- Это не я вздумал, - спокойно отреагировал на дяделешин пессимизм жилпоселовский естествоиспытатель. Так в книге написано.
Что писалось в книгах о закалке яиц, дядя Леша, электрик на конфетной фабрике, не знал, но Славкина уверенность насторожила его. Он выпил водку, закусил.
- Закипает! - улыбнулся Славка, а дядя Леша, отложив вилку, блаженно закурил беломорину.
- Вот, Сашка, учись! Будешь яйца калить на керосинках, - сказал он, но в его голосе было больше неуверенности, чем спеси.
- Кипить, - важничал Славка. - Теперь наливаем в ведро холодной воды, берем, например, половник и…
Грозно булькала вода в кастрюле, удивленно корчился Сашкин нос, покрылся потом неудержимый экспериментатор. С неистовостью настоящего ученого Славка переносил в обыкновенном половнике из обыкновенной кастрюли магазинные яйца в ведро с холодной водой и через пару секунд закладывал обратно в кипяток. Он дерзал. Мысль работал четко.
- Вода в ведре нагревается, - понял он вовремя.
- Ха, деловые мне нашлись, - дядя Леша сменил папиросу.
- Под проточную воду надо, под кран! - сообразил Славка.
Эксперимент продолжался.
- Уже пятнадцать раз, может хватит, Славка?
- Чем больше, тем лучше, как ты не понимаешь?!
- Ой, что вы тут устроили? Потоп целый! - вернулась из магазина мать Славки.
- Я уберу, не бойся.
- Двадцать раз. Сейчас будет, - сказал Сашка голосом человека, отправляющего ракету на какой-нибудь Марс, а то и дальше, а дядя Леша нетерпеливо почему-то засопел.
Сашкина мать вышла на кухню в новом сером пальто, отругала мужа:
- Долго ты будешь курить, люди ждут.
- Иду-иду, - он надел нехотя плащ, но вернулся на кухню, загорелись детским огнем глаза электрика. - Попробуем, физики?!
- Давайте! - Славка смело принял вызов.
Все молча склонились на яичками, словно в ожидании чуда.
- Только точно бей, в носик, не в бок, - с тревогой сказал дядя Леша и протянул в большом кулаке маленькое яичко.
- Уж как-нибудь, не бойтесь, - Славка ударил точно в носик яичка.
- Ага-га, вдребезги! - загоготал победитель.
- Подумаешь, - не сдался Славка. - В таких условиях ничего толком не закалишь. Суп-то варится полдня.
Дядя Леша ушел, не победив, сказать ему на это было нечего.
Славка и Сашка загрустили.
Ленька пришел из церкви, как ни в чем не бывало, будто и не договаривался идти на Крестный ход со Славкой. Веселый был Ленька.
- Что это вы тут полы моете, делать больше нечего? - ухмыльнулся он.
- Мы яйца калили, - похвалился Сашка. - Не получилось. На керосинке плохо калить, понял?
- Какие яйца? - Ленька сразу не врубился, потом все понял и даже смеяться не стал, а сказал мальчишкам с азартом. - Спакуха, мужики, у нас на этот счет кое-что имеется специально для вас.
И достал из сумки четыре больших яичка с очень острыми носиками и толстой, какой-то даже бугристой скорлупой:
- По два на брата. Из деревни яйца - во! Держите. А я спать пошел.
- Ма, я на улицу! - крикнул Славка.
- То не хотел, то захотел, - удивилась мать.
А за Игорем Волковым бродили по поселку пацаны. Яичек у них уже не было. Они, побитые, оттягивали карманы счастливчика, важного как индюк. Не знал Игорь, почему так спешат к нему Славка и Сашка.
После Пасхи были май, лето, осень, зима, и вновь, когда пошло на жилпоселовскую землю весеннее тепло, Ленька заговорил о Пасхе, о церкви. Славка на всякий случай отвечал: "Пойдем", но друзьям заранее не хвалился и не спал перед Пасхой - бегал с мальчишками.
И вдруг вечером примчался откуда-то Ленька, собирайся, крикнул, в церковь пойдем.
Мать собрала Славку в дорогу, сказала:
- Кулич посвяти, яички. Пирожок в дороге съешь. От Лени не отходи.
- А как святить-то?
- Я покажу! - в комнату вошел Ленька. - Не бойся, со мной не пропадешь.
По привычке Славке сопротивлялся:
- Зачем сапоги? Там сухо. С ребятами днем видел.
- И не выдумывай. А то не пущу.
Пришлось надеть сапоги.
Над поселком висело мокрое черное небо. Ленька, полновластный теперь капитан, браво шлепал по влажному асфальту:
- А ты говоришь, не пустят. Эх, Славка! Со мной не пропадешь!
За поселком потопали по тропинке, снежной, набухшей, тянувшейся вдоль дачной изгороди, за которой тяжко вздыхали под ветром длинноногие тополя.
- Сначала посвятим все, а потом крестный ход посмотрим. Видел когда-нибудь?
- Еще ни разу в жизни! - сказал Славка и добавил. - Народу сколько идет!
- Народу много, это точно! - заволновался Ленька. - Надо прийти раньше их.
- Зачем?
- Много будешь знать, скоро состаришься! - Ленька явно что-то скрывал.
Они прибавили скорость, обогнали в овраге несколько старушек. Но тропа резко сузилась: старушки недовольно урчали, когда их обгоняли.
- Чего они злятся?
- Делать им нечего, - усмехнулся Ленька и остановился в позе Наполеона у холма. Надоело ему проваливаться у каждой старушки в глубокую рыхлость снега. Он долго думал, наконец, придумал. - Пойдем прямо через холм. Срежем угол. Снегу не много, зато километра два выиграем.
- Снега точно мало. Мы здесь бегали утром, мышей били.
- Пошли! - Ленька смело изменил курс.
Славка старательно потопал за своим полководцем, не замечая, как с каждым шагом ноги идут все тяжелее и тяжелее. Снега на поле действительно было мало, но утром здесь гулял морозец, земля была крепкая. А теперь подул теплый ветер, снег провалился куда-то, земля взбухла. Жирная стала земля!
- Уй! - крикнул Славка. - Сапог потерял!
- Где? - рассмеялся Ленька. - Подожди, я сейчас!
Он помог найти Славке сапог и успокоил его:
- Не тушуйся! Со мной не пропадешь! Вперед!
Но земля хватала их сапоги жирными вязкими руками, громко чавкала, смеялась над ними не пускала на вершину холма, будто там был невиданный клад. И Ленька, наконец, решился на отступление:
- На тропу надо, тут скорость маленькая.
Они повернули резко влево, и Славка опять потерял сапог, не удержался и плюхнулся ногой в грязь.
- Уй!
Подскочил Ленька, нашел сапог, помог надеть его - на тропу вышли усталые, побитые, будто вылезли на берег после кораблекрушения: мокрые, измученные, с авоськами в руках. В Славкином левом сапоге смачно хлюпала грязь. В церковь идти расхотелось, но Ленька не любил отступать: "Вперед! Пусть хлюпает твой сапог, отхлюпает. Шустрей надо, чтобы нога согрелась!
Шли быстро. Люди на тропе без слов уступали дорогу, видно громко чавкающий сапог пугал их. Славка уже видел церковь, темнеющую грозным силуэтом на холме, но усталость, страшная детская усталость липла к глазам: не хотелось двигаться!
- Жми, Славка! А то хуже будет! - подгонял его Ленька.
"Хуже! Еще хуже?!"
- Так уж и быть, я тебе главное покажу! - хлопнул его по плечу полководец, когда они, поднявшись по деревенским окраинам к церкви, увидели потные лица друг друга.
- А чего? - пролепетал Славка.
- Сейчас деньги делать будем! На мороженое, кино. Только тихо!
- А как? - воин просыпался: он еще не знал, что в церкви можно делать деньги!
- Очень просто! Делай, как я, и молчок, понял?
Они вошли в большую, светлую, желтую снаружи и облепленную разными иконами внутри церковь. "Господи, помилуй, господи, помилуй!" - дребезжало на разные голоса, но, главное, в церкви было очень тепло и можно было сесть: в углу, около двери.
- Ты что? - удивился Ленька, заметив Славкину тягу к земле, и тот пошел за ним овечкой.
В теплой жиже хлюпала левая нога, а правая, хоть и сухая, так и готова была согнуться в коленке.
- Смотри в оба! - шепнул Ленька, показывая глазами на строгого дядьку с бородой, перед которым звенела в чане мелочь и стояли покорные люди.
Поп что-то сказал людям, наградил их крестным знамением, поклонился - и все тюкнулись вниз. А Ленька, поймав момент, сунул руку в большой медный чан.
- Ну, понял? - спросил он Славку, уже в сторонке, но тот лишь уныло мотнул головой:
- Спать что-то хочется!
Ленька отыскал место, усадил его и успокоил:
- Я сам все сделаю. Давай твою сумку. Не бойся. Но как же ты не понял?! Я в чан кладу пятак, а беру беленькую, а то и две-три. Они же не видят, молятся, пойми!
Славка уже крепко спал. И ничего ему не хотелось понимать.
Через несколько часов они подходили к поселку. Бравый Ленька гремел мелочью в кармане, хвалился как святил кулич, смотрел Крестный ход, как будил Славку, совсем разомлевшего в церковном тепле, как хорошо он заработал…
Поселок спал. Лишь редкие окна спорили со звездами на беззвучном световом языке. Что доказывали они друг другу? Каких богов изобретали? Кто знает?
- Вот и пришли! - грохотал Ленька на кухне. - Это твои кулич, яички. Айда спать.
Славка вошел в комнату. Мать будить не стал, чтобы не ругала и не заставляла мыть ноги. Лег в кровать, накрыл одеялом грязные ноги, и потерялось все в темноте. Проснулся вечером грустный-грустный. Мама возилась на кухне. Оттуда пробивался сильный пирожковый запах.
- Васек с Игорем приходили. Пирожками их угостила, сказала, чтобы попозже пришли. Ой, а ноги-то! Ну-ка мой сейчас же! Простынь всю перепачкал, разве так можно?! Я с тестом намаялась, уснула, тебя не дождалась, а ты с грязными ногами в кровать. Вот и пускай тебя.
Он вымыл ноги, почувствовал, как разливается по телу приятность от чистых пальцев, подумал: "Только бы Ленька никому не сказал, что я Крестный ход проспал".
Пришли друзья. Мама дала им по пирожку, он завел их в комнату и стал рассказывать про поход в церковь. Хорошо! Ноги чистые, пирожки вкусные, у Васьки с Игорем глаза в разные стороны от зависти.
- Здоровско было, я вам скажу! - хвалился Славка, а про себя думал: "Никому он не скажет, не такой он человек".
Три дня он молчал, регулировал движок, куда-то уезжал, на четвертый день сказал:
- Носится как конек-горбунок! Сейчас движок…
И Славка ушел на Рожайку. А утром мать предупредила его строго:
- Сегодня поспи побольше, допоздна не колобродь, завтра рано вставать.
Завтра в пять часов утра Славка уедет к бабушке на море. Море тоже вещь хорошая, но …
Ленька по утру вывел своего "конька-горбунка" на улицу, занялся его сердцем.
"Не буду я спать!" - Славка хотел вскочить с кровати и бежать на улицу, но обиженно проурчал движок ("Что ты меня все регулируешь?!"), Ленька газанул от души и уехал на Пахру.
Славка остался на кровати: поспать нужно было перед долгой дорогой. Но это легко сказать да трудно сделать, мальчишке спать днем. Славка честно старался уснуть, не открывал глаза - они сами открывались, пытался не ворочаться - тело не слушалось, само ворочалось, думал о море. И в тот момент, когда сон, казалось, опутал его, потащил в свою темную берлогу, вдруг донесся до Славкиных ушей ни с чем не сравнимый рокот отрегулированного движка. Он не поверил своим ушам, но рокот, упрямый, веселый, приближался, приближался, рыкнул отчаянно под окном, и мопед затих. А по асфальту, затем по деревянной лестнице подъезда, по коридору протопали Ленькины шаги. "Забыл что-нибудь", - подумал Славка, точно зная, что творится это все во сне. А дверь его комнаты открылась, и он услышал:
- Чего дрыхнешь? Воспаление хитрости? - сказал Ленька и похвалился. - Скоростенка под сорок. Если не больше.
Славка понял, что не спит: зачем бы ему во сне слушать про чужие скорости, повернулся, вздохнул:
- Завтра к бабушке поеду, на море.
- А я сейчас на Пахру рвану. Или не хочешь? - Ленька улыбался.
- Чего?
- На Пахру смотаться. Покупаемся как люди, поныряем. А то один поеду.
Это явно был не сон. Во сне сразу берут и везут, иногда, правда, не довозят, но везут и не спрашивают.
- А чего, я ничего, - Славка быстро надел кеды, не зная, что говорить, но Ленька помог ему.
- Сейчас сам поймешь, как тянет.
Они вышли к мопеду. Это, действительно, не какой-то велосипед с мотором, это - вещь. У него все продумано до винтика. Одни рамы чего стоят. А багажник! На нем можно сидеть, как в кресле. Ноги чуть приподнимай, чтобы по асфальту не скреблись, скорость не уменьшали. Да, мопед ниже велосипеда с мотором, а зачем ему быть высоким? Не в баскет играть, людей - возить. Зато колеса утолщенные, все по уму сделано. Ноги можно на раме держать, только аккуратно, чтобы в спицы не попасть мысками.
Ленька открыл краник подачи бензина, нажал ногой на педаль. Движок взвизгнул, водитель мопеда улыбнулся:
- Главное, что права на него не нужны, понял теперь?
Славка-то давно уже понял, что мопед даже лучше "Харлея", БМВ, "Явы" и "Ижака", только вот…
- Чего стоишь, садись. Как принцессу тебя довезу до Пахры. А то все Рожайка, Рожайка, нашел, где купаться.
Славка уселся на багажник барином, ноги аккуратно поставил мысками на рамы, руки… руки деть было некуда. Положил на колени. Воспитанный такой мальчик, почти отличник. Все учителя обрадовались бы. Ленька газанул, отпустил сцепление, мопед дернулся вперед - пассажира чуть не сдуло с багажника, такая скорость большая у мопеда.
- Держись за меня! - крикнул Ленька, и, обняв его, Славка наконец-то осознал, что это такое - настоящий мопед.
Скоростенка за тридцать точно, багажник широкий - сидишь, как король на именинах, вокруг пацаны глазеют, завидуют вовсю, а Ленька так умело лавирует между колдобинами шоссейки, будто во сне все происходит: плавный ход, виражи направо-налево, подгазовочка по ровной дороге.
Славка не зря подумал про колдобины: уже на первой кочке ноги стали упрямо сползать с широких рам, а на второй кочке стало ясно, что…
- А теперь газу до отказу и полный вперед! - Ленька повернул на Банковское шоссе и пристроился к обочине.
Он вел мопед по асфальтовой кромке, по границе между обочиной и шоссейкой. Слева грохотали грузовики, пыль щекотала ноздри, бойко верещал мотор. На спусках скорость доходила до бешеной, аж дух захватывало. Славка даже не заметил, как скользнули ноги с толстых рам, повисли: одна над обочиной, другая над асфальтом. "Делов-то! - подумал он. - Повисят". Действительно, почему бы им не повисеть?!
Славка бодрил себя, но, когда они миновали, нет, пролетели реактивным истребителем улицы города и помчались по Каширке, ноги заныли от неудобства. Казалось, чего им не хватает: не бегут, не стоят, даже не сидят и не лежат - висят, мотаются, отдыхают, то есть. Без дела мотаются, вот что обидно, и ноют! А на бешеной скорости их просто невозможно поставить на рамы. Они же, ноги бестолковые, отдыхающие, обязательно в спицы попадут. А спицы утолщенные, могут и пальцы оторвать в два счета. Славка не решался ставить ноги на рамы, и ноги ныли. Сначала в бедрах ныли, потом в коленках, в икрах, голеностопах, в больших пальцах, средних, в самых маленьких ныли ноги веселого, теперь, правда, не очень веселого пассажира.
Славка свои мизинчики и ягодицы, ноги то есть целиком, поджимал под себя, вытягивал, растопыривал, крутил голеностопами - они после каждого движения переставали ныть, но через две-три секунды боль возобновлялась и усиливалась. Славка терпел, мотал туда-сюда веселыми глазами (не плакать же - на мопеде все-таки едет!) и пытался найти выход, ну хоть бы на будущее, на обратную дорогу.
- Скажи - вещь! - радовался Ленька.
- Точно! - ответил Славка и подумал: "На таком широком багажнике надо по-узбекски сидеть. А что? Сидят же они целыми днями и ничего. Надо потренироваться".
- Сейчас под горку и до реки-и-и! - дорога до Пахры побежала вниз, под горку.
По обеим сторонам шоссе стояли высокие деревья, навстречу пыхтели усталые машины и - это даже ноющие ноги почуяли - словно бы надвигалась на бегущий мопед влажность реки Пахры, шум купающегося люда, плеск воды, свернули вправо и на робкой скорости спустились к тропе, которая, мягко извиваясь, привела их на пляж. Славка встал на ноги и, не показывая, что ему больно, пошел в воду. Хорошо! Как быстро лечит вода!
- Ты почему только руками гребешь? - Ленька хозяином вступил в воду. - Смотри, как надо!
Он рыбкой вошел в воду, вынырнул и поплыл крепкими саженками, колотя ногами по воде, а Славка смотрел на него и потирал как бы между прочим икры, олень… Хотелось подольше побыть здесь, чтобы ноги отдохнули, но Ленька вылез на берег, пожал покатыми плечами:
- Хреновато здесь, понырять негде. Айда на мост. Нырял когда-нибудь с моста?
- А чего такого? - Славка нырял со всех обрывов Рожайкиных, с камушков, с плотны в Константиновке по сто раз в день…
- Это тебе не камушки, - догадался Ленька о его мыслях, подкручивая какой-то винтик в движке. - Ну-ка проверим! - крутанул педаль, мотор радостно зашелся, тут же остепенился и зарокотал приветливо. Славка даже о ногах забыл, скорее бы в путь!
У железнодорожного моста, на траве, на покатом берегу, нежились люди, барахтались в воде, плескались. Ленька поставил мопед на ножку, разложил на траве мокрые брюки, потянулся:
- Нырнуть что ли.
Славка промолчал, по мосту со свистом промчалась электричка.
- Посторожи, своих что-то не вижу, - негромко сказал Ленька и, прибавив в голосе, добавил. - Метров десять, с арки - все двадцать.
Девушки рядом обратили на него внимание, он гордо направился к мосту, взошел на него, потрогал перила, будто проверяя, надежно ли их приварили, одобрительно качнул головой, пошел по шпалам на середину моста. Славка смотрел на него с завистью и некоторой робостью. Девчонки рядом - с удивлением и еще с каким-то чувством, Славе неведомым. Мопед беззвучно отдыхал, уверенный в себе и в своем хозяине. Ленька перешагнул перила, махнул рукой, оттолкнулся и - сначала руки в стороны, ласточкой, потом ладонями вместе, пикой, полетел. Долго и красиво он летел, четко врезался в воду, вынырнул, приплыл к берегу, посмотрел на мост:
- Люблю высоту и скорость, - сказал.
Девчонки рядом хихикнули.
- Сможешь? Солдатиком нестрашно.
- Я и не солдатиком смогу, - Славка медленно пошел к мосту, вскарабкался по насыпи к железнодорожному полотну, осмотрел - все как Ленька, степенно, без спешки, хотя на него, похоже, никто не обращал внимания, - и направился по деревянному тротуарчику моста на середину.
- Дальше от опоры! Здесь! - услышал Ленькин голос, глянул вниз направо, на опору, бетонную чушку, на которой стоял мост.
Воды он не боялся, привык к ней, но опора напугала его, и он шажками, шажками подальше от нее.
- Дальше нельзя. Там мелко! Ныряй, солдатиком не страшно!
- Понимал бы ты чего, - Славка почувствовал себя очень маленьким и легким. Казалось, дунет ветер, пока он лететь будет вниз, бросит его пушинкой и ударит о бетонную чушку. Страшно. Вон, какие он ворочает облака, как раскачивает тополя и воду рябит тяжелую. Что ему, ветру, человек-пятиклассник?!
- Пошел!
"Куда он торопится?" - Славка осторожно сложил копьем руки над головой и оттолкнулся.