Серёжа стоял перед воротами, смотрел на холодную белую лошадь. В сумке возились тёплые живые кошки. Он не мог представить себе человека, который может сдать собаку или кошку. Как же так? Раньше кошка жила у этого человека, человек любил эту кошку, привык к ней. А потом вдруг она стала ему не нужна. Неужели есть такие люди? А может быть, Вовка перепутал? Да, наверное, он перепутал. Вовка очень умный, но иногда он путает.
Из ворот поликлиники вышла девочка в белой шубке и белой пушистой шапочке. Она несла клетку, завешенную тёмной шалью. Под шалью пищала птица. Девочка наклонилась к самой клетке и говорила:
- Тихо, Кирочка. Кирочка, не надо волноваться.
Серёжа засмотрелся на девочку. Вдруг из-под шали тонкий скрипучий голосок крикнул:
- Надоело! Надоело! Спать пора!
Слова звучали так отчётливо, что Серёжа не поверил своим ушам. Он подошёл совсем близко к девочке и смотрел то на клетку, где сидела говорящая птица, то на девочку в белой шубке, то опять на клетку.
- Что ты так смотришь? - спросила девочка. - Попугаев никогда не видел?
- Не видел, - честно сознался Серёжа. - Дай посмотреть, а?
- Кирочка простудится. Пошли в подъезд.
В подъезде было тепло. Она откинула чёрный платок, в клетке сидел маленький сероватый, невзрачный попугай. Он склонил свою голову набок, посмотрел на Серёжу и крикнул:
- Здоро́во! Надоело! Спать пора!
- Умный, - сказал Серёжа и засмеялся.
- Попка дурак! - крикнул попугай.
- Сама его научила?
- Нет, его учила моя бабушка. А мне он учёным достался. Одиннадцать слов знает Кирочка, умница мой миленький. - Она снова накинула на клетку платок. - Так ему теплее и спокойнее.
Девочка прижала клетку к животу, обхватив её обеими руками.
Очень симпатичная была девочка. Ещё полчаса назад Серёжа не знал её, даже не подозревал о её существовании, а теперь стоит с ней и разговаривает так, как будто всю жизнь с ней знаком. Из-под пушистой белой шапки выглядывают тёмные серьёзные глаза. И шубка у неё белая. От этой белой пушистой одежды девочка кажется нежной, беззащитной. Если бы эту девочку кто-нибудь обидел, Серёжа сумел бы её защитить. Он бы даже хотел, чтобы кто-нибудь прямо сейчас попробовал обидеть девочку в белой шубе, чтобы прямо сразу, не откладывая, он мог за неё вступиться. Пусть бы она увидела, что он совсем не трус, этот мальчик с большой сумкой, из которой торчит кошкина голова. Но никто не собирался обижать девочку в белой шубе.
- А у тебя кошка заболела? - девочка присела около сумки и погладила Звёздочкину голову двумя пальцами.
- Нет, она здорова. Там, в сумке, ещё котёнок. Он тоже здоров.
- А почему ты носишь их в сумке?
Рассказать ей, как его мама выгнала кошек из дома? Ему хочется поделиться с ней. Она поймёт, у неё такие добрые глаза. Но он не может это рассказать. Если бы выгнала чужая тётка - он бы рассказал. А про свою собственную маму рассказывать почему-то стыдно.
Девочка видит, что Серёжа сомневается, говорить или нет. Но она не пристаёт. Внимательно смотрит, терпеливо ждёт. Конечно, хорошо бы рассказать ей всё с самого начала. Про то, как пришла к нему в дом Звёздочка, сама пришла, он её не приносил. И мама согласилась - пусть живёт. И какое было горе у Серёжи, когда кошка исчезла. И какая была радость, когда она нашлась. И ещё появился в доме Пашка, котёнок весёлый, не очень ещё умный, но очень славный. И как Серёжа совсем нечаянно разбил плафон - он же не знал, что линейка долетит до самого потолка, потолок-то высокий, а линейка лёгкая. Но она долетела. И плафон разбился. И как он, Серёжа, совсем нечаянно в тот же самый день, когда разбил этот несчастный плафон, получил двойку по русскому. И Нина Алексеевна очень рассердилась, хотя вообще-то она не злая, а строгая и справедливая. Есть учителя гораздо злее. Наверное, если бы эти два события случились в разные дни, Нина Алексеевна рассердилась бы гораздо меньше и маме жаловаться стала бы не так уж сильно. Но когда такие вещи случаются в один день, всем почему-то кажется, что человек безобразничает нарочно. Серёже кажется, что это очень распространённая ошибка, он давно это заметил. А в самом деле он совсем не нарочно, просто случилось такое совпадение - в совпадениях люди не виноваты.
И вот теперь мама сказала: "Чтобы я их больше не видела". Про кошку Звёздочку и котёнка Пашу. Вот и пришлось положить их в сумку и унести из дома. А куда теперь идти с ними и что делать, он не знает.
Вот что хотел Серёжа рассказать незнакомой девочке.
Но сказал он ей совсем другое:
- Погулять вынес. Что им всё дома сидеть?
И голос у него был беспечный.
И ещё Серёжа добавил:
- Мама сказала: "Пусть киски прогуляются, что ж они без свежего воздуха?" Мама их обожает.
Девочка почему-то вздохнула, потом спросила:
- А почему в сумке? Ты тогда уж выпусти их побегать.
Он затряс головой.
- Боюсь, убегут. Что ты - они такие шустрые, особенно Паша. А как тебя зовут?
- Маша. А тебя?
- Сергей, - ответил Серёжа.
Они ещё немного постояли в тёплом подъезде. Клетка и сумка стояли у батареи, всем было тепло.
Серёжа не хотел, чтобы девочка уходила, эта Маша была удивительно славная девочка. Ему всё нравилось. Её голос, мягкий, спокойный; она была совсем не пискля. Её лицо с очень добрыми и весёлыми глазами. Белая шубка и белая шапка. Попугай Кирочка. Наверное, когда человек нравится, в нём нравится всё. Даже рваная чёрная шаль на клетке с попугаем Кирочкой.
- Мне пора домой, - спохватилась Маша, - мама будет волноваться. Пошла Кирочку врачу показать и пропала на полдня. Моя мама так любит Кирочку. Прямо жить без него не может.
- Это хорошо, когда мать животных любит. Моя тоже кошек любит. Придёт с работы, первым делом под диван заглядывает, повидаться хочет с ними. А потом уж со мной. Жить без них не может.
Они вышли на улицу. Ещё раз посмотрели на холодную белую лошадь. На спине у лошади лежал снег, и на пьедестале тоже. И на крышах, и на балконах лежал снег. Руки зябли. А всё равно чувствовалось, что скоро придёт в город весна. Воздух нёс весенний запах. У берёз вокруг ветеринарки ветки были опущены вниз и по-весеннему покачивались, не озябшие, а гибкие. И небо было глубоким, в нём были синие просветы, как будто в серых облаках промыли окошки.
- Мне сюда, - сказала Маша и показала за поворот.
Серёже хотелось пойти за ней. Но было неловко. Чего он за ней пойдёт? Ему хотелось сказать: "Так не хочется, чтобы ты уходила. Неужели мы сейчас расстанемся, ты скроешься за поворотом, и мы больше никогда не увидимся?" В мыслях Серёжа часто выражался немного торжественно. Наверное, потому, что он часто слушал эстрадные песни Аллы Пугачёвой. А в песнях люди выражают свои чувства немного не так, как в обычной жизни. И Серёже хотелось сказать Маше такие красивые, особенные слова. А сказал он совсем другое.
- Пока, - произнёс он равнодушно.
Потом повернулся и пошёл прочь от Маши со своей сумкой. И не оглянулся ни разу. А чего оглядываться, когда Маша всё равно уходит?
Человеку нужен зверь
Почему в моей повести так много разных животных? На её страницы уже проникли целых две кошки - Звёздочка и Паша, хомяки, тритоны, собака Чарлик, попугай Кирочка, он же Кирюша. И даже гиена Генриетта - существо дикое, не очень симпатичное, угрюмое, с жёсткой гривой и страшным ночным хохотом? Гиены вообще редко встречаются в наших широтах, а уж книга-то вполне могла бы обойтись без неё. Автор обязан, по крайней мере, соблюдать чувство меры. Но в этом случае у меня есть оправдание, и, как мне кажется, серьёзное.
Всё это нашествие зверей зависело не от автора. Это зависело целиком от самих героев повести. Потому что каким бы ни был писатель полновластным хозяином в своей книге, герои иногда начинают вести себя так, как они считают нужным. И ни у кого, даже у автора, советов не спрашивают.
Здесь всё дело в том, что в одиннадцать лет каждый человек хочет завести свою собаку. Или кошку. А если нельзя собаку или кошку, то хотя бы хомяка, морскую свинку или черепаху. Такова правда жизни. Вот она-то и есть главный хозяин любой книги - правда. Как в жизни было, так и в книге должно быть, никуда от этого не денешься.
Моим героям по одиннадцать лет. А в одиннадцать лет все люди, где бы они ни жили - в Америке, в тундре, на Галапагосских островах, - все до одного хотят иметь своего собственного зверя. Это я знаю точно, знаю давно.
Но почему? Почему именно в одиннадцать? Почему в девять ещё терпимо, а вот в одиннадцать нестерпимо хочется иметь собаку. Или кошку. Или, ладно, так и быть, морскую свинку. Есть же какая-то причина? Да, есть. Какая? Почему весь наш пятый класс буквально помешан на животных?
Кто сможет ответить? Ну, разумеется, наш самый учёный психолог, кто же ещё? У неё я и спрошу, как только мне удастся повидать её. Уж очень она занята, не так просто ей выкроить время. А может быть, и неудобно занимать серьёзного учёного человека такими вопросами? Ну захотелось Серёже пригреть у себя дома кошку, а потом котёнка. А Максиму - иметь собственную гиену. А Маше - попугая Кирюшу. Хорошо ли обременять самого умного психолога ребячьими капризами?
- Ну почему же, - очень серьёзно говорит самый учёный психолог. - И привязанность, и симпатия, и даже каприз - всё не случайно в психологии человека. А любовь к животным - одна из очень важных сторон человеческого поведения. Почему в одиннадцать лет так хочется завести в доме кого-нибудь живого, своего собственного? Наука отвечает на это так. Одиннадцать лет - первые шаги к взрослению. Предподростковый возраст. А значит, появилась устойчивая потребность проявить свои чувства, которых раньше не было. Маленький ребёнок получает от старших тепло, ласку, заботу. Получает, а отдавать ещё не умеет. Но вот он уже не маленький, ему одиннадцать лет. Он может и сам заботиться о том, кто слабее. Может и, значит, хочет этого. Именно к одиннадцати годам это желание уже созрело в каждом. Итак, заботиться нужно. О ком? Нужен кто-то слабее тебя, от тебя зависящий, к тебе привязанный. Тот, кто без тебя не может обойтись. Ну конечно, щенок или котёнок, или ещё кто-нибудь живой. Мальчишке важно впервые проявить свою власть, силу. Щенок слабый, а я ему нужен, он меня слушается, я его не даю в обиду. Девочке нужно другое: он слабый, глупый, я о нём забочусь, я с ним нежна, ему у меня тепло, хорошо. Конечно, есть разница: в одиннадцать лет у мальчиков и девочек психология очень разная. Но у тех и у других - потребность быть необходимым кому-то, кто слабее тебя. Это уже не детская особенность. Это шаг к взрослому существованию.
Мне всегда интересно слушать самого умного психолога. Она говорит точно, почти формулами. Никуда не денешься от законов науки. Возраст диктует поведение. Дети взрослеют. И значит, не спросишь: "Серёжа, что это тебе в голову взбрело - кошку завёл?" Ничего ему не взбрело, это не он решил, это в нём созрела такая необходимость.
- Наверное, мои сухие формулировки кажутся вам слишком уж схематичными? - спрашивает меня очень учёная женщина. - Ваша работа - рисовать словами картины, многоцветные, живые. Образы.
- Ну что вы! Никакие цветные картины не будут правдивыми без точности, без исследования жизни. Нельзя показать жизнь или человека приблизительно. Никто не поверит, и я сама не поверю. А когда не веришь, писать не можешь. Вы мне очень помогаете, я вам так благодарна.
Она смотрит внимательно. Почему она так изучающе смотрит всегда? А может быть, мои слова и моё настроение и вообще мой характер и моя работа - всё то, что кажется мне таким сложным, изменчивым, неуловимым, - всё это открыто ей? Может быть, она видит людей насквозь? А почему бы и нет? Она владеет законами, которым подчиняется поведение.
- Скажите, а вы действительно видите любого человека насквозь?
Она смеётся.
- Конечно, нет. Как же это возможно - любого видеть насквозь? Нет, это нельзя. И не нужно.
…А Серёжа бредёт по солнечной стороне улицы со своей сумкой. А в сумке тихо мяучит кошка Звёздочка. Совсем недавно у Звёздочки был свой дом, и у Пашки тоже. А теперь они сидят в сумке, там темно. И есть им хочется. И почему это их хозяин Серёжа придумал такое странное баловство - сажать их, живых кошек, в какую-то хозяйственную сумку. Сумка - это сумка, а не комната. Зачем же в ней жить? Звёздочке не понять, а Паше - тем более.
Серёжа старается нести свою сумку, не встряхивая. Тогда получается, что кошки как бы летят по воздуху в плавном полёте, а не болтаются в хозяйственной сумке. Впервые в своей жизни Серёжа оказался в безвыходном положении. Так тяжело ему сегодня, будто навалился на плечи большой груз. Куда идти с этой сумкой? Хорошие кошки, весёлые, ласковые, воспитанные, но нет во всём городе человека, которому они нужны. Только одному Серёже, больше никому. Наверное, зря он не спросил у Маши - может быть, она бы могла взять их к себе? У неё мама хорошая, она бы никогда не выгнала Машу с кошками на мороз. Но он не спросил. И Маша ушла. И теперь он больше никогда в жизни её не увидит. Разве можно встретиться второй раз случайно? Только один раз бывает случайная встреча. Эти слова были похожи на какую-то из любимых Серёжей песен. Но от них ему не стало легче. Он брёл и думал, что чудес не бывает.
Всё-таки одиннадцать лет - ещё не очень много. Серёжа многого не знает. Например, он думает, что чудес не бывает. Он не знает, что чудеса всё-таки случаются. Редко, не каждый день, даже не каждый год. А всё-таки случаются. И надеяться на них обязательно надо. А без этого вообще жить очень трудно.
Смотри, шарик летит!
Люда стоит под окном и кричит:
- Максим! Максим!
Он высунулся из форточки, влез ногами на подоконник.
- Чего?
- Пошли в Сокольники!
- Зачем?
- Привет! Как зачем? Лягушек ловить!
Совсем не нужны Максиму лягушки. Но как объяснишь Людке, что тебе не нужны лягушки? Она и не поймёт, и удивится. Максим бежит вниз, через две ступеньки перепрыгивает. Выскочил во двор. Стоит во дворе Людка. Сама маленькая, взгляд озорной, уверенный и насмешливый. Почему она его позвала? Он с ней двух слов не сказал, с Людкой этой. С собакой один раз дала сняться - и всё, и больше ничего.
- Сколько тебя ждать, Максим? Когда зовут, надо сразу идти.
Ещё новое дело. Дать бы ей раз по шее, этой Людке нахальной, и всё сразу окажется на своих местах. Нет, не дал он ей по шее. Идёт рядом с Людкой, смирно так идёт, на себя не похож. А как же Таня? Ну что - Таня? Людка идёт рядом, а Таня неизвестно где. Людка позвала его лягушек ловить. Вот и всё. И вообще при чём здесь Таня? Пришит он, что ли, к Тане?
- А на кой тебе лягушки?
- Как это на кой? Лягушки всегда нужны. - Столько уверенности в её тоне. Он даже смутился - глупый вопрос. Лягушки всегда нужны.
- А куда мы их посадим, лягушек?
- Как это куда? В гольфы, конечно. Видишь, у меня гольфы. А у тебя разве нет?
- У меня носки, - бубнит он.
- Носки? В носки тоже можно положить.
Идёт, выступает впереди него независимой походочкой, мелькают беленькие гольфы с кисточками, он на них почему-то смотрит, еле поспевает за Людкой. Какой-то вдруг стал неловкий, неуклюжий. А весной пахнет, и снег почти весь растаял, остался только у самых стен, сырой и тёмный, - не то снег, не то грязь. Она прохожего ловко обойдёт, а он топчется перед чужим широким пузом. Она близко от машины перескочит дорогу, а он не успевает перескочить и ждёт как растяпа. Всегда успевал, сегодня не успевает. А там следующая машина едет, а там и вовсе пожарная несётся, он всё ждёт. Мелькают беленькие гольфы далеко впереди.
А что, если повернуться и уйти? Вот пусть она несётся за своими дорогими лягушками. Зачем он тащится за ней? Сейчас нырнёт под арку, и привет горячий. Не оборачивается, несётся. Ну, и даже лучше - вот она, арка. Сейчас он перестанет за Людкой тащиться, только шаг сделать - не найдёт. А двор проходной, он этот двор давно знает. Вот сюда, ещё один шаг, и всё - не найдёт его Людка. Глупое будет у неё лицо, а так ей и надо.
Тут она и обернулась, в эту самую секунду. Как будто все его мысли слышала, как будто спиной его видела.
- Ну, Максим! Ты что? Догоняй же!
И смеётся, закинув голову. Над ним смеётся? Дать ей по затылку - посмеётся. И знает Максим, что не даст он ей по затылку. Нет, не даст. Вчера бы мог, очень даже просто. А сегодня не может, сегодня почему-то всё иначе. А как же Таня? Ну и что - Таня? При чём здесь Таня-то?
Опять Людка несётся вперёд, и Максим, который бегает быстрее всех в пятом "В", теперь плетётся сзади. И сам себя спрашивает: делать, что ли, ему больше нечего - за Людкой этой тащиться? Была бы хоть девчонка красивая, а то шпингалетина, фига какая-то с маслом. Не нужна она ему. Вон автобус идёт как раз. Сейчас прыгнет Максим в автобус, через десять минут дома будет. Ещё и на фехтование успеет. Или на музыку. На что захочет, на то и успеет. Вот так он решил, и всё.
До дома всего две остановки. Вот автобус, прямо перед Максимом, как по заказу, дверь открылась. А Максим? Он мимо автобуса, мимо, за белыми гольфами со смешными торчащими кисточками.
В Сокольниках зяблики поют, синички цвикают, воробьи создают переполох, как мальчишки в пятом классе. А Людка на сухом бугорке сидит у пруда, там только недавно лёд растаял. Вода тёмная, глубокая, холодная. И отражаются в ней облака и голые деревья. Старая ива стоит у самой воды, окунула тонкие ветки в воду.
- Людка! Что же ты расселась? Пошли лягушек ловить.
У Людки в глазах светятся точечки, а лицо у Людки трехугольное, остренький подбородок, как у лисёнка со станции юннатов. Людка голову повернула, от воды блики переливаются по её лицу.
- Ты же сама сказала - пойдём лягушек ловить.
Она так удивилась, просто понять не может, о чём он говорит. Бровки подняла, руками разводит.
- Зачем тебе, Максим, лягушки? И куда мы их посадим, лягушек?
- В гольфы, вот куда.
- В гольфы! - Она просто возмущена. - Что ты! Такую гадость - в гольфы! Ну уж нет.
Разве для того Людка надела новенькие беленькие гольфы с кисточками? В мартовский день, когда ещё холодно и коленки стынут. Совсем не для того она в гольфах, чтобы в них лягушек сажать. Нет, совсем не для того.
Максим очумело таращит глаза. Она же сама позвала его. Она на весь двор кричала про лягушек. А теперь она так натурально удивляется и разводит руками, что он сам чувствует - сказал большую дурость. Он сегодня чувствует себя очень глупым. А какой человек любит чувствовать себя очень глупым? Наоборот, каждый любит чувствовать себя очень умным.