Рома помахал бабушке, которая стояла на балконе, и как только она скрылась из виду, стащил берет, скомкал и засунул в карман. Весенний ветер взлохматил челку. Рома постоял у афиши с нарисованными дрессированными медведями, посмотрел значки в газетном киоске, понюхал черемуху на бульваре. Он и забыл, что его провожает дедушка. Вспомнил только, увидев стаю голубей возле булочной. Толкаясь и курлыча, птицы клевали пшено. Покрутил головой, заметил дедушку в окошке булочной. Дед махал Роме батоном. Для конспирации Рома оглянулся на прохожих, будто искал, кому же это машут батоном из окна?
Рома бегом побежал через дорогу, но на противоположной стороне возле светофора его остановил мужчина в черном плаще.
- Мальчик, ты не знаешь, где тут срочное фото? - спросил незнакомец.
Рома знал, где срочное фото, но не мог как следует объяснить, как туда пройти. Он размахивал руками, привставал на цыпочки, чертил прутиком на асфальте. Наконец незнакомец понял и уже начал благодарить Рому, как в этот момент налетел дедушка с батоном и, оттеснив его плечом, гневно сказал Роме:
- Мальчик! Что ты торчишь на перекрестке вместо того, чтобы идти в школу? Разве ты не знаешь, что неученье тьма, а ученье - свет?
Рома ошарашенно смотрел на деда и не знал, что ответить. Человек в плаще ни о чем не догадался. Он сказал:
- Товарищ, что вы кричите на мальчика, будто он ваш внук? Идет себе, вас не трогает…
И черный плащ потерялся в толпе прохожих. Рома укоризненно поглядел на деда, и тот поплелся к автомату с газированной водой, Рома прибавил шагу. На другой стороне улицы его настиг дедушкин голос:
- Беретку надень, в уши надует!
Только остановился Рома у каких-то ворот и выволок из кармана мятый берет, как из этих ворот вылетела консервная банка, а вслед за ней выскочил Дудкин, откусывая на ходу бутерброд с сыром.
- Привет… - радостно крикнул он и пнул банку в последний раз. - Тебя-то мне и надо! Сегодня контрольная по математике, давай ты мне - твой вариант, а я…
Он умолк, думая, на что бы поменяться. Рома скосил глаза и увидел деда, который семенил по другой стороне, уткнувшись в газету.
- А я тебе… Хочешь, вот еще полбутерброда осталось!
- Не надо, я завтракал… - сказал Рома и увидел, что впереди деда вышагивает Оляпкина в ослепительно красных сапогах. "Так и знал… - подумал Рома. - Сейчас весь класс увидит, что меня дедушка провожает".
- А хочешь я тебе медную трубку дам? - не унимался Юра. - Знаешь, как замечательно горохом стреляет?!
- Не надо… - упирался Рома.
- Единоличник ты! - обиделся Дудкин. - Сам решу, а другие пускай пропадают…
Это было неприятно слышать, и, чтобы отвлечь Юру от контрольной, Рома сказал:
- А вон Оляпкина идет в красных сапогах!
- Где? - закрутил головой Юра. - Ой, совсем с ума сошла… Солнце светит, все девчонки в босоножках, а она в сапогах…
Рома не думал, что сапоги Оляпкиной заинтересуют Дудкина настолько, что он бросится на другую сторону улицы. К дедушке.
- Я тебе просто так твой вариант решу… - вцепился Рома в рукав одноклассника. - А медную трубку ты на что-нибудь стоящее поменяешь…
Но Юра мчался через дорогу, а Рома, сам не зная почему, бежал за ним.
Дедушка остановился на тротуаре и, показывая, что он все видит, громко кашлял.
Оляпкиной вчера купили сапоги на вырост. Ослепительно красные сапоги с золотой подошвой. Они назывались "робингуды". На теплый носок и на снег с дождем. Так сказала мама. Всю ночь они стояли на Катином письменном столе, Катя с вечера загадала снег с дождем, но утром открыла глаза и увидела солнечную погоду. Сапоги были до того хороши, что нельзя дожидаться осени. Катя надела их и теперь шагала по улице, как Золушка в хрустальных башмачках. Ей казалось, что в это утро не было девочки красивее на всей улице, во всем городе и даже, может быть, на всем земном шаре.
Все испортил Дудкин. Он налетел, как ветер, и крикнул в самое ухо:
- Оляпкина, ты бы еще валенки надела! Лето наступило, а ты в сапогах.
- Ну и что же, что лето… - пожала плечами Катя. - Не везде лето… Здесь тепло, а на нашей улице, знаешь, как холодно!
Дудкин пошел рядом с Оляпкиной размышляя - бывает ли так в природе: на одной улице солнце светит, а на другой - заморозки.
- А что… - прервал его размышления Рома. - Один раз такое было - на нашем балконе солнце, а на противоположной стороне дождь. И прямо видно, где кончается дождевая полоса…
Дедушка старался не выдать себя. Сцепив руки за спиной, он держался от внука на обещанном расстоянии. Но что-то неспокойно было у дедушки на душе. Сначала внука остановил подозрительный человек в черном плаще, теперь Рома идет рядом с мальчишкой явно не примерного поведения…
Глава 9
Напрасно волновалась семья Бабуриных. Напрасно целую неделю ходил Михаил Митрофанович за внуком по пятам, прячась за деревьями и киосками, приседая на корточки в стаях сизых городских голубей. Никто не покушался ни на Рому, ни на крокодиловый портфель. Дедушка так привязался за это время к птицам, что стал поговаривать - не завести ли в доме кенаря с канарейкой. Теперь все разговоры за столом, когда Бабурины никуда не торопились, сводились к дискуссии о канарейках. Папа и дед были "за", мама и бабушка - против. В мамином цехе ширпотреба говорили, что от птиц можно заразиться попугайной лихорадкой. Бабушка маму поддерживала и проклинала тот день и час, когда дала деду пакет с пшеном.
- Чем только человек не болеет… - говорил Михаил Митрофанович. - И гриппом, и ангиной, и "свинкой", а про попугайную лихорадку бабы зря наболтали.
- Зачем им, Миша, зря болтать… - возражала бабушка. - Это они тебе добра хотят.
- Не хотите канарейку, построю на балконе телескоп! - говорил дед. - Сам буду смотреть на разные планеты и никого не подпущу!
Представив огромный телескоп среди хрупких ростков огурцов, анютиных глазок и фасоли, отец поддерживал птиц:
- Лучше канарейку, как они поют… - и он закатывал глаза.
В этом месте мама с бабушкой начинали сердито греметь посудой. И бабушка говорила:
- Учти, Миша… Если ты заболеешь попугайной лихорадкой, стакан воды не подам!
- Ромк, а ты чего молчишь? - обращался дед к внуку. - Ты за кого - за канареек или за телескоп?
- И ни за то, и ни за другое… - отвечал Рома.
- А за что… - настораживался дед, боясь, что под влиянием бабки с матерью внук мечтает о швейной машинке.
- Все равно не согласитесь… Я бы ту собаку к нам жить взял, Нюшку…
- Ну уж нет… - возмущались все. - Это уж совсем невозможно.
Дальше разговоров дело не шло. Не появилось в доме Бабуриных ни телескопа, ни канареек, ни щенка. Зато появился в собрании сочинений школьный дневник Ромы Бабурина четвертый том.
Дедушка Миша с удовольствием рассматривал пятерки и усмехался:
- Вырастешь большой, станешь директором планетария, покажешь своим детям, моим правнукам, этот дневник и расскажешь, как ты его с дедкой Мишей в собачьей будке нашел… Обхохочутся!
Но Роме от этого воспоминания не стало смешно. Он был рад, что трудный год странных происшествий кончился, осталось только сфотографироваться на память и начнется спокойная каникулярная жизнь.
Утром весь класс был в сборе. Подстриженные, причесанные, наглаженные мальчишки и девочки с белыми бантами. Такими и останутся они на снимке. Пролетят каникулы и они станут совсем другими - пятиклассниками. Кто косы обрежет, кто вырастет здорово, кто переедет в другой город. Потому так и дорого это мгновенье - конец учебного года. Все вместе. Листает человек альбом с фотографиями - "это я в школу пошел, беспомощный, уши торчат, а это во втором классе - октябренок"… И так до выпускного вечера. Поэтому Вера Андреевна и велела вчера всем отмыться, постричься, нагладиться для такого торжественного момента. Все так и было, только погода подвела. Ночью в город откуда-то примчался холодный колючий ветер, небо заволокли тучи, все снова надели куртки. Неприятно было стоять в такое ненастье в школьном дворе, а в школе уже начали белить и красить.
Уйти фотографироваться было нельзя - ждали Оляпкину.
- Семеро одного не ждут! - возмутилась Ляля Генералова.
- Оляпкина нам фотографию испортит… - хихикнул Дудкин. - На прошлой неделе она пришла в красных сапогах, а сейчас притащится в валенках с калошами!
- Как не стыдно… - покачала головой Вера Андреевна.
Учительница больше ничего не успела сказать, потому что все увидели Оляпкину. Она мчалась к школе со всех ног, и на нее оборачивались прохожие. Посреди холодного майского утра, когда весь город кутался в шарфы, поднял воротник плащей и надел капюшоны, Оляпкина вышла на дому в коротенькой синей юбке, кофте с коротким рукавом и сандалиях с белыми носками. Ветер ерошил волосы, а коленки посинели от холода.
- Я же сказал… - посмотрел на учительницу Дудкин.
- Катя, как же ты додумалась так одеться… - ахнула Вера Андреевна.
- Вы же сказали - нарядно… - пристукивая от холода зубами, ответила Оляпкина.
- А что это у тебя на лице?
На лбу, носу и щеках Оляпкиной зеленели капли масляной краски.
- У вас что, ремонт? - недоумевала учительница. - Это же не ототрешь так сразу…
- Не ототрешь! - кивнула Оляпкина. - Это я красила автомобиль…
- Как автомобиль…
- Очень просто… Пылесосом!
- Не знаю, как с тобой быть… - развела учительница руками. - Я думаю, в таком виде тебе нельзя фотографироваться… Тебе не очень обидно?
- Совсем не обидно! - сказала Катя и, крутанувшись на каблуках, исчезла за школой.
Часть вторая
Глава 10
Весь август во дворе летали воздушные змеи. Большую партию этих замечательных игрушек завезли в универмаг. Они взвивались в небо под радостные крики ребят, застревали на деревьях, цеплялись хвостами за провода, падали в песочницы. Дни еще были длинными, каникулярными, школы заперты на ключ, но все чаще звучало "скоро в школу", и всем школьникам покупали новые формы, тетради и портфели.
В конце августа Роме Бабурину исполнилось двенадцать лет. В самый обычный будний день. Родители уходили на работу и поэтому именинника разбудили рано, чтобы поздравить.
- Позд-рав-ляем! - хором сказали папа, мама и бабушка, а дедушка громко свистнул в глиняный свисток. Именинник от испуга чуть не свалился с кровати. Роме подарили большой букет георгинов, новые ботинки, компас, черную ручку в пластмассовой коробочке, бадминтон в целлофановом пакете, а еще бабушка внесла огромный торт, в котором по кругу торчало двенадцать розовых свечек.
- Мы их вечером торжественно зажжем, когда придут гости… - сказала бабушка, любуясь тортом и склоняя голову то на один бок, то на другой.
Рома сидел среди подарков, шелестел пакетом от бадминтона, тянул носом и радовался, как хорошо пахнут новые ботинки.
- Тебе хорошо, у тебя день рождения… - сказала мама. - А нам с папой надо на работу идти…
- Спасибо… - спохватился Рома. - Приходите скорее… Мы без вас не будем есть торт…
- Торт, понятно… - улыбнулся папа. - А мериться у косяка? Спросят меня на работе, на сколько ты за год вырос, а я что скажу?
Рома совсем забыл, что день рождения всегда начинался с того, что на дверном косяке делали новую зарубку. Одиннадцать зарубок, как лесенка, тянулись от пола к потолку. Рома вскочил с постели и вытянулся у двери по стойке "смирно". Папа приложил к макушке пластмассовый угольник и чиркнул карандашом. Рома отошел и все заахали:
- Вот так вырос!
- Вот так дяденька… - прищурился дедушка.
Папа измерил расстояние между одиннадцатью и двенадцатью годами и торжественно сказал:
- Восемь с половиной сантиметров! Неплохо…
И родители в хорошем настроении ушли на работу. Дедушка пошел в магазин покупать минеральную воду. Бабушка начала греметь сковородками в кухне. Рома зашнуровал новые ботинки и прошелся по комнате взад-вперед. Он подкинул воланчик ракеткой и забросил на шкаф, где хранились картонные коробки и старый самовар, завернутый в бабушкину юбку. Рома окинул весь этот склад глазами и доставать воланчик не захотел. Он положил на ладонь компас, покрутил его - стрелка упорно показывала на север. Стрелка звала Рому в новых ботинках отправиться на север, где бегают собаки в упряжках и лежит чистый глубокий снег. Рома пошел за стрелкой и уперся животом в подоконник. Он стоял возле горшка с геранью, а дорога уходила на север без него. Рома смотрел, как уходила дорога - узкая асфальтовая с жухлыми травинками в трещинах, она превращалась возле будки с телефоном-автоматом в широкую асфальтовую… И вдруг он увидел на дороге Катю Оляпкину. Она шла, спрятав нос в воротник куртки, а куртка оттопыривалась на животе. Это только Оляпкина могла в августе гулять в куртке. Может, учебники новые в школе выдали? Оляпкина спрятала их за пазуху и теперь рассматривает в дырку обложки? Рома спохватился, что он стоит у окна в новых ботинках на босу ногу и в полосатых трусах. И хотя Оляпкина была далеко внизу и ничего, кроме того, что лежало у нее под курткой, не видела, Рома помчался в комнату и мгновенно надел футболку и брюки от прошлогодней формы. И опять стало скучно. Хорошо, что в дверь позвонили. Наверное, дедушка вернулся. С дедушкой веселей. Обычно в день рождения он рассказывал всякие смешные истории, которые случались с Ромой в детстве.
Рома открыл дверь и ошарашенно застыл на пороге. На площадке стояла Оляпкина. Она пригладила взъерошенные волосы и сказала:
- С днем рожденья…
- Спасибо… - растерянно ответил Рома, отодвинулся к вешалке, почти завернулся в старое отцовское пальто.
Его еще никогда никто из одноклассников не приходил поздравлять с днем рождения. То ли потому, что день рожденья у него летом, а может, потому, что до сих пор нет в классе настоящего друга.
- Я тебе подарок принесла! - нисколько не смущаясь сказала Оляпкина и шагнула в коридор.
Услышав, что Рома с кем-то разговаривает, выглянула бабушка из кухни.
- Как хорошо! - сказала она, увидев Катю. - К Ромочке парнишка пришел! Вот и поиграете, а то день рождения, а он скучает…
- Я не парнишка, я - Катя… - обиделась Оляпкина. - Мы в одном классе учимся.
Бабушка смутилась. Она подозрительно оглядела синие брюки, взъерошенную стрижку и пожала плечами:
- Правда, девочка… Это я сослепу не разглядела. Ромашок, что ты стоишь? Встречай гостью!
И бабушка ушла. Рома не знал, как встречать Оляпкину. Он вцепился в рукав ее куртки и потянул:
- Раздевайся… Проходи.
- Что ты дергаешь? - сказала Катя. - Там же подарок…
- Щенок… - зажмурил глаза Рома.
- Нет, не угадал… - покачала головой Оляпкина. - Это Шуша.
Из-под куртки высунулась острая мордочка.
- Котенок… - неуверенно сказал Рома.
- Я же говорю, Шуша… Какой это котенок! Ни с кошкой ни с собакой ничего общего нет.
- Первый раз вижу такого зверя - Шушу.
- Это зовут ее Шуша, а на самом деле это морская свинка. Смотри, какая хорошенькая!
Оляпкина посадила зверька на ладонь и протянула Роме.
Он спрятал руки за спину. Ему не очень-то хотелось брать непонятного зверя в руки. Вдруг он кусается? Но и перед Оляпкиной не хотелось показаться трусом. Рома зажмурил глаза и подставил ладонь. Мохнатый зверек ухватился за руку тоненькими лапками. Рома почувствовал, как под черной шерсткой испуганно бьется маленькое сердце.
- Шу-у-ша… - ласково прошептал Рома и погладил черную спинку. Вздрогнули маленькие уши. Зверек боялся в тысячу раз больше Ромы.
- Понравилась? - спросила Оляпкина. Рома кивнул.
- Она гораздо лучше кошки и ничуть не хуже собаки… - уверила Оляпкина. - Умная… Она к тебе когда привыкнет, будет из школы встречать. У нее голос, знаешь, какой веселый, как будто она смеется.
- А ей клетку надо?
- Зачем ей клетку? Она ведь не тигр. Пока маленькая, будет жить в коробке, а подрастет - в комнате, как член семьи. Давай ее пока на пол пустим, а потом поймаем…
Оляпкина не дождавшись согласия именинника, опустила свинку на коврик. Черный толстенький комочек вытянулся. Передние лапки насколько можно убежали от задних. Задергался черный нос, принюхиваясь к вкусным запахам в кухне. После этого свинка сделала резкое движение в сторону полки с обувью и исчезла среди туфель и ботинок.
Рома испуганно взглянул на Катю, но она была невозмутима.
- Не бойся, мы ее потом поймаем…
Рому успокоил уверенный голос Оляпкиной, и он пригласил ее в свою комнату.
Катя ничуть не смущалась. Она прошла вдоль книжных полок, полистала книжку про обезьян. Дунула в глиняный свисток, оставленный дедом, и вдруг восхищенно остановилась перед тортом.
- Вот это торт… - зачарованно сказала она и пересчитала свечки. Ни разу в жизни не ела торта со свечками…
Рома выдвинул ящик стола, достал пластмассовый нож для разрезания бумаги и вонзил в середину торта.
- Ой! - заверещала Оляпкина. - Неужели мы его попробуем?
- Конечно, попробуем! - независимо ответил Рома. - Он ведь не для красоты!
Он кромсал воздушное тесто, облизывал с пальцев розовый крем и вспоминал сказанные утром слова: "Ну, а торт, уж вечером, с гостями…"
Он отрезал Оляпкиной огромный кусок - четверть торта. Он торжественно плюхнул его на лист, вырванный из старой тетради. Оляпкина, уставясь на торт, не знала, с какой стороны взяться.
- Ты, главное, не стесняйся… - подбодрил ее Рома и положил себе огромный кусок.
Дедушка принес из магазина минеральную воду и бабушка шепотом сообщила ему на кухне потрясающую новость: "К внуку пришла барышня!" Это так ошарашило дедушку, что он не решился выйти из кухни, поплотнее прикрыл дверь и принялся чистить лук.
- Как вкусно… - ахала Оляпкина, доедая крошки.
- Хочешь еще? - спросил Рома, уверенный, что Катя откажется.
- Ну, разве что маленький кусочек… - согласилась Катя.
От именинного торта остался кусочек чуть больше пирожного. Оляпкина вспомнила, что мама послала ее за кефиром и лавровым листом и засобиралась уходить.
- А как же свинка? - вспомнил Рома и достал из-под дивана картонную коробку от ботинок.
- Да! - сморщила лоб Оляпкина. - Про Шушу-то совсем забыли… Это коробка будет ей в самый раз…
Катя вышла в прихожую, встав на четвереньки, заглянула под обувную полку, но свинки там не оказалось.
- Ничего… - сказала Катя. - Главное, что она дома. Никуда она не денется. Проголодается - сама выйдет…
Катя сняла куртку с крючка и направилась к двери.
- А что она ест? - растерянно спросил Рома.
- Она все ест! Свеклу, морковку, хлебные корочки… Такая хорошенькая зверюшечка!
И Оляпкина ушла.