И опять тишина, ни записки, ни Манюни с Марусей, только белели на асфальте нарисованные мелом классики. А рядом - знак. Кто-то в стрелки играл и путал следы. После такого знака не знаешь, куда бежать. На все четыре стороны? Знак всех дорог! Только Ася подумала об этом, зажглась на асфальте алая надпись: "Вниз летит - смеется, вверх ползет - плачет".
- Старая загадка, - усмехнулась Ася и, пустив по ветру ненужный больше дубовый листик, побежала к мостикам. В лагере был только один колодец. А то, что это загадка про колодец, Ася не сомневалась. Они с мамой иногда ходили пить воду из колодца. Просто так, для интереса. Мама говорит, что колодезная вода вкуснее всего, и сама Асе эту загадку загадывала, а потом показывала. Когда ведро вниз опускаешь, оно о стенки колодца стукается и будто смеется, а когда вверх поднимаешь, капли со дна капают, будто ведро плачет.
Про колодец в лагере знали только самые отчаянные храбрецы. Он был недалеко от первого мостика через ручей, между Старым и Новым лагерем. От асфальтовой дороги уходила в лес тропинка, выложенная разлохмаченными от старости досками. Со стороны ее не сразу и заметишь - так буйно растет здесь высокая темная трава.
Ася, обмирая, ступила на тропинку. Она не могла даже объяснить, почему боялась этого места. Его, наверное, все в лагере боялись. Там, в тени деревьев и густо разросшегося боярышника, стояла заброшенная избушка. Она была такая старая, что вросла в землю по самые окна, а крыша и стены мхом поросли. Про эту избушку даже никаких легенд не рассказывали, так все боялись сюда заглядывать. А что колодец около избушки есть, ей Колька говорил. Он один в лагере ничего не боялся.
Доски пружинно прогибались под Асиными ногами. И вроде бы в двух шагах всего от центральной дорожки и первого корпуса, а такое ощущение, что за тридевять земель. Даже птицы все враз умолкли, кузнечики замолчали, стоило Асе свернуть к избушке. "Избушка на курьих ножках", - подумала Ася и поежилась. Ничего еще, если Баба-Яга. (И ведь не успокоишь себя теперь, что все это сказки. Про гномов она тоже так думала.) С Бабой-Ягой Ася, наверное, договорится. А если мертвецы? Ася передернула плечами.
Вокруг стояла оглушительная тишина. Неслышно и неспешно двигались в небе облака. Их прошил четкий белый след самолета. Сердце висело внутри тяжелым, мокрым комом. Ася поняла, что долго этого ужаса не выдержит, и, чтобы не броситься наутек, побежала вперед: пусть это поскорее закончится.
Закопченные черные окна, съехавшее набок крыльцо, разваленная наполовину печная труба торчит из крыши… Ася старалась избушку не разглядывать, но глаза будто сами смотрели, против ее воли. Она поскорее подошла к колодцу. Веревка сгнила, обрывок ее валялся рядом. А к вороту новая привязана, и сразу видно, чья работа - так и переливается золотом. Она звенела натянутой тетивой. Ведро было опущено в глубину и тайну колодца.
Ася оглянулась. Все казалось, что кто-то смотрит на нее из окон избушки. "Мне только к колодцу, до вас мне и дела нет", - выразительно посмотрела в окна Ася и стала поднимать ведро. Заскрипел ворот, заплакала вода, и от усилий Асин страх вроде бы уменьшился, легче и суше стало сердце. Ведро было большое, настоящее. Медленно качалась в нем холодная даже на вид вода. На дне ведра было написано: "Постучи в дверь три раза".
"Ну уж нет!" - почти в обмороке от страха подумала Ася. И против собственной воли поднялась на шаткое крыльцо, стукнула три раза в щелястую дверь. Что-то грохнуло внутри дома, в его темных страшных недрах. С медленным скрипом дверь начала открываться…
Глава 34
Сначала ее ослепил яркий свет, потом обрушилась музыка, конфетти из цветов и бабочек и сотни голосов, кричавших "Ура!". Ослепшая, оглохшая, осыпанная цветами, Ася стояла на пороге и приходила в себя. Она глазам своим не верила! Внутри избушка сияла чистотой, простором, была украшена цветочными гирляндами, флажками, воздушными шарами, сотни стрекоз и бабочек резвились под потолком. А сколько Асиных друзей поместилось здесь! Горыныч и Сева со своими родителями, Еж со своими, Василиса, Сдобная Булочка, старый гном, Манюня и Маруся, чумсики и чумсинки, дедушка Эхо, Василий Николаевич, Костюша, Белый монах, Королевский Уж… Скромно в уголке сидел синеглазый Леший, держа в руках флейту, и Ася как-то сразу поняла, что это - его дом, а страху он специально нагоняет, чтобы не беспокоили.
- С днем рождения! - подлетел к ней Горыныч и надел ей венок из настоящих живых бабочек. Они щекотали ей лоб своими крылышками.
Ася вертела головой по сторонам и ни слова не могла вымолвить. Да никто и не требовал от нее слов. Ее усадили за широкий стол и начали дарить подарки. Сводный хор чумсиков и чумсинок спел "Пусть бегут неуклюже…" и подарил большую банку черешневого варенья. А дедушка Эхо - керосиновую лампу.
- Тут только стеклышко немножко треснуло, но так-то она исправная… Мало ли что в жизни пригодится.
Леший сделал для нее деревянную флейту, а Сдобная Булочка подарила шкатулку в форме ракушки, наполненную настоящим жемчугом. Манюня и Маруся соткали ей тончайшую рубашку, которая грела в холод и холодила в жару. А Белый монах сшил бальное платье необыкновенной красоты. Королевский Уж прошипел, обвиваясь холодным телом вокруг ее щиколоток:
- Я заколдовал его. Оно не исчезает на рассвете. А еще оно будет расти вместе с тобой и всегда будет тебе по размеру, чтобы в любой момент своей жизни ты могла отправиться на бал.
Наконец, пришла очередь Старого гнома, и он кашлянул так значительно, что все разом замолчали, даже стрекозы.
- Я подарю тебе заветное желание, - сказал Старый гном. - Стоп! - крикнул он. - Не торопись! Не загадывай сейчас. Я знаю, что ты хочешь загадать, - и он посмотрел на Василия Николаевича. - Не так все просто. Заветное желание дарится один раз в жизни и исполняется только тогда, когда все другие средства испробованы и все силы истрачены. Иначе не сбудется, будет потеряно навсегда. Поэтому не торопись, Асенька. Пусть оно у тебя будет. Про запас.
Ася серьезно кивнула. Потом все стали угощаться пирожками со щавелем и вишней. А к Асе подошли Горыныч, Сева и Еж.
- Понравился тебе наш сюрприз?
- Очень-очень! Спасибо!
- Только мы не знаем, что тебе подарить…
- Думали, думали…
- Вы и так подарили - праздник!
- Ну-у, - надул щеки Горыныч, - это не считается. Подарить надо что-нибудь такое… ну, чтобы потрогать можно было. Потом… зимой. В руках подержать и вспомнить.
- Мы не увидимся зимой? Совсем-совсем? - вмиг погрустнела Ася.
- До города далеко, - сказал Еж, - снег глубокий, а шубы тяжелые.
- Не долетишь, - грустно улыбнулся Горыныч.
- Не допрыгаешь, - нахмурился Еж.
- Не дойдешь, - вздохнул Сева.
Ася как-то не думала об этом, и теперь ей стало так грустно-грустно! Несмотря на подарки. А братья-гномы стояли перед ней на столе, смотрели внимательно: алый Горыныч, зеленый Сева, золотистый Еж.
- Подарите мне ваши колпаки, - попросила Ася.
- Колпаки? Они же обычные, не волшебные…
- Ну и что! Зато ваши. Честное слово, это лучше всего… ну, как подарок. Я буду зимой на них смотреть и вас вспоминать. Ой, ну я, конечно, и так буду, но… если можно…
- Ася! - возмутились хором братья-гномы, сняли колпаки и сложили ей в ладошку.
- Нам мамы новые сошьют, - сказал Горыныч.
- А мне - шляпу! - сказал Еж.
Глава 35
Корзинка с подарками получилась такая тяжелая, что Василию Николаевичу пришлось провожать Асю до самой палаты. "Вот Лена удивится: откуда это мы с директором в такую рань возвращаемся?"
- Ася, - сказал Василий Николаевич, - я долго думал, что тебе подарить, но все какая-то ерунда лезет в голову и банальщина: то книжка, то кукла… Понимаешь, дочки-то у меня нет, что девочкам дарят, я даже и не представляю.
- То же, что и мальчикам, - улыбнулась Ася.
- Да? - хитро улыбнулся в ответ Василий Николаевич. - Тогда как ты к собакам относишься?
И прямо из-за пазухи он вытащил крохотного шоколадного щенка с темными серьезными, похожими на Севины, глазами. У щенка была длинная мордочка, гладкая шерсть и светло-коричневые брови. Он помещался на сложенных ладонях Василия Николаевича.
- Таксенок, - прошептала Ася, не смея поверить такому чуду. Она так мечтала о собаке, что прочитала все книги по собаководству, какие только нашла в библиотеке, она выучила все собачьи породы и выписывала журнал "Друг". Она долго упрашивала родителей, но они говорили, что собака - это ответственно и что Ася недостаточно взрослая. А когда они почти согласились, родились близнецы, и, конечно, "о собаке не может быть и речи". Но теперь Соне и Савве по два года, они большие, теперь можно!
- Нравится?
До чего же взрослые любят глупые вопросы задавать. Как про это вообще можно сказать обычным словом "нравится"? Такое в Асином сердце стояло, что даже слов никаких не было, не бывает таких слов. Ася осторожно взяла щенка из директорских ладоней и прижала к себе. Он был пружинистый, шелковый и весь тепло-нежный. Ткнулся мокрым носом Асе в плечо. У нее тут же намокли глаза. За что же такое счастье, люди?!!
Василий Николаевич рассмеялся. Он был доволен. Он поднял корзинку, и они пошли дальше.
- Родители не выгонят?
- Нет, что вы! Я скажу, что от вас.
Василий Николаевич крякнул, но промолчал.
- Ой, а как же я сейчас? Лена нас в корпус не пустит!
- Пустит, пустит. Я с ней поговорю. И корзинку тебе принесу, специальную. И поводок.
И корзинка! И поводок! Ася осторожно поцеловала щенка в складочку на лбу.
- А его уже как-нибудь зовут?
- Нет. Это же ТВОЙ щенок.
- А это мальчик или девочка?
- Девочка.
- Ну, тогда… Ой, не знаю! Но я подумаю.
- Подумай, подумай.
Вдруг в небе появилась большая белая птица.
- Лебедь? - удивился Василий Николаевич. - Разве у нас водятся лебеди? Никогда не видел!
Лебедь покружилась над ними недолго и уронила белоснежное перо. Прямо в корзинку с подарками. Ася улыбнулась ей вслед.
На веранде корпуса Ася остановилась и, пряча глаза и запинаясь, попросила:
- Василий Николаевич, если все получится… ну, если… вы понимаете… не говорите Кольке, что я… ну, что…
- Что это ты его спасла?
- Да ну, спасла! - Ася нахмурилась. - Ну да. Пожалуйста.
- Но почему, Ася?
- Не говорите, и все.
Василий Николаевич долго, испытывающе смотрел на нее. Потом вспомнил, что они с Колькой "почти дружили", и сказал:
- Хорошо. Не буду. Хотя хотел. Но если ты просишь - не буду.
- Обещаете? - вскинула она глаза.
- Обещаю, - твердо сказал Василий Николаевич.
Глава 36
В этот день в седьмом отряде не было зарядки. Вожатую Лену разбудил подозрительный шум и визг. Это были какие-то совсем не утренние звуки. Она накинула китайский шелковый халатик и пошла узнать, в чем дело.
Шоколадный щенок носился по палате, Каринка, Маша и Ася носились за ним, а остальные девочки сидели в своих постелях и подвывали от восторга и зависти.
- Аська, она будет длинная, как ящерица!
- Как щетка для обуви!
- Давайте назовем ее Щеткой!
- Щетка, Щетка!
- Нет, она на ящерицу будет похожа, когда вырастет! Надо ящерицей и назвать!
Ася вспомнила ручную Севину ящерицу Юми. У нее были такие же, как у щенка, глаза: темные, кроткие, умные.
- Я назову ее Юми.
- Юми? Что за имя такое - Юми?
- Юми, Юми… Ася, она откликается!
Только Настя Вигилянская с подружками восторгов не разделяла. Она сказала презрительно:
- Тебе не чистопородную собаку подсунули. У нее подпалины слишком большие и хвост торчком. Да еще у хвоста пятно.
Девочки закричали на Настю, что "Подумаешь!" и что "Непородистые еще умнее!", а Ася подумала: "Мне же неважно, чистопородные ли гномы Сева с Горынычем и Еж и чистопородный ли человек Кукумбер", но вслух сказала только:
- Все равно она самая лучшая.
Могла бы вообще ничего не говорить, но девочки на нее смотрели очень уж выжидательно. Настя усмехнулась: мол, что с дурака возьмешь. А Наташка Ястрова возвела к потолку глаза. Ей самой не верилось, что она дружила с Вигилянской и еще недавно считала ее умной.
- Посмотрим еще, что скажет Лена, - сказала отличница Болотова.
Но Лена ничего не сказала. У нее не было слов.
- У меня нет слов! Чья это собака?
- Моя, - Ася сгребла в охапку брыкающуюся Юми.
- Можно было и не спрашивать, - криво усмехнулась Лена. - Откуда?
- Василий Николаевич подарил. У меня сегодня день рождения.
Лена уставилась на Асю. Да в своем ли уме эта Шустова? Чтобы она, вожатая Лена, поверила, что директор… Нет, он, конечно, у них своеобразный человек, но не настолько же!
- Вот что, Прасковья, - стальным голосом сказала Лена. - Меня не интересует, где ты взяла эту собаку, но чтобы через пятнадцать минут ее у нас в корпусе не было. И прекрати врать!
- Я не вру! Мне ее Василий Николаевич подарил! Куда я ее дену?!
- Хватит! Мне надоели твои выходки! Встаем, одеваемся, выходим на зарядку. А ты, Шустова, немедленно иди к Евгению Михайловичу и верни ему собаку.
- Да нет же! - в отчаянии крикнула Ася. Почему Лена никогда ничего не понимает? Почему ей невозможно объяснить?
- Разговор окончен!
Лена ушла, хлопнув дверью, а Ася бросилась на кровать. Юми стала слизывать шершавым языком ее слезы.
- Не отдавай, Ася, - сказала Сашенька Рекунова.
- Конечно, не отдавай!
- Отвези домой, да и все!
- Да нет у меня сейчас никого! - плакала Ася. - Все разъехались!
- Тогда… тогда мы вместе! - вскочила на кровати Аленка Чаплашкина. Настя на нее зашипела, но та не слушала. - Мы ее прятать будем и еду носить из столовой по очереди! И так сделаем, что никто не догадается!
- А то, что после еды бывает, тоже будешь убирать? - пропела Саша Лазарева, тут же возненавидевшая Аленку за предательство их дружбы, ведь договаривались же презирать и изводить эту задаваку Шустову! - Как раз для тебя занятие!
Даша Осипчук огрела Сашу подушкой. Саша завизжала и вцепилась Даше в волосы. Девочки бросились их разнимать, но тут как раз зашел Жора и остановил кровопролитие.
- Она первая! - визжала Саша.
- Сама начала! - кричали девчонки.
- А ну на зарядку всем! - рявкнул Жора.
День рождения был испорчен.
- Она не имеет права! - горячо говорила Варя, когда они шли на зарядку. - Это подарок - значит, это твое.
- Это частная собственность, между прочим, а она распоряжается!
Ася несла Юми на руках. Жора велел бегом бежать до футбольного поля, но девочки и ухом не повели: есть дела поважнее вашей зарядки. Ася девочек слушала вполуха, она обиженно думала: почему же Василий Николаевич не поговорил с Леной? Ведь обещал! И корзинку, и поводок! На поле Жора выстроил ребят в две колоны, а Ася демонстративно села в траву: не будет она делать зарядку! Очень надо! Пусть хоть к директору ведут! Туда-то ей как раз и нужно! Юми выскользнула из рук и стала носиться вокруг ребят, хлопая на ветру ушами. Все гладили ее и пытались поймать. В общем, зарядка была сорвана. Жора укоризненно покачал головой и отпустил ребят без долгих нотаций.
- Я тебя предупреждаю в ПОСЛЕДНИЙ РАЗ: еще одна подобная выходка - и тебя выгонят из лагеря, - так встретила Асю Лена.
Ася вспыхнула и чуть не ответила, что это еще посмотрим, кого выгонят, и что нужен ей вообще этот лагерь с такой вожатой, и что если бы Лена только знала, что…
Но тут на веранду поднялся Василий Николаевич. У него были сонные глаза и мятая рубашка, но в руке он держал плетеную корзинку с крышкой и по-свойски кивнул Асе.
- Лена… Доброе утро, ребята… Можно тебя на минуточку?
Они отошли, и о чем разговаривали - слышно не было, но лицо у Лены вытягивалось и зеленело, а глаза становились большими и растерянными. Потом Василий Николаевич ушел, отдав Лене корзинку и подмигнув как-то сразу всему седьмому отряду, да так ловко, что каждый подумал, что директор именно ему подмигивает. Лена подошла к Асе, и было очень заметно, что ей непросто заговорить. Она протянула Асе корзинку.
- Поводок там, внутри.
Лена тут же ушла в вожатскую комнату и до завтрака не выходила. Но к завтраку она отошла и смирилась, и даже попросила на кухне молока для Юми и маленькую железную чашку. И Асе стала немножко стыдно, что она хотела наговорить Лене всяких грубостей.
Глава 37
Вот и вторая смена закончилась, лето пошло на убыль, и дни, хоть и незаметно, но становились короче. Яблонька вытянулась и окрепла, а яблоки налились соком и теплом.
Всю пересменку Ася возилась с Юми. В лагере почти никого не осталось, тихо было, пусто… Хорошо в лагере на пересменке! Можно вставать, во сколько хочешь, и зарядку можно не делать, и даже не завтракать. Отряд особого назначения, отряд номер семь, получил специальное задание: навести в лагере порядок. Так что пересменка стала для них еще одним Днем Добрых Дел. Они подметали дорожки, убирали пляж, дрова для первого костра третьей смены собирали, почистили малышковый бассейн. А еще несколько раз навестили Кольку. Асе даже разрешили показать Кукумберу Юми, хотя изолятор, конечно, не место для собак.
- Это нашей бабушкиной собаки щенок, - сказал Колька и строго посмотрел на Юми. - Так что я тебе… м-м-м… вроде дяди, и ты меня должна теперь слушаться.
Юми рвалась из Асиных рук, хотела лизнуть Кольку в щеку, и ее мокрый язык метался розовым лоскутком.
Ольга Алексеевна пришла в ужас.
- А ну брысь отсюда! - рассердилась она.
Колька поднял на Асю запавшие глаза и сказал:
- И ты, Пашка, тоже меня слушайся.
- С чего это? - повела плечом Ася.
- Ну, ты же ее хозяйка, а я хозяин ее мамы, значит, я главнее.
- Ты не хозяин, ты внук хозяйки.
- Это одно и то же, - заявил Колька. - Ты разве не знаешь, что бабушка и внук… одна сатана, в общем.
Ася засмеялась и спрятала лицо в Юмину шею.
Гномы тоже пришли от Юми в восторг. Они забирались ей на спину, висли на носу, хлопали по лапам, гладили и давали ласковые прозвища. А потом придумали забаву: двое седлали Юмин хвост, а один начинал ее дразнить. Разыгравшаяся Юми вертела хвостом, как пропеллером, гномы верещали, стараясь удержаться, но все равно соскальзывали и летели в траву.
- Хватит, - рассердилась в конце концов Ася. - Совсем замучили человека!
Она взяла Юми на руки, позволила себя лизнуть и поцеловала ее в лоб.
- Ты испортишь собаку, - наставительно сказал Горыныч. - Она совсем ручной станет.
- Зато не замученной.
А вечером, когда развели костер прямо у пятого корпуса, сидели вместе с вожатыми, пили чай из котелка, песни пели, Ася увидела, что Юми выбралась из своей корзинки и легла на землю, напряженно вытянув шею. А около ее носа замерла серебристо-зеленая ящерица с коричневой полоской на спине. "Юми!" - узнала ее Ася по глазам.
- Знакомятся, - улыбнулся ей кто-то в ухо.
- Ой, Сева, как ты забрался, я и не заметила.
- Я с дерева спустился.
- Слетел?
- Ну… спрыгнул.