Клуб, в который они идут, находится на одной из тех улиц, где стоят сплошь старые дома. Катрин и Франка пропускают без всякого, хотя молодежи у входа много. Просто Франк знаком с дежурными, а когда окружающие пытаются возражать, Франк заявляет:
- Мы из актива!
Франк здоровается направо и налево, видимо, он и правда в активе клуба. Катрин кажется, что она тут лишняя. Но клуб ей нравится. Повсюду небольшие ниши, везде можно посидеть.
- Станцуем? - предлагает Франк, и вот они опять так близко друг к другу, хотя касаются друг друга редко.
Танцуют они много.
Время от времени пьют кока-колу, а один раз даже добавляют в нее водку, что тотчас действует на Катрин.
Все вдруг становится простым и легким.
А когда они опять сидят в одной из ниш, Франк говорит:
- Ну вот, ты и успокоилась.
Гремят ритмы, мелькают пестрые огни, выхватывают лицо Франка из темноты. Окрашенное разными цветами, оно все время меняется, то кажется мягким и юным, то взрослым и жестким.
Катрин трогает Франка рукой.
- А здесь хорошо, - говорит она.
- Пошли? - спрашивает он и поднимается.
Она идет перед Франком к танцплощадке, но руку его по отпускает, поэтому пробиваться им довольно трудно. Во время танца Катрин опять вспомнила родителей. И тут же остановилась.
- Что случилось? - шепчет ей на ухо Франк.
- Мне нужно домой, - говорит Катрин и уходит с площадки.
Крайне удивленный, Франк следует за ней.
- Мы здесь всего какой-нибудь час, - удивляется Франк, - ты же сама хотела в клуб?
Катрин не отвечает.
- Ну сядь, посиди. - Франк вытаскивает из-под кого-то кожаную подушку и подсовывает ее Катрин. - Нельзя же так быстро скисать.
- Нет, я все делаю неверно, - говорит Катрин. - Ты старше. И твой отец иначе смотрит на вещи.
- Ты вдруг чего-то испугалась, вот и все.
- Испугалась? Нет, но я хочу домой.
- Почему вдруг такая спешка, нелепо же!
- Вот как ты считаешь, - тихо говорит Катрин.
- Нет, я так не считаю, - примирительно отвечает Франк. - Понимаю твое состояние.
Но в словах его нет убежденности, чувствует Катрин.
Громкая музыка, сигаретный дым, голоса, внезапно все сливается для нее в едва ли не физическое ощущение боли. Ей хочется уйти, но хочется, чтобы Франк ушел вместе с ней.
Но Франк и не собирался уходить, он принес себе кока-колу и водку.
- А что, если твой отец запретит тебе со мной дружить? - спрашивает он.
- Этого он мне не может запретить.
- Ну, трудности создать может.
- Мы с отцом всегда хорошо понимали друг друга.
- Да, пока ты была для него маленькой девочкой.
- Может быть.
Франк льет водку в кока-колу и пьет маленькими глотками, потом закуривает сигарету.
- Странное ты существо. Но я тебя люблю, может, именно поэтому. - Он протягивает ей бокал: - Глоток?
- Я бы хотела уйти, - просит его Катрин.
- Ну, если тебе так надо. Иди, пожалуйста.
- Станцуем еще раз?
- Неохота.
Катрин надевает куртку, и ей кажется, все видят, что она уходит одна.
Трамвай кидает и толкает, как и раньше. И Катрин опять стоит в последнем вагоне, но теперь ее никто не опекает, и она задумчиво глядит в темноту.
Отчего же она не осталась с Франком? Он ее не понял или не хотел понять. Это может быть конец, а ведь по-настоящему никакого начала и не было.
Медленно бредет Катрин по Ревалерштрассе. Дождь прошел, небо проясняется.
Из темноты их подъезда отделяется какая-то фигура, идет к ней - Франк. Она слышит его голос:
- А такси все же быстрее, чем трамвай.
Катрин горячо его обнимает.
Он тянет со в подъезд.
- Ну ты сумасшедший, - бормочет Катрин.
- Ты уходила такая грустная.
Когда в подъезде кто-то зажигает свет, Франк говорит:
- Пошли пройдемся немного.
Катрин охотно идет за ним. А ведь хотела домой, чтобы не было лишних разговоров, но теперь она эту мысль отгоняет.
Ничего, значит, не кончилось, Франк с ней. Они идут к мосту Модерзонбрюкке, останавливаются там и стоят, облокотившись на перила.
- У меня, - говорит Франк, - есть знакомые девчонки, с двумя-тремя я даже дружил. Но пройдет, бывало, какое-то время, и мне с ними делалось скучно. Они так много болтали, и чушь какую-то несли. А ведь не глупые девчонки, им незачем важничать. Мне же было смешно, я начинал иронизировать над ними, и на этом все кончалось… Смотри-ка, отсюда, с моста, отличный вид. Ты уже бывала здесь вечером?
- Никогда еще не останавливалась, - отвечает Катрин, раздумывая над словами Франка.
Надо же, он именно ей все это рассказал.
- А надо мной когда ты иронизируешь? - спрашивает она.
- Что? Над тобой? Нет, над тобой я никогда не стану иронизировать.
Он обнимает Катрин. Они идут назад, проходят мимо электролампового завода.
- Здесь работает мама, - говорит Катрин.
- Мне как-то на каникулах пришлось постоять на конвейере, - вспоминает Франк, - ох и утомительно!
- Но там много народу работает.
- Зато прилично получают.
- Мама здесь уже больше двадцати лет.
- А ты тоже хочешь на завод?
- Не знаю. Я вообще-то с любой работой справляюсь.
Неожиданно Франк обхватывает ее голову обеими руками и поворачивает так, чтобы на ее лицо падал свет уличного фонаря. Сам он остается в тени.
- У тебя чуть раскосые глаза. Оттого у тебя порой такой загадочный вид.
- Твои руки, какие они холодные, - шепчет Катрин.
- Я согрею их о твои щеки.
- Я все время думаю о тебе. Никогда со мной такого не бывало.
Под мостом громыхает поезд.
- Он идет на Варшаву.
- Откуда ты знаешь?
- Я как-то раз ехал в этом поезде, с классом.
- Хорошая поездка?
- Да, очень интересная.
- Твой отец тоже много разъезжает.
- Ну, он-то. По всему свету.
- А ты, ты хотел бы ездить по всему свету?
- Кто бы не хотел.
- Вот я не очень.
- У тебя и случая еще не было.
- Может.
Они переходят мост Варшауэр-брюкке, идут до Карл-Маркс-аллее, но временам останавливаются, и Катрин видит свое отражение в витринах.
Когда они проходят мимо книжного магазина, Франк убежденно заявляет, что путного тут ничего не купишь. А Катрин всегда казалось, что в этом магазине огромный выбор книг, и она говорит ему это.
- Ну что здесь купить? Глянь сама получше. Две-три залежавшиеся книжонки да что со склада поступило.
У фотоателье Франк останавливается и разглядывает выставленные портреты.
- Подумать только, - говорит он, - у меня нет ни одного твоего фото.
- И у меня твоего.
- Почему же это?
- Да мы видимся каждый день.
- Решено, мы фотографируемся. Но уж не с такими постными физиями, как эти. У меня в классе есть приятель, тот здорово снимает, договорюсь с ним. Он охотно нас щелкнет. Ты ахнешь.
- Любопытно.
- Договорились, на той неделе.
У станции метро Франк сажает Катрин на перила.
Теперь они сровнялись, и Катрин не смотрит на Франка снизу вверх. Она упирается коленями ему в грудь, а он крепко держит ее за руки. Свет фонарей на перекрестке создает таинственную атмосферу.
Время от времени из метро выходят люди, но вообще-то в этот холодный вечер на улицах пустынно.
- Как я рад, что ты у меня есть, говорит Франк.
Был бы день, он увидел бы, как покраснела Катрин.
- Я ведь парень шальной, - продолжает Франк, - ты еще меня не знаешь.
- Я тебя уже хорошо знаю, уверена Катрин.
- Слушай, я поговорю с твоим отцом.
- Не надо, не делай этого, - просит Катрин.
Франк отступает на шаг. Катрин тут же спрыгивает, отряхивает брюки.
- А теперь домой, - говорит Франк, - завтра я опять зайду.
Шагая назад, они уже не интересуются витринами. Их интересует сейчас их собственный мир.
- Мы будет жить иначе, чем наши старики, - высказывается Франк. - Невооруженным глазом видно, что многое в их жизни никуда не годится. Твой отец, к примеру, день за днем ходит в свои мастерские, день за днем, год за годом. Жуть берет. Его поезд когда-то ушел, а он и не заметил. А твоя мама? Нам все надо делать не так. Возьмем хоть и мою маму. Я иной раз спрашиваю себя: почему она ни о чем другом не говорит, кроме домашних дел, мод и кухни? Не знаю. Мне, правда, от этого только польза. Мама всегда рядом. А у меня много времени для разных занятий. Отец в нашем семействе - лидер. Мать все подчинила его работе. Многие ей завидуют. Мне же часто кажется, что отец нас едва замечает, что мы, особенно мама, просто предметы, его окружающие, как дом, как машина и другие вещи. Все это должно существовать рядом с ним, чтобы у него голова и руки были свободны для его работы. Верно, отец многого добился. Раньше я им безмерно восхищался. Он был отец с большой буквы, который все умеет, все может и к тому же еще такой веселый. Человек, о котором говорят, который разъезжает по всему свету и всегда и везде имеет успех. Теперь я иначе оцениваю отца. Не могу точно сказать, когда все переменилось. Как-то раз я случайно имел возможность наблюдать своих родителей. Болел, лежал в гостиной, а они считали, что я сплю. Я видел их в приоткрытую дверь. Они молча обедали, отец, как всегда, с наслаждением пил большими глотками пиво. После обеда сели читать. Мне кажется, они не обменялись ни единым словом. Только когда я шевельнулся, немая сцена кончилась, и они, каждый по-своему, захлопотали вокруг меня. Только тут у них появилась тема для разговора.
Франк останавливается, мысли его, видимо, витают где-то далеко-далеко… Но внезапно он обеими руками крепко обнимает Катрин, прижимает к себе, целует.
- Так дико и скучно мы жить не будем, ты не будешь, я не буду. - Он гладит Катрин по голове. - Нам нельзя терять друг друга, слышишь?
Они идут дальше, держась за руки.
- Мне иной раз боязно: может, я что-то не так делаю? Вот хоть в отношениях с тобой, - говорит Франк.
- Но отчего же?
- Боюсь что-нибудь ляпнуть сдуру или номер какой не к месту выкинуть.
- Мудрить надо меньше, - решительно заявляет Катрин.
- Знаешь, первая девочка, с которой я дружил, была на три года старше меня, - говорит Франк.
Они сворачивают на Ревалерштрассе. Франк идет, высоко подняв плечи. Катрин в эту минуту очень ему сочувствует, хотела бы сказать что-то доброе, да боится не найти верных слов.
Давно ли дружил он с той девочкой, что на три года старше? Может, они все еще дружат? Катрин вспоминает, как задумчиво смотрел Франк на Габриель.
В окнах своей квартиры Катрин видит свет. Родители, значит, еще не спят.
- Который час? - спрашивает Катрин.
- Двенадцатый.
- Ох мне и попадет!
- А ты держись, не поддавайся, завтра я опять приду, - подбадривает ее Франк.
Катрин быстро обнимает его:
- Пока, до завтра.
- Ты только не переживай, что бы там ни было.
- Пока, - повторяет Катрин и закрывает за собой дверь.
Она быстро поднимается по лестнице и, запыхавшись, входит в квартиру. Дверь в гостиную прикрыта.
Катрин хочет зажечь свет, прежде чем показаться на глаза родителям, взглянуть на себя в зеркало. Вся ее храбрость, ее упрямая решимость, поддержанные Франком, улетучились. Робко входит она в комнату. Мать сидит у стола, поднимает на нее глаза и спокойно говорит:
- Поди сюда, Катрин. Садись.
Девочка слушается.
Фрау Шуман задумчиво смотрит на дочь, та выглядит усталой.
- Мы с отцом откровенно поговорили. И знаешь, он признал, что поступил неправильно.
Катрин подняла глаза на мать.
- Я сегодня очень поздно вернулась, - тихо говорит она.
- Мы считаем, что ты можешь пригласить Франка к себе на праздник совершеннолетия.
- Я спрошу его. - Девочка явно сбита с толку.
- Когда ты собираешься вернуться позже обычного, предупреждай меня, - просит мать.
- Я же всегда так делала, - говорит Катрин и обнимает мать.
- Ну ладно, ладно, ты и сама понимаешь, что можешь и чего не должна делать. А теперь марш на боковую.
Катрин зажигает у себя свет, в комнате все в том же виде как оставила она, уходя с Франком. Она медленно раздевается и открывает окно. Прохладный чистый воздух врывается в комнату.
Вот и нет никаких преград их с Франком дружбе.
Что же будет дальше? И что скажет Франк, ведь все словно чудом наладилось?
Так много мыслей, так много вопросов.
Уже поздно. Катрин очень хочет спать.
6
Катрин ждет Франка, но сегодня настроение у нее совсем другое, чем в последние дни и недели. Она распахнула окна. Деревья на улице уже пустили первые нежные листочки. И Катрин, высунувшись из окна, хотела бы ухватить ветку старой липы.
Громче, чем обычно, звучит у нее радио, она отыскивает музыку, что ей по душе. На весь мир взирает она сегодня благосклонно.
Катрин ждет Франка.
При этом она убирает в шкафу и ящиках, приводит в порядок учебники. В последнее время она была довольна неряшлива. Вот, к примеру, учебник по биологии она находит среди белья.
Погода стоит прекрасная. Если Франк придет сейчас, они смогут что-то предпринять. Не обязательно куда-то ехать, она охотно побродит по улицам.
Катрин тщательно все прибрала.
Сегодня и в школе она почувствовала, что все изменилось. Словно после долгого отсутствия она вернулась в хорошо знакомые места.
Ей не составляло никакого труда болтать со школьными товарищами, смеяться их шуткам. Она опять, как и прежде, метко, с юмором отвечала. А на перемене, найдя фрау Румке, сказала:
- Я своего добьюсь, так я решила.
- В этом я уверена, ответила учительница и улыбнулась ободряюще.
По дороге домой Катрин дурачилась и шутила с Длинным Яном, по уши в нее влюбленным, и он так осмелел, что проводил ее до дому.
Из окна своей комнаты Катрин увидела, что Ян стоит внизу и, задрав голову, таращится вверх. Тогда она распахнула окно и задорно крикнула:
- Эй, Ян, смотри, не сверни, шею. Иди-ка домой, приятель, учи прилежно уроки.
А теперь Катрин танцует по комнате и напевает:
- Все, все хорошо, все, все наладилось.
Катрин ждет Франка, то тут, то там что-то убирает и ничуть не задумывается над тем, какое впечатление производила на людей в последнее время.
Близится вечер, и не Франк приходит, а отец, сегодня он первый, Катрин как раз вытряхнула в мусоропровод корзинку с бумажками.
- Здравствуй, - говорит отец.
- Здравствуй, - отвечает Катрин.
Раньше она поцеловала бы отца, легонько чмокнула бы в ухо или в колючую щеку.
- Весна пришла, - говорит отец.
- Да, холода держались долго.
Отец, как всегда, аккуратно вешает пиджак на плечики, поправляет при этом и висящую рядом куртку Катрин.
- Ты убираешь? - удивляется он.
- Надо же когда-нибудь.
Катрин возвращается в свою комнату, но дверь не закрывает и слышит, как отец разгружает свой портфель. Похрустывает пергамент для бутербродов, когда он его складывает, а бутербродница легонько звякает, когда он осторожно ставит ее в мойку, чтобы не отскочил кусочек эмали.
Катрин переставляет мебель. Кресло и маленький столик пододвигает к окну, соорудив уютный уголок. Книжная полка стоит теперь у стены возле двери.
Подняв глаза, Катрин видит в дверях отца.
- Заходи. Присаживайся, - приглашает Катрин и собирает книги с кресла.
- Не стоит, - отказывается отец, - ты же уборку затеяла. Вот ведь, кое-что можно и в такой маленькой комнатушке сделать.
- Лучше поздно, чем никогда!
Отец бросает взгляд на кушетку. Может, ему больше нравилось, как мебель стояла прежде, и он мог посидеть вечером минуту-другую рядом с кушеткой, когда Катрин уже ложилась спать.
- Мне кажется, стало больше места.
- Да, гостей принимать лучше, - подтверждает отец, - вы можете сидеть у столика, и вам не помешает, если кто войдет.
- Глупо ведь то и дело вскакивать.
- Но полка у двери теперь мешает, надо что-то придумать, - соображает отец.
- Она мне нужна. К счастью, у нас нет толстяков. Все могут пройти в дверь.
Катрин раскладывает книги на полке.
- Я переделаю тебе полку, - вдруг говорит отец, - Ее можно будет повесить на стену.
- Совсем не плохо, - раздумывает Катрин, - а скоро?
- Ты и книг не раскладывай, завтра я возьму ее с собой. И к вечеру дело будет в шляпе.
- Как это тебе в голову пришло? - удивляется Катрин.
- Твоя уборка-приборка надоумила. Полезно чаще все менять. Заставляет голову и руки трудиться.
- Чего ж ты не присядешь?
- Мне надо еще кое-куда сходить. Скажи маме, что к ужину вернусь, - просит отец.
- Если я буду дома, так скажу, а то записку оставлю.
Катрин подходит к окну. Ясно, отец возвращается на работу. Благо рядом, за углом.
Франк так и не пришел. Занят, видимо. И Катрин спокойно заканчивает перестановку.
Вечером вся семья будет сидеть, как прежде, вместе и не молча жевать бутерброды, а болтать о том о сем, и Катрин примет в разговоре участие. Габриель не придется острить на ее счет.
Мысленно Катрин уже расставляет книги на полке, представляет себе, как там будет стоять пестрая шкатулка, подаренная ей Франком. На такой полке она будет хорошо смотреться. Но куда теперь повесить два этих ярких плаката? Один с группой "Уббо", пестрый на глянцевой бумаге, второй с портретом певца Баломона, который улыбаясь поет с плаката.
Но один ей все-таки придется свернуть, что ж, это будет Баломон. Группа "Уббо" - блистательный, единственный в своем роде ансамбль, и Франк тоже так считает. А от певца этого Франк не в восторге. Хотя Катрин очень правятся его песни.
На другой день после школы убирать уже нечего: уроки сделаны, а полку отец унес.
Франк опять не пришел.
Боится встречи с ее родителями? Не хочет создавать ей трудности?
Но ведь он ее поддерживал, внушал ей мужество. Об этом же были его последние слова, когда они в тот вечер расставались у подъезда. А главное, ему теперь можно приходить. Но он этого не знает.
И Катрин решает съездить в Вильгельмру.
Выйдя из автобуса, она замечает, что весна и впрямь наступила. Ярко зеленеет листва. Катрин расстегивает куртку.
Господин Лессов, работающий в саду, замечает Катрин в последнюю минуту, когда она уже собирается нажать звонок. Дверь не захлопнута.
- Добрый день, господин Лессов, - говорит Катрин.
Господин Лессов выпрямляется и, опираясь на лопату, восклицает:
- Ого, мадемуазель Катрин! Вечность целую тебя не видел.
- Давно у вас не была.
- Верно, почему, собственно? Как твои дела?
- А Франк дома?
- Уважаемый сынок должен быть дома. Стоп, нет, он ушел.
- Ах, бог мой, - испуганно восклицает Катрин, - он, может, ко мне поехал, и мы разминулись.