Бабушкина рука с сосиской на вилке так и застыла на полпути ко рту. Она сидела, словно на телевикторине, и таращилась на отца. Тот сиял ярче елочной гирлянды, а мама строила ему рожи, чтобы он угомонился. В конце концов она видимо, попыталась стукнуть его по ноге под столом, потому что из-под скатерти, как новогодняя ракета, внезапно выскочила Сессан. От испуга дедушка поперхнулся, и бабушке пришлось колошматить его по спине, чтобы тефтеля, попавшая не в то горло, выскочила назад.
- Аффе, - строго сказала бабушка, словно это дедушка был во всем виноват.
Сессан быстренько схватила выкашлянную дедушкой тефтельку и скрылась с ней под диваном. Снова воцарился покой и порядок - до тех пор, пока тетя Дагмар не посмотрела на свои часы.
- Господи, да сейчас же по телику показывают Дональда Дака! - всполошилась она.
Но "Дональд Дак" пропал в бушевавшей на экране метели, а с ним и "Утиные истории", "Бык Фердинанд", "Леди и Бродяга" и все остальное.
Уж и не знаю, может, отец специально что-то там намудрил с нашим стареньким телевизором, но тот не показывал ничего, кроме шуршащего снегопада. Сколько мама ни лупила по ящику - ничего не помогало.
- Черт бы побрал тебя вместе с этой рухлядью! - шипела она на отца. - Скупердяй несчастный, не может купить нормальный работающий телик!
- Вот именно, - подхватил я, - жадина, каких мало!
Отец наслаждался нашей перепалкой. Он словно не хотел расставаться со старым теликом и все крутил ручки и с улыбкой смотрел на бушующий на экране буран.
- Ладно, оставь его, - сказала Дагмар. - Давайте хоть вокруг елки потанцуем.
Мы вытащили елку на середину комнаты, взялись за руки и стали водить хоровод, подбадривая себя громким, но нестройным пением. И так мы резвились до тех пор, пока дедушка, раскрасневшись, как рождественское яблоко, не заявил, что больше не может.
Тогда отец завел проигрыватель.
- Позволь тебя пригласить, - сказал он, беря маму за руку.
Элвис пел "Hard Headed Woman" и "А Fool Such as I", а они танцевали так, как когда-то в самом начале. У мамы раскраснелись щеки, и она улыбалась своей ангельской улыбкой, так что был виден потемневший передний зуб. Елка растеряла половину иголок, а мама с размаху толкнула комод, где стоял вертеп, отчего Иосиф пустился в пляс вокруг Марии и младенца Христа, да столь резво, что в конце концов свалился на пол и потерял голову.
- А теперь настал черед подарков! - объявил папа.
- Гадство!
Дагмар попыталась натянуть маску рождественского гнома, но у той порвалась резинка. На Рождество Дагмар всегда была гномом. И вот теперь она стояла с грустным видом и держала в руках свое лицо, на плечах ее было старое отцовское пальто, скрывавшее тело, а у огромных сапожищ лежал мешок с рождественскими подарками.
- Ну что теперь делать? Не могу же я выйти без маски!
- Сейчас мы вмиг все приделаем!
Я кинулся в родительскую спальню. Я знал, что мама хранит швейные принадлежности в желтом трюмо. Мне пришлось немного покопаться, прежде чем я нашел то, что искал, - небольшой кусок суровой нитки и иголку. Я уже собирался задвинуть ящик обратно, когда заметил, что что-то торчит между носовыми платками и старыми чулками.
Это был пакет, завернутый в белую бумагу и перевязанный коричневой лентой. Он был небольшой, и к нему была привязана открытка с рождественским гномом. Мама в своем репертуаре: сначала спрячет подарок, а потом о нем забудет! Папа-то бы, конечно, ничего прятать не стал.
Пока Дагмар возилась с маской, я сунул пакет на самое дно ее мешка. Я вообразил себя ангелом-спасителем, мне казалось, что сияющий нимб озаряет мою обритую голову.
- А вот и гном! - обрадовался отец. Он первым подбежал к двери и распахнул ее настежь.
В дверях стояла Дагмар. Ее красный колпачок развевался над только что подлатанной маской, карие глаза, прищурившись, смотрели сквозь крошечные отверстия, казалось, ей тысяча лет, не меньше, и прибыла она прямиком из Царства белых медведей.
- Да входи же!
Папа провел ее в гостиную.
- А вот и я с подарками! - возвестила Дагмар своим тысячелетним голосом.
Под перезвон рождественских ангелов, стоявших на придиванном столике, она приступила к раздаче подарков.
Сессан досталась резиновая косточка, а дедушке - сигара. Маме - моя губная помада, которой она сразу же накрасила губы. Я получил магнитофон, такой маленький, что умещался в кармане, и свитер, такой большой, что налез бы и на слона: бабушка специально связала его на вырост. Папе я купил новую губную гармошку. Она блестела, словно серебрёная, и стоила так дорого, что на нее ушли почти все деньги, которые я заработал за раздачу рекламных проспектов. А еще он получил пару кальсон, на которых я сзади фломастером написал: "Покой". Бабушка, как увидела эту надпись, так и зашлась от смеха, у нее даже слезы полились из глаз. Они капали прямо в форму для выпечки, которую подарила ей мама.
Отец сидел и вертел в руках гармошку, глаза его сияли от радости.
- Только полюбуйтесь! - повторял он. - Видали ли вы когда-нибудь такую гармошку?
Папа осторожно поднес ее к губам и попробовал разок дунуть. На голове у него красовалась белая меховая шапка - подарок от мамы. Он был похож на настоящего белого медведя, а гармошка играла как раз так, как и положено в песне Элвиса "Aloha-Oe".
Больше папа не мог терпеть, хоть поначалу и задумал приберечь Сюрприз под самый конец, когда все подарки уже будут розданы. Он поднялся с места.
- Послушай-ка, рождественский гном, а как насчет пакета, который ты спрятал в соседней комнате. Ты про него не забыл?
- В чем дело? - заволновалась мама. - Какой еще пакет?
- Этот парень в колпаке припрятал один подарок, - объяснил с улыбкой отец. - Но, к счастью, я вовремя его нашел.
Он потянул Дагмар по направлению к спальне.
- Да это все мелочи! - крикнула им мама.
- Конечно - "мелочи"! - отвечал папа и продолжал двигаться к моей комнате.
Он распахнул дверь, и все увидели стоявшую там коробку. Мама снова села на место. А я было подумал, что она вот-вот бросится за ними вдогонку.
- Так ты об этом? - спросила она еле слышно.
- Ясное дело! - подтвердил отец. - Это тебе от самого большого в мире жадины.
Он сам донес коробку и поставил к маминым ногам. Мама совсем опешила. Дрожащими руками она разорвала упаковку.
Внутри был телевизор - блестящий и огромный. Двадцатишестидюймовый, известнейшей марки "Люксор". Модель года!
- Чокнутые! - прошептала мама. - Он, поди, уйму денег стоит.
- И с дистанционным управлением, - сказал отец. - Представь, ты теперь можешь полеживать на диване и трескать свои огурцы, пока ждешь…
Но он не успел договорить. Мама закрыла ему рот рукой. И заодно чмокнула его в лоб. Там остался яркий красный след от помады - как раз у края шапки.
- Сумасшедший, - вздохнула мама и как-то погрустнела, так бывает, когда по-настоящему чему-то рад.
"Now and then, - пробормотал папа, - now and then there’s a fool such as I".
Вот здесь бы всему и закончиться!
Словно стоп-кадр, когда фильм вдруг останавливается и все застывает на месте. Пусть бы отец так и стоял с красным поцелуем на лбу и навечно сохранил это радостное выражение. А мама бы так и замерла на цыпочках подле него в своем красном платье, все еще вытянув губы для поцелуя и положив руки ему на плечи. И через дым дедушкиной сигары можно было бы разглядеть елку, новенький телик и мою улыбающуюся рожу.
Но в этот самый момент наш рождественский гном все-таки извлек на свет божий тот самый белый пакетик с коричневой лентой.
- А вот вам еще подарочек! - объявил он маме.
Дагмар не успела даже прочитать, что было написано на привязанной к пакету открытке, как мама выхватила его у нее из рук. И прижала к груди.
- Пожалуй, этот я сейчас открывать не стану, - сказала она. - Я уже и так вся в подарках.
- Что за чепуха! - возразил папа. - Открывай поживее, а потом испробуем телевизор.
Но, похоже, маме очень не хотелось это делать.
Пока она разворачивала бумагу, руки у нее дрожали. Она опустилась на диван и с мольбой посмотрела на отца.
- Дорогой, - сказала она, - это все пустяки.
- Да что с тобой? Смех да и только!
Он направился к ней, словно хотел сам открыть этот злосчастный подарок, чтобы она перестала наконец вести себя так по-идиотски. Мама вздрогнула, и подарок выскользнул у нее из рук. Коричневая шкатулочка упала ей на колени, замок раскрылся, и оттуда вывалилось что-то красное и блестящее.
- Господи!
Бабушка поднесла вещицу к свету. Это было ожерелье из каких-то красных камней. Ничего особенного. Никакого сравнения с прочими мамиными побрякушками. Но бабушка в изумлении разглядывала камни. Она даже заглянула в открытку. Прочла и повернулась к отцу.
- Неплохо! - сказала она. - Вот это сюрприз!
- В чем дело?
- Я так и знала, - заявила бабушка.
- Что вы там такое знали?
- А вот что! - сказала бабушка и потрясла открыткой.
- В чем дело? - пробормотал дедушка, вынырнув из облака сигарного дыма.
- А в том, что у них будет ребенок! - торжествующе объявила бабушка.
Воцарилась тишина. Она что, рехнулась? И в самом деле, бабушка словно помешалась: на губах дурацкая улыбочка, а в руке зажата открытка и эти треклятые бусы.
- А вы-то откуда узнали?
- Да ты же сам пишешь!
- Я?
- Ну да, в открытке. Я и не догадывалась, что ты поэт.
- Поэт? Что вы такое городите?
Я уже смекнул, что здесь что-то не так. Это было видно по маминому лицу. И по тому, как отец разволновался. Что-то было чертовски не так. Кажется, и Дагмар это почувствовала. Она стянула с себя маску. А бабушка принялась зачитывать то, что было написано в открытке.
- Только послушайте, - вещала она, держа открытку перед самым носом.
Сердце в пакете и ниточка бус,
Чтобы прочней нас связать.
А скоро младенец скрепит наш союз -
Папе и маме под стать.
Когда она дочитала, отец застыл на месте. Он смотрел на маму, словно просил у нее помощи. Но она глядела в сторону. Лицо у папы стало совсем белым, так что красный след от поцелуя казался свежей раной.
- Под стать, - пробормотал он, словно все зависело от этих слов. - Под стать.
- А вот и бусы! - радостно кудахтала бабушка как ни в чем не бывало, хотя даже Сессан уже почувствовала, что что-то не так. - Ожерелье-то, небось, кучу денег стоит!
Бабушка работала в большом универмаге и разбиралась в таких вещах.
- Под стать.
- Мне очень жаль, - пробормотала мама.
- Выходит, все правда?
Мама кивнула.
- Я не хотела, чтобы так вышло, - прошептала она.
Но отец уже был на полпути к входной двери. Он даже не стал ее захлопывать за собой. Я слышал его шаги на лестнице, потом хлопнула дверь в парадном.
Дагмар отшвырнула маску и кинулась за ним. Она лишь на миг остановилась возле меня.
- Не дрейфь, Лассе! Вот увидишь, все еще наладится.
Я жуткий тугодум. Это у нас с папой общее.
Я лежал на кровати. Была уже ночь, и все гости разошлись. Я старался думать, что ничего не произошло, но понимал, что все изменилось. Мама ждала ребенка от кого-то другого! А папа убежал куда глаза глядят в рождественскую ночь без пальто и все еще не вернулся, хотя новенький будильник показывал уже половину двенадцатого. Мама сидела на краешке моей кровати и говорила, что я должен постараться понять ее и что ей тоже сейчас нелегко. И я догадался, что она ждет ребенка от того самого типа в кожаном пиджаке, которого я укусил в живот.
Мама погладила меня по щеке.
- Я хочу, чтобы ты переехал вместе со мной.
Я нажал кнопку записи на своем новеньком магнитофоне.
- Никогда, - сказал я, - никогда, никогда, никогда!
Я перемотал пленку и снова включил магнитофон.
- Никогда! - эхом отозвался магнитофон. - Никогда, никогда, никогда!
Глава четвертая
Я знакомлюсь с Блэки Лоулесом, друг пернатых вылетает в окно, и начинается путешествие на неизведанную планету
- Классный, верно?
Пень погладил его по блестящей коричневой шерстке. Я заскочил к нему домой, чтобы хоть на время отделаться от умоляющего взгляда отца. В тот день мы должны были переехать - мама и я. Отец бродил по квартире, словно белый медведь, готовый броситься в ближайшую прорубь. Это было непереносимо. Поэтому я обрадовался, когда позвонил Пень и позвал посмотреть на своего нового питомца.
- Да скажи ты хоть что-нибудь! Правда, замечательный?
Я посмотрел на веселые глазки и усики, которые дрожали, когда зверек морщил нос, обнажая безупречные передние зубы. Ну и здоровый! Он зарылся носом Пню в подмышку, а хвост разложил на его черных джинсах.
- Класс! - похвалил я и сглотнул.
- Хочешь подержать?
- Ну, не знаю.
Мне было вполне достаточно просто его погладить. Конечно, он был симпатичный. Но не могу сказать, что мне нравятся крысы. Или что я им нравлюсь.
- По-моему, ему лучше у тебя под мышкой, - заметил я. - Кажется, он балдеет от запаха.
Пень получил крысу в подарок от отца на Рождество. По правде-то, он сам его купил на те деньги, что отец прислал. Он назвал зверька Блэки Лоулесом в честь солиста группы "WASP".
- А маме-то твоей он понравился?
Я бы еще спросил, нравятся ли ей крокодилы или скорпионы! Или поинтересовался, любит ли она гремучих змей. Или волосатых пауков: Пень одно время подумывал приобрести такую тварь вместо крысы.
- Ты что, чокнулся? - усмехнулся Пень. - Да она бы его сразу вышвырнула, если бы только увидела! Вмиг бы извела. Она вообще животных терпеть не может.
При одной мысли о том, как его мать может расправиться с Блэки Лоулесом, если обнаружит беднягу, Пень невольно крепче прижал зверька к своей тощей груди и стал гладить подбородком остренькие ушки. Он в этой крысе души не чаял, и я подумал, что добром это не кончится. Жизнь полна тайн, размышлял я. Они словно будильники: тикают себе тихонько, пока не придет их час, а тогда поднимают такой трезвон, что жизнь превращается в ад.
Нет уж, чем-чем, а тайнами я сыт по горло на несколько лет вперед!
Но у Пня был свой план. Он будет дрессировать свою крысу, чтобы она стала необыкновенной. Научит ее всяким трюкам. А когда та освоит все премудрости и сделается совершенно исключительной, у его мамы просто рука не поднимется ее вышвырнуть. И она разрешит ему ее оставить.
- Крысы - потрясные существа! - расхваливал Пень.
Чтобы продемонстрировать мне, какие они "потрясные", он усадил Блэки на краю своего заваленного всякой всячиной стола. Зверек сидел там тихо-тихо, обвив хвостом давнишнюю неоконченную модель скелета, которую отец Пня так и не успел завершить до того, как смотал удочки. Крыса следила взглядом за Пнем, когда тот направился к противоположному концу стола.
Вот Пень склонился над столом, вытащил из кармана кусочек сахара и зажал его передними зубами. Затем поднял правую руку и щелкнул пальцами. И тут Блэки сорвался с места. Он стал пробираться сквозь завалы на столе, а добравшись до Пня, поднялся на задние лапы и выхватил сахар у того изо рта. Со стороны казалось, что они поцеловались.
- Ну, что скажешь? - с гордой улыбкой поинтересовался Пень.
Но я не успел ничего ответить. Я подумал, что крыса и в самом деле необыкновенная, но сказать об этом не успел. Потому что как раз в этот момент в дверях возникла Пнева мамаша. Дома она не выглядела такой съежившейся и блеклой, как в тот день, когда мы с отцом встретили ее в школе. Наоборот - она казалось здоровенной, и по ее лицу сразу можно было догадаться, что она ничуточки не считает Блэки Лоулеса необыкновенным.
- Что делает в нашем доме эта мерзкая тварь? - заорала она.
Я было решил, что это она про меня, до того перетрусил.
- Я только на минутку заглянул, - начал я оправдываться.
Но тут же понял, что ошибся, и попытался выдавить из себя улыбку, чтобы она решила, что это я пошутил. Но мама Пня и так в это поверила. Идиотская шутка! Она сверлила меня взглядом, словно лазерным лучом, у меня аж в животе заурчало.
- Где ты подобрал эту тварь? - спросила она, кивая на Блэки.
Пень словно язык проглотил. Бедняга застыл на месте, прижав крысу к груди. Он тщетно пытался найти способ защитить своего любимца. Мама направилась к нам;
- Отвечай же!
- Глу-руп! - раздалось из моего живота, который вечно реагировал так в самых неподходящих ситуациях, когда меньше всего от него этого ждешь.
Мамаша Пня посмотрела на меня так, словно я был пустое место. И тут я почувствовал, что у меня внутри словно взорвался воздушный шарик.
- Петер! - обратилась она к Пню. - Зачем ты приволок домой эту мерзость? Крысу!
Она уже немного поуспокоилась. Но я понимал, что Пню вряд ли удастся уговорить ее оставить Блэки. И Пень тоже это смекнул. Вдруг он показал на меня и заявил:
- Это крыса Лассе. Это он ее принес.
- Зачем?
Я так опешил, что даже не мог найти, что ответить. Я видел, как Пень строит мне рожи. Похоже, все кругом сговорились строить мне рожи!
- Ну да. Он просто заскочил на минутку показать мне свою крысу. Это ему отец на Рождество подарил.
- Так пусть сейчас же несет ее обратно! - велела мама. - Живо!
Пень вздохнул и положил своего любимца мне на колени. Я не решался посмотреть на него. Мне не хватало духу даже испугаться: а что, если крысы, как и собаки, по запаху чувствуют, кто их боится, и набрасываются на струсивших?
- Ну, пока! - сказал Пень. - Встретимся в школе.
Я уже рассказал ему, что переезжаю. Я поднялся и, пошатываясь, побрел к двери. Пень поплелся за мной, чтобы в последний раз посмотреть на Блэки Лоулеса.
- Знаешь, я встретил в городе Тину, - вспомнил он. - Она про тебя спрашивала.
Его голос эхом отозвался на лестнице.
На улице шел снег. Я запихнул крысу под бабушкин свитер, чтобы она не замерзла. Она затихла там, согревая мой растревоженный желудок. По дороге домой я размышлял о том, что вот мало мне переезда, так теперь еще и эта живность в придачу! А еще о том, с какой это стати Тина обо мне спрашивала? Я не знал, что делать со всеми этими мыслями. Не привык я к долгим размышлениям!
Мама появилась в дверях, на ней была розовая искусственная шуба.
- Пошли, Лассе. Пора.