал придумывать интересную фразу, с которой мог бы подойти к ним и сразу поразить. Но ничего такого не придумывалось. Однако я всё-таки подошёл и сказал, обращаясь к Вике с Верочкой:
- Какая сегодня хорошая погода, верно?
Они промолчали, а Женька засмеялся и спросил:
- Ты что - агроном, погодой интересуешься?
Сёстры дружно фыркнули. Я не нашёлся что ответить, вспыхнул и отошёл от них. Не надо было подходить, раз ничего путного не придумал. И Женька хорош, нечего сказать, перед девчонками выставляется. Правду Яша говорил, что он плохой. С досады я не знал, куда деться. Хорошо, Яшу увидел. Он здоровался с незнакомым мне мальчиком городского вида. Штаны у этого мальчика были до колен, а вместо пиджака спортивная курточка. Вдвоём они подошли ко мне.
- Знакомьтесь, - сказал нам Яша.
Мы подали друг другу руки и назвали себя по имени. В это время перед дверями Клуба поставили столик, и все ребята, в том числе и Яша с моим новым знакомым, бросились за билетами.
- Передай деньги! - крикнул мне Яша, оказавшийся одним из первых у кассирши.
Он взял мне и себе билеты, и мы пошли в клуб. Зрительный зал был совсем небольшой, рядов на двадцать. Женька тотчас бросился к скамейке посередине зала и крикнул:
- Чур, занята! - Это он для девчонок и тёти Клавы старался.
Точно! Как только они вошли, Женька позвал их. Вика с Верочкой закивали ему головами и заулыбались. Мне после этого даже кино смотреть расхотелось.
Уборщица с ребятами, которые сели возле окон, принялась задёргивать шторы. С каждым занавешенным окном клуб всё больше погружался в темноту. Наконец за моей спиной зашумела киноаппаратура, и на экране появились первые кадры картины. Вот когда я убедился, что смотреть кино надо только с хорошим настроением. А когда на душе кошки скребут, ничто не увлечёт. Даже весёлая комедия.
На экране один из героев фильма выдал себя за своего друга. Друг - чемпион школы по велоспорту, а этот чудак даже сесть на велосипед не может. Все смеются, ждут, как он выкрутится из создавшегося положения, а я вместо этого думаю, как это Женька всегда находит что сказать Вике с Верочкой. Вот и теперь - наклонился и шепчет им что-то…
Друга героя фильма начинают подозревать в том, что он не тот мальчик, за которого себя выдаёт. Неприятности подстерегают его на каждом шагу. Все с нетерпением ждут: что же будет? А я снова смотрю на Женьку и злюсь, зачем он протянул свою лапищу за скамейку. Уж не хочет ли он дёрнуть Вику за волосы?..
Фильм подходит к развязке. Мальчишка, который не умел кататься на велосипеде, потренировавшись, вдруг обгоняет лучших гонщиков. Ребята в восторге. Кто-то даже захлопал в ладоши. А я, вместо того чтобы радоваться, сержусь, зачем Вика сама заговорила с Женькой и ещё улыбается ему.
Фу! Как хорошо, что фильм наконец кончился!
Домой я шёл молча, а Яша рассуждал о силе воли и о том, какую огромную роль играют регулярные тренировки.
- Вот ведь совсем человек не умел ездить, а потренировался и опередил многих, - говорил он и вздыхал. - Дали бы мне в спокойной обстановке с петухом заняться, слово даю, стал бы он у меня шпорами стучать! Жалко, гипноза в моём организме нет. Даже мамку никак не уговорю, чтоб с собой в город взяла. Мне в город позарез нужно. Твоих витаминов купить, какие на рост действуют, и книжку про дрессировку. А она не берёт. Уж я так пристально на неё глядел, что у самого в глазах зарябило. Думал, сдастся. А она ни в какую.
- Ты скажи, что поможешь ей в городе, - посоветовал я, - а то один тут всех кур замучаешь.
- А что! Это дело! - оживился Яша. - Я ей скажу, что без неё дрессировкой займусь. Она враз одумается.
Яша стал ещё что-то придумывать. Но я больше его не слушал. Меня интересовало совсем другое: о чём сейчас говорят Женька и Вика. Ведь из клуба они пошли вместе. Странно, почему я вспомнил о них? Неужели Вика мне в самом деле так сильно понравилась?
Глава тринадцатая. Рыцари
Не успел я отпереть дедушкиным ключом дверь, как явился Женька-задира. Я даже в сторону отскочил. До того он неожиданно вырос.
- Не бойся, - осклабился Женька и спросил: - Ты чего не сел с нами?
Вот те раз! Забыл он, что ли, что всю скамейку для себя и девчонок занял.
Я промолчал, а Женька вдруг захохотал, как ненормальный:
- Ну и чудак ты! "Какая сегодня хорошая погода, не правда ли?" Ты что, поговорить с девчонками захотел?
- Вот ещё, очень нужно! - заливаясь краской, отрезал я.
- Ясно, захотел, вон как зарумянился, - добродушно сказал Женька и затоптался на одном месте так, точно хотел у меня что-то выпросить.
- Тайну не растреплешь? - неожиданно спросил он.
- Боишься, так не доверяй, - сказал я независимо.
Это понравилось Женьке. Он вздохнул и произнёс задумчивым шёпотом:
- Подружиться мне с ней охота как следует.
- С Викой? - спросил я с замиранием.
- Нет, с Веркой, - нежно протянул своим грубым голосом Женька.
- Чего это ты? - радостно и вместе с тем недоуменно воскликнул я. - Она ведь курносая и смеётся всё время.
- Вот и здорово, что смеётся, - пробасил Женька и сам засмеялся. - Я люблю весёлых. Давай подружимся с ними! Чтоб даже после лета друг другу письма писать.
- Это ты здорово придумал, - обрадовался я и распределил: - Ты будешь Вере писать, а я - Вике.
Женька посмотрел в сторону их дома и воскликнул:
- Вон они вышли! Айда к ним!
- Нельзя мне, - начал отказываться я, хотя очень хотел подойти к Вике, - скоро дедушка придёт, а у меня ещё обед не готов.
- Успеешь ты обед сварить! - закричал на меня Женька. - Купишь в сельпо вермишелевый суп и в один момент сваришь. Я тебе свой секрет доверил, а ты помочь не хочешь. Это же не по-товарищески.
- Ладно, идём, - согласился я.
Мы перебежали широкую деревенскую улицу и подошли к изгороди тёти Клавиного дома. Тётя Клава сидела с Павлушкой на лавочке, а Вика с Верочкой вешали на перекладину качели.
- Раскачать вас? - вызвался Женька.
Вместо ответа Верочка, поглядев на нас, принялась что-то шептать Вике, и они обе, как тогда в магазине, начали смеяться, будто произошло что-то невероятно весёлое или они вместо нас увидели каких-нибудь размалёванных клоунов.
Я повернулся и пошёл к себе.
- Куда ты? - окликнул меня Женька.
- Ну их! - кивнул я на девчонок. - Только и знают, что хихикают.
- А на болоте, которое в лесу, лилии растут, - ни с того ни с сего объявила Верочка.
- Пошли нарвём, - позвал их Женька.
- До них не дотянешься, - сказала Вика, - увязнуть можно.
- Мы с Мошкиным куда хотите дотянемся! - лихо заявил Женька.
- С кем? - прищурив глаза, насмешливо переспросила Вика.
- С ним вот, - сказал про меня Женька, - его фамилия Мошкин.
Девочки посмотрели на меня и вдруг засмеялись так, точно их стали щекотать. Я знал, что обижаться нельзя, а то потом ещё хуже засмеют, и потому улыбнулся через силу и сказал:
- Ещё смешнее фамилии бывают. Вот у нас в школьную стенгазету заметки пишут Ложкин, Плошкин и Добавкин.
- Ну да! - воскликнула Верочка и прямо зашлась от смеха.
Женька тоже громко засмеялся. Ясно для чего: чтобы Веру поддержать.
А Вика очень правильно сообразила:
- Это, наверное, не настоящие фамилии, а специально для смеха придуманные.
Тут она оторвалась от качелей и, схватив за руку сестру, побежала с ней к лесу. Мы переглянулись и припустились за ними.
- Девочки, недолго! Скоро ужинать! - нёсся нам вслед зычный голос тёти Клавы.
Мы догнали девчонок, и все вместе пошли тише.
Женька незаметно толкнул меня в бок и сказал:
- Мы ведь с Мошкиным ответственные за лес. Браконьеров выслеживаем.
- Да, - поддержал я Женьку. - Если поймаем кого - не поздоровится.
Мы прошли к болоту. На нём росли не лилии, а большие жёлтые купавки. И само болото оказалось не болотом, а заросшим осокой обмелевшим прудком.
- Это же большая куриная слепота, а совсем не лилии, - сказал я.
Но девчонки решили, что я испугался лезть за цветами, и Верочка ехидно сморщилась.
Женька поднял какую-то длинную хворостину и притянул ею к берегу кустик купавок. Он кинул их Вере, но цветы поймала более проворная Вика и тут же начала их нюхать и разглядывать, как какую-нибудь диковину.
- Какая красота! - сказала она. - А пахнут как!
По-моему, ничего красивого в этих жёлтых цветах не было. Бутоны у них маленькие, а лепестки совсем крохотные, и пахли они болотом. Но я всё равно закричал, как ненормальный:
- Я сейчас таких сто штук нарву!
Мне пришла в голову великолепная мысль: залезть на высокую ветлу, которая росла у берега прудка, нагнуться с ней к купавкам и нарвать их. Я так и сделал. Правда, я не знал, что ветла такая гибкая. Она склонилась подо мной до самой воды. И у меня сразу намокли тапочки.
- Я к тебе лезу. Вместе больше нарвём! - крикнул мне Женька. Он, наверное, очень жалел, что мысль нарвать купавки с помощью ветлы пришла в голову мне, а не ему.
Он ступил на ствол, сделал, держась за ветки, два шага и погрузил меня в воду почти до колен.
- Ой! - вскрикнули на берегу девчонки.
- Лезь обратно! - закричал я, забыв всякое геройство. - Вода ледянющая!
Женька начал поворачиваться на ветле точно медведь, она не выдержала и надломилась. Женька тотчас спрыгнул на берег, а я, держа в одной руке купавки, а другой цепляясь за ветки, очень быстро выкарабкался из прудка. Я думал, девчонки скажут мне за букет спасибо, а Вика даже не взглянула на него.
- Хорошо же вы лес охраняете! - всплеснула она руками. - Такое дерево сломали!
Нам с Женькой стало неловко. И зачем он сказал, что мы лесные защитники?
- Давайте поднимем его и перевяжем ствол, - предложил я.
Мы принялись тянуть ветлу из воды. Это было нелегко. Листья на её ветках намокли и стали очень тяжёлыми. Кроме того, поднимали мы её ствол не сверху, а с корней. Верхушка была в воде. Это тоже гораздо труднее. Наконец нам всё-таки удалось поднять ствол. Теперь нужно было крепко перетянуть его верёвкой или тряпками. Но ни того, ни другого у нас не было.
- Бегите за верёвкой домой, - сказал сестрёнкам Женька.
- Проволоку ещё принесите! Мы ствол проволокой обкрутим, чтоб крепче было! - крикнул им вдогонку я.
Девчонки скрылись за кустами, и Женька сказал мне:
- Давай держать ветлу по очереди. Ты - пока не сосчитаешь до ста, а я - до ста двадцати.
- Это почему же ты на двадцать больше?
- Я ж сильнее, - возразил Женька. - Таких, как ты, мне трёх на одного надо.
- Ну и держи тогда ветлу до трёхсот, - сказал я и без предупреждения отошёл от ствола, который подпирал плечом.
- Ты что?! - закричал Женька. - Держи скорей!
Но было уже поздно. Ветла свалилась в пруд моментально. Женька даже не успел отдёрнуть руку и защемил палец. На нём сразу вздулась чёрная бородавка.
- Балда! - рассердился он на меня. - Как дам вот! Что теперь делать-то?
- Поднимать, - сказал я, - чего ж ещё…
- Погоди, - остановил меня Женька, растирая палец. - Если они принесут проволоку, мы зацепим ею ветлу за макушку и в момент поднимем.
Мы присели на два трухлявых пенька. Я вздохнул и сказал:
- Дались этим девчонкам лилии! Не полезли бы мы за ними, так дерево не сломали бы. Вечно они нам жизнь портят.
Мы помолчали. Прошло, наверное, с полчаса, а девчонки всё не возвращались.
- Чего это они? - забеспокоился Женька.
- Копуши, ясное дело. Пока-то всё найдут… - сказал я и обрадовался: - Гляди, проволока торчит!
У берега в самом деле торчал из воды кончик ржавой проволоки. Мы дёрнули за него и выволокли проволоку метров в пять длиной.
- Вот это удача! - Женька загнул проволоку на конце, и мы стали подтягивать ею к себе макушку ветлы.
Вскоре ветла оказалась в том же положении, в каком была до падения.
- Я буду держать, а ты перевязывай ствол, - сказал я Женьке.
- Погоди. Надо ещё щепку найти, а то проволокой всю кору сдерём.
Женька приложил к стволу в месте надлома несколько прутиков и принялся затягивать ствол проволокой. Орудовал он ловко и сильно, несмотря на свой больной палец. Женька даже напомнил мне хирурга, который вправлял мне ключицу, когда я упал с горы на лыжах и вывихнул её.
Наконец всё было в порядке. Ствол снова держал ветлу. Но Женька не велел мне отходить от него до тех пор, пока не нашёл рогатую палку. Он воткнул её в землю, и рогатина стала поддерживать развесистые ветки. Теперь мы могли спокойно уходить.
- Если они убежали от нас и качаются на качелях, я с ними больше не дружу! - решительно заявил Женька.
- И я тоже, - согласился я. - Разве друзья так поступают?
Мы пошли домой и очень обрадовались, когда узнали, что сёстры не виноваты. Они всеми силами старались уговорить тётю Клаву отпустить их к нам, но та ничего не хотела слушать. Только твердила:
- Уже поздно! Пора ужинать.
- Ужинать?! - схватился я за голову. - А у меня ещё обед не приготовлен.
Глава четырнадцатая. Анна Кирилловна
По тому, как аккуратно была закрыта на щеколду калитка, я догадался, что дед уже дома. Чтобы он не сделал мне замечание, я нарочно громко прошуршал на крыльце ногами о половик. Будто грязь счищаю. Только после этого вошёл в горницу. Дед сидел у окна и не обратил на меня никакого внимания. Что это с ним? Ведь он так любит делать замечания. А сейчас мне можно было прочитать целую лекцию. Должно быть, рассердился, что я ничего не приготовил поесть. Ну и пусть сердится! В конце концов, я ему не домашняя работница, а отдыхающий после болезни гость. К тому же у меня каникулы.
- Сбегай, Пётр, к Анне Кирилловне, - неожиданно тихо попросил дед. - Может, она даст чего…
- Чего? - не понял я.
- Настой какой из травы. Простыл я, должно.
- Ну вот, крепился, крепился и свалился, - пошутил я, вспомнив, что дедушка ничем, кроме ранения, ещё не болел. - Я лучше в аптеку сгоняю. От простуды аспирин хорошо.
- Нет, ты к ней сходи. Её настои мне завсегда помогают, - не соглашался со мной дед.
Деньги он жалеет, что ли?
- А кто она такая? - спросил я. - Где живёт?
- Да рядом, аккурат напротив сельпо, - кивнул головой дед.
"Значит, травница - это бабка в чёрном", - сообразил я.
Идти к ней мне не хотелось, но что поделаешь, если надо.
Ох и невезучий я человек! Всякий раз, когда проходил мимо избы бабки Анны, она сидела на лавочке перед домом. Но тогда она мне была не нужна. А сейчас нужна и не сидит. Может, и дома нет.
Вошёл я в сени и сразу почувствовал, как пахнет сухими травами. Точно зарыл голову в копну с сеном. Отворил дверь - и в горнице тоже. Куда ни посмотришь, всюду пучки травы висят. Тут и иван-чай, и кашка, и дурман-трава. Мне про них на сенокосе дед Аким объяснял. Даже на иконе пучок ромашек лежал. Только не полевых, а с жёлтыми лепестками, которые вдоль проезжих дорог растут. А бабки нет. Заглянул я на "чистую половину" и замер. Бабка Анна стояла там на коленях перед большой иконой с лампадкой и отвешивала ей поклоны так низко, что я даже услышал стук лба о половицу.
- Услышь меня, господи, услышь и прости грешного раба твоего… - бормотала себе под нос бабка и крестилась.
Я решил уйти. Подожду, когда она выйдет на крыльцо. Шагнул назад и задел пустое ведро. Оно как громыхнёт дужкой.
- И кто там? - спросила старуха и выскочила ко мне, напуганная и злая.
Я сказал, что меня прислал дед с просьбой. А с какой, не успел. Старуха меня перебила:
- Чего ж он сам не наведался?
- Простудился, - ответил я и хотел попросить бабку дать какого-нибудь настоя от простуды, но она вдруг всплеснула своими высохшими руками, отмахнулась от меня и, глядя на икону, на которой лежали ромашки, зашептала, крестясь:
- Не дай, пресвятой угодник, рабу твоему Николаю преставиться… Повремени, господи! Нужен он ещё тут на земле нам, грешным…
Бабка ещё раз перекрестилась и уже совсем другим, сварливым голосом обрушилась на моего деда:
- Допрыгался, баламут! Сколько раз упреждала: отработал своё, уймись! Нет-таки! Стемна дотемна по полям и лесам шастает. И всё на обчественных началах…
Это для меня было новостью. Я был уверен, что дед работает из-за денег.
Бабка вдруг подошла ко мне и провела по моей голове своей загрубевшей от работы ладонью. Ну и шершавая она, я даже поёжился. А бабка сказала мне совсем тихо, просительно:
- Ты, дитятко, уважай деда… Твой дед всю жисть о людях заботился. Не упомню я, когда он на своём веку отдыхал. А уж задиристый какой молодой-то был! И-и-и, дитятко, чуть где углядит непорядок, не уймётся, покеда всё не наладит. Всю жисть такой. Уставится на виноватого, сузит свои глаза, точно бритвы калёные, тому и деваться некуда…
Это она точно сказала: глаза у деда как лезвия. А сама бабка хоть и сердилась, глаза её подобрели, и морщины на лице стали не такими глубокими. И вдруг из её глаз потекли слёзы.
- Когда о моём Ванюшеньке плохая весть пришла, дед твой только из госпиталя пришёл. Раны ещо не зажили, а в район всё одно со мной ходил. Выяснить пробовал, как такое несчастье с Ванюшей-то приключилось… Заступник он мой первый.
Бабка утёрла передником глаза и полезла в погреб за снадобьем от простуды.
- Попьёт дед налганного корня на меду, и полегчает, - проговорила она, исчезая в тёмной яме, точно баба-яга в своей избушке на курьих ножках.
"Калганный корень". Я тут же вспомнил наказ Павлика. Сейчас, конечно, не время, но как-нибудь я спрошу у бабки, где его выкопать.
Старуха вылезла из погреба с тёмной запотевшей бутылкой. Но мне её не отдала. Она долго протирала бутылку тряпкой, потом поднесла к иконе с изображением старца с длинной белой бородой и что-то пошептала над ней. Только после этого я получил бутылку.
- Упреди деда, что наведаюсь к ему поутру.
Бабка Анна проводила меня до калитки. Я обернулся, чтобы поблагодарить её, но осекся. Лицо старухи стало опять злым и застывшим. Глаза потухли, точно в них выключили свет, а на лбу и щеках снова залегли глубокие морщины. Такую суровую, похожую на колдунью бабку я боялся.
- Спасибо, - сказал я одними губами и побежал домой.
А интересно, что случилось с бабкиным сыном и почему мой дед выяснял это?