А потом родители Сюсанны стали смотреть на Йенну так же, как все остальные - те, кто знает. Йенна замечает, что они и рады бы что-нибудь спросить, да не смеют - они же понимают. Маме стало хуже. Поэтому они молчат, думают и сочувствуют.
Йенна этого не выносит. С другой стороны, того, как ведет себя Сюсанна, она тоже не выносит: Сюсанна не бросает сочувствующие взгляды, а задает вопросы - смело и честно.
Они желают тебе добра, Йенна, все желают тебе добра!
Йенна знает. Но все-таки.
- Увидимся, - говорит Стефан.
- Увидимся, - отвечает Йенна.
Глава 24
Он распространился.
Йенна долго верила, что маме станет лучше, что рак пройдет. Что волосы снова отрастут. Что костыли исчезнут. Что больная станет здоровой. Что все снова станет хорошо.
Долго Йенна верила в это, долго, но больше не верит.
Рак сделал то, чего не должен был делать.
Он распространился по телу.
Чертов рак.
У мамы метастазы.
Глава 25
В квартире, где живут Йенна с мамой, поселились ходунки.
- Какие хорошенькие! - бабушка опирается на них, чтобы испытать.
- Отличные, правда? - отзывается мама с дивана.
И бабушка щебечет, и мама соглашается, а Йенна только что пришла домой из школы и ничего не понимает.
Ходунки.
У соседки с собакой есть ходунки. Соседка с собакой - старая. Мама - не старая. И все равно.
- Если купишь что-нибудь по дороге - ну, к примеру, в ближайшем киоске, - можешь положить вот сюда, - бабушка хлопает ладонью по корзинке, приделанной спереди.
- Да, удобно, - соглашается мама, хотя она уже сто лет не выходила в магазин.
Такими делами занимается Йенна.
- Лучше, чем костыли, - говорит бабушка.
- Да, гораздо лучше.
- Йенна, хочешь попробовать?
Бабушка смотрит на Йенну, сверкая рыжими локонами. Она только что покрасила волосы - ей не нравится, когда видно седину. Ей не нравится казаться старой.
У Йенны есть мама, у мамы есть ходунки.
Еще у Йенны есть бабушка, которая не хочет казаться старой.
- Не хочу, - говорит Йенна.
Бабушка не сводит взгляда с Йенны.
Хочет, чтобы та показала, что все в порядке, что все как надо.
Хотя все не в порядке, все не так, как надо.
Поэтому Йенна встает, кладет ладони на ручки ходунков, делает несколько шагов. Колесики чуть скрипят, соприкасаясь с полом.
- Хорошие, - выдавливает она из себя.
А что еще можно сказать про ходунки?
Вот Йенна и говорит:
- Хорошие.
В ту же секунду хлопает входная дверь и раздается спасительный дедушкин клич:
- Эгей!
- Эгей! - отвечают голоса из гостиной.
- Вот и Дед Мороз! - дурачится дедушка. Йенна слышит, как он вешает свое элегантное пальто на вешалку в прихожей.
- А мы послушные детки! - дурачится мама в ответ, и дедушка заходит в комнату и целует ее в щеку.
- Ага, вот и они, - дедушка трогает ходунки. - Сегодня доставили?
Мама кивает. Дедушка принимается возить ходунки по полу. Они так ужасно скрипят, что Йенне приходится сесть на ладони, чтобы не зажать ими уши.
- Удобная штука, - хвалит дедушка.
- Очень удобная! - поддакивает бабушка. - Я и говорю - намного лучше, чем костыли, я же говорю!
- Точно, лучше, - дедушка чуть не врезается в стеллаж.
- Осторожно! - шипит бабушка.
- Садись-ка в корзинку, Йенна, прокачу с ветерком!
Дедушка ухмыляется, глядя на Йенну, и дергает ходунки, чтобы те "встали на дыбы", как велосипед.
"Господи, мне не три года!" - хочется закричать Йенне, но она молчит. Надо стараться, надо держать себя в руках - это она понимает.
- Она уже не маленькая, - говорит мама.
Дедушка со смехом ставит ходунки у телевизора, потом садится на диван рядом с Йенной и гладит ее по голове, взъерошивая волосы.
- Да, ты уже большая, Йенна-Пенна, - говорит он. - У тебя жених, наверное, есть - и все такое?
Чертов дедушка.
Чертовы ходунки.
Йенна не отвечает, встает с дивана. Вывозит ходунки в прихожую, ставит под вешалкой, поближе к дедову пальто. Ключи от машины жалобно звякают сквозь подкладку. Вернувшись в комнату, Йенна чувствует на себе три вопрошающих взгляда.
- Они заслоняли телевизор, - поясняет она.
В квартире появляются все новые и новые вещи.
Ходунки теперь стоят у маминой кровати. Туда же, в спальню, дедушка приносит вторую кровать - на случай, если бабушке придется пожить у них подольше, а не просто переночевать раз-другой, как раньше. В ванной селится бабушкина зубная щетка. В гардеробе - бабушкин халат.
И с этим Йенна ничего не может поделать.
Глава 26
Йенна собирается в школу.
Первым уроком - большая контрольная по истории. Йенна спешит, но как только открывает входную дверь, забывает о волнении. Буме! - за дверью кто-то стоит.
- Какого черта! - рявкает кто-то.
Это Модная Мамаша. Одной рукой она держится за щеку, в другой держит бутылку пива. От нее воняет.
- Какого черта! - снова вопит она, шатаясь на месте. По колготкам ползет стрелка.
- Ой, простите! - Йенна закрывает за собой дверь, чтобы не разбудить маму.
- Смотри, куда идешь! - Модная Мамаша еле шевелит языком, глаза красные, волосы лохматые и сальные.
Алкоголичка. Точно, мать Уллис - алкоголичка.
Так ей и надо! Вот что Йенна думает в таких случаях.
Так ей и надо, проклятой Модной Мамаше чертовой Уллис-Сиськуллис.
- Какого черта! - повторяет Модная Мамаша, обнаружив, что рукав ее кожаной куртки зацепился за ручку двери Вильсонов. - Я за… за… застряла!
- Сейчас отцепим, - Йенна помогает.
Когда дверная ручка, наконец, отпускает рукав, Модная Мамаша кренится так, что Йенна боится, как бы она не упала. Однако Мамаша находит равновесие и стоит, стараясь его сохранить. Судя по гримасам, это стоит ей большого труда.
- Ну, шпасибо, - шепелявит она. - Как тебя зовут, говоришь?
- Йенна.
- Да, точно. Jenna give те hope! Yea Jenna give me hope!
Сперва Йенна хочет сказать, что песня, которую распевает Модная Мамаша, называется Joanna give те hope, но потом передумывает. Какая разница?
- Слушай, - снова еле разборчиво бормочет Мамаша. - Ты в одном классе с Ульрикой, да?
- Да, - отвечает Йенна.
Модная Мамаша качает головой, поднимает указательный палец и крутит им у виска.
- Дура, - говорит она. - Дура она!
- Уллис?
Дура. Йеннина мама ни за что бы так не сказала. И Бэ-Дэ тоже. Слова гулко отскакивают от стен подъезда. Интересно, Сакке тоже слышал? А сама Уллис?
- То есть сейчас, - объясняет Модная Мамаша, часто моргая, будто пытаясь прогнать хмель. - Сейчас она дура. Ноет, достает… нудит. Ч-черт…
Кажется, Модная Мамаша хочет коснуться Йенны, обнять ее - но Йенна быстро отступает в сторону.
- Мне пора! - говорит она, глядя сначала на часы, потом на Модную Мамашу.
Та кивает и хлопает Йенну по спине. Потом, шатаясь, доходит до лестницы, спускается, соскальзывая на каблуках по последним ступенькам, и выходит на улицу.
Йенна Сюсанне в столовой.
- Да ну?
Сюсанна кладет в рот кусок рыбы и быстро жует.
- Да! Прямо с утра! Позор Уллис!
- Да уж… Интересно, кто-нибудь еще знает?
- Не думаю… Наверное, надо ей сказать. Ну, что мы знаем. Чтобы перестала говорить всякое… что я влюбилась в Сакке и все такое.
Сюсанна кивает.
- Хотя кому мы можем разболтать? - размышляет она.
Йенна пожимает плечами. Она не то чтоб всерьез. Просто подумала.
- Вот и Сакке, кстати, - Сюсанна тычет вилкой в воздух.
- Не тычь ты так! - шипит Йенна, съежившись на стуле и спрятав глаза под челкой.
Сакке. Сакке, которого она не пригласила на танец на дискотеке, с которым она не смогла потанцевать на дискотеке, которого она не видела с той самой дискотеки. Даже в коридоре. Или у велосипедной стойки. Или в подъезде.
Сакке, который ей нравится.
Нет, не так.
Сакке, которого она любит до смерти!
- Ты чего делаешь? - спрашивает Сюсанна, глядя на съежившуюся Йенну.
- Прячусь.
- Тебя все равно видно.
- Тс-с! Не смотри в его сторону!
- Тебя все равно видно, говорю!
Сюсанна вздыхает, качает головой и допивает молоко. Йенна исподтишка смотрит на Сакке, Никке, Тоббе и Этого-Как-Его-Там, сидящих за одним столом. Там же и другие девятиклассники со своими красными подносами. В том числе и Хенке, парень Уллис.
- Ты же сказала не смотреть, - упрекает Сюсанна.
- Нет, ты только погляди. Он же такой красивый!
Сюсанна пожимает плечами.
- По-моему, Никке симпатичнее.
- Да нет, ты посмотри! Хорошенько посмотри! Еще и в синем джемпере, и волосы такие черные… господи, какие у него черные волосы! Смотри! Такие черные волосы - редкость!
- Да что тут особенного? Он же иностранец. Черноволосый. Черномазый.
- Что ты сказала? - вздрагивает Йенна.
- Только не обижайся, - Сюсанна поднимает руки, словно защищаясь. - Ничего такого!
- Тогда и не говори ничего такого.
Сюсанна пожимает плечами.
- Папа говорит. Что тут такого.
- Не говори "черномазый"! Сакке из Сербии, он серб! Что, нельзя быть сербом?
- Я ничего такого не говорила.
- Зато много чего другого говорила. Ерунды всякой.
Йенна давит рыбные кости вилкой.
- Ну ты и неженка, - недовольно бурчит Сюсанна.
- Да ты меня достала просто! Что ты о нем знаешь? Ты разве знаешь, через что ему пришлось пройти - война, расисты и все такое? Может быть, у него была жутко трудная жизнь!
- А ты что о нем знаешь? - шипит Сюсанна. - Ты его знаешь не лучше, чем я, так что не надо!
- Зато я не говорю "черномазый" про серба! Кстати, ты так говоришь про всех местных иностранцев.
- Но их же ужасно много, Йенна! Откуда мне знать, из какой они страны?
- Ужасно много? Слишком много, что ли?
- Не передергивай! Я такого не говорила.
Йенна злобно уставилась на Сюсанну.
- Сакке не может быть слишком много, - говорит она наконец.
- Ну, извини тогда! Может, поговорим о другом? - вздыхает Сюсанна. - И я все-таки считаю, что Никке симпатичнее.
Она смотрит на свой поднос, скрывает недоеденную картофелину салфеткой и кладет рядом вилку.
- Тогда и смотри на своего Никке! - говорит Йенна. - Иди и поговори с ним, раз все время советуешь мне подойти и поговорить с Сакке! Иди, попробуй, если это так просто!
- Я реалист, - холодно отвечает Сюсанна.
- И что это значит?
- Такие, как они, не смотрят на таких, как мы, Йенна.
Йенна сжимает зубы, молчит.
- Такова жизнь, - добавляет Сюсанна. - Пойдем?
В это мгновение гул в столовой стихает. Кто-то звякает вилкой о стакан - дзинь-дзинь-дзинь! - один из парней за столом Сакке встает. Это друг Хенке. Все перестают жевать, говорить и смотрят только на него.
- Сегодня среди нас именинник! - кричит друг Хенке, и за столом, где сидят Уллис, Карро, Лиселотта, Анна X. и Анна К. тут же раздается хихиканье.
- Хватит! - визжит Уллис, выпячивая грудь. - Кончай, Тумас, сядь на место!
- Зовут именинницу Уллис, она учится в 7 "В" и более известна как Самая Красивая Девчонка в Школе! - продолжает оратор по имени Тумас.
Над серо-зелеными картофелинами, дряблыми кусками рыбы и красными подносами разносится шальной свист. Все взгляды обращены к Уллис, все взгляды всегда обращены к Уллис, проклятая Уллис, чертова Уллис!
- Серьезно, конча-ай! - блеет Уллис, а Карро висит у нее на плече, как сумка на ремешке, тоже пытаясь поймать луч славы.
- А еще она известна как щелка! - парень срывает овации мужской части аудитории. Хенке ударяет его в спину так, что бедняга чуть не падает.
Сюсанна фыркает:
- Так ей и надо!
- Ладно, ладно! - Тумас хватается за спину. - Но я попрошу всех встать и спеть для Уллис! А ты, Уллис, сиди красиво, как всегда, больше ничего от тебя не требуется!
Тумас посылает Уллис смешливый взгляд, народ хихикает, откашливается, отодвигает стулья:
"С днем рожде-енья тебя-я!!!" - поет вся столовая, включая поварих Сив, Стину и Соню - "Эс-Эс-Эс", как их прозвали. Толпа раскачивается, голоса сливаются воедино, Уллис трясет головой и повторяет: "Идите на фиг, идите на фиг!", ей совсем не нравится эта идиотская сцена, не нужно ей такое внимание, честно!
Йенна нарочно фальшивит. Сюсанна вообще не поет. Йенна искоса смотрит на Сакке, который, блин, горланит вовсю.
И смотрит на Уллис.
- Ура, ура, ура! - орет Тумас, дирижируя хором. - Но не забывай, что закон запрещает заниматься этим до пятнадцати лет!
- Опоздал! - кричит кто-то.
- Заткнись! - шипит Хенке и снова ударяет Тумаса по спине.
Уллис закатывает глаза и что-то шепчет Карро, а потом - так уж и быть - подпускает к себе Лиселотту и шепчется с ней. Анна X. и Анна К. тщетно тянутся через весь стол, чтобы поймать хоть слово.
- Вот позор, - Сюсанна встает из-за стола. - Надеюсь, на мой день рождения такого не устроят. Надеюсь, для меня петь не будут!
Йенна тоже встает, глядя на Сюсанну, потом на Уллис: результат сравнения очевиден - но ничего не говорит.
Все просто слишком плохо.
Все очень плохо.
Такие, как они, не смотрят на таких, как мы, Йенна.
Такова жизнь.
Глава 27
Йенна чует уже в прихожей: что-то не так.
Она опускает пакеты с продуктами на пол, один падает, два яйца разбиваются. Йенна бросается в мамину спальню, не разуваясь. Там пусто. Жалюзи подняты, в комнате чисто и - пусто.
- Ау! - кричит Йенна. - Мама, ау!
- Ау! - доносится из гостиной. - Мы здесь!
Это бабушка. Йенна бежит в гостиную. Дедушка и бабушка лежат на диванах с заспанными, помятыми лицами.
- Привет, Йенна-Пенна, - произносит дедушка совсем не шутливым тоном. - Как дела?
- Где мама? - спрашивает Йенна, оглядываясь по сторонам.
Ни ходунков, ни костылей, ни парика на подлокотнике кресла. Она бросает взгляд на балкон, хотя за окном холодный ноябрь и никто уже не сидит на балконах.
Секунды тянутся, как минуты. Вдруг дедушка начинает плакать. Бабушка неловко гладит его по коленке.
- Что случилось? - спрашивает Йенна, чувствуя, как в горле растет ком.
Йенна не понимает, она ли задает этот вопрос, или он задает себя сам, или просто в голове все перемешалось.
- Все не так страшно, - говорит бабушка, поднимаясь с дивана.
Дедушка всхлипывает. Видеть его слезы неприятно. Дедушка всегда такой веселый, собранный. А сейчас у него трясутся плечи, спина.
- Пойдем на кухню, - зовет бабушка. - Пусть дедушка побудет один.
НО ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?
- Мама упала.
Бабушка берет Йенну за руку, гладит, но Йенна уворачивается.
- Да, вот так, - продолжает бабушка. - У меня накопилось много работы, и дедушка вызвался побыть здесь, и вот…
Бабушка откашливается, глаза блестят, но она не плачет. Бабушка не из тех, кто плачет. Плакать при людях стыдно. Стыдно быть слабым. Вот так вот.
Йенна плачет, почти не замечая слез, которые текут по щекам.
- Да, - объясняет бабушка. - Дедушка спустился в прачечную, а мама решила что-то тут сделать, и вышла на улицу, я не знаю, она такая упрямая… Все хочет делать сама, ну и, в общем, у нее не вышло, и она… упала и… ударилась. Довольно сильно, ногой, той, которая болит, а это опасно, ты знаешь. И она лежала на асфальте, звала, но дедушка не слышал, там внизу такой шум, ну ты знаешь. Но потом подошла девочка, ты, может быть, с ней знакома, она тут живет, - бабушка указывает вверх, - она помогла маме подняться и потом сидела с ней, пока не пришел дедушка. Потом они позвонили в больницу, и там сказали, что надо ехать, и вообще ей было плохо последнее время, ты, конечно, заметила?
Нет. Йенна не заметила.
Йенна научилась закрывать глаза.
- Так что теперь она в больнице, и с ногой все неплохо, а вот с остальным… она ужасно устала.
- Как обычно, - говорит Йенна сквозь слезы. - Ничего страшного. Она всегда устает. Ей просто надо выспаться.
- Конечно, конечно.
Бабушка пытается погладить Йенну по голове, но Йенна снова уворачивается.
Бабушка опускает руки на колени. Браслеты тихо звенят.
- Та девочка передавала тебе привет, - говорит бабушка наконец. - Марика или Ульрика. Или Улла, что-то такое.
Глава 28
Блин, блин, блин. Черт, черт, черт.
В Йенниной комнате идет дождь. Йенна стоит перед зеркалом, задрав рубашку, обнажив грудь. Груди набухли, болят и, кажется, немного подросли, если сравнить с прошлым разом, но какая теперь разница?
Какая теперь, к черту, разница?
- Это из-за вас! - всхлипывает Йенна. - Все из-за вас!
Йенна ходит по комнате кругами, слезы льются дождем, она крепко обнимает подушку, чтобы ее не вырвало, ходит, ходит по ковру, бросается на пол, ложится, как собака.
Мама умрет.
Конечно, не умрет, заткнись!
Глава 29
Бабушка меняет белье на маминой кровати.
Ты что, не понимаешь, Йенна? Твоя мама умрет!
Нет! Она просто упала, это из-за ноги, все из-за ноги.
А все остальное? Когда ее клали в больницу, облучали, делали химиотерапию? Дело не только в ноге, Йенна. Ей стало хуже, и ты это знаешь.
Нет! Только не моя мама! Моя мама не умрет, моя мама не может умереть, мамы не должны умирать!
Йенна. Посмотри правде в глаза.
И Йенна лежит на полу, в комнате, стены которой оклеены постерами "Кент", в комнате, полной журналов для девочек, школьных альбомов, звезд на потолке, которые светятся в темноте, а под одной из них - стихотворение.
В стихотворении - обещание.
Мама, если ты умрешь, я покончу с собой.
Йенна плачет, но ей надо держаться, надо быть сильной. Мама слабая, надо быть сильнее. Надо держать нос по ветру, грудь колесом и как там еще говорят.
Надо.
- Вот так! - восклицает она, разгладив самые мелкие морщинки на подушке. - В такой постели спать - одно удовольствие!
Теперь бабушка будет спать не в запасной кровати, а в маминой.
Йенна держит старое белье. Сжимает его, утыкается носом, оно пахнет. Йенна закрывает глаза, потом снова открывает: бабушкино постельное белье ей подмигивает.
Уродливое белье.
Йенна смотрит на чудовищные розовые цветочки, которыми теперь усыпана мамина кровать, и не понимает, почему бабушке обязательно надо спать у них.
Помощь нужна маме, а не Йенне, а Йенна справится сама, господи, ей не привыкать!
Разве ты умеешь делать уборку, Йенна?
Да, умею. Я всегда помогала маме убирать.
А стирать умеешь?
Конечно, умею. Кто, по-твоему, занимался стиркой - всей стиркой - последний год?