Через несколько дней вице-директор академии поэт Ржевский сам посетил мастерские и улыбался прелюбезно. Была внезапно получена из кабинета ее величества бумага, и в академической канцелярии спешно вытаскивали из шкафов запылившиеся прошения Кулибина.
- Вот, Иван Петрович, сетовали вы на медлительность канцелярии. А мы в неустанных заботах о вашем начинании. Хлопотали. И ныне порадовать могу: на строение модели государыня повелела выдать тысячу рублей. Желаю успеха.
Кулибин молча поклонился. Он знал: в успех вице-директор вовсе не верил.
Начались заботы строительные - добрых плотников найти да сухой лес, заказать мастерам болты с шайбами.
И проверить расчеты.
Леонард Эйлер, преславный математик, физик и астроном, был доволен изготовленными в мастерских приборами. При новом смотрителе стали возможны заказы, прежде немыслимые. Однако Кулибина ученый знал мало. Обычно при встречах лишь произносил несколько любезных слов, отвечая на поклон, и улыбался сухими узкими губами.
Все же Кулибин решился просить Эйлера - проверил бы средствами математическими его решение, найденное опытом: сколь сильно надо нагрузить малую модель, чтобы судить о тяжести, какую способен выдержать строенный по образцу той модели большой мост. И вручил академику свой расчет.
Эйлер согласился: задача была любопытна, ею стоило заняться. Не заглянув в мемуар Кулибина, Эйлер стал искать метод расчета. А нашедши его, вывел общее правило для испытания моделей мостов. Тогда только он взял листки Кулибина. Модель строится в десятую часть натурального моста. Эйлер подсчитал. Ежели модель выдержит тяжесть вдесятеро бóльшую собственного ее веса, то мост, по такой модели строенный, без сомнения годен.
- Что у господина механика получилось?
Эйлер перевернул листок, взглянул на конечные цифры и удивился:
- О, наши выводы вполне сошлись!
Тогда он внимательно прочитал всю записку. Опыт Кулибина был мудро задуман и умело выполнен, и великий ученый подумал, что, быть может, в смотрителе мастерских академия нежданно обрела гения.
А модель пока строилась на обширном дворе мастерских, в особом сарае. На зиму Кулибин распорядился поставить в сарае печи, чтобы дело шло быстрее и работные люди не мерзли. Ночами модель сторожили караульщики - не растаскали бы на дрова.
Материала надобно было много - за одни лишь болты для скрепления деревянных брусьев плачено более тысячи двухсот рублей. Отпущенные императрицей деньги разошлись сразу, и строение модели Кулибин производил на собственный кошт, урезывая во всем себя и семью, покупая материал часто в долг и уплачивая работным людям из своего академического жалованья.
Между тем явилось осложнение вовсе нежданное. Испанский офицер в русской службе капитан Иосиф де Рибас представил в академию проект и малую модель моста через Неву, перекинутого аркой с берега на берег, - замысел, отчасти подобный кулибинскому.
Обычную медленность рассмотрения проектов на сей раз пришлось вовсе оставить. Де Рибас был человек придворный и первым вельможам приятель. Прежде представления в академию была модель доставлена в Зимний дворец и при удобном случае показана императрице. Академии наук было велено дать отзыв.
Назначенная для того комиссия собралась с Эйлером во главе. Предположения господина де Рибаса нашла комиссия разумными. Однако при испытании модель не выдержала груза и вчетверо менее рассчитанного - рассыпалась. Не отказывая автору в обильных похвалах, комиссия признала, что по представленной модели мост через Неву строить нельзя.
Впрочем, де Рибас тут же сообщил, что у него готовы чертежи другой модели, несравненно лучшей. И принялся с великой поспешностью строить вторую модель.
У Кулибина же на Волковом дворе работа шла толчками - то дотемна визжали пилы, стучали молотки, то все затихало: не было денег на покупку нужных для строения припасов. Но все же дело близилось к концу.
И вдруг в академии переполох: пожаловал внезапно сам Потемкин. Да не в Конференцию, а прямо в Седьмую линию, на Волков двор. С поспешностью собрались академики. Низкими, придворными поклонами приветствуя вельможу, старались угадать, зачем приехал. Григорий Александрович обвел всех глазами и огорошил академиков вопросом, вовсе нежданным:
- Кулибин где?
Побежал курьер в мастерские. Кулибина там не нашли. В тот день Иван Петрович рано поднялся к себе - собрались близкие к обеду. Не успел запыхавшийся курьер, ворвавшись в столовую, сообщить о прибытии Потемкина, Григорий Александрович сам пожаловал в квартиру.
- Да у тебя, никак, гости?
Кулибин поклонился:
- Я нынче именинник.
- Что ж не позвал меня? Давай вина, поздравить хочу.
Выпив рюмку, поцеловался с Кулибиным.
- Показывай модель. Приехал мост твой смотреть.
Спустились в сарай. Плотники застыли с молотками в руках, глядя на пышно разодетого вельможу.
Потемкин взобрался на модель, потопал ногами - прочно ли.
- Что говорят в академии?
- Господин Эйлер одобрил исчисление прочности моста. Однако многие почитают мой опыт забавным.
Потемкин обернулся и поглядел на провожавших его академиков:
- Не погодим ли забавляться?
С тем и уехал.
А дело с мостом вскоре и вовсе запуталось.
Господа академики
Меж академиками было несогласие. И у господина Домашнева, директора академии, - досадные хлопоты. Горячился Румовский. Обходительнейший Эйлер улыбался загадочно и советовал сыну, секретарю академического собрания, соблюдать дипломатическую осторожность. Профессора Лексель и Крафт были в сомнении - разводили руками.
И все из-за господина де Рибаса, представившего-таки вторую модель.
Она и впрямь была лучше первой - в даровании и остроумии замысла капитану отказать было нельзя. Однако оставались сомнения. А императрица справлялась, а фельдмаршал князь Голицын дважды писал в академию, требуя рассмотреть модель и отзыв дать без промедления. Подразумевалось: благоприятный отзыв.
Нагрузку по правилу, выведенному Эйлером для Кулибина, новая модель де Рибаса при первом испытании выдержала. Но было что-то сомнительное в расположении бревен, положенных для нагрузки на модель. Выходило, пожалуй, что часть бревен не нагружала мост, а сама была как бы опорой для остального груза, сверху положенного.
И отсюда недоверие, и отсюда споры. Дать отзыв окончательно благоприятный было невозможно. Сомнения же академиков могли вызвать неудовольствие двора, где нынче де Рибас был в моде.
А между тем Кулибин сообщил, что его модель готова и он просит ее испытать.
Вынести решение о модели де Рибаса, не испытав кулибинской, - несправедливо. На том настаивал Румовский, с тем согласился Эйлер. У прочих членов комиссии были к тому же и мысли посторонние: конечно, де Рибас в чести, однако не след забывать, что Кулибина посетил Потемкин, тем заявив свой интерес к творению механика.
Заключение по модели де Рибаса сочинял Эйлер сам - и с превеликой хитростью. Пространно выразив многие похвалы строителю модели, академик отметил: при исследовании столь больших сооружений следует быть особо придирчивым, а потому надлежит произвести второе испытание. Румовский подписать заключение отказался, сочтя модель вовсе сомнительной.
На втором испытании господа академики сами указывали, как расположить груз на модели. И она прогнулась. А прогнувшись, через малое время и вовсе рухнула. О том сообщила комиссия в отчете туманно и отменно любезно; неосторожно клали груз, модель получила боковой удар, и, быть может, потому потерпел неудачу опыт. Однако же окончательно судить о доброкачественности модели пока еще невозможно.
Тем и кончилось.
А через месяц, декабря 27 дня 1776 года, та же комиссия собралась на Волковом дворе свидетельствовать модель механика-художника господина Кулибина.
Иван Петрович знал, что Эйлер будет строг, быть может, придирчив, но справедлив. Найдет модель надежной - так и скажет. Румовский не раз Кулибина поощрял и недоволен был похвалами де Рибасу, считал их криводушными. Ждет Румовский испытания с интересом. Прочие члены комиссии - академики и адъюнкты - все ученики Эйлера. Доброжелательны же будут, пожалуй, не все, ибо затеей механика многие недовольны.
Кто есть Кулибин? Школы научной не проходил, в дисциплинах теоретических слаб, а прямее сказать - вовсе невежествен. Строение же мостов требует знаний высоких. Выполнение смотрителем мастерских дела, перед которым Лондонская академия стоит в недоумении, весьма сомнительно.
Задорный Эйлер наизусть знал, о чем размышляют господа члены комиссии, собравшись на Волковом дворе, и поглядывал на них иронически. Он думал: "Расчеты правильны - следовательно, успех несомненен. Впрочем… взаимодействие сил, действующих при нагрузке тяжести на модель, может оказать вовсе нежданные чудеса. Но гений, чутье, но неусыпный труд механика! Вот с чего надобно счет начинать - об этом иным академикам, кажется, неугодно помнить. Могут просчитаться!"
Кулибин подошел к членам комиссии:
- Весу в модели, как вам ведомо, триста тридцать пудов. Строена она в десятую часть натурального моста. По опытам, мною сделанным, и правилу, выведенному господином Эйлером, надлежит модели выдержать тяжесть вдесятеро большую ее веса - три тысячи триста пудов. Вес железа, привезенного для кладки на мост, господами адъюнктами академии проверен.
Работные люди быстрым шагом, чтобы не задержать лишнее время господ академиков, носили железные части на модель.
Тысяча пудов. Мост стоит. Академики пошучивают:
- Два моста изъездили, третий доезжаем.
Это вспоминали они о моделях капитана де Рибаса.
Две тысячи пудов. Мост стоит. Академик Лексель пошучивает:
- Этак скоро Кулибин нам лестницу на небо построит!
Эйлер не смеется. Ждет напряженно.
Догружают третью тысячу пудов. Академики поеживаются от холода - с утра на морозе стоят, а близок обед. Однако больше никто не шутит. Рассматривают модель. Кулибин беседует с академиком Румовским.
- Корабли под мостом смогут проходить и с высокими мачтами, разводить его не потребуется. Несмотря на то, проезд по мосту рассчитан без неудобной крутизны. Проезжая дорога по мосту идет не по верху арки, а внизу, по настилу. Начало же въезда на мост - без малого на сто сажен от реки. И потому подъем полог, не затруднителен.
Три тысячи триста пудов положены на модель. Полная тяжесть.
Кулибин подозвал рабочих, велел собрать со всего двора остатки железа и перенесть на мост сложенный в углу кирпич - еще пудов пятьдесят. Не рухнул мост, не погнулся.
Прозрачное, легкое строение похоже на затейливую игрушку. Однако тяжесть оно держит нешуточную.
Кулибин неторопливо поднимается на мост. Широким жестом приглашает взойти членов комиссии. Эйлер, тогда уже полуслепой, забыв о старости, первым шагает на мост, пробираясь между штабелями железа и кирпича. За ним следуют члены комиссии.
Эйлер кланяется Кулибину:
- Радостно видеть, что верные исчисления ваши принесли желаемый успех. Поздравляю вас с отличным художеством! - И, ехидно поглядывая на недавних шутников, добавил: - Вам остается, господин Кулибин, оправдать пророчество. И впрямь не построите ли нам лестницу на небо?
Кулибин позвал на мост и работных людей. Словно торжественной процессией - Кулибин с Эйлером впереди - проходят мост из конца в конец господа академики, господа адъюнкты и за ними строители модели.
Орлиным был замысел - победно свершение.
Однако испытание не считалось конченным. Всю тяжесть оставили на модели, а под средину ее подвесили на веревочках гирьки. Расстояние от гирь до земли вымерили, чтобы знать, не осядет ли мост.
Двадцать восемь дней приходили проверять - мост не осел.
Заключение диктовал в академической канцелярии Эйлер: проект правилен, строить через Неву мост длиной сто сорок сажен по замыслу Кулибина можно. Под заключением подписались все члены комиссии, и было представлено оное императрице. Екатерина приказала передать Кулибину ее монаршее благоволение. И велела вдобавок к прежней тысяче за постройку модели выдать изобретателю еще две тысячи.
На строение же модели издержал Кулибин более трех тысяч пятисот рублей. И те пятьсот рублей убытку были всей его наградой.
Потемкин хоть с де Рибасом дружил, а посмеивался:
- Русский-то мост покрепче гишпанского вышел!
И хлопотал, чтобы царица еще чем-нибудь наградила механика.
Подумав, прислали Кулибину особую медаль на голубой ленте. Давала медаль не очень-то нужную Ивану Петровичу честь: свободный вход во все собрания дворян.
О строении же моста по опробованной академией модели речи не было. Дошел до Кулибина слух, будто императрице архитектурный вид моста не понравился. Царица сомневалась, послужит ли мост к украшению столицы.
Пришла весна, и снова глядел Кулибин на бедственные приключения петербургских жителей, с великим страхом переходивших Неву по некрепкому льду. Гибли люди, как в прежние годы. И то был убыток поважнее пятисот рублей.
Потехи
На празднествах весенних и летних непременным развлечением были фейерверки. Празднеств же было много - и при дворе и у вельмож.
Фейерверки шли по ученой части. Готовили их академики. Составляли аллегорические фигуры из разноцветных огней и ракет, сочиняли приличные случаю стихи. Занимался в прежние времена фейерверками, хотя без особой охоты, и сам Ломоносов.
Механический художник Кулибин, славный выдумщик, мог пригодиться для забав двора. Надлежало поручить ему фейерверки.
Во время публичного собрания - праздновали пятидесятилетие Академии наук - показал Кулибин первую свою картинную иллюминацию.
Двор не ошибся: и здесь Кулибин поступил своеобычно. Невелик был бы труд по описанным образцам составить пороховые смеси для ракет и огненных фигур, взлетавших в небо. Да это уж видано.
Кулибин искал новые составы, завел тетрадь для записи опытов. Делал он огни разноцветные из инбиря, шафрана, из змеиной крови. А для иллюминаций комнатных приготовил особые составы на спирту.
Но то еще не было диковиной. А слава великого искусника пошла с того, что применил Кулибин для ночных и комнатных иллюминаций свои оптические опыты.
На академическом празднике трудами Кулибина представлено было в воздухе сияющее солнце. И - чудо: по небу пронеслась фигура греческого бога Аполлона.
Свеча, оптические зеркала, резанная из картона фигура Аполлона да механические устройства, чтобы луч света, усиленный и отраженный зеркалами, перенес изображение Аполлона на облака - вот что придумал для иллюминации Кулибин.
И с той поры фейерверки поручали ему постоянно.
Был почет, была слава, да не радостная. Сгорает фейерверк, сгорает и труд, на него положенный. А пользы обществу от того труда не проистекает нимало. Это Ивану Петровичу горько.
Стоит модель моста на Волковом дворе. Зимой вырастает на модели снежный холм, летом поливают ее дожди, сушит солнце.
О строении же моста через Неву-реку молчит императрица, молчит и Потемкин.
Приходил к Кулибину Николай Фус, один из членов комиссии, свидетельствовавшей модель. Принес письмо, полученное из Базеля от славнейшего механика и математика Даниила Бернулли. О кулибинском мосте ему писал Фус. Бернулли был удивлен, как выдержала модель огромную тяжесть. Писал, что чистой теории для выполнения таких работ мало - невозможно исчислить все обстоятельства, которые должны быть приняты в расчет. Приходится работать ощупью, обращаться к врожденной сообразительности. В этом признает Бернулли некое преимущество Кулибина-строителя над теоретиками.
"Великий мастер" - так назвал в своем письме Бернулли смотрителя академических мастерских. И это было радостно.
На Волков двор всякий день и в немалом числе хаживали любопытные - поглядеть модель. Справлялись, когда мост начнут строить. Вопрос был безответен - великий мастер сочинял иллюминации и фейерверки.
Искал, как бы забаву обратить на пользу обществу. И нашел.
Применив для картинных иллюминаций игру света, рожденную зеркалами, Кулибин приметил, как много могут усилить зеркала малый свет. Он сочленил десятки небольших зеркал - и представил, к великому удовольствию двора, невиданный фонарь. О том сообщали "Санкт-Петербургские ведомости":
"Санкт-Петербургской Академии наук механик Иван Петрович Кулибин изобрел искусство делать некоторою особою согнутою линиею составное из многих частей зеркало, которое, когда перед ним поставится одна только свеча, производит удивительное действие, умножая свет в пятьсот раз противу обыкновенного свечного света… Оно может поставляться и на чистом воздухе в фонаре: тогда может давать от себя свет даже на несколько верст, также по мере величины его… Изобретатель имел счастие 11 сего месяца представить таковое зеркало ее императорскому величеству и в ее высочайшем присутствии произвесть разные опыты действия оного. Галерея на 50 сажен была освещена сим зеркалом посредством одной только свечи… Сие же изобретение рассматривано и свидетельствовано было в общем Академии наук собрании, и по рассмотрении отдана всеми должная справедливость умопроизведению почтенного господина Кулибина".
Еще ни одно изобретение академического механика не имело такого успеха. О Кулибине говорили. Императрица богато его наградила.
Славный поэт Гавриил Державин сочинил басню о кулибинском фонаре и в "Записках" своих отметил особое его свойство. Сей фонарь "…производит чрезвычайный свет вдали горизонтальною полосою, но, чем ближе подходишь, свет уменьшается, и, наконец, у самого фонаря совсем темно".
Отбою не было от заказов. Вся столичная знать требовала кулибинские фонари - их ставили на кареты для освещения пути.
Была слава, в доме завелись деньги, и это было совсем не то, ради чего трудился великий мастер. Умопроизведение господина Кулибина опять пошло на забавы. А он пытался показать, что фонарь годен для дела. Выставил его как-то в окне своего дома и осветил набережную на Адмиралтейской стороне - по другую сторону Невы.