Значит, он, Данька Яковлев, трус?
"Да, деваться некуда: я трус. Евгений Афанасьевич очень ясно это сегодня объяснил. Я не умею управлять своим воображением. А еще недавно, пока я этого не знал, все было так хорошо!.. Еще сегодня утром и потом - до самого последнего урока…"
- Пошли, - сказал наконец Саша.
- Пошли, - угрюмо ответил Даня.
Мальчики спустились с лестницы и стали молча прогуливаться по коридору около пионерской комнаты.
Даня был занят собой, Саша - Даней. Он смотрел на товарища с раздражением и состраданием, которые пытался скрыть.
- Ну что? Ну, подумаешь!..
Даня сразу остановился и через плечо яростно поглядел на Сашу:
- Ну как ты сам не понимаешь? Ведь это же позор! Позор!..
Саша пожал плечами.
Спору нет: довольно-таки неприятно три раза пытаться перепрыгнуть через рейку и ни разу не перескочить; неприятно, когда над тобой смеются. Но почему вот именно это такой уж невыносимый позор, а не позор, скажем, стоять у доски и хлопать глазами, когда тебя вызывают по алгебре? Между тем третьего дня это случилось. Даня еле-еле выплыл на подсказке и, заработав тройку, спокойно вернулся к себе на парту и принялся дочитывать "Плутонию". А уж что там ни говори, физкультура менее важный предмет, чем алгебра.
Как бы там ни было, сейчас его не вразумить никакими силами, и Саша решил попросту заговорить о чем-нибудь другом.
Он сделал рассеянно-задумчивое лицо и сказал, не глядя на Яковлева:
- Ах да, забыл тебе сказать. В этом дневнике Миклухо-Маклая, что я тебе дам, есть одно место… Ты обязательно прочти. Понимаешь…
Но грозный взгляд товарища остановил Сашу на полуслове.
Маклай был для Дани не просто Маклаем - он был для него воплощением мужества. Ни о чем другом нельзя было заговорить более некстати.
Даня раздул ноздри, нахохлился и стал внимательно рассматривать носки своих башмаков.
Саша рассердился:
- Да ну тебя, Данька! Ну чего, в самом деле…
Неизвестно, чем бы кончился этот разговор, но в эту минуту дверь пионерской комнаты открылась и оттуда выглянула Зоя Николаевна Феоктистова - старшая вожатая.
- Петровский, - сказала она с укором, - ты еще долго собираешься гулять по коридору? - Она повернулась в другую сторону: - Иляшев, Козулин! Вы что, не намерены сегодня быть на совете дружины? Если не намерены, так прямо и скажите и продолжайте в свое удовольствие скакать на одной ноге. Мы начнем без вас.
- А разве все уже собрались?
- А разве вы непременно хотите быть последними? - ответила Зоя Николаевна и ушла к себе.
Мальчики двинулись за нею.
В пионерской комнате было шумно.
В углу толпились малыши и, громко о чем-то разговаривая, позвякивали время от времени бубнами самодеятельного оркестра, лежавшими на крышке рояля рядом с кастаньетами, барабаном и треугольником. Кто-то шлепнул ладонью по клавишам, и Зоя Николаевна сказала:
- Ребята, если вы пришли сюда шуметь, сейчас же попрошу освободить пионерскую комнату.
Между тем у стола вожатой постепенно собирались председатели отрядов и звеньевые четырех классов обеих смен, начиная с четвертого "А".
- Сядьте, ребята, - деловито, без улыбки сказала Зоя Николаевна.
Мальчики сели.
- Ребята, мы собрались сегодня, чтобы поговорить о сборе цветного лома. Ну, как у кого дела? Рассказывайте!
Молчание.
Она положила на стол руку и поглядела на мальчиков внимательно чуть прищуренными глазами:
- Ну что же? Кто первый?
Молчание.
Не теряя терпения (запас которого был у нее не особенно велик), Зоя Николаевна опять взглянула на мальчиков и продолжала бодрым голосом, как будто желая сообщить им что-то очень приятное и радостное:
- Через пять дней сдача первой партии.
По рядам пробежал легкий шумок. Но Зоя Николаевна этого как будто не заметила.
- Я договорилась обо всем, - продолжала она. - Была на Охте… два раза. На базе говорят, что мы первые застрельщики и что если произвести сбор цветного металла по всему городу, это может дать…
Шум сделался сильнее.
- Ребята, кто там шумит? Терехин, можешь сейчас же выйти в коридор… Одним словом, после таких разговоров, товарищи, сдать какие-нибудь пятнадцать-двадцать килограммов просто неудобно. Ребята! - Она строго посмотрела в ту сторону, где были малыши. - Не трогайте треугольник. Вы слышите, что я сказала? Положите, пожалуйста, треугольник!.. Ну хорошо. А теперь расскажите, сколько кому удалось собрать.
Мальчики молчали.
Она, слегка удивившись и как будто к чему-то прислушиваясь, чуть наклонила вперед голову. Зажегся светлый чуб над ее лбом, попав в полосу оконного света.
Открылась дверь. В пионерскую комнату, разыскивая кого-то, заглянул Александр Львович Онучин, классный руководитель шестого класса "Б".
Они молча с минутку смотрели друг на друга, и Зоя Николаевна сказала очень вежливо:
- Милости просим, Александр Львович, заходите, пожалуйста. У нас собрание. Не знаю только, будет ли вам интересно.
- Нет, нет, не хочу вам мешать, - ответил он еще вежливее. - Прошу прощения!
И дверь закрылась.
Все ребята в школе знали, что Александр Львович и Зоя Николаевна недолюбливают друг друга. Поэтому во время этого любезного разговора они с нескрываемым интересом посматривали то на нее, то на него.
И вот дверь опять закрылась. Ребята лениво и нехотя повернулись к Зое Николаевне. Кто-то откашлялся. Кто-то уронил на пол портфель. Им было скучно, скучно! Она это понимала. И первый упрек, еще не успев задуматься, она привычно обратила к себе. Случилось то, чего она больше всего боялась: они скучали…
- Ну, кто хочет сказать, ребята? - Голос Зои Николаевны зазвучал неуверенно. - Кажется, Петровский хочет что-то сказать?
- Зоя Николаевна, - ответил Саша, - я после, пусть кто-нибудь другой.
- А у нас уже три примуса, - сказал мальчик из четвертого класса "А". Сказал и мечтательно поглядел на затянутое тончайшей морозной пленкой окошко. - Только ножки и горелки у них, кажется, не цветные, а черные. Так, может быть, на всякий случай отломить?
Кто-то засмеялся.
Зоя Николаевна сдвинула брови.
Брови у нее были удивительные. Они казались такими странными на бледном и узком личике, словно природа похитила их у какого-нибудь черкеса и, по рассеянности, приклеила над серо-голубыми северными глазами.
- Смеяться нечего! - резко сказала она. - Очевидно, все, что мы можем сдать на базу, это и есть три примуса, которые собрали самые маленькие…
- Я не самый маленький - Куропаткин из второго звена младше! И Петька Андросов тоже!..
- Что? - Она серьезно посмотрела в сторону говорившего. - Андросов?.. Ах, да… Дело в том… - Зоя Николаевна с досадой хлопнула ладонью по столу, - дело в том, что младшие, очевидно, способны все-таки держать слово. Собрали что могли. А вот у старших нет… как бы это сказать точнее… нет, ну, что ли, чувства ответственности. Они, видите ли, берут на себя обязательства и не считают нужным выполнять их. Должно быть, думают, что слово пионера можно бросать на ветер…
По рядам прошло какое-то легкое движение. Ей все-таки удалось задеть их за живое.
- Да вовсе мы так не думаем, - раздался в задних рядах чей-то обиженный и сердитый голос. - А просто никто ничего не дает. Говорят: некогда собирать для вас всякий хлам. Будет время - сами сдадим в утиль, говорят.
- Ах, вот как! - Зоя Николаевна прошлась по комнате и остановилась, глядя через стол на мальчиков прямым, требовательным взглядом. - Да вы понимаете, что речь идет о добыче цветного металла? О добыче, ясно? Старое, можно сказать, промысловое словцо: до-бы-ча!.. А вы поискали, пошарили, не сразу нашли и сразу сдались. И знаете почему? - Прищурив глаза, она посмотрела на мальчиков. - Потому, что у вас нет воображения!
- Это у нас-то нет воображения? - сказал тонким голосом Яковлев. (Он уже совершенно, забыл, что пятнадцать минут назад называл свое воображение "проклятым" и готов был избавиться от него любой ценой.) - Это у нас нет воображения?..
- Да, да, именно у вас! - отрезала она. - Вы, небось, считаете, что вас, словно старьевщиков, послали собирать негодный хлам! А на самом деле вас, как геологов, отрядили на поиски цветного металла. Только и разница, что геологи ищут в земле руду, а вы - на земле лом. По сути - не все ли равно? Тот же металл!.. Вы думаете, работа геолога - пустяки? Одно удовольствие?.. Ошибаетесь. Они иногда работают так тяжело, как вам и не снилось: в горах, в пустынях, может быть на самом краю нашей родины… И не всегда - удача… (Голос ее прозвучал грустно. Она подумала о себе, об этом затеянном ею сборе.) Нет, не всегда удача. Конечно, если найдешь руду, тогда счастье. Тогда все хорошо. Оглянешься назад - как будто так и надо: и трудности и лишения. Все кажется легким, счастливым. Ну, а если удача не сразу? Тогда что? Сдаться? Нет. Надо начать сначала. Опять сначала. И снова сначала.
Зоя Николаевна посмотрела вокруг, и глаза ее неожиданно встретились с глазами Яковлева.
Жадно, радостно смотрели навстречу ей эти черные, чуть косящие от напряженного внимания глаза.
И она обрадовалась, как геолог, нашедший руду. Слушают! По-настоящему слушают!
- Вы думаете, - продолжала Зоя Николаевна уже гораздо тверже и увереннее, - думаете, что если мы странствуем не по ущельям и горам, а по улицам и дворам, так мы не должны будем преодолевать трудности, не увидим нового? Нет. Даже тот из вас, кто придет с металлом на базу, увидит неизвестный ему край нашего города…
- Да ведь поедут не все - один или двое, - перебил кто-то из ребят.
- Я, я поеду! - крикнул Яковлев.
- Разумеется, сдавать поедет один или двое, - ответила Зоя Николаевна, - но искать будут все. А когда люди ищут - они всегда что-нибудь находят, всегда узнают и видят новое…
Глаза ее опять встретились с глазами Яковлева. Успокоенная, она продолжала:
- Мальчики! Вы помните речь товарища Сталина перед избирателями Сталинского округа? Помните, товарищ Сталин сказал о послевоенных пятилетках: пятьдесят миллионов тонн чугуна, шестьдесят миллионов тонн стали… Что это значит, ребята? Вы думаете, весь этот металл будет добыт из недр земли? Нет. В цивилизованных странах большой процент металла идет как раз за счет бытового лома. Так оно и называется: металл первичный, металл вторичный. Первичный - из руд, вторичный - бытовой лом… Представьте себе: наша шкала, потом еще и еще одна… Мы очень богаты, ребята. Наша страна единственная, где есть в земле и никель, и свинец, и вольфрам, и магний, и золото, и олово… Но вторичный металл - дешевле. Его уже не нужно добывать - надо только найти. А что же, бросить так? Ведь это бесхозяйственность… Значит, мы можем помочь пятилетке. Подумайте: невозможно собрать ни один комбайн, трактор, самолет, автобус без цветного металла. Если бы меди не было, мы сидели бы при коптилке - без электричества. Свинец - это серная кислота, стало быть без него не могло бы быть химии… А типографские шрифты? Они, если не ошибаюсь, свинцовые и сурьмовые - значит, без цветного металла не было бы и книг…
Она глубоко вздохнула, зачем-то переложила с места на место блокнот и села за стол.
- Ну, с чего мы начнем, ребята? - спросила она. - Времени у нас остается не много. Говорите по очереди… нет, лучше по звеньям. Я буду записывать.
И тут стало выясняться, что дела обстоят не так уж плохо: собрано было немного, но все же кое-что.
У шестого "А" оказалось в общей сложности килограммов двадцать. У второго и третьего звена шестого "Б" - килограммов тридцать.
- Ну, Петровский, а ты что же молчишь? - И Зоя Николаевна с надеждой посмотрела на робко сидящего в сторонке Петровского.
- Я… я должен сознаться, Зоя Николаевна, что мы еще не начали собирать… To-есть не то чтоб не начали, конечно у нас тоже есть кое-какие мелочи, но…
- Не ожидала! - сказала Зоя Николаевна. - От кого, от кого, а от тебя я этого не ожидала… И вообще я должна сказать, Кардашев: следует обратить особое внимание на это отстающее звено.
Кардашев удивленно посмотрел на Зою Николаевну: первое звено всегда считалось у них самым лучшим.
- Да, да, - еще настойчивее продолжала она, - звено Петровского захвалили… Видите ли, они проявляют большую активность при хождении в кино, в музеи, в ботанический сад, в цирк, а дело делать им скучно.
Все немного опешили. Еще на прошлом сборе сама же Зоя Николаевна всем ставила Петровского в пример за умелую организацию экскурсий.
- У вас нет чувства долга! - продолжала она. - И… и поэтому у вас нет металла… Стыдно! Вы бросаете тень на весь свой класс…
Вероятно, на этом бы и кончилось собрание, но туг неожиданно из-за Сашиной спины выскочил Яковлев.
- Нет! - закричал он, прикладывая руку к левому карману куртки. - Нет, Зоя Николаевна, вы неправы! Мы, мы… то-есть вы… то-есть Саша просто не поняли друг дружку. Он не сумел вам объяснить… Никто не знает на самом деле, сколько нам удалось собрать. Но мы не хвастались, как некоторые: не говорили там о примусах, об утюгах… - Он сердито посмотрел сверху вниз на круглую макушку маленького звеньевого из четвертого "А". - И никто не знает на самом деле, сколько мы накопили металла. Нельзя же так огульно обвинять! Это… это… Пустите, почему вы меня не пропускаете?..
Яковлев не был ни председателем совета отряда, ни звеньевым и затесался на это собрание только потому, что не хотел расстаться с Сашей. Но вел он себя как человек, на которого всецело возложили ответственность за сорванный сбор. Яковлев энергично расталкивал ребят, размахивал руками. Подойдя к столу вожатой, он обвел всех воинственным взглядом и, задыхаясь, сказал:
- Если хотите знать, мы вообще уже накопили порядочно металла. Не специально для этого случая, а вообще. Мы любим копить… Мы не хотели говорить сразу, но вы нас заставили. Потому что наши ребята для пятилетки… и мы… и наше звено… и мы не боимся трудностей, мы можем преодолевать… Мы не какие-нибудь там мягкотелые!.. А вы нанесли звену исключительное оскорбление, запятнали всю честь… В общем, у нас уже четверть тонны.
Вокруг зашумели.
- Я лопну! - сказал Эдик Ломайло, звеньевой из пятого класса "А".
- Что ты врешь? - спросил, повернувшись к Дане, председатель отряда шестого класса "Б" Кардашев. - Мы бы знали! Чего ты врешь?
- Это я-то вру?.. - закричал Даня. - Зоя Николаевна, Зоя Николаевна…
- Тише, ребята! Петровский, объясни.
- Гм… - неопределенно сказал Петровский, делая Яковлеву какие-то таинственные знаки. - Мы не взвешивали… Четверть тонны не четверть тонны, но… Возможно, конечно… Да что об этом говорить!
- Скажи, пожалуйста, Яковлев, - ехидно спросил Ломайло, - а что вы еще накопили, раз вы так любите копить?
- Не твое дело! - огрызнулся Яковлев.
Но Петровский предостерегающе сдвинул брови, и он замолчал.
Зоя Николаевна, видно, не заметила этой сигнализации.
- Попрошу, ребята, - сказала она, - не накапливать сразу больше одной тонны, иначе трудно будет перевезти. Неизвестно еще, достанем ли мы грузовик. Можно, разумеется, если у шестого "Б" так много собрано, провести сдачу по каждому отряду, по каждому звену. Можно будет даже устроить соревнование между отрядами и звеньями…
- Вызываю! - вдруг сказал маленький звеньевой из четвертого класса "А". Сказал и задумчиво посмотрел в окошко на потемневший двор.
- Хорошо, - ответила Зоя Николаевна. - Четвертый "А" вызывает на соцсоревнование шестой "Б" по сбору цветного металла. Согласны?
- Согласны, - сдержанно сказал Петровский и, стиснув зубы, посмотрел на Яковлева.
Тот повторил, как эхо:
- Согласны, согласны!
Перед тем как уйти из пионерской комнаты, Даня и Саша долго стояли в углу, взволнованно и страстно шепчась о чем-то.
Зоя Николаевна лукаво поглядывала в их сторону.
Шопот Яковлева прорывался сквозь звон бубнов и легкое звяканье треугольника. Было слышно: "…а если…", "мягкотелость", "у тебя абсолютно нет самолюбия".
Но вот и они ушли. Разошлись председатели отрядов и звеньевые. В пионерской комнате ехало тихо.
Глава IV
Зоя Николаевна осталась в комнате одна. Тихонько скрипнула дверь, в щели показалась голова мальчика:
- Зойка, можно?
- Можно.
- Зоенька, - сказал мальчик баском, - я домой. Ты скоро?
- Скоро, - ответила Зоя Николаевна.
Ему было строго запрещено называть ее "Зоей" при ребятах - это подорвало бы ее авторитет. Поэтому при мальчиках он вообще не разговаривал с ней. А когда все-таки нужно было о чем-нибудь спросить, говорил неопределенно: "Так я пошел" или: "А где ключ?", и не называл ее ни по имени, ни по отчеству, стараясь почему-то не встречаться с ней глазами.
Сейчас они были в пионерской комнате одни.
Ей сильно хотелось протянуть руку, погладить его по круглой головенке. Она знала, что коротко остриженные волосы сразу же распрямятся, как щетка, на которую надавили. И она уже протянула было руку, но он сказал "ладно, ладно" все тем же солидным баском и увильнул.
- Да стой ты на месте! - сказала она строго и, сделав вид, что только затем и протянула руку, поправила на нем галстук. - Иди домой, картошку согрей. Я скоро.
- Ладно.
И он пошел к двери лениво и медленно, как ходят ребята, когда им нечего делать и у них впереди длинный, пустой вечер. Подойдя к стенду со стенгазетой, остановился, помахал портфелем, сладко вздохнул.
Он был одет неряшливо, и это, как всегда, огорчало ее. Она старалась. Она сильно старалась. Она всегда напоминала ему, что надо чистить зубы и мыть уши. Но тратить энергию на то, чтобы внушить ему это, она была не в силах. Не хватало времени для множества дел поважнее.
Если бы растянуть сутки! Если бы растянуть ночь, чтоб можно было вволю отоспаться…
Брат и сестра были сиротами, она сама вела хозяйство, стирала, штопала, латала, готовила.
Отец погиб на Белорусском фронте, мать умерла во время блокады.
Когда, четыре года назад, Зоя окончила школу, директор предложил ей остаться старшей вожатой. Она подумала и согласилась. К тому времени Зоина школа стала мужской школой. Но Зою это не смутило. Она умела обращаться с мальчиками, Андрюшка, в общем, слушался ее. Нет, не то чтоб она умела как-то особенно хорошо обращаться с мальчиками - просто в ней самой было много мальчишеского.
Воспитанная меньше матерью и больше отцом, суровым человеком, уроженцем Пинеги, она не раз в раннем детстве ездила с ним на рыбалку. Подолгу сидели они в чуть-чуть покачивающейся лодке на середине реки, молчаливые, глядя на неподвижный поплавок. Дед Зои был помором; она уродилась в свою северную родню: была высока, худа и очень белокура. Она была сурова и мечтательна.
За "несгибаемость", которую считал признаком недостаточной широты, Александр Львович, классный руководитель шестого класса "Б", часто трунил над Зоей.
Она с трудом его выносила, но не опускалась так низко, чтобы это ему показывать.
- Вы к ней несправедливы, - заступалась за вожатую Елизавета Николаевна, бывшая классная руководительница Зои. - Вы несправедливы, и это даже не похоже на вас, Шура. Девушка она хорошая, серьезная. И не всегда ей легко… Чистый, мужественный, прямой человек.
- Человек - возможно, но не педагог, - отвечал Александр Львович.