Он остановился, удивленно заморгал: речка, белые облака, рыбаки.
- Почему удочку не взял? - крикнул Васька. - Плотва идет!
Васька был одним из тех, кого он хотел обыгрывать в "расшибалку" со своим рублем с двумя "решками". Васька был друг.
- Чего молчишь, как вяленая рыба?
- Сам ты вяленый! - ответил он, не зная, куда деть исковерканный рубль.
Васька был друг. И все, кто играл с ним в "расшибалку", были друзья.
"Фальшивомонетчик ты, вот кто! - вынес он себе приговор. Самый настоящий фальшивомонетчик".
Скользкое, противное слово залило краской лицо. Он съежился и… швырнул монету в реку.
- Ты что, псих? Плотва же идет!
- Да ладно тебе. Покажи!
Васька гордо кивнул под ноги:
- В бидоне. Зря удочки не взял.
В бидоне скучали пять пескарей и две плотвички.
- Хочешь, полови. А я пойду песчаника накопаю. Вон туда, поближе к осоке закидывай.
Славка взял удочку, щелкнул поплавком по рыхлому облаку, плавающему в реке, и вздохнул.
Злые и жадные
- Ты с ними осторожней. Они, глухонемые, как черти, - сказал дядя Витя, когда в квартиру въехала семья глухонемых.
Он был добрый человек, один раз даже в баню взял Славку. Но глухонемая тетя Варя и ее глухонемой муж дядя Коля никогда не злились на него. А их дети! Они слышали и говорили нормально! Не заикались, не шепелявили, не картавили. Вдобавок, Вовка, их старший сын, был мировой пацан. Он ничего не жалел. Корку черного натрет чесноком - оставит. Пистолет шпоночный смастерит - поможет. Крючки на пескаря раздобудет - даст один…
- Злые они, - твердил дядя Витя, а Славка не знал, что и сказать: ему и в баню хотелось, и Вовка обещал научить его рисовать.
Рисовал Вовка, как настоящий художник. Особенно получался у него окруженный кустарником дом под луной обязательно с электрическими проводами через реку, пересекающую холмистое поле. Вовку хвалили, и Славке тоже захотелось научиться рисовать.
Но у него даже луна не получалась. Тогда он попросил Вовку, тот обещал помочь, "когда будет время". Славка ждал-ждал, устал ждать, чуть не поверил дяде Вите, свалив Володькину вредность на его глухонемых родителей, как вдруг однажды мама обрадовала его:
- Тетя Варя сказала Вовику. Он сегодня поучит тебя.
Славка ликовал, разглядывая во все глаза, как мама точит карандаши, как летят на газету разноцветные стружки. Наконец вошла тетя Варя. Мама "выслушала" ее, повернулась к сыну:
- Иди, он ждет тебя.
Вовка уже творил свою знаменитую картину.
- Никогда так не получится, - удрученно хмыкнул ученик.
- А ты не спеши, - быстрыми штрихами мастер набросал в альбоме контуры первой Славкиной работы. - Понял, как надо?
- Да! - задрожал от волнения ученик и, мотая головой от Вовкиного листа к своему, стал копировать движения мастера, мимику и, как ему казалось, линии на бумаге.
- Неплохо, - повторил Вовка и вновь "подкорректировал" ластиком и карандашом Славкин рисунок, поясняя при этом. - Сильно не нажимай, так стирать легче.
После очередной правки Вовка одобрительно вздохнул:
- Кажись ничего себе. Теперь закрашивай. Вот как это делается.
Славка был счастлив: получились у него дом, луна и даже кусты!
- Очень хорошо! - поразилась мама, а тетя Варя подняла большой палец и мыкнула "Мы-мы-мы!"
Успех окрылил. Несколько дней Славка честно пытался стать художником, но приехал из командировки дядя Витя, увидел его творение и вынес суровый приговор:
- Вовкина работа.
- Он сам рисовал, - учитель нахмурил брови и понес горшок сестренке.
- Так я и поверил, - усмехнулся знаток жилпоселовской живописи и добавил. - Не тушуйся. Картины малевать могут не все. А с ними ты осторожней. Злые они все и жадные.
"Ничего они не злые. И не жадные", - подумал Славка, но спорить не решался, боясь, как чистописания, старого корыта, в котором купала его мама каждую субботу.
А время шло, внося в жизнь поселка радостные и грустные перемены: вдруг глухонемые купили дом в деревне Киселихе и как-то внезапно переехали туда. Славка даже не попрощался с Вовкой, из-за чего долго переживал. Зато дядя Витя радовался:
- Во жадюги! Домину купили - шутка ли сказать. Ладно в субботу пойдем в баню. Все двойки твои отмоем.
Но вскоре дядя Витя (тоже как-то внезапно) получил квартиру, и в его комнату въехали новые соседи. Они понравились Славке, хотя о старых он помнил долго. Ему даже сны снились о том, как он в бане учится рисовать дома и провода. Снилось ли что-нибудь такое маме не известно, но как-то утром она сказала:
- Пойдем в Киселиху? С Вовиком встретишься.
- Ура! Киселиха!
К деревне они подошли в полдень. Мама долго расспрашивала местных о глухонемых, а Славка искал "домину", которую те отхватили. Наконец какая-то старушка указала дорогу:
- Вон туда ступайте. Аккурат, последняя изба.
Миновав домины, дома, домики, они вышли в поле, которое начиналось сразу за кособоким бревенчатым сараем.
- Нам сюда кажется, - мама шагнула к калитке, а когда их впустили в низкое помещение, и Славка увидел радостную тетю Варю, которая приветливо потянулась к его голове, ему стало стыдно - почему же он не поспорил с дядей Витей?!
Хозяйка усадила гостя за стол, поставила перед ним стакан с варенцом и "затараторила" с мамой.
Варенец - вещь вкусная! На поселок часто приходили старушки из соседних деревень. Они "заламывали" цены, но в дни "получки" мама покупала Славке варенец.
- Вовик поехал на футбол, - "перевела" мама. - Он пятый класс без "троек" закончил.
- У-у! Зря только шел в такую даль.
Но тетя Варя не дала Славке разгруститься, поставив на стол еще один стакан с варенцом и большую кружку компота.
"Совсем они не жадные!" - думал Славка, поглядывая на женщин, пытаясь понять о чем они "говорят".
"Ух ты! - удивлялся киселихинский обжора. - Они оказывается слышали и говорили! А потом ушли на фронт: она - санитаркой, а он - автоматчиком. Вон показывает, как раненых таскала.
А тут дядю Колю ранило, она его на волокуше тащила, бомба трахнула, оглоушила их - вон показывает взрыв".
Тетя Варя, действительно, говорила о сражениях - это любому ясно. "Пух-пых!" - помогала она себе тяжелым непослушным языком, и взлетали мягкие руки, сердились выразительные глаза, надувались щеки, корчился рот, складывались в трубочку губы. Как злилась она на врага, как понимал ее гость, как ругал себя! "Они воевали, а я не мог поспорить!"
По пути домой он решил: "Встречу дядю Витю, все ему расскажу и ребятам расскажу, как они воевали".
Некоторое время шли они молча, но за деревней Славка спросил:
- Мам, а у них медали есть?
- Не знаю, сынок, может и есть.
- А как их оглоушило, расскажи!
- Как оглоушило? - мама даже остановилась.
- Ну, тетя Варя рассказывала.
- А! Это она про пожар. Напарник у дяди Коли (они на ферме работают) напился, уснул, папироска упала, от нее все загорелось. Дядя Коля рядом оказался, пожар затушил и дядьку того спас. Премию ему дали, они Аленке пальто купили, а про медаль…
- А, что же они, не воевали?
- Они же глухонемые, сынок, откуда ты взял?
Вернулись они на поселок вечером. От двухэтажек, людей и даже кошек расползались длинные тени, устало зудели комары, было жарко. Хотелось варенца. Но еще больше хотелось рассказать мальчишкам о Киселихе и о том… как фашисткий снаряд оглоушил дядю Колю и тетю Варю.
Рыбка плывет, назад не отдает
Первый снег выпал точь-в-точь на Покров день - так бабка Васена сказала, сменив скрипучую метлу на скребок, лопату на метлу, но лучше бы он вообще не выпадал: из-за него все получилось!
Как-то утром Колька предложил:
- В "расшибалку" сыграем?
- Сейчас не могу, - ответил Славка. - Васька долг отдаст, девяносто копеек, тогда сыграем.
- Ха, держи карман шире! - звякнул Колька мелочью в кармане серого пальто.
- Как это?! - удивился Славка от неожиданности.
- А так! Рыбка плывет, назад не отдает!
- Ну ты тоже скажешь - он же должен!
Колька снисходительно отмолчался - так он был уверен в себе, а Славке ничего не оставалось, как ждать вечера.
"Сегодня не могу, завтра отдам", - сказал вечером Васька, и началось.
Утром по пути в школу, днем - на переменках, вечером - на поселке Славка постоянно натыкался на острые Колькины глаза и слышал его упрямый голос: "Ну, что я говорил! Рыбка плывет, назад не отдает!" А Васька каждый день повторял: "Сегодня не могу, завтра отдам!"
И вскоре все жилпоселовские мальчишки и девчонки узнали о Колькиной рыбке - она стала любимым лакомством их языков.
- Рыбка плывет, назад не отдает! - кричали они за доминошным столом и на волейбольной площадке, в кукольных квартирах и песочницах, у голубятни Логачева и у ИЖака Леньки Афонина, который ремонтировал движок своего быстроногого друга.
- Рыбка плывет, назад не отдает! - вонзалось стрелой в Славкино сердце, а Васька каждый вечер повторял: "Сегодня не могу, завтра отдам".
И вот это "завтра" само пришло.
Славка встал с постели, посмотрел в какое-то ненормальное (как будто его всю ночь мыли) окно и обомлел: белым пухом покрыты были асфальт и песочница, крыши сараев и доминошный стол, деревья с редкими желтыми листьями и подоконники.
- Ура, зима! - побежал он на улицу.
- Привет! - встретил его у подъезда Колька, по-хозяйски разгреб ногой легкий снег и показал кивком головы на тонкую, жесткую пленку льда. - Смотри, какой асфальт!
- Уже можно играть, - понял его Славка.
- Соберутся все, сыграем. Я клюшку купил в "Спартаке". Вещь!
Колька важно сплюнул, а Славка также важно пробурчал.
- Васька сегодня деньги отдаст, и я завтра после школы тоже поеду в "Спартак". Мамка разрешила.
- Так он тебе и отдал! - невозмутимо произнес Колька. - Я же говорил, нужно было сразу четко действовать. Сказал бы ему: "Или давай деньги, или по шее получишь", - отдал бы, как миленький. Или бы по шее получил.
- Да ну… - хотел возразить Славка.
- Вот и иди со своим "да ну" ко дну, - передразнил Колька. - Так хоть бы по шее ему дал, а то вообще ничего.
Этот вариант Славку совсем не устраивал: он и драться с Васькой не хотел и деньги терять - тоже.
- Что ты с ним не сладишь, что ли?
- Почему это?
- А, что ж ты тогда?
- Да это…
- Дай ему в рыльник - за свои же деньги!
Славка не знал, куда деться от быстрых Колькиных глаз, от солнца, которое стреляло со всех окон яркими лучами и давило на плечи предательским теплом. В это время вышел сам Васька, как-то несмело крикнул: "Привет, мужики!" и направился к сараям. Славка лишь грустно вздохнул, подумал о клюшке, но промолчал. А Колька тут как тут со своей рыбкой.
- Рыбка плывет, назад не отдает! Иди скажи ему.
- Да нет у него сегодня! - отчаялся Славка.
- И никогда не будет. А так хоть в шнобель ему дашь, пусть в следующий раз знает.
Слушать Кольку было не возможно: его упрямая вера била по мозгам. И Славка поплелся по мягкой, запушенной снегом траве к Васькиному сараю, из которого доносился резкий шорох рубанка.
Шагов тридцать он прошел, но взмок, как после десятичасового хоккейного мачта. А тут еще снег попал в ботинки - противно! И поскользнулся он у самого сарая - чуть не грохнулся!
И девчонки с санками хихикнули - откуда только взялись!
А Ваське хоть бы что - жиг-жиг своим рубанком, жиг-жиг. И молчит, как будто это ему деньги должны.
- Ну ты, здорово, - сказал Славка, хотя еще несколько секунд назад хотел сказать: "Чего, клюшку чинишь?"
- Привет, - в тон ему ответил столяр, а по "сарайной улице" дохнуло прохладным ветром: жесткие струи его неприятно шевельнулись под воротником расстегнутого пальто.
Что говорить дальше, Славка не знал. А Васька спокойно жигал своим рубанком: скрюченная стружка весело летела во все стороны.
- Отдашь деньги-то? - спросил наконец Славка.
Жиг-жиг рубанком по дереву. Славка, сжав губы, посмотрел на ботинки - две бледные стружки лежали на них, впитывая влагу первого снега.
- По шее хочешь получить?
Еще пара стружек упала на ботинки под упрямое жиг-жиг. Он стряхнул стружку:
- А то в нос дам.
Васька на это ноль внимания, фунт презрения. Славка застыл в дверях, как статуя, боясь пошевельнуться, боясь услышать спиной визгливое: "рыбка плывет, назад не отдает!"
- Ну, что молчишь-то? Выйди сюда, - буркнул он.
- А мне и здесь хорошо.
- Выйди, сказал.
Васька не вышел, но отложил рубанок и шагнул к двери.
- Не отдашь, по шее получишь.
- Ну и что такого?
Это было уже слишком! Славка аж моргнул от удивления.
- Ща врежу, точно, - сказал он, и, увидев, что Васька опять на это ноль внимания, сунул кулак (да не кулак, а вяло сложенную ладонь) в приоткрытую дверь. - На тебе, чтоб знал.
Васька вновь промолчал, и только ветер хмыкнул дверью, да ударила крылом ворона прямо над головой.
Славка развернулся, вышел на солнце и потопал по своим же следам к Кольке.
- Сейчас все растает. Видишь, как солнце печет, - сказал тот и заинтересованно спросил. - Отдал? А врезал?
- Угу, - сказал Славка. - Пойду домой. Снег в ботинки попал. Противно.
Он пришел домой, снял ботинки, поставил их на батарею, сменил носки и сел на диван. Долго сидел. Может быть даже вздремнул - чего никогда раньше за собой не замечал.
Но вдруг очнулся - сидеть надоело, подошел к окну и не узнал свой поселок: размокло все, разжижело, грязь да грязь кругом. Кто-то ударил дверью сарая, звякнул замком. Славка испугался, отошел к дивану: вдруг это Васька со своей чиненной клюшкой.
- Этот снег дурацкий, - вздохнул он и сел на диван.
Через несколько дней от первого снега не осталось и следов. Опять сухая, колючая, ветристая осень загуляла по поселку, развесив по холодному небу свое серое тряпье. Противная была та осень! Дома сидеть надоело. В школу ходить не хотелось: трудно было скрывать от одноклассников, что они с Васькой в ссоре. И гулять не тянуло.
Бабка Васена опять взяла метлу и зло шмыгала ей по утрам еще целых две недели!
Потом пришла зима. Настоящая, морозная, со скрипом!
И в первом хоккейном матче Васька и Славка, игравшие в одной команде, забросили по шайбе и напрочь забыли про первый снег, который выпал как раз на Покров день.
Алфизики
Жилпоселовский люд готовился к пасхе. Женщины пекли куличи, красили яички. Мужчины метались между погребами и магазинами, истязая себя "репетициями". Дети мечтали о крепких яичках, которые никто бы не смог разбить. Праздник объявился неожиданно: вчера его не было, и вот на тебе - Пасха!
- Христос воскрес! Воистину воскрес! - только и слышно кругом.
Славка и Сашка сидели на кухне печальные: яички у них московские, магазинные - слабые, не то что у Игоря: его бабушка специально чем-то откармливает куриц под Пасху, чтобы скорлупа была крепче.
Славка ушел в комнату, уставился в стопку книг на столе, читая без интереса: "Алгебра, история, физика…" И вдруг.
- Физика! - крикнул и выбежал на кухню.
Там ели Сашкины родители.
- Сейчас все будет отлично! - возвестил Славка. - Я еще вчера хотел да забыл.
- Чего хотел? Зачем керосинку зажигаешь? - навострил ушки Сашка.
- Физика, понимаешь! Это не какая-то бабушка, это - наука!
Славка поставил на керосинку кастрюлю с водой, убежал в комнату. Сашка - за ним:
- Ты чего хочешь? Скажи! Я никому - могила.
- Мы скорлупу закалим, понял? Она станет крепче камня.
- Как закалим? - Сашка ничего еще не знал о закалке яиц.
- Очень просто! Сначала в кипяток, потом в холод. Раз двадцать, чтобы прочнее было.
- Ух ты!
Дядя Леша, Сашкин папа, узнав об эксперименте юных физиков, от смеха чуть не опрокинул стопку с водкой:
- Ученый мне нашелся. Яйца вздумал калить!
- Это не я, - спокойно отреагировал на дяделешин пессимизм жилпоселовский естествоиспытатель. - Так в книге написано.
Что писалось в книгах о закалке яиц дядя Леша не знал, но Славкина уверенность насторожила его. Он выпил водку, молча закусил.
- Закипает! - улыбнулся Славка, а дядя Леша, отложив вилку, блаженно закурил "беломорину".
- Вот, Сашка, учись. Выучишься, будешь яйца на керосинках калить, - сказал он, но теперь в его голосе было больше неуверенности, чем спеси.
- Кипит! - важничал Славка. - Теперь наливаем в ведро холодной воды, берем половник и…
Грозно булькала вода в кастрюле, удивленно корчился Сашкин нос, покрылся потом одержимый физик. С неистовостью настоящего ученого - экспериментатора Славка переносил в обыкновенном половнике из обыкновенной, даже не эмалированной кастрюли московские яйца в ведро с холодной водой и через несколько секунд закладывал их обратно в кипяток. Он дерзал. Мысль работала четко.
- У, черт! Вода-то в ведре нагревается! - понял он вовремя.
- Ха, физики нашлись! - дядя Леша сменил папиросу.
- Под проточную воду надо! - сообразил Славка. - Под кран.
Эксперимент продолжался.
- Уже пятнадцать раз. Может, хватит, Славка!
- Чем больше, тем лучше. Как ты не понимаешь?!
- Ой, что вы тут устроили?! Потоп целый! - вернулась из магазина Славкина мама.
- Я все уберу, - отмахнулся сын. - Не волнуйся.
- Двадцать девять раз. Ух, сейчас будет, - сказал Сашка голосом человека, отправляющего ракету на какой-нибудь Марс.
Дядя Леша нетерпеливо засопел. Сашкина мама вышла на кухню в новом сером пальто, отругала мужа:
- Ты долго будешь курить? Люди ждут.
- Иду - иду, - дядя Леша одел плащ, вернулся к мальчишкам.
Все молча склонились над яичками - словно бы в ожидании чуда.
- Попробуем! - загорелся детским огнем Сашкин отец.
- Давайте! - гордо принял вызов Славка.
- Только точно бей, не в бок! - позаботился дядя Леша, с тревогой в глазах протянул в большом кулаке маленькое яичко.
- Не бойтесь, - Славка ударил точно в "носик".
- Ого-го! Вдребезги! - загоготал победитель.
- Подумаешь, - не сдался Славка. - В таких условиях ничего толком не закалишь. Суп-то варится полдня.
Дядя Леша ушел, не победив, - сказать ему на это было нечего.
- Ой, Слава, совсем забыла! - крикнула мама. - Иди сюда.
- Ну что еще?
- Да вот же! Тетя Настя угостила, ей из деревни привезли. Саше дай одно. Смотри, какие большие. А вкусные, наверное.
- Ух ты! А носик какой острый. Ма, я на улицу, ладно?
- Ступай - ступай.
За Игорем по поселку бродили мальчишки. Яичек у них уже не было: они, побитые, оттягивали карманы счастливчика, важного, как индюк. Он не знал, почему Славка и Сашка так спешат к нему.